Книга: Признаюсь: я жил. Воспоминания - Пабло Неруда

При всем уважении к его общественной деятельности, а особенно к его жесткой антифашисткой позиции ("Гитлер глотал страны одну за другой, а английские и французские государственные деятели бежали со своими зонтиками ему навстречу, предлагая города, королевства, людей"), само творчество Неруды, как и творчество его соратников по лагерю оставило у меня чувство некоей вторичности. Кто же те писатели, которых больше всего ценил Неруда? Это Назым Хикмет, Константин Симонов, Илья Эренбург, Поль Элюар, Луи Арагон... Да, несомненно их всех объединяют прогрессивные для того времени взгляды, но что касается их таланта, я бы отнесла этих авторов все же к писателям второго ряда. Неруда, прибыв в СССР, что-то слышал о Пастернаке, но был разочарован его реакционной позицией. Видимо, поэтому свести личное знакомство с опальным поэтом у чилийца желания не возникло. Я же глубоко убеждена в том, что поэтический дар Пастернака переживет века, чего нельзя сказать о Симонове или Эренбурге. Хотя кто знает, возможно, когда-то и возродится интерес к их творчеству? Мне сложно сказать, потому что, на мой взгляд, в истории русской литературы ХХ века есть фигуры намного более яркие и заслуживающие пристального интереса.

Все бы ничего, но меня совершенно убил следующий отрывок, в котором Неруда позволил себе выпад против Киплинга:

У постели герцога в золотой рамке висели какие-то письмена. Увидев готический шрифт заглавных букв, я решил, что это родословное древо герцогов Альба. Но нет. Это было стихотворение Редьярда Киплинга "Если" – пошловатое, ханжеское, из тех, что предварили появление английского журнала "Ридерс дайджест", стихотворение, чей интеллектуальный уровень не выше, на мой взгляд, башмаков герцога Альбы. Да простит меня Британская империя!

И это он про "IF", величайшее стихотворение, написанное на английском языке, в котором постулируется благородство человеческого духа, то, что делает человека человеком! Как мог истинный поэт не то что остаться равнодушным к этому шедевру, но высказать такое поверхностное и несправедливое мнение?

Я отвергаю всякую ангажированность, когда дело касается творчества. Партийная литература мне глубоко неприятна, так как, по определению, несвободна. Я за широту мнений и за блеск истинного искусства, которое по своей природе аполитично. Поэтому воспоминания Неруды вызвали у меня отторжение и неприязнь.

Мыслить по-сектантски - черта, которая не украшает даже Нобелевского лауреата.

Уму непостижимо, как можно было так мыслить, лично наблюдая перевороты, посещая Китай и Индию.

Особенный склад психики – почти безумие. Да, безумие, определенного рода безумие, часто идущее рука об руку с поэзией. Как иначе назвать эту тягу к писанию рифмованных строк у мальчика из очень простой, очень бедной семьи. Впрочем, наверное, именно латиноамериканцы, которые допускают в свою ежедневную жизнь значительную долю магии и мистики, легче поняли и признали такого рода безумие, постигшее их отпрыска. И отпустили его в другую, отличную от их собственной жизнь.

И еще время. Время было особенное. То самое, когда в парижских кафе, за овеваемыми весенним ветром столиками рождалась великая европейская литература. «Что ты тут делаешь? Тебе надо ехать в Париж!» И он приехал в Париж – бедный чилийский мальчишка, сын дорожного рабочего, рифмоплет, назначенный консулом Чили в Бирме (потом он даже не вспомнит название этой страны). Был пароход, океан, Шанхай (с деликатными грабителями), Япония, Сингапур . Дипломатическая служба забрасывала его в Бирму, Лаос, Камбоджу, Индию, Цейлон, снова в Сингапур (трудно понять, зачем маленькой Чили такое количество разбросанных по миру консульств). И пусть Неруда говорит, что всегда видел изнанку восточной экзотики, что в его сердце не нашлось места для восточных богов и ритуалов, это великое счастье для поэта – повидать мир, будучи таким молодым. А он не только повидал, но и почувствовал все прелести Востока от любви юной бирманки до молочного опийного дыма. Кстати, путешествия успешно совмещались с дипломатической карьерой, подъемом по служебной и социальной лестнице и немалым количеством амурных приключений: не будем забывать о жгучем латиноамериканском темпераменте поэта. И уж чем-чем, а ханжеством Неруда не страдал и тогда, ни потом.

Но восточная сказка закончилась возвращением в родную Южную Америку, назначением сначала в Аргентину, ознаменовавшемся знакомством в другим великим поэтом – Федерико Гарсиа Лоркой, и наконец – в Испанию. Испания. Тут Неруда свел знакомство со множеством испаноязычных поэтов из разных стран, жил в атмосфере творчества и издавал литературный журнал, до того черного дня, когда к власти рванулся Франко. Началась война, миллион испанцев потерял родину, еще миллион - жизнь, среди них и друг Неруды Лорка. Никогда Пабло не простит этого диктатору и не забудет. С поражением фалангистов закончилась и консульская служба Неруды в Испании. Тогда же Неруда стал тем, кем называли его в школьных учебниках во времена моего детства – чилийским поэтом-коммунистом (правда, билет компартии Чили официально он получит много позже).

Тут надо сделать отступление. Поэт-коммунист – это и было то немногое, с чем я начинала читать биографию Неруды. То, что заставляло меня относиться к нему с некоторым предубеждением и постоянно искать подвоха. Как, коммунист – и дипломат, и свободно перемещается по миру, и тратит деньги, и любит женщин, и меняет жен? Наверное, моему поколению никогда до конца не уйти от представления о коммунистах, как о неких райкомовских чиновниках в унылых серых костюмах, зажатых узкими рамками особой классовой морали. Неруда же никогда не был зажат ни в какие рамки, не был ограничен в выборе, не страдал ханжеством. Вот и коммунизм как идею он выбрал абсолютно свободно, как выбирали ее множество людей до эпохи большевиков и выбирают после нее. Удивляет лишь тот факт, что всегда имевший свободу перемещения, выбора и творчества человек не смущался отсутствием этих самых свобод в так восхищавшей его стране, уверенной поступью идущей к коммунизму. Почему это не казалось странным ему, сочетавшему членство в компартии своей страны (естественно, оппозиционной!) с успешной дипломатической карьерой, а потом с и сенаторским креслом? Мыслимо ли было такое сочетание в любимой им Стране Cоветов?! Впрочем, кресло сенатора вскоре сменилось жалкой индейской хижиной в Андах. Поэт попал в немилость и скрывался от властей. Сейчас трудно поверить в такое: он был настолько известен и популярен в своей стране, что любой полицейский мог узнать его даже по голосу. Потом было бегство (по горным тропам, с подложными документами!) в Аргентину и – наконец – снова Париж! Здесь, в Париже, и началось знакомство и дружба Неруды с советскими писателями и его любовь к Стране Советов.

Наверное, видевший лишь то, что ему давали видеть, Неруда искренне считал, что в СССР куется великая правда и строится будущее мира. Знал ли он, посетивший в 1949 году Москву, что великая страна, победившая фашизм, голодает? Что Сибирь, которую он пересек на поезде, полна лагерей? Наверное, он искренне не понимал, насколько невозможной в этой стране была бы его собственная судьба, судьба бунтаря и в какой-то мере космополита – человека мира… Впрочем, Китай времен первых лет революции тоже восхищал Неруду, но хотел ли бы он такой судьбы для своих соотечественников? Чилийский «изгнанник», он в те годы снова объехал весь мир – мыслимо ли это было для граждан Страны Советов? Вопросы, вопросы….

В начале 50-х поэт вернулся на родину, где был по-прежнему немыслимо, запредельно популярен и любим, в тюрьме (справедливости ради надо сказать, что попал он туда на несколько часов) у него брали автографы, а стражник посвятил ему стихи. Его 50-летие, несмотря на постоянное противостояние поэта властям, отмечалось не просто в государственном – в мировом масштабе, к тому времени он уже получил Ленинскую премию в СССР, издал ПСС в Аргентине, построил огромный дом, издавал журнал. И по прежнему много путешествовал по миру.

И снова вопросы. В СССР культ личности развенчан, а революционная романтика в Китае явно перетекает в подобный же культ, который потом приведет огромную страну к культурной революции. Неруда видит это своими глаза, видит, как гаснет коммунистический запал в глазах его товарищей-писателей, но ищет и находит оправдания происходящему и своим взглядам. Он много ездит по Союзу – передовые предприятия, дома творчества и пансионаты писателей, московские гостиницы и рестораны. Понимал ли он, что жизнь обыкновенных советских людей он так никогда и не видел, что они не пьют французские вина и не закусывают их икрой, что, в отличии от него, для них Рим, Париж и даже Бухарест всегда будут всего лишь точками на карте?

Эти мемуары написаны в начале 70-х, когда ничто не предвещало закат коммунистической эпохи в СССР, вернее, эпохи социалистической, но всерьез построить коммунизм никто уже не надеялся. Но поэт – он ведь по природе своей романтик и идеалист. «Пабло – один из немногих счастливых людей, которых я знаю», – сказал Эренбург в какой-то из своих книг. Неруда действительно был счастлив, не став ни вельможным стихотворцем, ни одержимым воинствующим бродягой. Его поэзия сделала его невероятно любимым на родине и популярным за ее пределами, она сытно кормила его и позволяла путешествовать, собирать редкие книги и прекрасные раковины. Он дружил со своими великими современниками – писателями и художниками Жоржи Амаду, Полем Элюаром, Альберто Моравиа, Маркесом, Кортасаром, Сикейросом и Ривейра (всех не перечислить!), был знаком с большими политиками и даже сам побывал кандадатом в президенты. Он получил кучу почетных профессорских званий в лучших университетах мира, государственные награды разных стран, множество литературных (и не только) премий, включая вожделенную всеми Нобелевскую («любой писатель нашей планеты, что зовется Землей, хотел бы получить Нобелевскую премию – и тот, кто молчит об этом, и тот, кто это отрицает» (с)). Ему довелось увидеть, как начинают побеждать его идеалы в его родной стране, и как они терпят в ней крах. Его любили и ненавидели. Он жил. Да, он жил!

Я остаюсь с народами, дорогами, стихами, которые меня зовут, стучат руками звездными в мое окно.

Дальше...

Честно говоря, единственное, с чем у меня было связано имя Пабло Неруды – это рок-опера «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». «Я твоя свобода, я твоя звезда…», затертая вусмерть на старом проигрывателе пластинка, потрясающе красивый Мурьета-Харитонов на экране. Восьмидесятые, молодость… Ни одного стихотворения Неруды перед чтением его книги я бы не вспомнила, а либретто «Звезды…» Павла Грушко, оказывается, переводом драматической кантаты «Сияние и смерть Хоакина Мурьеты, чилийского разбойника, подло убитого в Калифорнии 23 июля 1853 года» назвать можно весьма условно – это вполне самостоятельное произведение. Так что, эта книга послужила поводом прочитать стихи ее автора. «Девочка-кофе», «девочка – смуглый ветер», «солнце в пальцах твоих играет»… Такие нежные строки. А песню его «Мe gustas cuando callas» (Люблю твое молчание) до сих пор поет вся Латинская Америка. Какая разница, верил ли автор в победу коммунизма? Ну правда, важно ли это…

Очень хорошая книга, приятно читать, хотя и довольно трудно из-за обилия исторических фактов, имен и неизвестных названий. Не смотря на отсутствие хронологии описываемых событий, впечатление целостности (в первую очередь самого Неруды) не покидает ни на миг. Дон Пабло помогает нам не только узнать о своей стране, которую он обожал, хранил в сердце и ни на миг не забывал, не смотря на частые путешествия по всему миру (будучи консулом ему пришлось побывать во многих странах, кроме того, некоторое время Неруда, скрываясь от властей, странствовал по самым отдаленным уголкам планеты), но и о себе, своем детстве, пути, который привел его в литературу, о своих политических взглядах, о постоянной борьбе, которую он вел в интересах своего народа.

Книга в равной степени о странах и о людях, о том, как они способствовали зрелости и формированию характера, личности Пабло Неруды. Я узнала огромное количество информации о истории Чили, о людях, повлиявших на ее судьбу и становление. При чем вся эта информация подана живым языком, рассказана человеком заинтересованным, и воспринимается так, как будто вы сидите с ним за чашечкой чая (я вот, кстати, думала, что в Чили тоже пьют мате, а оказалось, что они прямо-таки жить не могут (по крайней мере, во времена Неруды) без чая).

Не думаю, что вам стоит читать книгу, если вы любите навешивать ярлыки (на людей, события, города и страны), потому что Неруда, будучи убежденным коммунистом, совершенно этому чужд. Как и ненависти, злопамятным нападкам на бывших нападавших, суждению о людях, которое основывается исключительно на классовой принадлежности. В общем, если для вас коммунист - однозначное зло, а капиталист - ангел во плоти, то лучше не читайте, чтоб не накапливать в своем организме желчь. Но если вы способны за всеми классами, партиями и принадлежностями видеть Человека, с его слабостями, сильными сторонами, переживаниями, то добро пожаловать в мир Пабло Неруды, человека многогранного и цельного.