Текст книги "Шаманизм. Личные поиски единения с природой и творением"

Как внутри, так и снаружи

Шаманы ощущают себя частью мира природы, а не его хозяевами. Согласно шаманскому мировоззрению, Вселенная разделена на несколько горизонтальных уровней: преисподняя внизу, небеса наверху и срединный мир, населенный людьми, животными, растениями, а также их духами-хозяевами или повелителями. Разные комические уровни, в свою очередь, связаны вертикальной осью, известной как ось мира (Axis Mundi) или шаманское древо, чьи корни находятся в преисподней, а крона – на небесах.

Эта идея нашла свое выражение в тайной городской архитектуре у великих цивилизаций Центральной Америки и Анд. Хотя эти сооружения служили также гробницами правителей, объединение Вселенной – вот главный смысл ступенчатых храмовых платформ или пирамид, которые ежегодно привлекают сотни тысяч туристов со всего мира. Это священные горы, чьи уровни соответствуют представлению о мире их древних строителей. И примеров шаманского древа в искусстве и сохранившихся ритуалах можно найти предостаточно.

Шаманы иногда становились политическими лидерами. Они были признанными повелителями духов, которые помогали им во внетелесных путешествиях по слоям космоса и обучали целительным песням. Считалось, что эти шаманы могут превращаться в животных и принимать самые разные обличья. Они служили посредниками между людьми и почитаемыми духами предков. Они были предсказателями погоды на охоте, а с появлением около 8000 лет назад земледелия – и урожая. Именно эти повелители духов хранили и передавали древние знания предков и поддерживали духовное и физическое равновесие всего общества и его членов.

Независимо от того, какие функции и полномочия приписывались шаманам в разных культурах, их почти всегда почитали как целителей. Поскольку шаманизм – это еще и исполнительское искусство, лучшие шаманы были и остаются поэтами и актерами и способны усилить впечатление от своих потусторонних приключений при помощи жеста, костюма и слова. Традиционно, как у коренных жителей Америки, шаманы отличались особой одеждой, защитными амулетами и другими символическими атрибутами. Эти предметы были призваны подчеркнуть их необычный социальный статус.

Один из самых необычных даров шамана – способность путешествовать по многоуровневой Вселенной. Шаман умеет преодолевать ограничения человеческой природы, безопасно минуя чудовищные препятствия, преграждающие путь в иной мир. Этот экстатический транс или измененное состояние сознания – важнейший элемент в искусстве шаманизма. Шаманский транс – это внетелесный опыт, во время которого шаман чувствует, что общается с миром духов. Чтобы войти в экстатическое состояние, шаман может использовать один или несколько видов растений, включая кактусы, а также грибы. Однако не все шаманы прибегали к галлюциногенным веществам. На Великих Равнинах иногда использовались нехимические методы достижения экстаза, такие как сенсорная депривация, голод, самоистязание, отсутствие сна, одиночное бдение, воздействие стихий, медитация, йогоподобные позы, песни, танцы, барабанный бой и т. д. Способность шаманов выдерживать столь тяжкие испытания поистине впечатляет.

Когда шаманы входят в неординарные состояния сознания, они покидают пределы нашего привычного трехмерного восприятия реальности и попадают туда, где могут получить необходимые знания о незримом мире. Это состояние сопровождается глубоким чувством взаимосвязанности со всем живым и благоговения перед ним. Состояние целостности, обладающее глубокой трансформационной силой, помогает людям выйти из коллективного гипнотического сна и пробудить их духовное «ви́дение».

Шаманизм признает и использует в своей работе глубинное человеческое стремление к жизни в гармонии со Вселенной и переплетению материального и духовного миров. По мере того как все больше людей откликаются на призыв целительного служения нашей планете, универсальный шаманизм становится все более востребованным как эволюционная необходимость человечества.

Современные шаманы решают проблемы нашей планеты с помощью унаследованных от предков путей психической осознанности и духовной мудрости. Они понимают, что Гея или Пачамама – Мать-Земля на языке кечуа – это разумное живое существо, что вся жизнь взаимосвязана и находится в тонком и динамичном равновесии. Они знают, как пробудить и использовать свои сверхъестественные способности, чтобы раскрыть духовное восприятие через развитие внутреннего зрения. Взаимодействуя с силами природы, они обретают великую целительную силу, становясь взаимозависимыми светящимися нитями Великой Паутины Жизни. Шаман напоминает нам о естественной способности человека обращаться к своей врожденной духовной сущности, чтобы осознанно преобразить жизнь.

Через внутренний диалог с окружающей средой мы создаем условия для подключения к силе, мудрости и любви – kallpa, yachay и munay соответственно, – которые содержатся во всем сущем. Диалог этот ведется не только словесно, но и посредством символов и образов, которые возникают в тех местах нашей души, которые способны на более голографическое, взаимозависимое восприятие себя в контакте с окружающей нас Вселенной. Универсальный шаманизм воплощает в себе проверенное временем живое космовидение, одухотворенное и вдохновленное мировоззрение, которое предлагает практикующему испытанную связь между архитектурой Вселенной и закономерностями природы. Он включает в себя эти понятия и формирует систему взаимозависимых отношений космического и Божественного с человеческим обществом и индивидуальной судьбой.

Идеи о строении мира, ритмах времени и происхождении космоса вплетаются в сакральную церемониальную ткань, которая расстилается перед нами по мере освоения ритуальных шаманских искусств. Для тех, кто идет по этому пути «доброго целительства», священное понимается не умом, но сердцем, через проживание глубокой связи со всем, что наполняет видимую Вселенную, и незримыми силами, которые за ней стоят. Когда мы испытываем это эволюционное чувство принадлежности ко Вселенной, которое объединяет человечество в общем благоговении перед небесами наверху и Землей внизу, жизнь становится увлекательной и осмысленной, она предстает воплощением звездного света, из которого проистекает все сущее.

По сути, любое искреннее создание шаманской целительной установки равноценно церемониально освященной имагинальной карте Вселенной или архетипическому космическому ландшафту, который «энергетически» закрепляет перед шаманским практиком как видимые, так и незримые измерения Anima Mundi (мировой души). Это прекрасное вместилище Духа, а также одухотворенный артефакт материального мира. Это живой, динамичный паттерн, на котором и внутри которого мы можем сознательно выполнять нашу эволюционную работу по личному и планетарному исцелению.

Посвященные в церемониальную практику универсального шаманизма принимают учение своих предков не потому, что оно превосходит все прочие традиции, а потому, что оно несет в себе оздоровление, освобождение и эстетическое изящество. Это визуально зрелищное и чувственно богатое ритуальное искусство привлекает тех, кто настроен на целительную силу природных закономерностей, земные ритмы и космические циклы. Это также синкретическая шаманская традиция, то есть толерантная и открытая к самым разным культурным идеологиям, религиозным убеждениям и всем мировым традициям мудрости. Ваши ритуалы универсального шаманизма сознательно создаются для того, чтобы стать первозданным отражением онтологического чувства сакральной сопричастности и эволюционного предназначения каждого практикующего к Великой Космической Паутине Жизни.

Прекрасная прогулка

Простое наблюдение за миром природы показывает, что изменения – единственное, что остается постоянным. Трансформация – неотъемлемый аспект нашего опыта в рамках Великой Тайны Происхождения, которую мы называем творением. Во всех проявлениях феноменального мира, которые мы наблюдаем, мы редко видим какой-либо застой или остановку. Напротив, все это – поток, все это – течение. Все творение – это изменчивый процесс совершенствования и углубления нашего сознания как бессмертных душ. Если вы согласны с пониманием того, что изменение и трансформация – объединяющие эволюционные принципы, которые лежат в основе всех проявлений жизни, видимых и незримых, то это естественный способ идти в равновесии, балансе и благоговении по этой доброй Земле, постоянно расширяя осознание взаимозависимости и неразрывного единства с Великой Священной Паутиной Жизни. В этом и заключается важность трансформации. По мере того как мы повышаем эту осознанность во всем мире, мы возвращаемся к прекрасным прогулкам по этой доброй планете, Пачамаме.

Чтобы вновь обрести присущую нам целостность, которая является нашей по праву рождения, сначала мы должны вернуть сотворческую силу рождать и поддерживать истинное, священное сообщество – открыто признать свое участие и принадлежность к планетарной семье. В этом нам поможет универсальный шаманизм, путь почитания Земли и исцеления. Этот путь предоставляет инструменты, необходимые для того, чтобы мы могли идти по пути глубокого диалога и глубокого слушания друг друга с нашей живой Землей и Великим Духом.

Уникальное собрание историй, представленное далее, посвящено шаманскому исцелению и духовному пробуждению, рожденному в результате трансформационной встречи каждого автора с неординарной реальностью. Эта подборка – настоящий дар красоты и духовной мудрости, который будет полезен как новичкам в этом священном искусстве, так и опытным шаманам-практикам.

Часть II. Личные поиски единения с природой и творением

В деревьях – речь, в ручье текучем – книгу, и проповедь – в камнях, и всюду – благо.[3]3
  «Как вам это понравится», перевод Т. Щепкиной-Куперник. – Прим. перев.


[Закрыть]

– Уильям Шекспир

От астмы к апофеозу

Мое возвращение к душевной цельности на этой доброй Земле началось с самого появления на свет. Вдохновение и сам Дух наполнили мои легкие с первым вздохом. Мой отец, перуанский врач, любовно взглянул на меня. Моя итало-американская мать расслабилась.

Однако по мере того, как я рос, то, что поначалу давалось так легко, стало борьбой за выживание. Во время приступов астмы я просто не мог дышать. В эти моменты я чувствовал себя вдали от Духа и от самой жизни. Я был юной душой, заключенной в физическом теле. Точно семя, которое еще не проросло, моя душа дремала глубоко под землей. Вместо того чтобы расширяться и расти, она сжималась, чтобы выжить. Движению она предпочитала покой. Вместо яркого дневного света она ждала темноты, в которой можно было укрыться.

За первые девять лет жизни я научился множеству способов изображать вменяемость на фоне постепенного распада семьи. Насилие и опасность стали нормой. Посреди всего этого хаоса дышать становилось все труднее. Иногда я задерживал дыхание из страха, что меня услышат, и это только умножало хаос и стресс. Приступы астмы участились. Я начал замыкаться в себе. Я пропускал школу день за днем, просто потому что едва мог дышать. Когда я все же туда доходил, то прятался в укромных местах, под столами и в углах. Я ползал по классу, пока дети в недоумении показывали на меня пальцами, смеялись и издевались. Я походил на испуганного зверя.

Когда мне исполнилось десять, лучшие доктора Лимы сошлись на том, что я выживу, только если перееду из нашего прибрежного города в сухое центральное высокогорье. Я почувствовал волнение, когда мы взбирались по петляющим дорогам, все выше от уровня моря и дальше от Лимы, в центральные Анды. Наш путь лежал вдоль реки Римак, названной так жителями гор, говорящими на языке кечуа, потому что «rimac» означает «тот, кто говорит». Моя судьба звала меня, и я чувствовал, как журчащие голоса предков срываются со склонов гор в ее поток.

Пунктом нашего назначения был город Чосика, расположенный на полпути между побережьем и высочайшими пиками Анд. Здесь над деревней высятся огромные камни и загадочные цитадели. Сегодня они почитаются точно так же, как и во времена предков. Весь этот район известен как место посещений, наблюдений и реальных контактов со звездными существами. Отец выбрал Чосику в надежде на то, что более сухой и чистый воздух поможет мне справиться с гипоксией. Именно там я обрел дыхание, встретившись с запредельным.

Стояла декабрьская ночь 1961 года. Было холодно, а небо полнилось звездами. Мама уложила меня спать, а сама вернулась на кухню прибираться после ужина. Из глубокой дремоты меня вырвал испуг. Мои широко распахнутые глаза округлились от удивления и нарастающего отчаяния. Я не мог разомкнуть рта и чувствовал, что моя грудь исчезает. Тело полностью онемело. Я совершенно не мог вздохнуть. Изо всех сил я пытался позвать на помощь, но не мог ни пошевелиться, ни заговорить. Мир начал меркнуть, тьма все сильнее давила на грудь. Земля разверзлась, чтобы меня поглотить. Я почувствовал, как меня затягивает сквозь матрас на кровати все глубже и глубже в бездну. Мне было холодно. Стук в ушах, который был звуком сердца, стал слабым, потом еще слабее. А потом затих. Я расслабился и позволил себе утонуть в ощущении покоя.

Я умер.

Издалека я услышал, как кто-то зовет меня по имени. Это было не имя, данное при рождении, а прозвище, которое много лет назад дал мне отец за любопытство и внешность. Он называл меня Резвым Бобром или просто Бобром для краткости. Мне нравилось, что у меня есть звериное имя, и я отождествлял себя с ним. Я стал слабо слышать сначала в правом, а затем и в левом ухе: «Бобер, Бобер, вернись. Ты нам нужен. Бобер, вернись, Бобе-е-ер…»

И вдруг вместе с глотком воздуха я вырвался из поглотившей меня бездны. Я обнаружил, что сижу на кровати в полной темноте.

Придя в себя, я оглядел комнату. Затем начал ощущать присутствие необычайного сострадания, любви, исцеления и благодати. Когда я вгляделся в темноту, там появилось зыбкое сияющее поле, которое постепенно приняло вид трех человекоподобных фигур. Они были очень высокие, их головы едва не касались низкого потолка моей комнаты. Они постепенно отделялись друг от друга, становясь все более отчетливыми, детали внешности проступали все явственней.

У всех троих были длинные белые бороды и сияющие голубые глаза. Они были древними, но в то же время не имели возраста; морщинистыми, но совершенно свободными от бремени. На них были длинные белые одеяния, а их ниспадающие волосы превращались в легкую дымку сияющего света. Это были три ангельских существа, трое Сияющих. Теперь я знаю, что они были тремя проявлениями Божественного, которые с незапамятных времен описывались в сказках и легендах: сияющие существа, совершенные, гармоничные, цельные. Они пребывали вне всякой двойственности и разделения. Они были Абсолютной Любовью.

Эти трое существ в унисон передали мысль, которая в точности отражала то, что я чувствовал. Глубоко внутри меня гулко отозвался дар пробуждения к истинному месту моего происхождения. Мысль-чувство пронеслась от головы по всему телу. Это было приятно и походило на вибрацию священных слов. В этот момент все мои ощущения от пребывания в физическом теле изменились. Я осознал собственную сущность в свете, который они воплощали.

Одного этого осознания было бы достаточно, чтобы принять настигший меня опыт смерти. В тот миг я мог бы просто отпустить себя и со спокойной душой вернуться в руки нашего Создателя. Но я каким-то образом понял, что мое время еще не пришло.

В тот момент, когда я это понял, один из Сияющих, что стоял слева, наклонился и приник к моей груди прозрачными губами. Казалось, что прошла вечность, пока он высасывал из моего хрупкого тела все остатки болезни, которые не давали душе эволюционировать в этой жизни. Затем он поднял голову и выдохнул эту густоту в небеса. В этот момент я увидел трещину между мирами. Все мои страдания, вина и заблуждения унеслись ввысь с этим дуновением. Когда он закончил, портал исчез так же быстро, как и появился.

Затем один из Сияющих, что стоял справа, положил правую руку – с раскрытой ладонью – мне на грудь. Левую ладонь он положил поверх правой. Когда он закрыл свои голубые глаза, я почувствовал концентрированную волю: дарование его сущности моему сердцу. Все мое существо, неподвижно лежащее на кровати, засияло изнутри.

Тем временем тот, что стоял между двумя другими, широко открыл глаза и устремил взгляд прямо перед собой. В его руках, похожих на руки Будды, плясал струящийся свет. Он складывал светящиеся пальцы вместе, выполняя различные жесты, а затем вытянул руки вдоль тела и взглянул на меня. В его глазах было бесконечное сострадание. Именно тогда началось наше общение.

Я попал в область между сном и бодрствованием, где образы плавно перетекали друг в друга. Первый образ, который даровало мне сияющее существо, был возвращением в Лиму. Я увидел большое потрясение, которым стал для меня развод родителей, но при этом я видел, что навсегда избавился от астмы. Я видел, что могу бегать, прыгать и кататься на велосипеде, плавать в океане и играть на школьном дворе. Я видел себя с одноклассниками, влюблялся и проживал всю полноту самого чувствительного периода юности.

Эта телепатическая передача событий моей жизни была очень пространной. Я видел работу, на которой мне предстояло трудиться, отношения, которыми буду дорожить, детей, которые родятся, и людей, которые будут потеряны для меня в танце эроса, который сопровождает поиск себя. Я видел учителей, которых мне предстоит встретить, и мастерство, для которого был рожден, – служение Великой Паутине Жизни.

Когда фильм моей жизни начал исчезать из поля зрения, последнее сообщение, прозвучавшее в моей душе, было таким: «Помни о ритуалах. Помни о ритуалах. Помни о ритуалах».

Следующие несколько лет мои воспоминания об этом переломном моменте были затуманены. Все изменилось в августе 1969 года, когда я встретил известного хуачумеро (huachumero), дона Сельсо Рохаса Паломино из Саласа, Чиклайо. Это произошло во время церемонии санпердито (sanperdito), которая стала первой из многих.

В ту первую ночь, после подношения табака и очищения его пациентов священными предметами на алтаре, из центра его банко (banco) начал исходить свет. Я моргнул, не веря своим глазам. Свет продолжал подниматься от месы, свечение становилось все сильнее и образовало большое овальное пульсирующее поле. У меня перед глазами возникли все те же трое Сияющих, которые исцелили меня от астмы восемь лет назад. Я смотрел на них, раскрыв от изумления рот. Казалось, их больше никто не видит – даже помощники дона Сельсо, которые сидели слева от него.

Это был сон? Или явь?

Поначалу я не заметил косого взгляда дона Сельсо. Потом он резко ткнул меня локтем, выведя из задумчивости, и спросил:

– Ты их помнишь?

– Да, помню, – запнулся я.

В этот момент вся моя реальность изменилась. Я почувствовал, что перенесся назад во времени, в тот момент, о котором почти позабыл. Меньше чем за наносекунду все, что было показано мне в десятилетнем возрасте во время того околосмертного опыта, явилось мне вновь. Я вспомнил всё. В это второе посещение троих Сияющих я смог подключиться к ноосфере – невыразимому, но универсальному информационному полю, которое иногда называют Хрониками Акаши.

В этот момент все контрасты, все полярности, все разделения, все интерпретации, все потребности иметь приятный, уютный, упорядоченный мир исчезли. Все было уничтожено. Я обнаружил, что взмываю в пространство и растворяюсь как отдельная сущность, как индивидуум, как эго-разум, как личность. В этот момент тот, кто известен миру под именем Оскар, просто исчез. Меня поглотило Всеобщее.

Я вспомнил о том, для чего был рожден на свет, и в этот раз мое предназначение прочно запечатлелось в душе. Все, что я увидел и забыл в десять лет, вернулось обратно, без цензуры и фильтров измерений. Заглянув за завесу вечного сейчас, я понял, насколько неполноценен наш чувственный опыт.

Как только ритуал закончился, я спросил дона Сельсо, могу ли стать его учеником, и он согласился.

Теперь с точки зрения искреннего шаманского посвящения я понимаю, что в основе моей болезни лежало истинное чудо любви. Тяжелая астма, которая так долго была частью моей жизни, стала путем к искуплению. Она указала мне путь назад к цельности. Проложила дорогу из темной ночи моей измученной души в высшие сферы моих шаманских предков.

Оскар Миро-Кесада

Случай на реке

Сколько я себя помню, мне снились яркие сны, в том числе кошмары. С ранних лет я осторожно пробиралась в ночь, где встречалась с божествами и мертвыми, чтобы ходить по темным мирам и видеть незримое.

Однажды ночью, несколько лет назад, я проснулась, не понимая, где я и кто я. Придя в себя, я не могла вспомнить ни своего имени, ни где живу – ничего. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы все вспомнить. Мужчина, с которым я тогда встречалась, стоял у окна и смотрел на меня совсем не так, как раньше.

Я вела себя так, словно отлично выспалась, словно все нормально, но он явно нервничал. Непринужденный разговор не помог избавить его от шока, поэтому я сказала прямо.

– Я не знаю, где я была, – сказала я.

Он посмотрел на меня искоса.

– Тебя не было. Ты ушла, – сказал он. – Ты куда-то ушла. Совсем.

Он был прав. Я ушла, но не знала, почему и куда. Я к такому привыкла. С ранних лет сон и явь легко перетекали друг в друга, будто две стороны одной медали.

Западный Нью-Йорк, где я родилась, известен странной и суровой погодой. В этой живой погоде и моих ярких снах было что-то такое, что, казалось, помогало мне глубже понимать стихии, землю и мир духов. Эти силы были живыми, с ними можно было говорить, они рассказывали истории, где часто фигурировали коренные народы, жившие здесь еще до прихода белых поселенцев.

Будучи европейкой, выросшей в католической семье, первые четыре года своей жизни я не так много знала об аборигенах. Но однажды, стоя на краю древнего ущелья с отцом, я о них узнала.

Он держал меня за руку, пока я ощущала присутствие древних деревьев, старейшин этих мест, рек-сестер и Матери-Солнца. Я слушала, как эти стихийные силы моей природной семьи бурно обсуждают что-то, что приближалось к нам. Насторожившись, я придвинулась ближе к отцу и взглянула на него в поисках успокоения. Он безмятежно улыбался, словно принимая красоту матери-природы. Почувствовав себя лучше, я вгляделась в просветы между деревьями перед нами, ожидая увидеть то, что приближалось.

Вдалеке я услышала голоса индейцев, которые спускались вниз по реке. Они негромко и ритмично напевали, отчего мои сородичи-деревья сгибались и дико раскачивались на ветру. Казалось, что эти мужчины что-то всколыхнули: то ли тревогу, то ли благоговение, то ли и то и другое.

Стихийные силы хлестали и гнули все сильнее. В испуге я прижалась к отцу. В руке покалывало от того, что отец так долго ее держал, но я не сводила глаз с просветов между деревьями: гармоничное пение становилось все ближе, и вот уже показался нос каноэ.

Вскоре каноэ выплыло целиком, и я увидела шестерых огромных индейцев в полных головных уборах из ярких перьев. Воздух наполнился ароматом их изношенной кожаной одежды. Я благоговейно наблюдала, как они проплывают мимо, сидя по трое с каждой стороны, лицом к центру.

Собравшись с духом, потому что их манящие песни увлекали меня в совершенно особое состояние, я с трудом отвела взгляд. Мои сородичи-деревья начали стонать под действием силы тяжести, которой они, казалось, перестали управлять.

Еще сильнее прижавшись к ноге отца и почувствовав холодной щекой тепло его джинсов, я продолжала наблюдать из-под полуопущенных век. Один из мужчин пристально на меня посмотрел, и лодка будто бы замедлила ход только ради этого момента.

Я посмотрела на него в ответ, и, хотя его лицо было непроницаемым, он двигался точно зверь, затаившийся перед атакой. Наши взгляды встретились, и в тот же миг он прыгнул… в меня.

Ничего не понимая, я подняла взгляд на отца, чье лицо сохраняло прежнее выражение, словно ничего не произошло. Каноэ проплыло дальше по течению и скрылось из виду.

Издалека донесся голос мамы.

– Идите сюда, – звала она нас.

Когда мы добрались до машины, я проскользнула на длинное виниловое сиденье впереди, чтобы оказаться в безопасности между мамой и папой. Я видела, как мои природные сородичи медленно возвращаются в настоящий момент, а знакомые звуки перебранки и возни сестер сзади тоже успокаивали.

Когда мы выехали с каменистой стоянки, я начала рассказывать об «индейцах в каноэ» в той же оживленной манере, что и мои природные сородичи несколько минут назад. Отец остановил машину и растерянно посмотрел на маму. Он помотал головой в знак отрицания.

– Она так уверена, – сказала ему мама. – Это были какие-то реконструкторы, да?

Отец снова помотал головой. А я продолжала подробно описывать то, что видела, не упоминая о том, что произошло. Какая-то часть меня надеялась, что они тоже видели индейцев на реке.

– На реке не было индейцев, – сказали они хором, глядя друг на друга в поисках поддержки.

– Иногда наш разум играет с нами, – сказал отец.

– Это значит, что у тебя богатое воображение, – добавила мама.

Даже тогда, в пять лет, я знала, что это за гранью их понимания. Я чувствовала острую потребность их защитить и сохранить пережитое в тайне. По дороге домой я оставалась внимательной и милой, но про себя задавалась глубокими философскими и теологическими вопросами, для ответа на которые мне пока не хватало словарного запаса.

Главный вопрос: осталась ли я частью своей семьи или я теперь – член этого индейского племени? Вошел ли он в меня в ту мимолетную встречу или принял в число своих?

В последующие дни я пыталась понять, изменилось ли что-нибудь во мне. Я заметила, что испытываю благодарность, и осознала, что внутри появилось глубоко интимное пространство – словно дальний и священный мир, – которое дает мне доступ к знаниям иного рода, к индейскому восприятию и способу существования в мире.

Со временем я стала тем, кого можно назвать «ясновидящим»: я видела яркие сны, виде́ния, мне являлись духи и не только. Временами я получала ценный шаманский опыт, который «случался со мной». Это позволяло путешествовать во времени и ходить по мирам, часто принося исцеление и катарсис относительно вещей из моего прошлого или настоящего.

Этот шаманский опыт побудил меня бросить вызов общественным представлениям о господстве над Матерью-Землей, эксплуатации, научном рационализме, трехмерном пространстве и времени, линейном мышлении, патриархальной иерархии и другим идеям.

Происшествие на реке направило меня на путь к осознанности, углубив мои отношения с собой, другими и миром природы. Оно заложило основу для развития другой перспективы и моих уникальных отношений с Духом, которые служат мне и дарят свое благословение.

Эллисон Кенни