Текст книги "Карадагский змей"

Эпилог

После описанных событий каждый из персонажей пошел своей дорогой. Егор Иноземцев окончил военное училище и служит офицером под началом теперь уже капитана первого ранга Андрея Валентиновича Моисеева. Его верный оруженосец Сева Маслов на военную службу не попал по причине постоянно мучивших его ночных кошмаров. В последнее время такие неприятные сны посещают его все реже и реже. На полученное им от командования флотом пособие он выкупил долю в клубе для дайверов и теперь вместе со своим школьным другом рассказывает отдыхающим о Карадагском змее.

Коротич, Трубач и Шницель вернулись по домам и строят свое будущее строго по намеченному каждым из них плану. Катя номер один родила Шницелю двойню, дело довольно обычное в смысле рождения двойняшек, но Катя номер один утверждает, что забеременела два раза подряд и точно помнит, как случились оба раза.

Катя номер два и подружившаяся с ней Марина пошли работать в службу пожарной охраны МЧС. Они совершенно не боятся огня, и сослуживцы за глаза называют их саламандрами.

Не трудно догадаться, что Ушакова и Башкирцева взял себе под крыло Павел Николаевич Изотов. Ему долго пришлось торговаться с Моисеевым, не желавшим отпускать лучших боевых пловцов, но более тесные отношения с Рихардом Евгеньевичем, имевшиеся козырным тузом в рукаве у безопасника, в конце концов перевесили чашу весов в его пользу.

Работы с японскими шпионами засекретили до такой крайности, что только три человека продолжали общение с ними. Через некоторое время планы японцев относительно судьбы Нины Поляковой стали проясняться. Перспективы проекта точечного изменения прошлого в интересах настоящего поразили воображение всех без исключения людей, допущенных к тайне.

Сама же Нина вернулась в Петербург почти черная от загара, но с белыми полосками, оставшимися от купальника, что подтвердило уверенность ее мамы в важности правильного выбора подруг для своей дочери.

Ушаков пишет письма Нине и отправляет их по почте на адрес, указанный ему в записке, которую, по счастью для себя, он сумел сохранить. По счастью – потому что во вторую их встречу Нина ничего ему не написала и не передала. Все время своего пребывания в Коктебеле она была задумчива и словно чем-то расстроена. Никакие ухаживания со стороны Трубача, Башкирцева и Ушакова не могли развеять ее меланхолии.

Письма, приходящие ей по почте в Петербург, она читает внимательно, но никогда на них не отвечает. Однако Саша Ушаков не оставляет надежды на успех. Он один из них двоих знает, со слов Изотова, разумеется, от какой беды ему удалось спасти эту красивую девушку.

Космический вихрь
Фантастическая повесть

Il n’y a pas de hors-texte[18]18
  Дословно: «Нет ничего за пределами текста» (фр.).


[Закрыть].

Jacques Derrida

Учебная аудитория, залитая ярким солнечным светом, была забита почти до отказа. Не успевшие занять места за партами, спускавшимися вниз, словно амфитеатр римского Колизея, вынуждены были сидеть в проходах, держа тетрадки с записями у себя на коленках. Характерной деталью происходящего был неустанный гул десятков голосов. Все общались между собой, не обращая никакого внимания на сухенького человечка в пиджачном костюме с галстуком, завязанным старомодным узлом. Даже внизу, в самом первом ряду, невозможно было разобрать ни единого слова из того, что преподаватель упорно бубнил себе под нос, одновременно рассчитывая пределы функций и решая дифференциальные уравнения. На зеленой доске, сплошь исписанной формулами, почти не оставалось места, и увлеченный своими расчетами доцент, хватая сухую губку, удалял ранее написанное, поднимая в воздух мириады меловых пылинок, создававших в солнечных лучах причудливые голограммы. В довершение творившейся фантасмагории кто-то из сидевших наверху слушателей запустил сложенный из тетрадного листа самолетик. Хотя именно в этом трудно было усмотреть какое-либо несоответствие: лекция проходила на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе в Московском авиационном институте.

– Таким образом, эта часть трактата Эйлера посвящена более общей с современной точки зрения задаче об интегрировании дифференциальных уравнений, – произнес преподаватель, повернувшись наконец лицом к студентам, завороженно смотревшим на самолет, плавно рассекающий своими бумажными крыльями слои перегретого воздуха.

– Феликс Юрьевич! Вы продвинулись в ваших исследованиях по уфологии? – голос прозвучал в абсолютной тишине, внезапно наступившей после невыносимого гомона, царившего еще секунду назад в лекционном зале. Такая метаморфоза объяснялась легко и просто: почти все присутствующие студенты пришли сюда исключительно за новостями о розыске космических пришельцев и внеземных цивилизаций. Говорить о звездах, далеких галактиках, гравитации, способной деформировать пространство, всегда было приятнее, чем исследовать функции с использованием бесконечно малых величин.

* * *

Зуммер срочного вызова из лаборатории молекулярной бихевиористики вернул Сергея Николаевича в сегодняшний день. «Зигель, добрый бессмертный Зигель, изменивший мои взгляды на мироустройство и открывший бескрайние источники знаний для тех, кто сумел уловить в его рассказах больше, чем довелось ему», – Сергей Николаевич по инерции продолжал думать о прошлом, одновременно слушая сбивчивый доклад своего ассистента. Сейчас ему не хотелось возвращаться в настоящее, где все изменилось с тех пор как он, начав свое восхождение девятнадцатилетним парнем, дорос до директора закрытого исследовательского учреждения. Все еще цепляясь за воспоминания, Сергей Николаевич сделал свой выбор в пользу реальности.

Дождавшись паузы в описании возможных причин, приведших к внезапному возникновению отклонений в среднестатистических данных косвенных показателей усиления влияния самых простых провокаций на поведение фокус-групп, он попросил немедленно переслать ему графические таблицы. Возвращаться к воспоминаниям не было никакого смысла. Сергей Николаевич оттолкнулся руками от массивного стола и, не вставая с кресла на колесиках, прокатился по свежеотлакированному паркету до массивного металлического ящика, называемого в простонародье сейфом. Достав из недр этого хранилища своих секретов старую потрепанную папку, он тем же способом вернулся к столу и, нацепив на кончик носа очки, принялся просматривать страницы, исписанные мелким и не очень разборчивым почерком.

Правило не рассчитывать на позитивное истолкование свих поступков, слов, а тем более научных текстов, несущих реальные, а не поверхностные выводы, Сергей Николаевич усвоил в те времена, когда в прессе началась активная травля романтика-уфолога. По большому счету он если и считал Зигеля своим учителем, то только в насущной необходимости скрывать от широкой публики те знания, которые способны были предоставить ему реальные преимущества в продвижении своих интересов.

Открытия, сделанные им за эти годы, позволяли с большим процентом вероятности дистанционно запускать такие конфигурации потенциалов действия и продукцию медиаторов в нейронных сетях выбранного человека, которые заставляли бы его переживать позитивные или негативные чувства по отношению к любому выбранному им субъекту. При огромном количестве нерешенных проблем сама возможность такого проникновения в поведенческие настройки открывала перед людьми, владеющими этим секретом, почти неограниченное пространство распространения своего влияния. Среди окружавших его сослуживцев находилось немало завистников и злопыхателей, старавшихся, сохраняя внешнюю лояльность, всячески поставить под сомнение научность предлагаемых им процессов.

Те отклонения косвенных показателей, которые только что так встревожили его ассистента, не понравились и самому Сергею Николаевичу. Углубившись в чтение старых записей, он так увлекся этим процессом, что его помощнику пришлось дважды стучать в дверь, дабы доложить о находящемся в приемной начальнике службы безопасности.

– Он может прийти завтра утром? – спросил Сергей Николаевич у заглянувшего в кабинет помощника.

– Изотов просит срочной аудиенции. Я предлагал ему зайти позже, но он потребовал оповестить вас немедленно, – доложил тот, стоя почти по стойке смирно.

– Хорошо, Михаил Ильич, я приму его через сорок пять минут, и передайте Павлу Николаевичу, что у него будет полчаса, – закончив говорить, директор вернулся к своей тетради и погрузился в чтение, не дожидаясь, пока помощник покинет кабинет.

* * *

День как день. Автобус, метро. Мокрый асфальт с лужицами, поблескивающими на солнце. Антонина шла быстрым шагом. Опасаясь промочить ноги, она смотрела больше вниз, чем на небо, решив, что в любом случае успеет добежать до проходной раньше, чем темная туча прольется таким неуместным именно сегодня дождем. Хотя почему именно сегодня? Она не хотела признаваться себе в таких простых вещах как усталость от постоянного одиночества, вечерней тоски московского быта, неизменного телевизора и скучных фильмов, прерываемых получасовой рекламой. Да и одиночество было весьма относительно. До своих двадцати восьми лет она дожила с матерью, оберегавшей ее от ненужных соблазнов. Конечно, у Антонины в студенческие годы случались определенные приключения, но отсутствие собственной жилплощади и низкий социальный статус технической интеллигенции оставлял ей немного перспектив. Внешне заманчивые предложения стать любовницей того или иного дядьки, ищущего вечернего пристанища, пусть и не охотно, но все же принимаемые ее коллегами по цеху, ей казались бессмысленными. Отмеченную за свои знания красным дипломом, ее заметили охотники за головами из хозяйства Сергея Николаевича Царева. Оклад, казавшийся в те времена вполне приличным для молодого специалиста, постепенно сожрала инфляция, а повышение все никак не происходило, видимо, обусловленное отсутствием прорывных открытий. Воспитанная взваливать всю вину только на себя, она никак не могла решиться на разговор о прибавке жалования, откладывая его день за днем и все больше погружаясь в депрессию.

Сегодняшний почти беспрерывно моросящий дождь мог не только испортить ей макияж, над которым она усердно трудилась с шести часов утра, но и привести в негодность ее чудесную прическу. Именно это пугало Антонину больше всего, ведь всю сегодняшнюю ночь она провела, сидя в кресле, убеждая себя, что раз так можно спать в самолете, значит, иногда можно поспать и дома. Красота требует жертв. Эту аксиому никто не отменял, и пусть Виталик не был Ален Делоном, но для Антонины физические показатели никогда не находились в приоритете, а богатый внутренний мир и доброе сердце без сомнения выделяли его из серой массы. Отношения между ними в последнее время казались все неопределеннее, несмотря на старания самой Антонины. Виталик, чьи отлучки в последнее время становились все более частыми, сегодня вечером прилетал из Новосибирска, куда он убыл навестить своих родителей, о которых не переставал заботиться, несмотря на свое собственное незавидное финансовое положение.

Они встречались чуть более полугода и после первой близости, произошедшей немного раньше того срока, который определила для себя Антонина, она все больше привязывалась к нему, ценя его мягкий и незлобливый характер типичного офисного клерка, довольствующегося, впрочем, как и она сама, мизерным жалованием.

В самом научном царстве Сергея Николаевича Царева, да простит мне читатель этот каламбур, Антонина тянула лямку сразу по нескольким направлениям, включая не только научную деятельность, но и часть административных задач. Приходя в лабораторию каждый божий день к девяти часам утра, составляя бесконечные тесты, графики и таблицы, она все больше убеждалась, что законы материализма, так широко разрекламированные марксистами, не более чем красивые слова, ни в коей мере не объясняющие появление новых технологий и тем более фундаментальных открытий. За семь лет, которые Антонина посвятила выполнению тех заданий, что давал ей Сергей Николаевич, она отточила навык быстро пользоваться компьютерными программами и даже могла проводить весьма объемные расчеты, не пользуясь калькулятором, – и это было все, в чем ей удалось преуспеть. Ничего, ведущего к разгадке, как Цареву удавалось заставлять дружить биополя незнакомых до определенного момента субъектов, ей, как и остальным сотрудникам, познать не довелось.

Особенно сильно ее бесило, когда кто-либо в компании, где она полюбливала вкинуть тему обсуждения так называемого закона «отрицания отрицания», принимался с покровительственной улыбкой рассказывать ей про зернышко, которое, попав в землю, уже перестает быть зерном, но еще и не дав ростков, на какой-то момент перестает существовать в своем первоначальном виде, зато потом!!! Отрицает отрицание короче. Примерно такая история и произошла полгода назад на рождественские святки. Тогда она, отпросившись у матери, поехала колядовать к подруге и встретила у нее среди немногочисленных приглашенных довольно бледного молодого человека.

Виталий Мартынов, в будущем Виталик, носил большие очки, имел ранние залысины и довольно потертый вид. Представившись ей начальником отдела маркетинга какой-то задрипанной торговой компании, он на полном серьезе начал за ней ухаживать. Справедливости ради следует заметить, что общая атмосфера вечеринки была весьма позитивная и Антонина чувствовала себя вполне счастливой. Запланированные гадания с высокой точностью должны были сообщить ей имя нареченного, таким образом значительно сужая зону предстоящего поиска. Вот тут-то и влез бледный Виталик со своим материализмом, питающим его безразмерный скепсис по поводу предстоящих изысканий. Все это можно было обратить в шутку, если бы сама Антонина не завелась с сидящим занозой в ее душе «отрицанием отрицания». Поправив очки, Виталик начал вещать про зернышко, и веселая компания потребовала от обоих удалиться в другую комнату, где они, не мешая остальным, смогли бы в дружелюбной обстановке выяснить, что было сначала, яйцо или курица.

Несмотря на возражения, Виталий проводил ее домой и даже сам оплатил такси. После таких подвигов отказать ему в номере телефона не представлялось возможным. Они стали встречаться. Сначала раз в неделю, потом чаще. Никаких ресторанов и прочего гламура. Парк, прогулки, иногда «Бургер Кинг». От предложений посетить театр или кино Виталик отказался категорически, ссылаясь на буржуазность первого и манипуляционную сущность второго. Антонина подумывала, как помягче указать ему «дорогу лесом», но каждый раз, глядя на его большие очки и то, как энергично он жестикулирует своими худыми руками, поясняя ей очередной заумный философский постулат, откладывала этот секвестр до более подходящего случая. Все минусы ее нового кавалера перевешивало отсутствие в его паспорте штампа о заключении брака. Настойчивость, с которой все прогулки неизменно заканчивались недалеко от холостяцкого жилья Виталия, демонстрировали его собранность и целеустремленность – качества весьма полезные, говоря о перспективах личностного роста. Рассматривая его попытки затащить ее в постель как проявление ребячливости, Антонина постепенно стала относиться к нему с долей покровительственного внимания, которое в определенном смысле походило на материнскую любовь. Говорить о сексуальном влечении с ее стороны пока не приходилось.

В середине февраля, на день всех влюбленных, Виталий предпринял отчаянный штурм. Ресторан, цветы, скандал из-за категоричного отказа ехать к нему домой. Они разошлись там же, недалеко от площади Маяковского. Круто развернувшись, Антонина направилась в метро, где почти бегом спустилась вниз по самому длинному в московском метрополитене эскалатору. Связь между ними прервалась почти на месяц, и только в середине марта она увидела его сидевшим на лавочке рядом с ее домом. Тогда все и закрутилось, как по волшебству. Не предприми Виталий такой маневр, а отправь сообщение в мессенджере, шансов на восстановление отношений у него не нашлось бы, а тут… Стоять и разговаривать на глазах у соседей Антонине показалось не с руки, и она пригласила его подняться выпить по чашке чая и познакомиться с ее мамой Василисой Андреевной. Виталик смущался, долго мыл руки, закрывшись в туалете, пока Василиса Андреевна спешно накрывала на стол. Она так обрадовалась появлению мужчины в их доме, что даже убавила звук телевизора, по которому шел ее любимый сериал. Антонина смотрела на это со стороны, несколько отрешенно, словно через стекло аквариума, но выпив наливки из черноплодной рябины, она впервые посмотрела на сидящего напротив Виталия другими глазами. Дождавшись окончания очередной серии бесконечного, но дорогого ее сердцу «мыла», Василиса Андреевна встрепенулась и заявила о срочной необходимости навестить приболевшую школьную подругу, живущую на другом конце Москвы. Оперативно собрав вещички и гостинцы, заботливая мама убыла в ночь на такси бизнес-класса, сердечно предложенного Виталием.

Потом они встречались у него. Антонина ждала, когда он предложит жить вместе, но дело затягивалось, осложняясь проблемами по бизнесу, не позволявшими ее избраннику выбраться из долгов, которых, как выяснилось, было у него немало. Тогда Антонина впервые решилась заступить на его территорию. В перерыве между майскими праздниками они шли по Тверской улице мимо сверкающих витрин магазинов и ресторанов, где можно было оставить их совместный годовой доход. Незаметно вздохнув, поравнявшись с театром имени Ермоловой, Антонина, набравшись смелости, предложила зайти в отель «Ритц» и выпить по чашке кофе. Она так и сказала: «Зайдем в “Ритц”, на кофе у нас точно хватит».

– Послушай, я совсем ничего не понимаю в бизнесе, но всегда считалось, что вы, торговцы, исчадья ада и обираете как производителя, так и потребителя. Вот только по тебе этого незаметно, – сказала она сразу после того как официант принял их заказ.

– Ну вот, этого я ждал уже давно. Теперь ты начнешь попрекать меня. Почему все женщины одинаково меркантильные? – немедленно парировал Виталий.

– Я не хотела тебя обидеть. Не сердись, – Антонина готова была пойти на попятную, хотя давно продумывала этот разговор. У нее был план, план серьезный, и сейчас следовало как можно скорее успокоить того, кому ей так хотелось помочь.

– Хотела, не хотела, теперь это неважно. Да, у меня плохо идут дела. Да, наша контора в глубоком минусе. Я закинул свое резюме куда только можно, но кому нужен маркетолог, не сумевший занять правильную позицию на рынке?

– Тебя позвали на собеседование? – спросила Антонина.

– Я же говорю, ни одного звонка! – Виталий снова начинал злиться.

Им пришлось подождать, пока официант расставлял сахар, стаканчики с водой, шоколадки и печенье, идущие бонусом к двум маленьким чашечкам из белоснежного фарфора, на самом донышке которых плескалась коричневая жижица.

– А твою гибнущую контору что-то может спасти?

– Конечно! Если какой-нибудь идиот купит чохом все наши складские запасы без всяких скидок и отсрочек платежей! – воскликнул торговец. Наивность его подруги возвращала ему самоуверенность, и он почувствовал себя намного лучше. Хотя, возможно, это подействовал свежий колумбийский кофе, сдобренный изрядным количеством сахара, который Виталий насыпал так щедро, что даже не стал размешивать.

– Абстрактный идиот, или есть люди, с которыми вы вели безуспешные переговоры? – продолжала гнуть свою линию Антонина.

– Что это меняет? – спросил Виталий.

– Если есть конкретный человек, от которого зависит решение такого вопроса, я могу помочь, – стараясь оставаться спокойной, ответила Антонина, несмотря на растущее раздражение.

– Хорошо, это Ринат Алексеевич Шадрин, отдел закупок региональной сетки. Что дальше? Пойдешь искать выходы на него по всем знакомым? Три рукопожатия, или сколько там – от дворника до генсека ООН? – Виталию хотелось есть, и никакие шоколадки и печенье не могли успокоить внезапно разыгравшийся аппетит.

– Ты можешь встретиться с ним завтра?

– Могу, но это ничего не даст.

– Набери ему сейчас.

В тот майский вечер Антонине удалось настоять на своем. Она даже осталась ночевать у Виталия, чего старалась избегать, боясь показаться навязчивой в так и не закрепленных отношениях. Утром она вызвала такси и по дороге к своему институту подбросила его до делового центра, где, занимая пару этажей, находилась штаб-квартира региональной сети магазинов, торгующих электротоварами.

Вечером, приехав к Виталию без звонка и выслушав рассказ о том, какой козел этот Ринат Алексеевич и насколько дурацкой была идея встречаться с ним еще раз, она приготовила ужин и, особо не возражая, уступила его пожеланиям. Дождавшись, когда он заснет, Антонина извлекла из его бумажника карточку размером не более кредитной, которую прошлой ночью аккуратно сама туда и положила. Часы показывали половину одиннадцатого, до метро было всего пять остановок на автобусе, а перед 9 мая стояли теплые деньки. Не медля ни секунды, Антонина выскользнула за дверь, даже не потрудившись закрыть ее на ключ. Брать там все равно было нечего.

Сегодня ей, напротив, приходилось опасаться проливного дождя, готового низвергнуться с небес в самый неподходящий момент. Только забежав под козырек главного корпуса, расположенного в глубине территории института, Антонина почувствовала себя в безопасности. Повесив плащ на вешалку в своем небольшом, но зато отдельном кабинете, она накинула белый халат поверх такой же белоснежной блузки, сквозь тонкую ткань которой можно было разглядеть очертания кружевного лифчика, поддерживающего ее грудь, размером тянущую на твердую четверку.

* * *

Заставив Изотова дожидаться в приемной, Сергей Николаевич Царев не преследовал никакой иной цели, кроме как продемонстрировать своему безопаснику, что тот не один на этом свете. Каждый должен знать свое место. Понимать и принимать занятость начальства как аксиому, не нуждающуюся в доказательствах.

Изотов специально приехал в институт ни свет ни заря, зная эту привычку своего шефа мариновать всех у себя в приемной по несколько часов. Объявленное ему время ожидания в сорок пять минут не произвело на него никакого впечатления. Присев на краешек стула, стоявшего в самом дальнем углу приемной, Павел Николаевич Изотов извлек из пижонской папочки планшет и принялся просматривать новости на сегодня – 24 июля 2023 года. Он так увлекся этим занятием, что невольно вздрогнул, когда помощник попросил его пройти в кабинет к Цареву.

– Денег на новые видеокамеры не дам, – сказал Сергей Николаевич вместо приветствия, не отрывая взгляда от блокнота, где он усердно закрашивал половинки клеточек, создавая неописуемый по своей сложности орнамент.

– А зря. Правда, я не за этим, – Изотов был товарищем Царева с незапамятных студенческих времен, этаким довгаем, выражаясь хоккейной терминологией. Он прекрасно знал, что за каракули сейчас выписывает шариковая ручка шефа, и многое другое. Единственное, что оставалось неведомым ему, как, впрочем, и всем остальным в этом заведении, какие тайны его однокашнику удалось извлечь во время посещения лекций по уфологии. Почему ему удается все, а другим ничего, – кроме того, что сам Царев хочет им доверить.

– Да? Необычно! – произнес Сергей Николаевич, прекратив рисование.

– Вот, полюбуйся! – Изотов положил на стол несколько страниц машинописного текста, включая ряд фотографий.

– Любопытно, любопытно! – воскликнул Царев, с лица которого не сходила двусмысленная ухмылка, пока он просматривал переданные ему материалы.

– Мне нужна ваша санкция на ее задержание, – сказал Изотов, видя, что чтение бумаг подходит к концу.

– Повремени! – Царев, сложив листы бумаги в изначальном порядке, принялся просматривать их еще раз.

Читая доклад Изотова, Сергей Николаевич вместо того, чтобы разволноваться, напротив, успокаивался. Причина утренней тревоги, поднятой ассистентом, неожиданно стала понятной, избавляя его от неизбежных часов сидения с карандашом и изучения килобайтов расчетов в поисках неведомо как закравшейся ошибки.

– Итак, Волкова Антонина, наш научный сотрудник, трижды воспользовалась возможностями тонкой синхронизации, создающей созависимость у субъекта, являющегося предметом манипуляции, и, по ее мнению, не добившись никакого результата, она полезла самостоятельно изменять параметры?

– Так точно! – отрапортовал Изотов.

– Но ведь у «четверочки» все получилось! – рассмеялся Сергей Николаевич. В его глазах играли веселые чертики заядлого ходока. Разговаривая между собой, они понимали друг друга с полуслова, по старой привычке идентифицируя особенно «одаренных интеллектом» дам по номеру используемого ими бюстгальтера. Когда-то давным-давно они вместе устраивали охоту на самку человека. Сейчас из уважения к своему возрасту и к самим себе они старались держаться в рамках, но ребячливость, живущая в душе каждого мужчины до конца дней, непременно находила свой выход, когда они оставались наедине.

– Вот здесь и начинается детективная история, – рассмеялся Изотов. Поименование Антонины по размеру ее бюста означало переход к общению как в старые добрые времена, без формальностей и излишнего лицемерия. Не особо стесняясь в подборе слов и называя вещи своими именами, безопасник изложил текущую ситуацию, которая в двух словах сводилась к банальному использованию Виталием Мартыновым возможностей Антонины без уведомления ее об успехах. Наблюдение, негласно установленное за его персоной, ясно указывало на ведение им двойной жизни.

– Сегодня вечером он прибывает в Москву из Арабских Эмиратов. Сам знаешь, Дубаи превратились в хаб международного транзита. Мартынов побывал на Лазурном берегу, заехал в Монте-Карло, где просадил в рулетку около семидесяти пяти тысяч евро.

– То есть наша комплиментарная синхронизация паттернов работы нейросетей работает на сто процентов?! Это прекрасно! Это результат! – говоря эти слова, Царев вскочил с кресла и начал расхаживать по кабинету. В молодости он играл за команду своего факультета в волейбол и несмотря на возраст двигался легко и стремительно. Немного ссутуленные вперед плечи создавали впечатление, что, зависнув в прыжке у самой сетки, он вот-вот нанесет сокрушительный удар в обвод бессильного блока, выставленного игроками другой команды.

– Секретность никто не отменял. Мы понятия не имеем, кому еще Волкова открыла свое большое сердце. Если бы Мартынов не оказался хитрожопым жлобом, решившим использовать свою подругу в темную, мы могли бы и не узнать о ее проделках, – сказал Изотов.

– А почему этот, как его, Мартынов повел себя именно так? – спросил Царев, взяв со стола несколько фотографий с изображениями Антонины и Виталика.

– Мы размотали всю цепочку, вплоть до самой первой сделки, когда Мартынов сбагрил все неликвиды в региональную сетку с огромной наценкой. Как утверждают мои аналитики, тогда он не связал такой успех с возможностями, предоставленными ему Волковой. Исследовав параметры его амигдалярного комплекса, они пришли к выводу, что побуждающим мотивом скрыть успех было в первую очередь нежелание признать доминантное превосходство интеллектуальных возможностей своей партнерши. Затем, после второй удачной сделки, принесшей лично ему кругленькую сумму в треть миллиарда рублей, он что-то заподозрил, и испугавшись, что Волкова не станет ему помогать, как только узнает, что дела его выправились, решил продолжить изображать из себя жертву капитализма, – закончив говорить, Изотов для убедительности достал еще несколько листков из своей папки, где подробно анализировался профиль личностных черт Мартынова.

– Волкова пригрела волка в овечьей шкуре! – настроение у Царева располагало к шуткам и прибауткам. Он нажал кнопку вызова помощника, и как только тот появился в двери, попросил принести из буфета кофе, коньяк и фрукты.

* * *

Механический голос из динамика объявил, что посадка на рейс Дубай – Москва откладывается. Вылет самолета задерживался на два часа. Такой незначительный сдвиг мог остаться незамеченным и даже не вызвать досады у Виталика Мартынова, если бы его подруга Антонина не предложила встретить его в аэропорту «Шереметьево», куда сегодня в 18:55 должен был приземлиться самолет, вылетавший из аэропорта «Толмачево-А» города Новосибирска. Склонный к довольно детальным предварительным расчетам, в рамки которых укладывались временные, моральные и материальные издержки, Мартынов тщетно пытался отговорить ее от этого шага. Виснувшая на нем с просьбой купить ей еще что-нибудь в беспошлинных лавках эскортница, и без того вылетевшая ему в копеечку, только вносила смятение и хаос в его мысли. Рейс из Новосибирска вылетал без задержки, и единственной приемлемой опцией оставалось легендировать на него опоздание. В таком случае все становилось объяснимым, но его собственная встреча с Антониной откладывалась бы как минимум до вечера завтрашнего дня. Виталик не сильно переживал за эмоциональную составляющую такой отсрочки в их свидании. За прошедшую неделю постоянные капризы путешествующей с ним девицы отбили у него всякое желание находиться в женском обществе. При этом Антонина нужна была ему не позже сегодняшнего вечера. Взвесив ставки, он решился на отчаянный шаг. Сунув не перестававшей ныть девице вместе с пачкой баксов ее паспорт и посадочный талон, он отправил ее по беспошлинным магазинам, а сам позвонил в компанию, предоставляющую частные самолеты. Заплатив со своей карты совершенно сумасшедшие деньги, он уже через полчаса сидел в салоне суперджета, выруливающего на взлетную полосу. Игра стоила свеч. Переодевшись в свои затрапезные наряды, те самые, в которых Антонина привыкла видеть его все время их знакомства, он, не оставив надувшимся стюардессам ни копейки чаевых, отправился в терминал, куда в скором времени должны были прибыть и его Антонина, и рейс из Новосибирска.

Посвятив из своих тридцати пяти лет как минимум десять различным торговым спекуляциям, Виталий пришел к неутешительному выводу: кто сам не умеет продавать, начинает учить, как это делать, а кто не может учить, как продавать, тот начинает учить, как надо учить, и так до бесконечности. Первые годы, сразу после того как, оставив карьеру школьного преподавателя по русскому языку и литературе, он с головой погрузился в продажи, ему как человеку, склонному к образованию, казалось логичным посещать многочисленные курсы и семинары, обещавшие своим слушателям получить значительные преимущества перед конкурентами. Познакомившись с бесконечным количеством техник, каждая из которых с претензией на уникальность жевала одну и ту же жвачку про понимание запросов и интересов потенциального клиента, он пришел к выводу, что все это ерунда. Постепенно энтузиазм Мартынова сошел на нет. До знакомства с Антониной Виталий четко определил свое местоположение в социальной системе координат. Место оказалось недоходным, непрестижным и незавидным. Сдаваться он не собирался, но и что делать дальше, не знал. Появление Антонины несколько скрасило его серые будни и позволило убедиться, что некоторые из компетенций, усвоенных на психологических тренингах, работают совсем неплохо, по крайней мере с наивными неиспорченными барышнями.