Текст книги "Скоро я стану неуязвим"

Глава третья
Расскажу вам сказку

Охранники будят меня около часу ночи, через три часа после отбоя. Похоже, нервничают. Досмотр – не обычный «снова-здорово»; крутятся вокруг меня добрых полчаса, прощупывают швы на тюремной робе, заглядывают в рот, при этом двое все время держатся на расстоянии.

– Если вам за пиццу рассчитаться, у меня мелочи нету.

– Заткнись. К тебе посетители.

Удовлетворившись досмотром, сковывают мне руки за спиной тяжелым железным прутом, и удвоенная охрана ведет меня по коридору, мимо караульных, вниз по лестнице – в невиданную доселе часть тюрьмы.

Мы проходим сквозь несколько тяжелых дверей; преодолеваем еще пару уровней безопасности, двигаясь от центра к наружному периметру тюрьмы строгого режима. Двое в форме проверяют удостоверения, снимают у меня отпечатки пальцев, кивают друг другу и синхронно поворачивают ключи. Прибыли на место; оказываемся в белой комнате из шлакобетона, с полупрозрачным зеркалом на стене. На потолке – панели с крошечными отверстиями, квадратный пластиковый плафон с флуоресцентными лампами. Из мебели – металлический стол и металлический стул.

Короткая заминка; мои стражники вполголоса о чем-то советуются, потом подталкивают меня к стулу. Руки быстро освобождают, заводят за спинку стула, снова сковывают.

Выходят; закрывается дверь, щелкают задвижки. Оковы на ощупь непонятно из чего, однако прочнее обычных наручников, которые я бы мигом сбросил. Толстая и крепкая металлическая трубка, кажется, литая, цельная, и два отверстия для запястий. Пробую сломать, но без особой надежды. Они отлично знают мою силу, и наверняка будут следить, как бы я чего-нибудь не придумал. Сложно даже представить, на что способен человек моего интеллекта, так что на войне как на войне – вся тюрьма боится, а вдруг я сумею сделать радио или электрошокер из подручных материалов? Кстати, может, и сумел бы – при наличии таковых. Если бы руки не были скованы за спиной.

Итак, я просто жду почти двадцать минут; затем в комнату входят два супергероя.

Я их не знаю – какие-то юнцы, помоложе так называемых «Чемпионов». Может, получили могущество, пока я сижу в тюрьме? Сейчас появилось новое поколение супергероев – людей, с которыми приходится бороться, даже не зная их имен. Впрочем, многое можно выяснить, если присмотреться. Истории супергероев написаны на их телах и всегда на виду.

Кстати, для героев они низковаты – каждый не выше шести футов. Продуманные наряды от дорогого портного, сплошь латекс и нейлон. На одном – оранжевая полумаска и трико, украшенное стилизованными языками пламени: коричневыми, серыми и оранжевыми. Помимо всего прочего, на предплечьях у него – выдвижные лезвия, армированный сплав с розоватым отливом. Должно быть, недавно имплантировал – то и дело машинально трогает кончик пальцем, кожа все еще воспалена в том месте, куда вставили металл. Похоже, кучу денег за это заплатил… вполне вероятно, и внутри много чего поменялось. С ним надо повнимательнее.

Второй – совсем другое дело. Под кожей мерцают голубые узоры. Глаза тревожно распахнуты; ни бровей, ни ресниц, и зрачков вообще нет – сплошная голубизна. Внеземные технологии. Я догадываюсь, что у него особые способности в области информации – в духе человека-калькулятора, в каком-то смысле, моя противоположность. Умник без малейшего намека на зло, которое, кажется, дается в комплекте с гениальностью. А значит, с определенной точки зрения, – глупец.

На меня они смотрят чуть разочарованно. Наконец-то, увидели Доктора Невозможного, Великого Ученого, а тот – обычный человек средних лет в тюремном комбинезоне, привязанный к металлическому стулу.

Парень с лезвиями берет инициативу на себя. Он страшно радуется своим новым железкам. Еще бы – ими, наверное, даже тюремную стену можно прорезать.

– Это вот Блютус. Я – Феном. Мы – «Пакт Хаоса». Не трудись представляться; мы знаем, кто ты такой.

Господи… Сколько мальчику лет – двадцать? двадцать два? Сразу видно, он это в первый раз.

Я молчу. Смотрю. Богатенькие детки? Оранжевый тип – возможно. Какие-нибудь друзья детства, заигравшиеся в пакт, заключенный в седьмом классе. Любопытно, платил ли Феном за импланты для обоих? Понятно, обо мне им известно лишь то, что показывали по телевизору. Они меня не боятся.

А дальше что? Тупик. Гости держатся чуть поодаль – простая предосторожность. Нервничают – для них это большой рывок в карьере. Сами обалдели, что допрашивают меня, ужасного меня, того, кто десять лет держал в страхе «Супер-Эскадрон». Человека, который прямо в Овальном кабинете приказал Президенту Соединенных Штатов именовать его Императором. И вот, я здесь – в паре дюймов от них, в цепях. Их шанс войти в историю.

Быть может, друзья надеются, что все будет просто: я повыделываюсь, поогрызаюсь, произнесу речь и выдам все секреты. Как же, это мы уже проходили. Не вижу причин облегчать им работу.

Феном снова открывает рот.

– Давно тут уже, а? Два года. Ерунда для такого, как ты. Держу пари, ты изнутри неслабо управляешь, да? Дергаешь за веревочки? У таких, как ты, длинные руки, а? Главный мозг… – Он непринужденно посмеивается. Море обаяния.

Я пристально смотрю на него. Понятия не имею, с чего он взял, что я – теневой босс. Конечно, Призм со мной иногда разговаривает, проникает сквозь стекло, когда никто не смотрит, но толку от него нынче немного. Вот так, побудешь радугой – хватку потеряешь.

Стульев в комнате нет; вид у парней довольно глупый. Не знают, куда девать руки. В отличие от меня, разумеется.

– Ты знаешь, зачем мы здесь. Из-за крутого чувака. Говорят, тебе известно, куда он подевался.

Сполох! Тут только начинаю понимать… Слухи ходят уже некоторое время… Он не появлялся дольше обычного – недель восемь, или около того. Начались всякие разговоры… Я стараюсь, чтобы на лице не отразилось никаких эмоций.

– Ты с ним сражался? Типа, он твой враг. Вы ведь были суперврагами. Говорят, в последний раз его видали с твоей приятельницей Лили.

Мы сражались – однажды, над океаном. Я был в реактивных ботинках, пытался летать, как он. На нем был тот дурацкий кожаный пиджак, волосы спадали на сверкающие глаза. Я проиграл.

Феном все трепется.

– Ни самого не видно. Ни вестей. Что могло случиться с таким чуваком? Телепаты говорят, он просто исчез.

Вообще-то, хороший вопрос, и я с минуту раздумываю. Все равно не понимаю, кто мог убить Сполоха, или хотя бы каким образом. Считается, что он в принципе неубиваем – все думали, что он так и будет летать по миру, спасая котят и сажая в тюрьму типов вроде меня. Я ни разу не видел, чтобы он достиг своего потолка – даже в тот день на мосту «Золотые Ворота», а ведь тогда на миг исполинский вес этой штуковины обрушился на его хрупкое тело. Он, если что-то одним махом не обрушит, то медленно утолкает – так, как вытащил Деймос на новую орбиту, подальше от марсианской станции. Можно сказать, он – мое величайшее изобретение.

Последний гран изотопа иридия, который мог его остановить, оторвался от планеты много десятилетий назад, точно бейсбольный мяч, перелетевший через забор на улицу. А чтобы получить новые изотопы, понадобится много-много жара и давления, как в центре немаленькой звезды, или в дзета-измерении. Примерно там, откуда он черпает силы.

– В прошлый раз он тебя приложил? Ты его после этого еще видел?

Тупица. В прошлый раз меня победила Дева, хотя это ничем не лучше. Снова пауза. Блютус таращит глаза – бесстрастный, как жесткий диск в человечьем обличии.

– Что, сказать нечего? Понятненько… Легко не расколешься? Я найду способ! – Он щелкает локтевым лезвием, туда-сюда, демонстрируя его во всей красе. Прекрасный клинок! С тех пор, как меня заперли, появилось много новинок… Интересно, как выделываются остальные супергерои? А вдруг мои трюки устарели?

– Ну, намекни хотя бы! Хочешь оказаться на разделочном столе в правительственной лаборатории? Они с людьми всякое… Уж мы выясним, отчего ты такой умник! Пораскинь мозгами, супергений! Знаешь, что мы можем здесь с тобой сделать?

Господи… Надо полагать, то же самое, что и в любом другом месте. Их приятели такое не раз вытворяли; вряд ли юнцов остановит то, что я под стражей.

Охранники ушли. Считают, что герои могут сами о себе позаботиться. А лезвия-то мне совсем не нравятся… В большинстве штатов это незаконно, между прочим. Никакой супергерой не станет такое имплантировать, если не намерен убивать.

Чего от меня ждут? Полного признания?

– Слушай. Ели это сделал не ты, значит – твой друган. Вы все между собой общаетесь. Если укажешь нам нужного парня, может, и тебе кое-что обломится.

По законам жанра, этот допрос пробуксовывает. Феному недостает пространности рассуждений, свойственной истинно талантливым мучителям, но мне ясно, что они не отступят. Похоже, кто-то немало потрудился, устраивая визит, и мальчишки не хотят уйти с пустыми руками. Им нужна зацепка, громкая история, памятный момент: в противостоянии с ними Доктор Невозможный дрогнул!

– Ну же! Кто? Кровавый? Фараон? Твоя подружка Лили? Давай, Эйнштейн… Говори!

Он кричит мне в ухо. Горячее дыхание шевелит волосы.

– Ты, типа, умный, да? Слышишь меня? Эй, лузер! Придурок!

Мы оказываемся лицом к лицу.

– Я. Настоящий. ГЕНИЙ! – Слова выкипают наружу; я даже не думаю, что говорю.

Они переглядываются. Что-то касается моей щеки. Мир подпрыгивает, я лечу на пол, скольжу щекой по кафельной плитке. Надо признать, у Фенома отличная скорость. Я и глазом моргнуть не успел.

Прошло несколько секунд. Я все еще привязан к стулу. Пол-лица онемело. Рука застряла между прутьями спинки; пытаюсь подняться на колени.

– Получай, сволочь!

Феном скачет по комнате, лупит по воздуху, точно боксер. Блютус поднимает меня с пола вместе со стулом, усаживает прямо.

– Папа сказал, нельзя… – Он впервые открывает рот.

– Расслабься! Это же Доктор Невозможный! Кому какое дело!

Он бьет меня по лицу с другой стороны; на этот раз я почти чувствую удар. Давненько я ничего в полную силу не чувствовал. Пролетев через всю комнату, я торможу носом в стену. Блютус снова поднимает меня. Немного кружится голова; хорошо, что клинков не выпускает.

Феном опять за старое.

– Ну, продолжить? Способностей-то никаких, кроме мозгов. От грубой силы ты быстро сломаешься. Зубы посчитать?

Я сплевываю.

– Досмеетесь, когда сдвину… – Я обрываю фразу; план, разработанный в тюрьме, крутится на кончике языка. Зачем я всегда все рассказываю?

Перевожу взгляд с него на Блютуса, и вижу совсем иное: лежу на спине, но в другом помещении. Большая комната с кафельным полом. Упал на что-то мягкое – оно размазалось, впиталось в штаны. На меня смотрят какие-то люди.

Все еще слышу голос Фенома.

– Ну, и что будет? У тебя же ничего нет! Ни приспособлений, ни штуковин. Ты всего лишь мужик в оранжевой робе… Долго ли продержишься?

Тут происходит что-то странное. Декорации меняются, я снова в школе Петерсона. Вижу в толпе Джейсона, старосту класса. Он, держа поднос с обедом, глядит поверх затылков младших учеников: тощего подростка, который потом станет называть себя Черным Волком, и Девы – высокой и молчаливой. Не помню, чтобы в тот день они встали на защиту слабых и беспомощных.

– Думаешь, ты умный? Думаешь, очень умный? Ну-ка, покажи, какой ты умный!

В чем дело? И тут до меня доходит – психическая атака. Что ж, мне не впервой. Блютус – не компьютер, а телепат. Парочка не так проста, как кажется. Они пришли, имея в голове план. Феном меня избивает и допрашивает, а Блютус копается в мозгу, вытаскивая воспоминания. В свете флуоресцентных ламп сразу не заметишь, что узоры на лице Блютуса пульсируют.

– Давай, Блю! Девятый класс, чувак, помнишь?

– Он э… подожди-ка. Кое-что есть! – говорит Блютус, поднося руки к голове.

– Цепляй!

Следующий удар – как гром. Должно быть, бил изо всех сил. Ничего хорошего не предвидится. Нужно что-то делать. Что-то сказать. В случае психической атаки необходимо одно – вернуть контроль.

– Слушай… Эй, малый! – Оба остановились, уставились на меня. – Хочешь знать, что случилось со Сполохом? – Голос у меня какой-то невнятный, губы распухли.

Пробую еще раз:

– Подойдите. Расскажу вам сказку.

– Черт! Ты уж постарайся! – Феном опускает руки. Оба замирают и слушают.

– Однажды… давным-давно… жила-была девочка…

Они оторопело переглядываются, но слушают. Блютус поднимает меня вместе со стулом, как упавшую шахматную фигурку.

Я продолжаю. Блютус все еще ковыряется у меня в памяти, где хватает секретов. Мой план, например – чем заняться, когда я отсюда выйду; настоящее имя… впрочем, похоже, оно уже известно.

Перебираю воспоминания. Думалось, в школе Петерсона все будет по-другому, но никаких изменений не произошло. Все так же я проводил дни у себя в комнате, мало чем отличающейся от нынешнего обиталища. Я читал, заполнял блокноты рисунками и безумными идеями. Однажды, построив машину времени, чтобы попасть во времена Пунических войн, не удержался и заглянул к себе окно, в те тяжкие времена, когда мой гений еще не осознал своей гениальности.

Я продолжаю:

– И девочка та должна была спрясть солому в золото. Ее посадили в темницу и дали гору соломы. Но на помощь к ней пришел карлик.

Феном снова бьет – теперь вполне чувствительно. Я не могу увернуться от удара, и сейчас не слишком неуязвим. Блютус бросает взгляд на смотровое окно, но мне кажется, им не очень важно, что там. Даже если они меня убьют, им особо ничего не будет. Может, и вообще ничего. Интересно, когда он пустит в ход клинки?

– Вот только ей нужно отгадать его имя. А имени никто не знает. Она не знает. Король не знает. В деревне не знают.

– Ну, хватит. Поддай-ка, Блю. Этот тип нам ничего не скажет.

Не помню, что там дальше, да и без разницы. Стараюсь, чтобы голос не дрожал. Неизвестно, сколько еще выдержу.

– Карлик все приходил к ней и спрашивал: «Как меня зовут? Как меня зовут?».

Феном беспокойно переминается:

– Ладно, док. Хочешь поиграть с Феномом?

Клинки выскальзывают из укрытий на обоих предплечьях, каждый с полтора фута длиной. Он работает напоказ, устраивает представление для приятеля. Блютус бросает косой взгляд на смотровое окно, но там нет ничего опасного. Теперь уже скоро; я чувствую это всем своим измененным кровотоком.

– Тогда она просто спросила, как его зовут, а он говорит… – правильно рассказываю? Не помню.

Феном моментально оказывается подле меня, лицом к лицу, одна рука прижата к груди, лезвие у горла. Чувствую, передние ножки стула отрываются от пола. Готовлюсь погибнуть как истинный суперзлодей.

– Эта сволочь сражалась с моим отцом!

– Слушайте. Карлик отвечает… – Я просто хочу договорить.

– Джаред, он… – Блютус протягивает руку, но он слишком далеко. Феном вполоборота смотрит на приятеля. Стул кренится, и вдруг опрокидывается. Я вижу только потолок.

Ну почему так всегда? Я об этом позабыл. Как-то даже успокоился… Воспоминания о школе Петерсона смешались с событиями сегодняшнего дня. В комнате с кафельным полом все стоят и смеются надо мной, а я лицом в унитазе… Я медленно иду прочь, с пустым взглядом, не помня себя от унижения. Где-то там, во тьме позора, заключил я вечный союз с наукой, гением и злобой. Как же я все это позабыл?

– Румпельштильцхен!!! – ору я. Подтягиваю под себя ноги, вскидываюсь и изо всех сил пяткой бью в подбородок Фенома. Обычному человеку перелом шеи и челюсти гарантирован, но скелет Фенома почти целиком из металла. Он выдержит.

Перекатываюсь на бок, поднимаюсь на колени… Блютус таращится, раскрыв рот. Перехожу к самой опасной процедуре: Феном распростерт на полу, удачно вытянув руку, и я откидываюсь назад, с размаха ударяясь наручниками о титановый клинок нового поколения. Надавливаю всем весом, и через несколько секунд острие впивается в оковы. Металл подается, и вот я свободен!

Приподнимаюсь – рука все еще продета сквозь прутья стула – и обрушиваю всю конструкцию на лысую голову Блютуса. В клетушке для допросов раздается грохот, как от разорвавшейся бомбы. Еще удар – и стул разваливается на куски.

Как же я забыл? Жизнь подсовывает тебе лимоны? Выжми из них сок! Сделай невидимые чернила… ядовитую кислоту… плесни ее в глаза!

Феном опять на ногах; пошатывается, но цел. Руки вскинуты, клинки наружу. Любой способен срезать голову, как цветок одуванчика. Ныряю под клинки, впечатываюсь плечом в его солнечное сплетение. Мелькает мысль: успею ли? Надо же, сражаюсь с детьми старых врагов. Что у них новенького? Обхватываю его рукой за пояс и швыряю к стене.

Он молод, здоров, полон биотехнических модификаций, но, кажется, никогда не учился драться врукопашную. Я пригвоздил его! Шлем слетает с головы и с лязгом падает на пол. Белобрысый мальчишка, совсем сопляк. От него пахнет шампунем и одеколоном. Звенит сигнализация. Он пытается вырваться, но я держу крепко, ему не разорвать захват. Запыхавшись, он ругается, бьется… Если высвободит клинок – все кончено. Блютус корчится сзади, пытается встать на ноги.

Ныряю ему под руку, обездвиживаю, и, прижав головой к стене, не слишком-то аккуратно приканчиваю. Рука заживет. Охранники испуганно толпятся у смотрового окна. Не люблю зрителей, но сейчас внимание публики вполне уместно. Их не раз предупреждали. Может, они целый курс лекций прослушали о том, как охранять металюдей, но думать не думали, что им это пригодится. Прямо-таки вижу, как они прокручивают в голове: «Вот мы и влипли! Все пропало!» С глухим стуком запираются все уровни максимальной защиты, и стражники остаются со мной в западне.

Вижу свое отражение в полупрозрачном зеркале. Нос чуть кровит, но в целом могло быть и хуже. Вставляю клинок Фенома в дверной запор, нажимаю. Охранники бросаются врассыпную. Кое-кто встает в стойку, но в коридоре я справлюсь с тремя за раз, размахивая оковами как битой, волк среди овец. Иногда приятно поработать руками…

Мысленно разворачиваю чертежи тюрьмы – четко, ясно, в трех измерениях. Я запомнил их много лет назад, на случай, если окажусь внутри. Стены из шлакобетона усилены титановыми панелями, оборудованы датчиками тепла, движения и удара. Мне известны все особенности этой ловушки.

Но у меня есть преимущество. Тащу за собой Фенома и Блютуса, ухватив их за ноги – весьма понятное послание побледневшим охранникам на каждом пропускном пункте: «Хотите, чтобы герои погибли во время вашей смены?».

Через несколько минут чую свежий воздух. Выстрелом выбиваю армированное стекло, и вот я снаружи, под светом прожекторов и черным небом, герои брошены позади, а я несусь к забору. Стоит дикий холод; в меня вовсю палят снайперы с вышек. Один попадает мне между лопаток, но это ерунда. Всего лишь пули.

Я добегаю до стены, окружающей тюрьму, и здание содрогается от рева, заглушающего шум выстрелов, вертолетов, сигнализации, всего этого цирка. Благодарно вскидываю руки, слегка кланяюсь. Это мой двенадцатый побег из федеральной тюрьмы.

Стремительный рывок к внешней ограде, через дренажную канаву, и – вперед, в мерзлую темноту; дальше – долгая ночь, прятки-догонялки в полях Иллинойса. В голове выстраивается новая схема. Надо мной безмятежно сияет месяц.

С ближайшей базы ВВС поднимут истребители, но меня не поймать. Знаю – Сполох все еще в строю, и Лили, и все остальные, но я запасся приемчиками против них. Когда меня поймали в прошлый раз, я разрабатывал кое-что поинтереснее, взращивал его долгими тюремными днями, и сегодня это даст первый цвет.

Я замерз, но на свободе. Я – самый умный человек на свете, и на сей раз, клянусь, я им докажу!

Глава четвертая
Супердрузья

Спустя три дня получаю письмо с адреса [email protected]. Медлю, не открываю – знаю, что там должно быть. Придумываю дюжину срочных дел, ведь вчерашние события – лишь мимолетная странность, я вернулась домой, все это уже не важно. Спираль, по которой я двигалась последние три года, закручена слишком сильно, ее так просто не остановишь.

Наконец, заставив себя открыть письмо, несколько секунд смотрю на текст, не в силах прочесть… Меня приняли. Временно, с испытательным сроком, условно – но приняли! Теперь у меня есть удостоверение – пропуск в Белый дом или на мыс Канаверал. Рассчитываете на вопли и пляски, всякое такое? Нет, почти минуту я неподвижно стою, закрыв глаза. Оказывается, мне не удалили слезные протоки…

Наливаю стакан воды, усаживаюсь читать письмо, внимательно, не торопясь. В нем расписана команда: все участники вчерашней встречи. Формальных позиций ни у кого нет, но сразу видно, как сложится группа. Дева – руководитель, заводила… хотя, если дойдет до дела, Лили по крайней мере так же сильна. Черный Волк – главный тактик, в бою устоит против любого. Эльфина – прирожденная воительница, всамделишное мифическое создание, отлично подготовленное к битвам и имеющее доступ к странным источникам силы. Мистер Мистик действует в собственных сферах, сверхъестественных и непостижимых; большинство его талантов следует принимать как данность. На мне – техническая сторона и наблюдение; к тому же, я привнесу в команду улучшенные способности. Дикарь – полноправный член команды, грубая сила и уличные связи. Торжество Радуги – несовершеннолетняя, назначена помощницей к Черному Волку.

В письме говорится, что я могу поселиться в штаб-квартире на сколько пожелаю. Внезапно до меня доходит, что я на самом деле уезжаю из дома. С трудом представляю, как все это будет, но… Смутно воображаю противоборство с ужасными противниками; возбужденные откровенные беседы на борту частного самолета; шутки, понятные только своим; изматывающие тренировки. Победы. Партнеров, готовых отдать за тебя жизнь. Все лучше, чем рисковать жизнью, охраняя богатеньких бездельников; чем сидеть дома, слушая полицейские радиопереговоры и пытаясь случайно не проломить картонные стены квартиры. Все лучше теперешнего существования.

Побросав кое-какую одежонку в рюкзак, собираю пару коробок для Армии спасения… все остальное отправится на помойку. Я не обросла вещами, уволившись с государственной службы, и мне, в общем-то, все равно, что случится с остальным имуществом. За дурацкой тачкой можно вернуться; я вдруг понимаю, что больше ни минуты здесь не выдержу.

В этот раз еду на поезде, на юг, четыре часа упираясь коленками в спинку переднего сиденья, терплю любопытные взгляды. Длинные серебристые волосы, схваченные в хвост, делают меня похожей на сказочную принцессу, пока попутчики не вполне осознают мою внешность, рост, и металлический отблеск на груди, на подбородке, на лбу. По крайней мере, сиденье ни с кем делить не приходится.

С облегчением прибываю на место. Вдыхаю спертый воздух вокзала, пешком прохожу двадцать кварталов на северо-восток, к своему новому дому – шагаю среди прохожих, как местная. Люди пялятся на меня и здесь, но это – Манхэттен, и все как будто в порядке. Я тут – лишь часть шоу; высматриваю на ходу какие-нибудь преступления, которые можно предотвратить. Всегда хотела жить в Нью-Йорке!

– Ваше имя? – В приемной сидит другой секретарь.

– Фаталь.

Никакой реакции.

– Фа…таль… – В миллионный раз жалею, что не выбрала «Кибергёрл» из самого начала списка!

Протягиваю распечатку; секретарь изучает листок, едва взглянув на меня. За ним – серая металлическая дверь, накрепко запертая и так хорошо экранированная, что я не могу проникнуть внутрь ни одним из сверхразвитых чувств. Должно быть, разработка Черного Волка… Впечатляет! Секретарь молча протягивает мне ламинированную карточку.

Вставляю временное удостоверение в приемное устройство лифта; загорается кнопка этажа «Чемпионов». Какого приема ожидать наверху? В бытность свою оперативником с улучшенными способностями я работала одна, официально меня не существовало… Я была передовым десантом, киборг-полицейским, которого доставлял вертолет для зачистки последствий неудачной операции. Я работала «никем». У меня нет отпечатков пальцев, большинству сослуживцев не полагалось знать мое кодовое имя. Даже электроэнцефалограмма моя держалась в тайне. С работой я справлялась отлично… по крайней мере, какое-то время.

По пути наверх испытываю настоящий ужас – боюсь, что все обернется не так, как думалось, что это ошибка… У лифта меня встречает Черный Волк. В полном облачении, как всегда. Он, пожалуй, на дюйм пониже меня; мы крепко жмем друг другу руки. В какой-то степени легче, что в дверях именно он. Приятно, что здесь есть еще один… ну, человек.

– Добро пожаловать в Башню!

Какая замечательная улыбка…

– Спасибо.

– Я покажу тебе комнату. Первое занятие по стратегии – завтра, успеешь осмотреться.

Он ведет меня через вестибюль в жилое крыло. По стенам – трофеи, смутно знакомые по газетным заголовкам десяти-, а то и пятнадцатилетней давности. Вот похожий на драгоценный камень центральный блок взбунтовавшегося Искусственного Интеллекта, вот шлем для контроля над сознанием – тот самый, который Доктор Невозможный использовал против российского посла. Другие экспонаты совершенно неизвестны – к примеру, голова гориллоподобного робота. Все знают, что у «Чемпионов» есть деньги, но только теперь мне становится ясно, сколько!

– Мы занимаем восемь этажей. Есть тренажерный зал, библиотека, комнаты для совещаний, жилые помещения. Имеются и два убежища – на Гавайях и на Луне.

– Ты шутишь? – Я знаю, что они имеют доступ к внеземным технологиям, но все же…

Он с улыбкой подмигивает. Я привыкла к субординации и четким процедурам, но в суперкомандах гораздо важнее личности, характеры. Подойду ли я им? Проходим мимо бывшей комнаты Сполоха – напоминание о пропавшем без вести участнике команды. Группа распалась в середине девяностых, но все поддерживали связь со Сполохом. Даже после того, как он стал устраивать собственные пресс-конференции, точно обидевшийся игрок Национальной футбольной лиги.

– Ну, вот, сюда. Ключ – удостоверение.

– Спасибо.

– Остальных пока нет, ближе к вечеру подтянутся. На ужин – что найдешь; у меня дежурство.

Он оставляет меня распаковаться. Комната похожа на гостиничный номер – предыдущие обитатели не особенно старались ее украсить. Ах, вот оно что… должно быть, здесь жила Галатея – знаменитый живой робот. Сходится.

Роботов я не люблю. Ненавижу с ними общаться – даже с умными, способными рисовать картины и рассуждать о религии. В Вашингтоне, на каком-то хай-тековском приеме, я познакомилась с Экс-катедрой. Она трепалась с директорами кибернетических компаний – важные шишки толпились вокруг робота, как гномы у ног Белоснежки. Ради торжества ее корпус расписали белыми полосами. Я уставилась на эту… машину, точнее – на ее плечевой сустав, гадая, сколько в нас схожих технологий. Глаза наши встретились, и ощущение это было весьма неприятным, пожалуй, даже слишком интимным.

С Галатеей я никогда не встречалась. Странно думать, что я сплю в ее кровати, чищу зубы в ванной, которая принадлежала легендарному персонажу. Не то, чтобы она спала или принимала душ. Она была весьма сложным и совершенным андроидом, умела плакать, смеяться, и, говорят, даже влюблялась. Все обожали Галатею, и даже мне понятно, почему: огромные зеленые глаза, бесподобная фигура, нежный, обволакивающий голос. Ее точно создали для обожания – и даже оружие в ее арсенале было прелестно. Зеркало ясно дает понять, что разработчик моего облика думал совсем о другом.

Вечереет. Успею немного прогуляться по коридорам, вдохнуть здешние запахи, взглянуть на сверкающие приборы, впитать волшебство этого места… Как будто роскошный отель и фантастическая штаб-квартира одновременно! Мне не захочется уходить… Из сада на крыше, с площадки для флаеров смотрю, как солнце скрывается за городскими зданиями.

Кухня похожа на обычную кухню в общаге. Я захожу в поисках кофе; у стола стоит Дева, перебирает старые папки. В спортивных штанах и футболке Йельской школы права она кажется миниатюрной, намного меньше меня; знаменитых мечей не видно. Силовое поле подрагивает ровным янтарным светом. Чуть гудит в тишине.

Услышав мои шаги, Дева рывком опускает на лицо маску, оборачивается.

– Простите, – бормочу я. Ну, вроде того…

– Ничего страшного. Чайник на плите.

– Спасибо, – я не очень люблю чай, но наливаю немного в чашку.

– Вы из Бостона?

– Точно. Жила возле университета.

– Приятное место.

«Не очень-то,» – думаю я. Впрочем, она видела мою квартиру. Деревянный пол… скрип досок, глухие удары под тяжестью шагов… Хозяин заставил меня положить ковер, подписать кучу бумажек, и буквально умолял, чтобы я носила маску. Супергерои – не самые желанные квартиросъемщики.

– Что ж, мы рады, что вы с нами. Никогда еще не работала с киборгом. – Она касается лица, проверяет, не съехала ли маска. У Девы до сих пор есть второе, публичное «я».

– Только не просите, чтобы я настроила вам видеомагнитофон, и мы поладим.

Вежливая гримаска, уголки губ почти не двигаются. Она редко улыбается. Я умею такое подмечать… как все мы, машины.

– Это для завтрашнего инструктажа?

– Просто вспоминаю старых игроков.

– Вам помочь? Чувствую себя немного не у дел…

– Освоитесь. Все мы как-то начинали.

Пожалуй… хотя одни рождаются с умением летать и силовым полем, а других размазывает по бразильской мостовой. Забавно.

На обратном пути меня останавливает Лили.

– Идем! Самое интересное будет внизу, в спортзале!

Всех точно притянуло в одно место. Сквозь стекло наблюдаю, как тренируется Торжество Радуги. Она слишком молода, чтобы входить в первоначальный состав «Чемпионов» – должно быть, это ужасно обидно, ведь она так знаменита. У нее сложная схема тренировки – молотит сразу по трем «грушам»; на максимальной скорости кажется лишь пятном цвета.

Лили смотрит вместе со мной.

– Обосновалась? – спрашивает она.

– Кажется… Люди тут не слишком приветливы.

– Поверь, у тебя еще легкий случай.

Радуга ритмично бьет по «грушам». Похоже, она быстрее меня. Лили качает головой.

– Вот стерва! У нее в перчатках лезвия встроены.

– Откуда ты… вы что, сражались? – удивляюсь я.

– По телевизору об этом не сообщали. Давай зайдем!

В спортзале полно тренажеров, сделанных на заказ, для тренировки сверхчеловеческих мышц, супертяжелые гири и полоса препятствий с лазерными датчиками. Здесь пахнет кожей и потом; это единственное обжитое помещение. Самое интересное – на матах. Черный Волк борется с Дикарем… даже Дева останавливается посмотреть.

Черного Волка (в котором росту шесть футов и три дюйма) не волнует, что противник на полтора фута выше. Он – точно Беовульф в маске против волосатого Гренделя. Сосредоточенно отступает, запоздало ткнув пальцами в глаза Дикарю.

Дикарь не наряжается чудовищем; шерсть и зубы – не костюм. Он – как большая кошка: на первый взгляд, не слишком полезная способность, но он двигается с безумной скоростью для своих габаритов, порой приземляется на все четыре лапы, запрыгивает на противника. Маты покрыты следами когтей.