Текст книги "Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке"

Душа, которую трогают красоты вещественного мира, подтверждает, что в ней живёт суетный мир. Поэтому она увлекается не Создателем – а созданием, не Богом – а глиной. То, что эта глина чиста и не имеет греховной грязи, значения не имеет. Пленяясь мирскими красотами, которые, хотя не греховны, не перестают, тем не менее, быть суетными, сердце ощущает временную радость – радость, лишённую Божественного утешения, внутреннего окрыления с духовным ликованием. Когда же человек любит духовную красоту, то наполняется и хорошеет его душа.

Если бы человек, и особенно монах, ведал своё внутреннее неприглядство, то за внешними красотами он бы не гнался. Душа так испачкана, так замызгана, а мы будем заботиться, например, об одежде? Одежду мы стираем, утюжим, и снаружи мы чисты, но какие мы внутри – об этом лучше и не спрашивать. Поэтому, обратив внимание на свою внутреннюю духовную нечистоту, человек не будет терять время на то, чтобы скрупулёзно вычищать свою одежду до последнего пятнышка – ведь эта одежда в тысячу раз чище его души. Но, не обращая внимания на скопившийся в нём духовный мусор, человек тщательно старается вывести со своей одежды даже самое маленькое пятнышко. Всю заботу нужно обратить на чистоту духовную, на внутреннюю, а не на внешнюю красоту. Предпочтение должно быть отдано не суетным красотам, а красоте души, духовной красоте. Ведь и Господь наш сказал, что весь мир не стоит столько, сколько стоит одна душа[37]37
  См. Мф. 16:26.


[Закрыть].

Тех, кто не обуздывает своего сердца, стремящегося к таким вещественным пожеланиям, без которых можно обойтись (о плотских похотях не идёт даже и речи), тех, кто не соберёт свой ум в сердце, чтобы вместе с душой отдать их Богу, – ждёт сугубое несчастье.

– Геронда, желать чего-то это всегда плохо?

– Нет, само по себе сердечное пожелание не является злым. Но вещи, пусть даже и не греховные, пленяя частичку моего сердца, уменьшают мою любовь ко Христу. И такое негреховное хотение тоже становится злым, потому что через него враг мешает моей любви ко Христу. Если я желаю получить что-то полезное, например книгу, и это полезное пленяет частичку моего сердца, то такое пожелание недобро. Почему книга должна пленять часть моего сердца? Что лучше – хотеть книгу или вожделевать Христа? Любое пожелание человека – каким бы хорошим оно ни казалось, – всё-таки ниже Христа или Пресвятой Богородицы. Разве может Бог не отдать мне всего Себя, если я отдам Ему своё сердце? Бог ищет сердца человека. Даждъ Ми, сы́не, твое́ се́рдце[38]38
  Притч. 23:26.


[Закрыть]. И если человек отдаст Ему своё сердце, то после Бог даёт ему то, что любит его сердце, лишь бы это было ему не во вред. Сердце не растрачивает себя зря только тогда, когда оно отдаётся Христу. И только во Христе человек в этой жизни обретает отдачу божественной любви, а в жизни иной, вечной – божественное радование.

Нам следует избегать мирских вещей, чтобы они не пленяли нашего сердца. Будем пользоваться вещами простыми, такими, чтобы они лишь обеспечивали наши потребности. Однако будем заботиться о том, чтобы используемые нами вещи были надёжными. Желая пользоваться какой-то красивой вещью, я отдаю этой красоте всё своё сердце. Для Бога потом в сердце не остаётся места. Например, проходя мимо какого-то дома, ты видишь роскошные украшения, мрамор, отделку, восхищаешься камнями и кирпичами и оставляешь среди всего этого своё сердце. Или ты видишь в магазине красивую оправу для очков, и тебе хочется её купить. Если ты её не купишь, то оставишь своё сердце в этом магазине. Если же купишь и будешь носить, то твоё сердце будет вставлено в эту оправу и приклеено к ней. Особенно легко попадаются на эту удочку женщины. Женщин, которые не растрачивают своё сердце по суетным пустякам, немного. Я хочу сказать, что диавол расхищает их богатые сердца с помощью всего мирского, цветного, блестящего. Если женщине понадобится тарелка, то она будет стараться найти тарелку с цветочками. Можно подумать, что в тарелке без цветочков прокиснет её стряпня! А некоторые духовные женщины попадаются на серьёзных рисунках – двуглавых византийских орлах и тому подобном. А потом спрашивают: «Почему мы бесчувственны по отношению к духовному?» Но как же ты придёшь в чувство, если твоё сердце распылено по шкафчикам и блюдечкам? У тебя нет сердца, есть лишь кусок мяса – сердечная мышца, которая тикает в твоей груди подобно часам. А такой механической работы сердца хватает лишь на то, чтобы ноги переставлять. Потому что немного сердца уходит к одному, немного к другому, и для Христа ничего не остаётся.

– Геронда, стало быть, греховны даже столь простые пожелания?

– Эти пожелания, насколько бы безгрешными они ни были, ещё хуже, чем желания греховные. Ведь греховная похоть когда-нибудь почувствуется человеком как грех – со временем он начнёт испытывать угрызения совести и приложит старание, чтобы исправиться. Он покается, скажет: «Согреших, Боже мой». Тогда как эти «добрые» пожелания, напротив, его не беспокоят, человек полагает, что у него всё в порядке. «Я, – говорит, – люблю всё хорошее, всё красивое. Ведь и Бог тоже создал всё красивым». Да, это так, но любовь такого человека направлена не к Творцу, а к тварному. Поэтому хорошо, если мы отсекаем всякое пожелание. Когда человек прилагает какое-то усилие ради Христа, жертвует тем, что он любит – каким бы хорошим оно ни было, – и делает то, что не любит, Бог даёт ему больший покой.

До того как сердце очистится, оно имеет мирские хотения, и они его радуют. Однако, очистившись, сердце печалится от мирских хотений, чувствует к ним отвращение. И тогда сердце радуется духовному. Таким образом, гнушаясь мирскими хотениями, сердце становится чистым. Не почувствовав отвращения к этим хотениям, сердце увлекается ими. Но видишь, как получается: мы не хотим даже чуточку стеснить нашего ветхого человека, а хотим исполнять его прихоти. Как же после этого мы станем подражателями Христу?

– Геронда, если мне трудно отсечь какое-то пожелание, то надо ли упорствовать в борьбе?

– Да. Пусть даже твоё сердце испытывает огорчение из-за того, что ты не идёшь у него на поводу и не делаешь то, что оно любит, – его не надо слушаться, потому что, послушавшись его, ты испытаешь сначала мирскую радость, а после – мирскую тревогу. Если же ты не слушаешься своего сердца и оно огорчается тем, что ты не пошёл у него на поводу, а ты этому радуешься, то приходит Божественная благодать. А стяжание Божественной благодати и есть наша задача. То есть для стяжания Божественной благодати должны быть отсечены пожелания – даже хорошие, должно быть отсечено своеволие. Тогда человек смиряется. А когда он смирится – приходит Божественная благодать. Охладев к мирскому, сердце возрадуется духовно. Надо, насколько это возможно, выучиться избегать мирского утешения, заниматься внутренним духовным деланием для стяжания утешения Божественного.

– Геронда, часто люди мирские говорят, что, имея все блага, они ощущают какую-то пустоту.

– Настоящую, чистую радость можно обрести близ Христа. Соединившись с Ним в молитве, ты увидишь свою душу наполненной. Люди мира сего ищут радость в наслаждениях. Некоторые духовные люди ищут радость в богословских диспутах, беседах и тому подобном. Но, когда их богословские разговоры заканчиваются, они остаются с пустотой и спрашивают себя, что им делать дальше. Каким бы ни было то, чем они занимаются, – греховным или нейтральным – результат одинаков. Пошли бы уж лучше тогда поспали, чтобы утром пойти на работу со свежей головой.

Духовная радость не приходит к тому, кто исполняет мирские похотения своего сердца. Такого человека посещает беспокойство. Духовные люди чувствуют тревогу от мирской радости. Мирская радость не постоянна, не истинна. Это временная, сиюминутная радость – радость вещественная, недуховная. Мирские радости не «заряжают» человеческую душу, а лишь засоряют её. Ощутив духовную радость, мы не захотим радости вещественной. Насы́щуся, внегда́ яви́ти ми ся сла́ве Твое́й[39]39
  Пс. 16:15.


[Закрыть]. Мирская радость не восстанавливает, но отнимает силы духовного человека. Посади человека духовного в мирские апартаменты – он там не отдохнёт. Да и человек мирской: ему будет лишь казаться, что он отдыхает, а на самом деле он будет мучиться. Внешне будет радоваться, но внутреннего удовлетворения это ему не принесёт, и он будет страдать.

– Геронда, среди мирских порядков дышать тесно!

– Людям тесно дышать, но ведь они и сами этой тесноты хотят! Как лягушка – ведь она сама прыгает в пасть змеи. Змея подстерегает возле водоёма и не отрываясь смотрит на лягушку. Засмотревшись на змею и потеряв над собой контроль, лягушка, как зачарованная, бежит с кваканьем в её пасть. Змея отравляет её ядом, чтобы она не сопротивлялась. Тут лягушка пищит, но даже если прийти к ней на помощь и прогнать змею, лягушка всё равно подохнет, будучи уже отравленной.

– Геронда, почему люди радуются мирским вещам?

– Нынешние люди не думают о вечности. Себялюбие помогает им забыть о том, что они потеряют всё. Они не осознали ещё глубочайшего смысла жизни, не ощутили иных, небесных радостей. Сердце этих людей не устремляется радостно к чему-то высшему. Например, ты даёшь человеку тыкву. «Какая восхитительная тыква!» – говорит он. Ты даёшь ему ананас. «Ну и чешуя же у этих ананасов!» – говорит он и выбрасывает ананас, потому что он никогда его не пробовал. Или скажи кроту: «Как прекрасно солнце!» – он опять зароется в землю. Те, кого удовлетворяет вещественный мир, подобны глупым птенцам, которые сидят в яйце без шума, не пытаются пробить скорлупу, вылезти и порадоваться солнышку – небесному полёту в райскую жизнь, но, сидя неподвижно, умирают внутри яичной скорлупы.

– Геронда, иногда Вы говорите, что такой-то человек глядит через европейскую лупу, а не с помощью восточного духа. Что Вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что он глядит европейским глазом, европейской логикой, без веры, по-человечески.

– А что такое восточный дух?

– «…Восто́к восто́ков, и су́щии во тьме и се́ни…»[40]40
  «Посети́л ны есть свы́ше, Спас наш Восто́к Восто́ков, и су́щии во тьме и се́ни обрето́хом Истину, и́бо от Де́вы роди́ся Госпо́дь» – светилен по 9-й песни на утрени Рождества Христова.


[Закрыть]

– То есть?

– Говоря, что кто-то уловил восточный дух и оставил дух европейский, я хочу сказать, что, оставив логику, рационализм, человек уловил простоту и благоговение. Ведь простота и благоговение – это и есть православный дух, в котором почивает Христос. Сегодня духовным людям часто не хватает простоты – той святой простоты, которая восстанавливает силы души. Не отказавшись от мирского духа, не начав вести себя просто, то есть не думая, как на тебя посмотрят или что о тебе скажут другие, человек не вступает в родство с Богом, со святыми. Для того чтобы вступить в такое родство, необходимо начать жить в духовном пространстве. Чем с большею простотой ведёт себя человек – особенно в монашеском общежитии – тем глаже, «обкатанней» он становится, потому что стираются выпуклости страстей. Если же это не так, то он старается слепить из себя человека ложного. Поэтому, чтобы уподобиться ангелам, постараемся сбросить с себя костюмы мирского карнавала.

Знаете, чем отличаются люди мирские от людей духовных? Люди мирские заботятся о том, чтобы был чистым их двор. Их не интересует, замусорен ли их дом внутри. Они чистят двор и заметают сор внутрь дома. «Людям, – говорят, – виден двор, дом изнутри они не видят». То есть пусть я буду замусорен внутри, но не извне. Им хочется, чтобы другие ими любовались. Люди же духовные заботятся о том, чтобы дом был чист внутри. Их не волнует, что скажут о них люди, потому что Христос обитает в доме – в сердце, а не во дворе.

Однако бывает, что и духовные люди ведут себя напоказ, по-мирски и, скажем более определённо, по-фарисейски. Такие люди думают не о том, как попасть в рай, к Богу, но о том, как в этой жизни показаться хорошими. Они лишают себя всех духовных радостей, тогда как они могли бы переживать райское состояние уже здесь. И таким образом они остаются людьми перстными. Они стараются вести духовную жизнь по мирским обычаям. Однако внутри они пусты – Бога в них нет.

К несчастью, мирской дух оказал сильное влияние даже на духовных людей. А если люди духовные действуют и думают по-мирски, то что остаётся делать и думать людям мирским? Когда я попросил некоторых людей помочь юношам-наркоманам, то они мне ответили: «Если мы устроим приют для наркоманов, то на это дело никто не захочет жертвовать. Поэтому лучше мы устроим дом престарелых». Я не говорю, что дом престарелых не нужен – нужен и ещё как. Но если мы исходим из таких предпосылок, то наша благотворительность закончится крахом. Люди не понимают того, что мирская удачливость – это духовная неудача.

– Геронда, многие говорят нам: «Вы здесь как в раю живёте».

– Молитесь, чтобы не остаться без другого рая. Я был бы доволен, если бы на людей мирских производило впечатление ваше духовное развитие, но сами вы – как раз по причине этого самого развития – не видели бы того впечатления, которое производите на других, не стремились бы произвести какого-либо впечатления, чтобы оно было внутреннее и естественное, происходило само по себе. Постарайтесь не потерять себя в бесполезном – иначе вы потеряете Христа. Старайтесь, чтобы ваша совесть становилась как можно более монашеской. Живите духовно, как монахини. Не забывайте о Христе, чтобы и Он помнил о вас. Моя цель не в том, чтобы вас огорчать, но в том, чтобы помогать вам, укреплять вас. Мирской дух, проникая в монашество, огорчает Самого Христа. Постарайтесь различать этот чуждый дух и гоните его прочь.

К несчастью, мирской дух проник из мира и во многие монастыри. Причина этого в том, что в нашу эпоху некоторые духовные наставники направляют течение монашества по мирскому руслу, и к благодатному святоотеческому духу души иноков не текут. Я вижу, что сегодня в монастырях господствует дух, противоположный святоотеческому. Доброго, святоотеческого монахи не принимают. То есть они не живут духовно. Действуя во имя послушания и отсечения своей воли, они уравнивают духовные высоты с землёй и занимаются мирским своеволием. Живя так, они не преуспевают, потому что вместе с ними в монастыре «подвизается» искуситель, мирской дух. Мы не имеем права истолковывать заповеди Божии, как нам выгодно. Мы не имеем права изображать монашество таким, каким нам хочется. Признавать свои немощи и смиренно просить милости Божией – дело совсем другое. Величайшее зло, по-моему, в том, что некоторые считают этот мирской дух прогрессом. Следовало бы осознать этот дух падением и изблевать его из себя, чтобы духовно очиститься. И тогда сразу же придёт Дух Святый, который освящает, извещает и утверждает души.

А есть и такие монахи, которые говорят: «Мы должны проявить нашу культуру». Какую культуру? Мирскую? Было бы естественно, если бы мы, как монахи, проявляли нашу духовную культуру, духовное развитие. Какое духовное развитие? А вот какое: не стараться опередить людей мирских в развитии мирском, ведь это мирское развитие мучает даже их, не говоря уже о монахах. Наша духовная скорость должна была быть такой высокой, чтобы и люди мира сего увлекались вслед за нами. Если мы, монахи, делаем то же самое, что какой-нибудь высокодуховный мирянин, то людям мирским это опять-таки не на пользу, потому что пример высокодуховного мирянина у них есть и без нас. Наша жизнь должна быть более высокой, чем жизнь духовных мирян. Монах не должен ставить перед собой цели показать другим какое-то мирское развитие. Это наносит монашеству оскорбление. Монах, мыслящий по-мирски, показывает, что он сбился с пути – он вышел в путь ради Христа, но его душа стремится в мир. Путём мирского развития, которое считается прогрессом, монашество приходит к духовному разложению.

Из монашества исчезает очень многое, подобно тому как из мира исчезают честь, уважение, и их называют отжившими свой век. Поэтому мне больно до того, что хоть криком кричи. Мне хочется уйти куда-нибудь подальше, чтобы не видеть всего этого. Тот, кто не пережил ничего высшего, не очень-то переживает за свою духовную жизнь, в которой он устраивает всё по своему типикону. Однако знаете, какая мука жить по такому типикону человеку, который вкусил чего-то высшего? Если бы Христос удостоил меня жить так, как я хочу, по-монашески, и умереть молодцом, то я считал бы это смертью в бою, на передовой. Сейчас такое время, что умереть, пойти на исповедничество, совершить жертву стоит и только ради того, чтобы не были хулимы святые отцы.

Мы всё читаем и читаем о преподобных отцах, но даже немножко не задумываемся о том, где и как они жили. Господь сказал: Ли́си я́звины и́мущ, Сын же Челове́ческий не и́матъ где главу́ подклони́ти[41]41
  Мф. 8:20 и Лк. 9:58.


[Закрыть]. Это потрясает. Преподобные отцы старались жить в пещерах и быть похожими на Христа. Они ощущали радость Христову, потому что подражали Ему во всём. Их интересовало только это. Святые отцы превратили пустыню в духовный град, а мы сегодня превращаем её в мирской город. Церковь Христова убегает в пустыню, чтобы спастись[42]42
  Ср. Откр. 12:6.


[Закрыть], а мы превращаем пустыню в мирской город. А люди соблазнятся этим, останутся без помощи, и после им будет не за что ухватиться. Вот эту-то великую опасность я вижу в переживаемые нами трудные годы. При том, что сегодня нам следовало бы жить более по-монашески, чтобы иметь Божественные силы, мы, к несчастью, попадаем под влияние мирского духа, он изменяет нас в худшую сторону, и мы становимся бессильными. То есть мы сами изгоняем из себя наш дух и становимся мёртвым телом.

Монахи, которые живут в монашестве внешне, сегодня есть. Они не курят, не совершают плотских грехов, читают «Добротолюбие», сыплют цитатами из святых отцов. В миру те из детей, кто не врал, осенял себя крестным знамением, ходил в Церковь, а когда становился постарше, был несколько внимателен в нравственном отношении, считали, что этого достаточно. Точно такой же жизнью живут в некоторых монастырях, и это привлекает туда мирян. Но, познакомившись с такими монахами поближе, миряне видят, что они ничем не отличаются от людей мира сего, потому что весь мирской дух они сохраняют. А если бы они курили, читали газеты, разговаривали о политике, то миряне, по крайней мере, избегали бы их как людей мира сего, и монашество не повреждалось бы.

Чем духовно ослабленный монах может тронуть сердце мирского человека? Если оставить спирт в открытой бутылке, то он выдохнется, потеряет всю свою крепость, не сможет ни убивать микробов, ни гореть. А если заправить таким выдохшимся спиртом спиртовку, то он вдобавок испортит и фитиль. Так и монах: будучи невнимательным, он отгоняет от себя Божественную благодать и после этого имеет лишь схиму – вид монаха. Он подобен выдохшемуся спирту и не может «прижечь» диавола. Ведь «свет монахов суть ангелы, а свет человеков – монахи!»[43]43
  «Свет монахов суть ангелы, а свет для всех человеков монашеское житие; и поэтому да подвизаются иноки быть благим примером во всём, никому же ни в чем же претыкание дающе ни делом, ни словами (2 Кор. 6:3). Если же свет сей бывает тма, то оная тма, то есть сущие в мире, кольми паче помрачаются». (Иоанн Лествичник, прп. Лествица. Слово 26, п. 31.)


[Закрыть] Но «выдохшиеся» монахи перестают быть светом. Знаете, насколько разрушительно мирское мудрование! Если из монашества уходит его духовная сила, то в нём уже ничего не остаётся. Ведь а́ще соль обуя́ет[44]44
  Мф. 5:13.


[Закрыть], то она не годится даже на удобрение. Помои, мусор становятся перегноем, но не соль. Если «удобрить» солью растение, то она его сожжёт. В ту эпоху, которую мы сейчас переживаем, монашеству следует ярко сиять. Всей этой гнили и разложению требуется соль. Если в монастырях не будет мирского мудрования, если их состояние будет духовным, то это станет их величайшим приношением обществу. Им не нужно будет ни говорить, ни делать что-то ещё, потому что они будут говорить своей жизнью. Сегодня мир нуждается именно в этом.

А посмотрите на католиков – до чего дошли они! Помню, как много лет назад, когда я был в монастыре Стомион в Конице, кто-то принёс мне обрывок газеты, где было написано: «Триста католических монахинь выразили протест – сначала в связи с тем, что их не допустили на просмотр художественного фильма в кинотеатре, а потом другой протест – почему их платья не до колен, а до щиколоток». Прочитав это, я был настолько возмущён, что даже сказал: «Да в конце концов, зачем же вы становились монахинями?» А в конце заметки было написано, что они сбросили рясы, вернулись в мир. Но с таким образом мыслей они вернулись в него ещё раньше. А в другой раз мне довелось увидеть католическую монахиню, которая занималась якобы миссионерской работой и была – как бы это выразиться – ну всё равно что некоторые зело мирские девицы. Совершенно никакого отличия! Так не попустим же и мы этому европейскому духу вселиться в нас, чтобы и нам не дойти до такого.

– Геронда, отбросить мирское мудрование представляется мне тяжёлым делом.

– Это нетрудно, но только необходимо бодрствование. Постоянно размышляй о том, что говорил Арсений Великий: «Ради чего ты ушёл из мира?..»[45]45
  См.: Достопамятные сказания. Об авве Арсении, п. 40.


[Закрыть] Мы забываем, ради чего пришли в монастырь. Худо-бедно, но начинают хорошо все, вот только не все хорошо заканчивают, потому что забывают, ради чего они уходят в монастырь.

– Геронда, Вы сказали, что дух мира сего проникает в монашество и стираются его духовные критерии. Устоит ли истинный дух монашества?

– Это ненастье нашло, но Бог не оставит.

– Геронда, а мне пришёл такой помысел: «Есть ли ещё монашеские братства духовного направления?»

– Не хватало ещё, чтобы таких братств не было! Тогда Матерь Божия под конвоем отправила бы всю нашу «братву» в места не столь отдалённые!.. Есть монахи, живущие очень духовно, без шума. Такие души есть в каждом монастыре, в каждой епархии. Как раз эти редкие души подвигают Бога на милость, и поэтому Он терпит нас.