Текст книги "Золотые пилигримы"

– Сколько?

– Достаточно.

– Что дальше?

– Встретимся в Москве через десять дней. Можешь начинать работу сейчас. Вот данные на этого человека, – Филипп протянул ему сложенный вчетверо листок разлинованной в клеточку бумаги.

* * *

Так свела судьба этих людей – таких разных, если судить по анкетам, и таких близких по духу и морали, если знать их подноготную. По возвращении в Москву первые недели все шло по плану, они вот-вот должны были зажать Магера в тиски. Сразу после решения этого вопроса Самсонов намеревался подать в отставку и уехать жить за границу, оставив сумрачный и холодный московский климат в виде наследства менее удачливым коллегам. Неизвестно откуда взявшийся следак, доведший до инфаркта его боевого командира и благодетеля, смешал все карты. Ему пришлось лечь под Земцова и учиться дышать ровно, двумя ноздрями. Филипп злился, но терпел. Как люди, получившие хороший разряд тока от прикосновения к какому-то предмету, боятся повторить попытку вновь прикоснуться к нему, так и эти двое выжидали, пытаясь понять, существовала ли причинно-следственная связь между этими событиями. Боясь потерять подполковника из виду, мастер ключей, как за глаза называла его мировая пресса, подключался к самым интересным провокациям и фальсификациям проводимых тем в интересах Земцова. Возиться с более мелкими и тривиальными задачами ему было скучно и экономически невыгодно. Постепенно у них создавался союз, в котором роль ведущего и ведомого постоянно менялась. Сердца обоих были далеко от той страны, в которой, подчиняясь обстоятельствам, они вынуждены были проводить время.

* * *

Москва, Россия. Осень 2012 года

Все пространство по периметру многоподъездного дома было заставлено легковушками. Сергею пришлось сделать по двору пару кругов, прежде чем удалось втиснуться в узкое пространство, ограниченное бетонными блоками. Часы показывали половину четвертого утра. Поднявшись на свой этаж, он открыл дверь, перед этим повозившись с большой связкой ключей, каждый из которых имел свое, иногда скрываемое от посторонних глаз назначение. Жена, весь вечер авансом заигрывавшая с ним, сейчас спала, и будить ее уже не имело смысла. Как у всех людей с хорошим достатком и здравым рассудком, комнаты этой квартиры были заставлены добротной мебелью, чьи полки украшали горы хрусталя и разных безделушек. Пара глянцевых журналов лежали на низком столике, стоявшем в окружении двух кресел напротив большой плазмы, висевшей на стене. Спать не хотелось. Отключив звук, хозяин дома выбрал спортивный канал. Показывали футбол. Ему было все равно, главное, изображение должно было постоянно меняться, не давая мозгу заскучать.

Он чувствовал себя волком-одиночкой без стаи и без друзей. Земцов, пообещавший не забыть его при дележе большого куша, который мог им обломиться в случае успеха, давно уже не был для него таким опасным, как хотел казаться. Взаимоотношения воспринималось обоими как данность, от которой Сергей устал и все больше раздражался. Пора было поговорить с ним о равном партнерстве. Он решил поставить ультиматум на ближайшей встрече. Много дел сделано вместе, и перспективы каких-то разоблачений со стороны старика приняли иллюзорный контекст. Теперь можно попросить равную долю и полную картины происходящего. Как провода телефонных подзарядок, оставленные на ровной поверхности, спутываются без видимых причин, так и отношения между людьми меняют изначальные позиции незаметно для неискушенных простофиль и в правильном направлении для заинтересованных в этом нейтворкеров. Ему стало спокойнее от этих мыслей, и он незаметно задремал, сидя в кресле.

* * *

Той же ночью, распрощавшись с Сергеем, Земцов взглянул на часы, висевшие напротив входной двери в просторном холле, вмещавшем большой диван с низкими резными ножками и атласной обивкой нежно-зеленого цвета. Два кресла из того же гарнитура и журнальный столик делали помещение похожим скорее на гостиную, чем на прихожую. Стрелки приближались к одиннадцати вечера, и он с сожалением подумал, как быстро летит время. Идти к ожидавшим его девицам внезапно расхотелось, и, достав из кармана халата так и не использованный шприц, он засунул его в верхний ящик угловой витрины, заставленной стеклянными безделушками. Опустившись грузным телом на одно из кресел, он подключился по внутренней сети к скрытым видеокамерам, установленным в его спа.

Обе девицы со скучающими лицами копались каждая в своем телефоне. «Любви все возрасты покорны» – бессмысленность этой фразы приводила его в отчаяние. Увидь он сейчас вызванных им русалок резвящимися в бассейне или, на худой конец, обсуждающими какие-то городские сплетни, его настроение не испортилось бы так внезапно. Наибольшая порция закипавшей в его сердце злобы напрямую адресовывалась Лене. Только пару часов назад такая желанная и почти любимая, она на глазах превращалась в виновницу его старости и импотенции. Оба эти понятия, даже в форме отдаленных эвфемизмов не обозначались в его сознании. Все это перемешивалось гораздо глубже, на уровне звериных инстинктов, моментально подающих сигналы тревоги самцу, теряющему свои силы в глазах самок.

После того как его карьера все-таки пошла вверх и пришедшие вместе с властью деньги открыли перед ним неведомые доселе возможности, он иногда ловил себя на мысли, что в нем живут два существа, два разных «я», не вступая между собой в особо острые противоречия. Этим вечером, сидя в мягком кресле и пытаясь понять причины внезапной смены настроения, он ощутил пустоту в той части своей души, где раньше легко находил самоотверженного романтика, левого крайнего полузащитника, без которого футбольная команда университета гарантированно теряла очки в турнирной сетке.

«Ты даже не сходил к нему на похороны», – попенял он самому себе.

От констатации этого факта ему вдруг стало легче. Еле заметные язычки адского пламени, поднимаясь откуда-то снизу и едва касаясь сердца, обжигали его ледяным огнем. Саркастическая улыбка скривила краешки его тонких губ. На экране планшета, который он все это время не выпускал из рук, ничего не изменилось, зато его взгляд теперь скользил не по отрешенным лицам проституток, а по голым ногам, едва прикрытым небрежно накинутыми полотенцами. Виктор Павлович потянулся было обратно к ящичку за шприцем с необходимой дозой лекарства, но, подумав, что с этими лапочками ему незачем стесняться и пытаться казаться моложе, Земцов, не запахивая полы расползшегося в стороны халата, решительно направился в свой домашний Эдем.

Проснувшись, как обычно, довольно рано, немного уставший от вчерашней оргии вельможа сделал несколько важных звонков прямо из постели. Все в этом доме было продумано и предусмотрено до мельчайших деталей. Для припозднившихся гостей имелись отдельные апартаменты со своим выходом в ближайший переулок. Оставленной «на булавки» мелочи безмятежно спавшим распутницам должно было хватить на новые шубки. Впереди была зима, и их нежным тельцам требовались забота и тепло. Такое доброе расположение к ним не вызывало у молодых красавиц никакого чувства признательности или благодарности. Уверенность в своей чудесности находила ежедневное подтверждение в виде востребованности среди многочисленных поклонников, аккуратно записанных в телефонных книгах их смартфонов. Этим утром девушки спали безмятежным сном в квартире ценою в несколько миллионов долларов, и им снились приятные сны. Все заботы о будущем были негласно делегированы ими Земцову и его «молочным» братьям, о которых он не хотел ни знать, ни думать. В его явно завышенной самооценке покорителя женских сердец, свойственной всем сильным мира сего, тщеславие раз за разом одерживало верх над трезвой констатацией очевидных вещей. Возможно, Земцов, с присущим ему цинизмом, просто наслаждался последними годами своей жизни с хладнокровием Сократа, готового принять яд в самый разгар прощального пира. В любом случае вмешательство в личную жизнь давно уже не приветствовалось, по крайней мере на бумаге. Возможность слухов о том, как он проводит свой досуг, его не беспокоила. Напротив, внутри социума его реальные возможности выходили достаточно далеко за рамки и без того огромных полномочий.

Закончив переговоры со своими людьми в России и в тех странах, банки которых участвовали в схемах, принесенных ему вчера женщиной, которую он так внезапно невзлюбил, он отбросил в сторону одеяло и, сев на кровати, нащупал ступнями тапки. Посидев так еще около минуты, просто давая себе немного времени адаптироваться к новому положению, он прошел в ванную комнату, смежную со спальней, и долго стоял под душем, чередуя струи холодной и горячей воды.

«Низовцев, Низовцев…» – вертелось у него в голове, и никак не удавалось вспомнить, где и от кого ему приходилось слышать эту фамилию.

Предположив вчера отсутствие активной роли Хайруллина в готовившемся выводе денег, он действовал по раз и навсегда заведенному правилу: говорить все подряд, сбивая собеседника с толку не только в текущем моменте, но и с дальним прицелом. Мало ли как повернется жизнь. Всегда можно сослаться на точность своих предсказаний, особенно если высказываешься сразу за несколько вариантов. Обладая цепкой памятью, профессионально развитой за годы подковерных интриг, он запоминал свою и чужую ложь ничуть не хуже реально пережитого. Зачастую именно таким образом выстроенные версии и обретали оболочку правды, становясь единственно официально признаваемой трактовкой событий.

Весь день Земцов посвятил текущим делам, почти не отвлекаясь больше на мысли о Хайруллине и Низовцеве. К вечеру ему показалось, что вчера, решив разорвать окончательно свои отношения с Леной, он погорячился. Ему вдруг вспомнилось их первое свидание. Это было почти три года назад, и несколько следующих весенних месяцев ему снова казалось, что он молод и все в жизни можно повторить. Скрепя сердце и распекая самого себя за мягкотелость, он написал ей несколько сообщений подряд с приветствием и вопросом «Как дела? Где ты? Встретимся?». Ответа не последовало, и две серые галочки, сообщавшие о доставленном месседже, так и не поменяли свой цвет на синий. Вызов на мобильный завершился ответом механического голоса об отсутствии абонента в сети. Все это никак не улучшало настроение. Задетое самолюбие нашептывало планы мести. В телефоне было огромное количество номеров девиц, готовых принять его предложение на сегодняшний вечер, но все они в одно мгновение утратили свою ценность и привлекательность.

В его сознании полыхала, нет, раскаленным углем выжигала мозг мысль о том, что он простил Лену за ее недостойное поведение, помиловал, отказался от мстительного плана, который с самой ночи лелеял и смаковал в воображении. Больше всего его бесило, что он сам, предавая все свои строгие принципы, каждую минуту набирает пин-код и с надеждой смотрит на свои так и не прочитанные послания.

Земцов встал из-за рабочего стола и начал прохаживаться по кабинету, разминая затекшую поясницу. Получалось, что мудрость, которая якобы приходит с годами, – это не что иное, как понимание бесперспективности поиска взаимных чувств от молодой самки. Размышления утешали мало. Всю жизнь Виктор Павлович был человеком действия и не собирался раскисать от таких пустяков, как неизбежность признания своих собственных возрастных ограничений. Умение прощаться с собственными привязанностями и предпочтениями в угоду обстоятельствам текущего момента уживались в нем с натурой хваткой и целеустремленной. Незаметно для окружающих меняя заданные рамки определенного контекста, ему удавалось поддерживать собственную мотивацию и добиваться своих целей. По любви или принужденная обстоятельствами непреодолимой силы, эта женщина будет к нему благосклонна. Так он решил за время короткого отдыха. Земцов, конечно, не мог предполагать в тот момент о внешних и весьма могущественных силах, стоявших у него на пути. Сделав еще несколько вращательных движений в пояснице, вельможа вернулся к чтению довольно амбивалентно написанной справки по общему негативному фону внутри одной из социальных групп. Ему следовало найти способы уменьшить влияние факторов, определяющих неприемлемый вектор развития общественного настроения. Такие вещи требуют глубокого погружения, и мысли о Лене Гангарт не могли внести в такую работу ничего, кроме сумбура. Решительно выкинуть ее из головы без помощи замещения другой кандидаткой никак не получалось. Отодвинув в сторону листки бумаги с множеством сделанных пометок, он еще раз набрал ее номер и, глядя в темное окно, начал непроизвольно считать тщетно раздающиеся в трубке гудки вызова.

* * *

Мексика, США. Февраль 2012 года.

За полгода до описываемых ранее событий

Боб Фишер, офицер CIA[26]26
  ЦРУ.


[Закрыть], работавший под прикрытием DEA[27]27
  Управление по борьбе с наркотиками.


[Закрыть], почти машинально поправил правой рукой полу своего пиджака. В молодые годы он увлекался культуризмом, и теперь его грудные мышцы не позволяли ему достаточно быстро дотянуться до пистолета в наплечной кобуре, вследствие чего он таскал свой SIG Sauer P250 в оперативке, висевшей на поясе справа и предательски оттопыривавшейся всякий раз, когда он садился перекусить, ожидая встречи с агентом. Роберт был не молод и не стар, его возраст трудно было определить с первого взгляда, а учитывая присущую людям его профессии склонность скрывать самые тривиальные факты и события собственной биографии, на ум приходило, что на этот вопрос достаточно точно не сможет ответить даже его родная мать. Официантка, худосочная девица с усыпанным веснушками лицом, принесла ему кофе и, видя, как он копается в телефоне, не обращая на нее внимания, записала в блокнот обычный бизнес-ланч. Она работала без чаевых и стоять, улыбаясь в ожидании, когда очередной странствующий рыцарь обратит на нее свое внимание, не входило в ее обязанности.

Перед любой, даже самой незначительной встречей Боб останавливался выпить кофе и перекусить, это помогало собраться с мыслями после дороги, повторить все вопросы и свериться с последними вводными, поступавшими ему на мессенджер. Как он и предполагал, человек, к контакту с которым он и его коллеги готовились тщательнее обычного, не горел желанием встречаться в Лоредо, на берегу Рио-Гранде, а, ссылаясь на якобы тяготившие его формальности на границе, просил перенести их рандеву на берега Рио-Браво в Нуэво-Ларедо. Выругавшись про себя и весьма нелестно отозвавшись об умниках из департамента тактического планирования, он поковырялся вилкой в остатках бургера, пробуя добыть из-под листьев салата, перемазанных кетчупом и майонезом, остатки говяжьей котлеты. Ему хотелось встать и, выйдя на полупустую парковку, завести свою мазду и, включив приемник, отправиться обратно на север, слушая незамысловатый рок-н-ролл.

Боб Фишер невзлюбил оба эти городка с первого дня своего знакомства с ними и его обитателями. Несколько лет назад он и еще четверо сотрудников DEA (в отличие от него настоящих), погнавшись за быстрым результатом, который посулил им один из довольно надежных источников, оказались втянутыми в маленькую войну между полицейскими, крышевавшими наркобизнес. Когда же холодным зимним утром в бочках, возле которых обычно грелись бездомные и просто прохожие, не позаботившиеся одеться потеплее, нашли обгоревшие трупы проигравшей стороны, вопросы о целесообразности продолжать операцию отпали сами собой. Сегодня у него не было выбора. Сегодня настоящее начальство Фишера не интересовали наркотики, картели и их бароны. Где-то далеко, в сферах, о которых ему, простому оперативнику, никто не докладывал, начинала разыгрываться совсем иная партия.

В целом переехать по мосту на мексиканскую территорию Бобу не составляло особого труда. Удостоверение агента DEA давало ему неоспоримые преимущества: перемещаться через эту границу без лишних вопросов и досмотра. Поерзав задом на жесткой скамейке, он снова поправил своей короткой рукой полу пиджака. Официально на территории другого государства расхаживать со служебным оружием он мог только в случае совместного мероприятия с местными властями, а значит, сегодня этот ствол превращался скорее в обузу, нежели в могущественный артефакт, дающий уверенность и вселяющий заслуженную гордость. Возвращаться на базу писать рапорт и оправдываться перед умниками за плохо управляемый источник ему показалось не с руки. Рассчитавшись и, мстительно собрав сдачу всю до последнего цента, он, прихватив горсть зубочисток, направился к своей машине, стоявшей в ряду с такими же скучными и неприметными автомобилями, которыми предпочитали пользоваться местные жители. Для простого обитателя Лоредо было обычным делом ненадолго лишиться своей машины. С начала этой напасти все ломали голову, почему угнанные тачки находили в различных местах всего через день или два после того, как растерянный и возмущенный владелец писал заявление в местном полицейском участке. Ответ был прост, и, как всегда, пронырливые журналисты попробовали раздуть из этого пустяка подобие сенсации: мелкие наркокурьеры брали их «напрокат», чтобы метнуться туда-обратно через речку. Завершив свой маленький бизнес, перевозчики кокса оставляли машины где попало, к радости полицейских, несказанно повысивших процент раскрываемости мелких преступлений.

Сидя на переднем сиденье, Фишер расстегнул брючный ремень и стащил с него кобуру, не вынимая из нее пистолет. Оглянувшись назад, он почувствовал, что тянуться до специально оборудованного там тайника ему будет тяжеловато. Перекачанное тело не отличалось гибкостью. В таких случаях он всегда предпочитал простые решения. Еще раз чертыхнувшись, он засунул свой SIG Sauer под передний коврик перед пассажирским креслом. Теперь можно было ехать в Мексику, где один из самых ценных его контактов уже почти час ожидал встречи в затрапезном ресторанчике торгового центра.

Разговор сегодня почему-то не клеился. Перескакивая с сюжета на сюжет, с одного персонажа на другой, они, казалось, боялись взяться за ту тему, которая волновала их обоих. Скромный очкарик в дорогущем, но плохо сидящем костюме уныло помешивал десертной ложкой остатки давно остывшего кофе. Фишер, поначалу старавшийся разгадать причину таких перемен и в память о «старой дружбе» быть приветливым, оставил это занятие. Больше не утруждая себя вопросами из методички по общению с агентурой, он смотрел на него в упор, не мигая и не пытаясь показаться своим парнем.

Настало время переходить к делу, но интуиция, никогда его не подводившая, подсказывала выдерживать паузу как можно дольше. В свою очередь Гектор видел перед собою не человека, а инструмент, отобранный им для решения своих задач, но который так и не приступил к их исполнению. Даже не подозревая об истинных намерениях Фишера, он продолжал, словно крутя ручку шарманки, повторять одну и ту же историю о потерявшемся где-то на просторах Европы человеке, когда-то отвечавшем в их картеле за взаимоотношения с конкурентами.

– Моим парням ничего неизвестно о его судьбе. Мы знали, что он работает на DEA, но нам это было безразлично. У нас с вами заключен союз, и без нашей помощи ни власти Мексики, ни власти США не смогут добраться до клана братьев Саара. Тихоокеанский картель вам не сможет помочь, у его верхушки серьезные разногласия с Альваресом и политиками из Мехико, – говорил он, глядя куда-то в сторону.

Они общались, мешая слова двух языков, но обоим так было проще и понятнее. Spaninglish[28]28
  Испано-английский.


[Закрыть] давно стал диалектом населения по обе стороны границы.

– Послушай, Гектор, а правда, что тебе недавно на вечеринке у твоего хромого босса подарили совсем новенький феррари? Я что-то не вижу его на парковке! – пробуя как-то разрядить обстановку, нарушил свое угрюмое молчание Фишер, вкладывая в свою интонацию максимум напускного добродушия.

Ему не нравилось, как в разговоре визави использует слишком расплывчатые понятия, да еще пытается угрожать в форме недомолвок и намеков на Альвареса, но любые корректировки поведения этого субъекта сегодня оканчивались тотальным неприятием.

– Когда-нибудь, не сегодня, возможно, сразу после того, как закончим с тобой по-настоящему большие дела, мы погоняем на трассе Формулы-1, которую я построил возле своего маленького загородного бунгало. Ты же был у меня в гостях, в конце две тысячи девятого, не забыл? Тогда этой трассы еще не было. Тот парень, итальянец, это он надоумил меня ее соорудить. Если хочешь услышать правду, то я тебе ее скажу: за это время ты должен был закрыть вопрос, о котором мы тебя попросили тогда, у меня на ранчо, вместе с Леонардо, – говоривший начинал злиться, и это было заметно.

Фишер прекрасно помнил эти дни, проведенные в компании топ-менеджеров гигантского бизнеса по поставкам кокаина практически на все континенты. Огромный дворец, сейчас именуемый его владельцем «загородным бунгало», своим видом напоминал королевский замок в Фонтенбло. В отличие от унылого французского пейзажа, окружавшего прототип и усугубляемого бесчисленными ресторанами для туристов, этот монстр был окружен настоящими джунглями, и только взгляд опытного ценителя ландшафтного дизайна находил свидетельства таланта местного садовника. Вечерами они с Гектором и его гостями подолгу сидели на веранде, пили коллекционный виски и курили сигары исключительно в мужском обществе. Каждый старался получить максимум информации от других, и одним из правил этой игры было пить на равных, не половиня и не оставляя на дне стакана даже нескольких капель. По утрам, сразу после легкого завтрака, вся компания шумною толпою отправлялась играть в гольф. Вместо традиционных филиппинцев, во все времена таскавших сумки с клюшками за богатыми господами, здесь их роль исполняли молодые коротконогие метиски. Впрочем, они не сильно уставали: два электромобиля, один для лентяев, другой – приспособленный под бар, везли рядом с игроками все необходимое для приготовления самых замысловатых коктейлей. Фишер, имевший в виде постоянного жилья двухкомнатную гребенку в Бруклине, не переставал тогда удивляться показной расточительности этих людей. Он не понимал, зачем тащить с собой целый холодильник с алкоголем, если большинство из присутствующих упорно продолжали хлебать чистый виски, даже не заморачиваясь с кубиками льда.

В предпоследний день его пребывания они впервые изменили спортивное расписание. Спустившись к завтраку, он заметил среди примелькавшихся уже лиц мужчину лет пятидесяти пяти с черными волнистыми волосами, зачесанными назад. Можно было безошибочно узнать в нем итальянца по его манере разговаривать: не снимая темных очков, он так увлеченно жестикулировал руками, словно дирижировал целым оркестром. Вся компания в очередной раз обсуждала теннисный матч, состоявшийся пятнадцатого февраля шесть с половиной лет тому назад. Сегодня, как стало ясно из разговора, к которому Фишер присоединился, Гектор в качестве личного подарка недавно прибывшему гостю собирался продемонстрировать его полную реконструкцию. Те из приглашенных, кто знал хозяина ранчо недостаточно хорошо, всерьез подвергали сомнению такую возможность.

Тогда вся компания развлеклась на славу, однако сегодня задачи стояли совсем другие, и Фишер пожалел, что, пойдя на поводу у дружелюбных наркоторговцев и поверив их посулам, согласился не писать ничего в отчетах о своем новом знакомом. Впрочем, на то были и другие причины.

Вопрос, забыл ли он ту встречу, звучал сейчас совсем уж неуместно, тем более когда обязательства, как со стороны Гектора, так и с его, пока не были исполнены. Одно вытекало из другого, и каждый из них имел все основания быть недовольным своим партнером.

Ответ Фишера прозвучал незамедлительно.

– Конечно, помню. Такое не забывается. Как там, кстати, себя чувствует этот Леонардо да Винчи? Его гениальность не принесла новых плодов?

– Итальянец на связи со мной каждый день. Скажу прямо, он очень разочарован такой задержкой, – ответил Гектор.

– Ничего не решено по моему переводу. Я не готов браться за то, что не смогу исполнить. Обращаться с просьбами к коллегам, увы, чревато большими проблемами. А они мне не нужны. Как только мне удастся запустить процесс изменения моего статуса, вы оба сможете убедиться в моей эффективности. Надо немного потерпеть. Хотя, возможно, мне потребуется еще время. Пока я сижу без движения на этом направлении, помощи вам ждать неоткуда. Поговорим об этом позже. Так что там с твоим феррари? – спросил Фишер.

Он старался никогда и никому не жаловаться на возникшие трудности. Брать на себя заботу объяснений прописных истин ему казалось утомительно скучным.

– Не торопи меня. Знаешь, Боб, в чем весь кайф? – словно возвращаясь к забытому уже сюжету, Гектор еще сильнее изменился в лице, было видно, как желание самоутвердиться за счет очередного хвастовства распирала его изнутри.

Он расстегнул ворот рубашки. И костюм, до этого висевший на нем, как на огородном пугале, каким-то магическим образом сделал всю его фигуру угрожающей и опасной. Фальшивый агент DEA, решив подыграть ему, сделал вид, что тянется правой рукой к оперативке, но, словно вовремя вспомнив, где она сейчас находится, постарался, чтобы говоривший не заметил его предательски нагловатую ухмылку.

– Так вот, – продолжил Гектор, очевидно удовлетворенный увиденной им реакцией. – Весь кайф в том, что мы будем гонять по ней и пить виски, а кому мало виски, может принять допинг, для нас главное скорость и результат, все остальное побочно и малоинтересно. Что касается того говна, что мне подарили, я расколотил его неделю назад. У тачки оказался слабый движок, и в результате я проиграл штуку баксов одному чудаку.

– Надеюсь, обошлось без травм? – спросил Фишер как можно задушевнее.

– Каких травм? О чем ты?

– Ты говоришь, ты расколотил феррари!

– А, ты об этом! – рассмеялся очкарик, расслабившись и опять превращаясь в карикатуру на бухгалтера. – Я расколотил ее кувалдой, мне не хватает твоей выдержки, Боб.

Если Фишера и можно было в чем-то упрекнуть, а за ним водилось немало грешков, то только не в слабости оперативных подходов. Он, конечно, не умел разыгрывать такие шахматные партии, как его тезка и однофамилец, но сейчас он чувствовал себя в своей стихии. Ему удалось главное: его контакт почувствовал себя уверенно и раскрепощенно и, значит, маленький спектакль удался на славу.

– Ладно, ладно, – сказал он примирительным тоном, – так, значит, это не его тело нашли обгоревшим после перестрелки в Чините[29]29
  Аэропорт в Маракайбо (Венесуэла).


[Закрыть]?

– Что, не можете добраться до коммуняк? Это вам не Гондурас! – Гектор откинулся на спинку диванчика: последние лучи заходившего солнца сквозь щели в запыленных жалюзи падали ему на лицо, и он искал возможность избавиться от этого неудобства. – Нет, не его, и этому есть подтверждение. Олдриджа видел один человек, но он сам «выступил» довольно неудачно и сейчас отдыхает во французской тюрьме.

– Кто это?

Вопрос был задан почти на автомате, скорее из любопытства, и сначала Фишер пожалел, что зря растрачивает время открывшегося окна откровенности.

– Сантос, Сантос де Насимьенто, мы держали его в составе небольшой группы, практически законсервированной на самый крайний случай. Он снайпер.

– У вас есть с ним связь?

– Глупый вопрос, а как иначе я бы знал то, о чем я сейчас тебе толкую. Кстати, ваша контора может посодействовать его освобождению?

Задавая этот вопрос, Гектор готовил поле для размена. Его гораздо больше интересовали внутренние проблемы здесь, в Южной Америке. Тот шаткий мир, наступивший после раздела Лоредо на сферы влияния, мог рухнуть в любую секунду, и обезглавленные тела с отсеченными конечностями снова стали бы частью утреннего пейзажа приграничных городов.

– Да, мы поможем, скоро нам понадобятся люди его профессии в Восточной Европе, а пока пусть посидит, обрастет связями. А теперь о главном, – говоривший подобрался, показывая всем своим видом, что время шуток и водевилей закончено и все сказанное им обязательно к исполнению. – От вас потребуется больше наличных. Вдвое, а может быть, и втрое. Вы ничего не потеряете. В ближайшие дни мы с вашей помощью покончим с картелем братьев Саара, и вся доля его рынка перейдет к вам. Все честно.

– Зачем вам столько денег? Вы же живете, как нищие крысы! На что вы их тратите? – Гектору очень понравился сюжет окончания их разногласий с враждебным картелем, и в душе он был благодарен Фишеру за поддержку.

– Наличные помогают нам управлять миром.

Сказав это, Фишер встал и вышел, не попрощавшись. Он специально отказался обсуждать старые договоренности. Спешка в делах никогда не была его недостатком. В глубине души он и сам оттягивал тот момент, когда, получив первые из обещанных миллионов долларов в виде тайного вклада в банке с юрисдикцией, не подвластной дяде Сэму, переступит черту отделявшую его, честного служаку, от мздоимцев всего мира.

Выйдя из ресторана, Фишер сел в свою мазду и, прежде чем завести ее, нащупал рукой лежавший под ковриком пистолет. Обойма была на месте, и это успокаивало. Весь обратный путь в Лоредо ему вспоминались события, положившие начало всему, чем была наполнена его целенаправленная деятельность, четко отделяемая его сознанием от повседневной бюрократической возни. Прошлое связывало его с Гектором гораздо более прочными узами, чем могли предположить те, кто весь предыдущий месяц готовил их встречу. Поворотом в его отношениях с Гектором, без всякого сомнения, можно было считать октябрьское утро две тысячи девятого года, проведенное им в колумбийских джунглях в обществе радовавшихся жизни сибаритов.

Вначале восприняв идею с реконструкцией матча как очередную блажь бесившихся с жиру дельцов, он, стараясь привлекать как можно меньше внимания к своей персоне, спокойно позавтракал и вместе с остальными пил «Кристалл брют». Крупные капли конденсата, немедленно появлявшегося на стенках бокалов, сливались в тончайшие струйки и, стекая вниз, оставляли мокрые пятна на белоснежной скатерти. Никто не обращал на это внимание.

– Леонардо не смог посмотреть этот выдающийся поединок. Вильямс сделала тогда еще один шаг к главному призу Антверпенского турнира – золотой теннисной ракетке, полностью инкрустированной бриллиантами, – сказал, обращаясь, казалось, только к Фишеру, Гектор.

– Если бы я мог быть на стадионе, я смотрел бы только на Даниэлу! Мама мия! Богиня! – мешая английский с итальянским, рассмеялся незнакомец, которого все называли Леонардо.

Именно в этот момент Фишер понял, кто этот человек и почему он пропустил тот матч.

* * *

Колумбия. Поместье Гектора. 2009 год

В одиннадцать с небольшим, покончив с затянувшимся завтраком, вся компания дружно переместились к западной части поместья. Два теннисных корта с натуральным травяным покрытием располагались так, что тень от главного дома полностью закрывала их от солнца почти до середины дня. Места для зрителей были расположены вдоль солнечной стороны. Это неудобство компенсировалось огромными парусиновыми зонтами. Две молодые девушки, одетые в теннисные костюмы, довольно умело перебрасывали мяч через сетку. Чернокожая теннисистка была вылитой Винус Уильямс – не знай Фишер правды, ему бы и в голову не пришло, что это не она. Вторая, несколько более миниатюрная, если можно так выразиться про спортсменку ростом не менее метра восьмидесяти двух сантиметров и весом около шестидесяти килограммов, была воплощением славянской красоты. Теннис никогда не принадлежал к тем видам спорта, которые его интересовали. Личность прототипа прыгавшей сейчас по корту девицы была ему известна исключительно в разрезе криминальной хроники, а уж никак не в контексте спортивных состязаний.