Текст книги "[НЕ] Ангел"

Экзамен жизни сдал я на «отлично»

Экзамен жизни сдал я на "отлично":

всего добился, многого достиг,

но к многолюдным улицам столичным

за столько лет всё так и не привык.

В людском потоке наравне со всеми

куда-то торопясь, бегу опять,

и не спасают даже воскресенья:

здесь просто невозможно не бежать.

А далеко на севере России

встаёт к станку под заводской гудок

такой родной, уютный и красивый,

спокойный мой рабочий городок.

Там некуда бежать – всё очень близко,

народ суровей с виду, но добрей,

и выцветшее небо низко-низко

лежит на кронах старых тополей.

Я не слабак, но вам открою карты:

бывает трудно, как тут ни крепись,

и я во сне беру билет плацкартный,

чтоб ехать к маме с папой в Новодвинск.

Под разговоры долгие в плацкарте

я будто снова еду в Новодвинск…

Уехал в мегаполис за успехом –

там больше шансов, что уж говорить,

но снится мне ночами: я приехал –

в Двинские волны руки опустить.

И солнце мне лучи кладёт на плечи –

не обжигая, а благословя,

чтоб мне потом везде шагалось легче,

мне дарит силы родина моя.

И вот однажды, кажется, в субботу –

не нужен повод, просто выходной –

мой Новодвинск, я первым самолётом

лечу к тебе… Мне хочется – домой…

И я не раз к тебе ещё приеду,

ты не стесняйся сниться мне – зови;

мы будем вместе праздновать победы,

и признаваться в дружбе и любви.

Я не слабак, но вам открою карты:

бывает трудно, как тут ни крепись,

и я во сне беру билет плацкартный,

чтоб ехать к маме с папой в Новодвинск.

Под разговоры долгие в плацкарте

я будто снова еду в Новодвинск…

Все поднимают за тебя бокал

Все поднимают за тебя бокал

и дружно поздравляют с днём рожденья,

желая, чтоб всё то, что ты искал –

сбылось!

[А не болело наважденьем

несбыточным, а времени чуть-чуть

осталось: продуктивных лет так двадцать,

и, наконец-то, хочется вздохнуть,

и, наконец-то, жизнью – наслаждаться.

Все эти годы лез куда-то вверх –

карабкаясь к успеху, рвал и жилы,

и сердце, и надежды, но успех –

за горизонтом так же, и – не жил, и –

по факту – не познал, что значит – жизнь

с любимой очень женщиной – той самой!]

Лишь по спине похлопает – «Держись!» –

всё понимая, друг надёжный самый…

И близкие – ни денег, ни побед

давно уж не желают, понимая:

всё есть давно, вот только счастья – нет,

и лишь любви большой-большой желают.

И грустный праздник стал ещё грустней,

когда себя обманывать не надо:

все эти годы – думаешь о ней

в своей вип-зоне филиала ада.

Ангелом, всегда я был твоим ангелом

Ангелом, всегда я был твоим ангелом –

день и ночь служил тебе, словно пёс,

а когда ты вдруг срывалась и падала,

каждый раз, когда с вершин своих падала –

я ловил и на руках тебя нёс.

На руках тебя, любимую, нёс…

Ангелом, я был твоим личным ангелом,

но не спас тебя однажды, прости:

я любил, но чем страшнее ты падала,

чем сильней и чем больнее ты падала,

тем тебя я мог подольше нести.

На руках тебя по жизни нести…

Ангелом твоим считался – хранителем,

чтоб всегда стоять за правым плечом,

но хотел в твоих глазах победителем

быть всегда, лишь только сам победителем,

но не стал… А стал твоим палачом…

Ангел твой тебе же стал – палачом.

Ангелом, я был твоим личным ангелом,

но не спас тебя однажды, прости:

я любил, но чем страшнее ты падала,

чем сильней и чем больнее ты падала,

тем тебя я мог подольше нести.

На руках тебя по жизни нести…

Не выходи из комнаты

Не выходи из комнаты –

китайский вирус

страшный, почти инкогнито

разит на вынос.

Сколько ни учит прошлое –

никто не верит.

Нас ничего хорошего

не ждёт за дверью.

Если чихнёшь на улице,

повяжут сразу,

не выходи, будь умницей –

игнорь заразу.

Не выходи, пожалуйста –

там вирус страшный.

Злись, негодуй и жалуйся –

ему не важно.

Шторы – смотри – задёрнуты,

ложись поближе.

Только, прошу, из комнаты

не выходи же.

Стирал из памяти номера

Стирал из памяти номера –

счищал из самых последних сил,

от пустоты этой – умирал,

и по ночам то скулил, то выл…

Жена привычно толкнула в бок:

"Опять кошмар? Ничего, я здесь…"

Ты б никогда ей сказать не смог –

она тот самый кошмар и есть.

Женился – будто такой пустяк:

так долго вместе – пора и в ЗАГС.

Другая женщина просто так

с двумя брильянтами синих глаз

пленила сердце, покой украв –

равна и норовом, и умом,

и может был ты не так уж прав,

когда не с ней начал строить дом.

Тогда семью сохранить решил,

мол, увлеченье – перешагну…

И забывал из последних сил

все двадцать лет – лишь её одну.

Стирал из памяти номера,

прикосновения – как тату

сдирал, выбеливал… Умирал,

взывал о помощи в пустоту…

А она была крепка, как весенний наст

А она была

крепка, как весенний наст –

по нему медведь

– и тот мог ходить пешком,

та, которая

не-бросит-и-не-предаст,

и коня из дома

выведет босиком.

Да гори б он

синим пламенем – этот дом,

только жалко очень

котика и коня,

она всех спасёт, конечно,

но дело в том,

что не видно в этом доме

в дыму – меня.

А и я сегодня

шёл по ней, как всегда,

думал – по колено

максимум глубины,

а шагнул – по пояс,

и не достать до дна,

и виню – её

(не вижу своей вины).

Так, не зная броду,

ломимся напролом –

по сугробам, лужам, омутам

("Не нырять!"),

а потом скулим обиженные –

облом,

всё не так пошло –

обидно же, сукаблять…

Ты когда-то всё (и – не-воз-мож-ное) ей простишь

Ты когда-то всё (и – не-воз-мож-ное) ей простишь:

не-звонки, не-письма и не-признаний глухую тишь,

ведь давно научен – басами музыки/коньяком,

да педалью в пол, да скоростью – в горле ком

разбавлять слезами и с болью сглатывать (всё – своё);

каждый час в смартфоне френдлист проматывать – до неё:

нет ли новых фото, и что там в статусах за намёк,

будто каждый любящий рядом был бы (хотел бы – смог!),

а на расстоянии слишком просто, мол, любить мечту,

что любовь – лишь выбор, и ты, мол, выбрал – другую, ту,

так теперь не надо любви до гроба по SMS,

раз не будем вместе – мы знаем оба (ты там, я – здесь)…

Гвозди в крышку гроба любви задушенной – забивать,

коньяком да скоростью – заглушать её, забывать…

И басы – на максимум: рвут в наушниках эту тишь

неотвеченных… Ты когда-то ей всё простишь…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись –

это не дорого и не ресурсозатратно:

жизнь без тебя медстраховка, ОСАГО и СНИЛС

не покрывают… И только немного – зарплата

радует писком… Гуляем сегодня на все!

В Питере – пить, и Архангельск, конечно, не хуже.

Днями – бежим, словно белки в своём колесе,

а по ночам заливаем уставшие души…

Белым ночам кто-то выдал лицензию на

аттракцион "Обнажённые чувства и нервы":

каждый нюанс, словно камень в ущелье до дна –

с грохотом вниз, в камнепаде истерики – первый…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись –

это не дорого и не ресурсозатратно:

словно путёвка в волшебную новую жизнь –

ночь на двоих, из которой так больно – обратно…

Бежать – стремглав! – от памяти кричащей

Бежать – стремглав! – от памяти, кричащей,

как был ошеломительно не прав,

когда любовь, признав не настоящей,

а – так, одной из тысячи забав

других, ты отложил её, оставил

до лучших (а наступят ли?) времён,

как вдруг она в своей игре без правил

стучит в виски любимым из имён…

И ты, сильнее стискивая зубы,

играя желваками, гасишь злость:

зачем опять – её глаза и губы –

стоп-кадрами… Зачем отозвалось

всё то, что так и не случилось – болью

фантомной где-то в области ребра

(того, что взял Господь, когда с любовью

лепил её для света и добра)?

Зачем вся та бессмысленная гонка

за счастьем и успехом столько лет,

когда не только счастья, а – ребёнка

с её глазами не было и нет?

Есть дом большой с пустой всегда кроватью,

есть планов грандиозных громадьё,

и деньги есть – на внуков даже хватит,

всё есть – нет счастья без неё…

Я не искал

Я не искал (учтя печальный опыт

всех прошлых жизней) здесь твоих следов,

в экраны/мониторы/телескопы

не вглядывался, образы из снов

по ведьминым (тобой забытым) свиткам

не брался расшифровывать один.

Мне память о тебе – такая пытка,

беспамятье баюкать до седин

мечтал, но вдруг под левой диафрагмой

заноябрил былой надежды свет –

прозрачный, ледяной, холодный, наглый –

подбросив нагло твой случайный след…

И я, волнуясь (за неровный почерк –

прости), кричу рефреном между строк –

"Люблю!" – в стихах (хороших, между прочим)…

Полжизни тишины ещё не срок?..

А это просто день плохой – не жизнь

А это просто день плохой – не жизнь,

и просто дождь, а ты не по погоде

чуть-чуть одет, но лишь шепнёт "держись"

тихонько кто-то близкий – боль уходит.

Не насовсем, конечно – нет чудес

в реальности, где ты большой и взрослый,

но – отступает, как отходит лес

на шаг с дороги, освещённый просто

бесстрашно-наглым дальним светом фар,

и лес – как лес, и скатертью – дорога,

и осени пылающий пожар –

не осень жизни, а подарок Бога…

Волосы по плечам

Волосы по плечам —

два золотых снопа,

в них бы, да по ночам —

видимо, не судьба.

Как оказался злом

сердца любовный пыл?

Нервы – морским узлом,

Господи, где ты был?

Сам понимаю всё:

вызубрил с "а" до "я",

чёртово колесо

жизни календаря

крутится – я верчусь

белкой всю жизнь, но вдруг

сложная гамма чувств

разъединила круг.

Больно пока дышать –

сил не хватает, но

годы – как будто вспять,

кадрами, как в кино:

не от неё, а – к ней

будто всю жизнь бегу,

мог бы – бежал быстрей,

только вот – не могу.

Солнце в её глазах —

серых тонов пол ста,

мне бы не только в снах

жить бы с ней лет до ста,

мне бы в её дому —

вечный найти приют,

Господи, где/кому

ключ к нему выдают?

Из глаз твоих давно по капле жизнь

Из глаз твоих давно по капле жизнь

вся вытекла – водой морской куда-то…

Я столько раз кричал тебе: "Держись!",

я столько раз просил тебя: "Не надо

сдаваться: если больно очень – плачь,

но всё-таки вставай, и – в драку снова!"…

Тебе казалось: я тебе – палач,

а я был – врач, но мог лечить лишь словом,

и, словно в эликсир, добро и зло

подмешивал по капле наудачу,

чтоб ты – жила.

Увы – не повезло.

Глаза твои лишь небо видят.

Плачу.

Зарифмую смело я кровь/любовь

Зарифмую смело я кровь/любовь:

рифма гениальная, спору нет:

переформатировать сердце вновь –

долго ли, умеючи? Дам совет.

Это, в общем, очень простой процесс:

ты сначала рушишь всё до руин,

жжёшь к чертям, и на пепелище – лес

новый (может, вырастет до седин).

В том лесу ты заново строишь дом.

Дом – как дом: крылечко, светёлка, печь,

холл просторный, спаленка даже в нём,

и – хозяйка, на ночь вдвоём прилечь.

Всё как будто – заново, набелО:

дом, детишки, кофе, коты, уют,

но по крышу самую замело

душу снегом – птицы в ней не поют.

И идёшь ты к доктору: "Помоги –

дай таблеток, чтобы жилось вкусней,

всё в порядке: дети, друзья, враги –

всё при мне, и только душа – при ней.

Не держала, вроде бы, на цепи –

отпускала: хочешь летать – летай,

не искала камменты по айпи,

не стучалась в вайбер мне или в скайп.

И сама не пряталась под замок,

наблюдая где-то из-за угла,

смог её найти я или не смог,

и сама не лайкала, мол, смогла.

Просто память – тяжестью на душе

(с каждым годом – всё тяжелее груз),

мне бы, доктор, вырезать всё уже,

поздно лишь опомнился я, боюсь"…

Добрый доктор слушает – головой

в такт качает, что-то строчит в тетрадь:

случай ваш, конечно же, не простой,

как же эту женщину вырезать?

Столько лет таблетками – толку ноль,

видно, метастазами проросла,

терапия, батенька – это боль,

да и ампутация – не со зла.

Память так не вылечишь, не схитришь –

будет боль фантомная не слабей,

если с нелюбимой ты ешь и спишь,

эту – незабытую – не убей.

Даже если имя мне – Айболит

(можно лапу/сердце назад пришить

без наркоза – дунул, и не болит),

с ватным сердцем плохонько как-то – жить.

Бросить всё к чёрту

Бросить всё к чёрту.

Купить у барыг пистолет.

Пару консервов закинуть в дорожный рюкзак.

Выйти из дома,

в котором давно тебя нет –

там, где тебя нет, не дом это вовсе, а так…

Кинуть ключи

в старый ящик почтовый пустой –

писем давно он не помнит, лишь только счета

носит сюда почтальон

на фамилию той,

что здесь жила, а теперь здесь живёт пустота.

Прыгнуть в такси:

"Командир, два тарифа, вокзал,

музыку – громче,

вот эту поставь на повтор,

и – помолчи: я уже всё, что надо, сказал,

не пережить мне ещё хоть один разговор"…

В первый же поезд.

На верхнюю полку. Плацкарт.

Бросить рюкзак. Долго ехать. Колёс перестук.

В новую жизнь.

Вникуда. Без дороги назад.

Сам себе – враг. Самый страшный. И сам себе – друг.

Бросив все к чёрту

и старые письма порвав,

выбросив память, как мусор ненужный – в ведро,

утром понять,

что не так уж, наверное, прав,

если она снова в левое лупит ребро.

Выйти на волю

из поезда где-то в полях,

долго идти – от людей, от огней, в темноту.

Плакать от боли,

скулящей в холодных висках.

Выстрелить в сердце,

любившее зря, и не ту.

Бросить всё к чёрту.

Я пью тебя и пью

Я пью тебя и пью, но эта жажда

не отступает – солью на губах

моих засохнет кровь твоя однажды…

Вампир я, но тебе не ведом страх.

Ты вновь покорно подставляешь шею,

и я по капле пью тебя, но жизнь

показывала раньше: не сумею –

сожру тебя. Да, совесть будет грызть –

Но это всё – когда-нибудь попозже,

пока же соблюдаем мы баланс:

я слизываю кровь с атласной кожи,

раз ты мне так беспечно отдалась,

ты – учишься любить, прекрасно зная,

что может быстро кончиться любовь,

когда меня – моя же сущность злая

подставит…

Уходи.

Не прекословь.

Вампирское

Ни ненависти больше. Ни любви.

Ни радости. Но и – ни боли тоже.

Одна лишь жажда.

Клятвы на крови,

пульсируя, текут по нежной коже.

Не выясняя степень правоты –

присасываюсь, жаждою томимый,

и – пью тебя. До дна. До пустоты

в глазах – той, что вчера была любимой.

Ангел

По подушке локоны

разметав,

ангел спит, от жизни

земной устав…

Не на небе синем

в белом облаке –

на руке любимого,

сердца около…

Нимб и крылья сброшены

на порог,

не осудит может быть

мудрый Бог…

Жаркое утро, измятые простыни

Жаркое утро, измятые простыни,

лёгкая слабость, как будто похмелье,

девочка нежная – голая, босая –

попой упругой рассветно алея,

спит по-детсадовски – руки под голову,

змеи волос расползлись по подушке…

Кто б мог подумать, как будет мне здорово

это дыхание мерное слушать?

Нежно целую её меж лопатками,

шрамов не видно – не ангел, и всё же,

ночью – хмельная, погибельно-сладкая,

жажду такой удалить невозможно.

Кажется утром – ребёнка невиннее…

За ночь сплелись наши души и ноги,

падаю в нежность – теперь её именем

счастье своё я зову и тревоги…

Уже всё можно…

Уже всё можно, мне сказал добрый врач —

он слишком пьяный, чтобы вежливо врать,

и осторожно – держись, дружище, не плачь —

налил до края: так веселей умирать.

Комок солёный настырно в горле першит;

не запивая, глотаю спирт, как нектар:

я слишком болен, чтоб просто-напросто жить,

и умираю, а ведь как будто не стар.

И, Бога ради, кому тут легче сейчас?

Лишь я и доктор, и горькой правды глоток…

Скажи, а бляди почём сегодня за час?

Уж если сдохнуть, то пусть хоть хуй в потолок…

Уже всё можно…

Встану добрым ангелом за твоим плечом

Встану добрым ангелом

за твоим плечом —

перепишем набело

песню ни о чём,

и в сценарий жизненный

вставим больше драм

(Смотришь укоризненно:

Больше?!! Нет, не дам!)…

Очень понимающе

улыбнусь в ответ:

голос твой – решающий,

если нет – то нет,

только беспросветная

жизнь без драм и бурь.

Знаешь, несусветная

избегать их дурь —

брызгами шампанского

пахнет вкус побед

(Робой арестантскою –

ты ворчишь в ответ)…

Да и пусть бы робою —

тоже новый вкус!

(Может быть… Попробую…

Нет, прости, боюсь…)

Солнце не задувай

Солнце не задувай –

пусть побеждает холод,

злись, но не забывай

тех, кто любим и дорог,

тучи не разводи

и облака – руками:

миру нужны дожди…

Знаешь ли – с кулаками,

сильным должно добро

быть: не выносит слабых

жизнь, и к ногам даров

не принесёт. Хотя бы

больше на раз – вставать,

чем упадёшь, не плача:

если не пасовать —

не подведёт удача.

Страшно – наотмашь бей:

пусть лучше нас боятся,

но никогда не смей,

слышишь, не смей сдаваться!

Еду к тебе…

Еду к тебе я

ночными проспектами,

музыку

наматываю на шины,

память картинки

неполиткорректные —

фоном:

и стыдные, и смешные.

Воздух – как будто

уже кем-то выдышан:

нет его,

кончился. Пересох. Но

хватит минуты:

звонок один – выбежишь

тёплая,

родная… В глазах намокло —

очень скучала

и радости не таит,

милая,

безумно тебя люблю я…

Поначалу

доставил тебе обид —

дурень, да:

зачем-то тебя ревную.

К жизни даже!

К той части, что без меня:

яркая,

тебя у меня ворует,

но на страже

картинки стоят-фонят —

стыдные,

уже не про поцелуи…

Еду к тебе…

На небо пока мне рано

На небо пока мне рано, и ты не спешила б тоже –

там два бестелесных духа земных не познают ласк,

там не кровоточат раны – нет тела, нет крови, кожи,

протяжного стона в ухо никто не издаст из нас,

никто от души до хруста уже не сожмёт в объятьях,

и вкус поцелуя тоже придётся забыть навек…

быть духом – почти искусство, но я предпочту – распятье,

чем жить без любовной дрожи.

Не ангел я – человек.

Ангел крылья по земле волочит

Ангел крылья по земле волочит.

Голый, грязный, по камням – босиком.

Потерял от врат небесных ключи —

не вернуться: Рай давно под замком.

Надо как-то на Земле – выживать:

притвориться сумасшедшим чуть-чуть —

эпатаж, мол, вот такой, вашу мать,

в серость будней – ярких красок вдохнуть.

Боль такая – еле сделаешь вдох:

местный климат не для Ангелов всё ж,

даже нимб давно не светит – засох,

а без нимба как домой попадёшь?

Ангел, крылья по земле волоча,

улыбается от мысли своей:

если в Рай теперь нельзя без ключа,

то в Аду, наверно, нету дверей?

Сильному – больше дадено

Сильному – больше дадено

трудностей и потерь,

счастье моё – не крадено,

просто однажды дверь

в душу была распахнута,

ты заглянула – ой!

Сердце моё – распахано

поднятой целиной,

дышит весной и семени

ждёт – колоситься вновь…

Важно ль, какого племени-

рода моя любовь?

Пол/потолок качаются,

переплетеньем ног.

Души соприкасаются

Так, как велел им Бог.

Долго ли сказка скажется/

коротко ль – нам ли знать,

мне бы тебя отважиться

взять – и своей назвать,

взять – и присвоить ныне и

присно, веков вовек…

Счастье моё – взаимное,

любящий человек…

Финал

Слёзы – скомканы, пальцы – сбиты,

и в клубок все смотаны нервы,

я рифмую ломаным ритмом

не последний, но и – не первый.

Чувства – словно анорексички:

еле живы как будто… Сложно

удержаться – не чиркнуть спичкой

(Раз нельзя – то немножко можно).

В аритмии неровных строчек –

мой финал, что на миг отсрочен,

за неровный простите почерк –

просто, знаете, больно очень…

Этим двоим стоило ли встречаться?

Этим двоим

стоило ли встречаться?

Столько судеб

сломано по пути.

Кажется, им

всё – обещало счастье,

только нигде

нет его, не найти.

Все им твердят:

надо же, как похожи –

в вас, может быть,

общая льётся кровь?

Души горят –

их оторвали с кожей:

можете жить,

но – не познав любовь.

Взгляды сошлись –

рухнуло небо наземь:

шаг – и сгорим

в вечном аду костра.

Я на всю жизнь

страстью к тебе наказан…

Как ты там с ним?

Сердце моё…

Сестра…

Я вырасту и стану жирным троллем

Я вырасту и стану жирным троллем,

живущим под неправильным мостом,

и буду посылать всех лесом-полем

на языке понятном и простом.

На ужин буду жарить крыс на гриле,

из жаб зелёных – супчик на обед

варить, и что бы там ни говорили,

а троллем быть прикольно, спору нет.

Ведь нет врагов естественных в природе

у тех, кто видом грозен и силён:

тролль добродушно улыбнулся вроде –

а все кричат, что скалит зубы он.

И все бегут, не ведая дороги,

кричат –"Опасность!", падают смешно,

а сломанные головы и ноги

потом списать на тролля – не грешно.

А тролль, беды не ведая, спокойно

живёт обычной жизнью под мостом.

С принцессой даже. Знаете Фиону?

И с лучшим другом. Ну и пусть – ослом.

А кто ещё вообще для счастья нужен?

Жена-красотка, дети, лучший друг…

Враги – на завтрак, на обед и ужин,

и тишина на много вёрст вокруг…

14 февраля

Подари мне сердечко картонное

в этот пасмурный день в феврале –

пусть с тобой мы совсем не влюблённые,

подыграй просто-напросто мне.

Не пиши ничего, не вымучивай –

просто дата, и просто "Твоя…",

буду знать – было лично мне вручено

твоё сердце среди февраля,

буду верить, что по-настоящему

влюблены мы – взаимно, всерьёз,

повезло мне как будто, пропащему,

наконец после горя и слёз.

И как будто надеждой повеяло,

будто счастьем запахло на час,

будто ты мне взяла – и поверила,

а ещё ты поверила – в нас,

даже небо как будто свободнее

задышало – утихла пурга…

Может хватит быть глупыми-гордыми?

Ты мне очень – поверь! – дорога.

Подари мне сердечко картонное

в этот пасмурный день в феврале –

пусть с тобой мы совсем не влюблённые,

подыграй просто-напросто мне.

Love story

Каких-то пять недель назад

тебя в моей вселенной не было,

но этот – прямо в душу! – взгляд

зачем-то подарило небо мне.

И я, не верящий давно

в чертей/богов, в любовь – тем более,

влюбился. Насмерть. Как в кино.

И свадьбы жду в конце Love story я.

Но, как в любой из мелодрам,

путь к счастью выложен страданием:

любовь послало небо нам –

с большим вот только с опозданием.

Любить тебя я страшно рад,

а ты – терзаешься сомненьями:

проблема в том, что я женат,

а ты – любовь по воскресениям.

И пять недель – как будто год:

мы – все втроём – уже измучены,

но слово страшное "развод" –

не произносим… Может к лучшему?..

С тобой под утро чищу переписку

С тобой под утро чищу переписку –

следы стираю, как какой-то вор:

вчера у нас невыносимо близкий,

интимный даже вышел разговор.

С тобой мы (к счастью?) несвободны оба,

и души съел, как ржавчина, цинизм:

не верим в сказки про любовь до гроба

и горько шутим – "лучше анонизм".

Но друг без друга утро не встречаем

и почему-то не уходим спать

без всяких там "целую" и "скучаю"…

Несём с собой мобильники в кровать,

чтоб даже друг без друга – вместе будто:

короче ночи и приятней сны,

и каждое в разы добрее утро,

когда играем мы, что влюблены.

Вот только заигрались мы немного,

и надо делать выбор, наконец:

вот судеб перекрёсток, вот дорога –

куда мы? Вместе? Порознь? Под венец?

И камень не спасёт краеугольный:

за каждый выбор заплатить сполна

придётся нам, а у судьбы с любовью

немыслимо высокая цена…

Я шагаю нетрезво и пьяно

Я шагаю нетрезво и пьяно,

и стихи не в размер и не в рифму,

но зато к счастью мне по карману

ты – моя непутёвая нимфа.

Завтра нам не вставать на работу,

значит можно гулять до победы –

вечер пятницы только в субботу

завершается после обеда.

Тут бы не разорваться хотя бы:

то ли в баре бухать с друганами,

то ли трахать красивую бабу

под звонки, мол, предатель, не с нами –

в общем, жди, моя нимфа, я еду,

ну почти – через час постараюсь,

а пока что я в хлам, до победы –

пусть не в Питере, но набухаюсь…

Как бы случайно задели коленями

Как бы случайно задели коленями

и – на секунду чуть дольше приличий –

руки, коснувшись, пропали в безвременьи,

вид сохраняем почти безразличный.

Делаем вид, что мы просто заложники

узких проходов и офисов тесных,

и друг на друга (дурные безбожники!)

молимся (порознь вот только, не вместе).

Лишь на пятнадцать минут чаепития

можно представить, что всё – не случайно:

взглядов/коленей/ладоней соитие

в чашке размешивать ложечкой чайной…

Нет, она от меня не уйдёт сгоряча

Нет, она от меня не уйдёт сгоряча.

ну и что, что десятые сутки подряд

телефон с ноутбуком крадёт по ночам

что твои фотографии/письма хранят,

ну и что, что не ценит/не любит давно –

есть привычная жизнь, общий дом и уют,

а любовь – это сказка, и только в кино

[Только ты, моё счастье, что делаешь тут?],

ну и что, что мы жизни не чувствуем вкус:

я с тоски по тебе, от бессилья – она,

я уже никого/ничего не боюсь

[Я тону, и нет сил оттолкнуться от дна!],

ну и что, что давно мы живём в полноги –

так полжизни прошло и полжизни пройдёт,

я тебя не скрываю, молю – помоги! –

но она от меня никогда не уйдёт.

Я хочу тебя целовать

Я хочу тебя целовать.

Без контекста. Без продолженья.

Без желанья скорей в кровать.

Умирая от притяженья.

Непривычная – кислотой

прожигает нам нежность души,

не со страстью, а – с теплотой

тех целуем, кто очень нужен.

Очень просто и без затей

признаёмся в любви до гроба:

я хочу от тебя детей –

произносим мы хором оба.

Я хочу тебя продолжать –

всё твоё чтоб: глаза, ресницы,

чтобы вместе – детей рожать,

а не просто друг другу сниться.

А у тебя в феврале Мур!

А у тебя в феврале – "Мур!",

а у тебя в феврале – "Мяу…",

я бы таких феерических дур

на одну умную б – оптом менял.

А у меня в феврале – боль,

гипертонический, блин, криз:

вновь рогоносца постыдную роль

я отыграю и выйду на "бис".

Для беспокойства причин – нет:

за февралём, как всегда – март,

диких инстинктов в глазах твоих свет

выключит на год. Проверено. Рад.

А любовь у меня к тебе

А любовь у меня к тебе –

чуть горчит на губах и в сердце:

нам написано по судьбе

друг об друга в морозы греться.

Только мы, не храня тепло,

всё спустили по ветру, будто

нас любовью друг к другу – жгло,

даже если ей срок – минуты…

Друг от друга мы вдалеке

мёрзнем сердцем, душой и кожей,

пусть во снах, но – рука в руке –

согреваем друг друга всё же.

Так давай не рубить с плеча,

обжигаясь сейчас друг другом,

поцелуем хмельным горча,

и болея одним недугом,

это – память… Как инвалид,

потерявший когда-то ногу,

уверяет врача: болит!..

Всё пройдёт, потерпи немного…

Полжизни

Мы отдаём долги – свои, чужие:

растим детей, целуем нелюбимых,

мы сильные, мы взрослые, большие –

живём на черновик, на половину.

Полвздоха, поллюбви, полпоцелуя,

полнежности сюда, и часть – в заначку

на половину жизни на вторую –

тайком для нас с тобой на завтра прячу.

И вырвем ненавистные страницы

Тех жизней – что прожито так, как надо,

Чтоб с теми жить, кто столько жизней снится,

И если умереть – то тоже рядом…

Починю всё, исправлю, налажу

Починю всё, исправлю, налажу,

если снег новогодний не ляжет

на любимые грабли, что в прошлом

бросил зубьями вверх, как нарочно,

торопясь с новым годом на встречу –

как на грех, ничего не замечу,

только гулкая боль, только звёзды,

Осознаю, пойму, только поздно,

только охну внезапно, осяду:

вот и грабли любимые, рядом –

так привычно легли под подошву…

Новый год, ты такой же, как прошлый.

Меридианы и параллели

Меридианы и параллели

на части режут земли арбуз,

песком сквозь пальцы струится время,

а мы разлуки смакуем вкус.

Над паутинами карт дорожных,

и гулом связи – "Приём, приём!" –

вздыхают Ангелы: сколько ж можно?!!

Они ж должны быть – должны! – вдвоём!

А между нами – года, и мили,

и бесконечность седых разлук,

и горечь памяти, как любили,

и дрожь в объятья летящих рук.

И время сыплется – не удержишь,

вот-вот слезой поминальных свеч

заплачут Ангелы безнадежно,

что не смогли нам устроить встреч.

А мы не видим волшебных смыслов,

не смотрим в небо, не слышим звон

колоколов, и не пишем письма,

не отвечаем на телефон…

Два хищника сошлись на половине

Два хищника сошлись на половине

пути друг к другу, и – глаза в глаза.

Им ясно, что вовеки и отныне

друг с другом конкурировать – нельзя:

равны друг другу хитростью и силой,

и не знаком им поражений вкус,

их бой, конечно, вышел бы красивый,

но кончился бы трупами, боюсь.

Повисло напряженье тяжким грузом –

всё ясно всем, но как же дальше быть?

И вдруг ложатся оба кверху пузом –

отказываюсь драться. Можешь бить.

Я твои приветы не читаю тоже

Я твои приветы

не читаю тоже,

и не жду ответов

в странной нервной дрожи –

если пишешь – значит

любишь, помнишь, хочешь,

чувств своих не пряча,

дни свои и ночи

коротать не с книгой/

мыслями дурными –

вот такие сдвиги

присно и отныне.

В сердце поселилась

странная зараза –

захотелось плакать

и смеяться сразу,

миг рассвета каждый

ждать, как узник – волю,

умереть однажды

от сердечной боли –

гордость догорает

где-то под лопаткой…

Мне не надо Рая –

в этой бездне сладко.

От эндорфинов с каждым днём глупее

От эндорфинов с каждым днём глупее

становимся и, так уж суждено,

хотим мы рядом быть, но – не умеем,

и лишь глядим в волшебное окно

планшета/ноутбука/телефона:

а как ты там в далёком далеке?

И молимся буквально на смартфоны,

сжимая их до судорог в руке,

в пустой надежде, что случится чудо

и сможем мы сердца объединить…

…Я верю, что в твоей я жизни – буду,

ты – продолжаешь с прошлым говорить,

но прошлое – молчит, не дав ответа,

куда умчалось/вышло/истекло,

а я тебе кричу через планшета

глухое, равнодушное стекло…

Вороньё кружит по наши души

Вороньё кружит – по наши души

налетели тучей грозовой,

затянули небо, низко кружат –

ждут своей добычи дармовой,

но пока под диафрагмой гулко

сердца несдающийся мотор

бухает – и в бой, как на прогулку

под нетерпеливый гвалт и ор

воронья – в пыли, грязи и саже –

мы летим таким же вороньём,

и уже не молимся и даже

"За победу, братцы!" не орём.

Боевыми роботами. Молча.

В бой идём. В последний ли? Бог весть.

Сами разберёмся, раз не хочет

нам сейчас помочь он, если есть.

Не издав ни возгласа, ни стона,

пополняем чёрных птиц ряды…

Где-то дома с грохотом иконы

падают, в предчувствии беды…

Где бы что бы с нами ни случилось

Где бы что бы с нами ни случилось,

как судьба ни била б нас под дых,

наших полувзглядов молчаливость –

так же говорящей слов любых…

Не бывает рано или поздно:

встретились глазами – и пиздец.

Облегчённо выдохнули звёзды,

что смогли свести нас, наконец…

Сердце глупой птицей в горле бьётся,

вылетит – лови его потом,

глаз твоих прищуренные солнца

светятся любовью и теплом.

Все обиды прошлого забыты –

сами дураки, кого винить?

Нас друг к другу тянет, как магнитом –

смогут ли потом разъединить?

Где бы что бы с нами ни случилось,

как судьба ни била б нас под дых,

наших полувзглядов молчаливость –

так же говорящей слов любых…

Стоп-кадры

Все твердят, что любви, как у нас

и в кино не видали. Смеются:

только встретятся взглядом и раз –

не зрачки у обоих, а блюдца,

и – из порно стоп-кадры, да те,

что цензурой порезаны – слишком!

Перед взором в сплошной темноте

загорают предательской вспышкой,

с ритмом пульса сменяются и –

замираем со сбитым дыханьем:

мы сливаемся в акте любви

невзирая на все расстоянья.

Орать до хрипоты в ночное небо

Орать до хрипоты в ночное небо –

за что со мной так, Господи, скажи?!!

Я никогда ни с кем так счастлив не был,

как с той, одной, далёкой… Миражи

из глупой лжи, интриг – чужих и чуждых –

прозрачная, но гибельная сеть –

нас развели. Кому всё это нужно?

За что всё это, Господи, ответь?!!

Зачем мы так живём, что наши дети

и сам я тоже, Господи прости,

завидую Ромео и Джульетте:

убить – сумели, но не развести.

Да как же так-то: умершим – живые

завидуют? – Любимыми ушли…

А мы – опустошённые, чужие

орём тебе со всех концов земли

от слабости своей, от дикой боли,

что мы друг другу не жена, не муж…

Зачем нужна, скажи, свобода воли

носителям таких безвольных душ?..

Ноябрь

Ноябрь нам семафорит новогодними

рекламами, мол, на носу вот-вот –

и очень скоро ёлки новогодние