Текст книги "Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 1"

Лекция №3. Кант – Боттичелли – Джорджио Лазария – Брейгель

Волкова: Когда-то Ахматова записала замечательные строчки: «Мы лишь, милый, только тени предела света». Как у всякого гениального человека у нее было предчувствие конца истории. Не конца жизни, не конца мира, не конца человеческого общежития, а конца истории. А что собственно говоря происходит? Ничего. В настоящий момент, история, как живой процесс становления, находится в тяжелой спячке. Правда, да? Мне тут сообщили, что мы стоим на пороге великих событий, потому что, чтобы продвинуть процесс нашей духовной жизни министром культуры будет назначен Федор Бондарчук, а министром нашего изящного искусства – жулик и манипулятор Марат Гельман. У такого приличного отца, такой сын. Министром всей нравственности, а также образования, то ли школьного, то ли дошкольного, то ли послешкольного будет назначена Тина Канделаки (смех). Вот это и есть конец истории. Это, как «Корабль дураков» у Босха.

Студенты: Это правда?

Волкова: Конечно нет. Это последний скверный анекдот, который ходит по Москве. Хотя, вы знаете, а кто может гарантировать, что так не может быть никогда (смех)? И что Федора Сергеевича не назначат министром культуры, а Тину Канделаки министром по нравственности? Действительно, а почему нет? (смех) Ну, а кандидатура Гельмана просто не обсуждается. Будут просто две доски прибиты к третьей. Все остальное будет считаться тяжелой архаикой, начиная с моего любимого Казимира Севериновича.

Так вот, я хочу поговорить с вами об истории, как о процессе. Но не с точки зрения того, что кого-то убили, кого-то сняли, кого-то назначили, кому-то дали деньги, у кого-то отобрали и прочее. Это не история. Это такая видимость становления общества. Когда-то было структурировано общество и философы, которые объясняли эту структуризацию. К примеру, Маркс. Он писал про пролетариат и по-своему был прав, хотя немножко не отличал рабочий класс от маргиналов. Но он плохо знал Россию и рабочий класс России. История всегда выстраивала себя по духовным градациям. И, если общество лишено философов и рыцарей оно погибает.

Студенты: Что вы имеете ввиду под словом «рыцарь»? Это те, кто борется с ветряными мельницами?

Волкова: Рыцари – люди с кодексом чести и служения этим понятиям! Но, если позволите, на вопросе о том, что такое рыцарство в обществе я специально остановлюсь, потому что вы этого еще не знаете, от вас это пока еще сокрыто. Но так было всегда. Мало того – это была выхоленная идея. Очень выхоленная и она имела очень большое значение и в искусстве, и в литературе. Это я говорю о проявлениях в истории. Вы согласны что без философов общество быть не может? Вы знаете историю с Эммануилом Кантом? Как вы считаете, был порядок в прусском военном государстве или нет?

Студенты: Был!

Волкова: Они первыми сказали: порядок в обществе превыше всего, а все остальное потом. Кстати, «Дубровский» Пушкина – это переписка с «Разбойников» Шиллера. Все тот же самое. Пушкин специально списал этот сюжет, но так, по-российски. Неужели он не мог ничего придумать сам? Мог, но общество нуждалось в Дубровском, который показывает, что каким бы дворянином с голубой кровью не был человек, какой бы рыцарь не жил в его теле, какую бы там Мери он не любил до смерти, но, в тот момент, когда он выбрал для себя путь Робин Гуда и оппозиционный протест, пусть даже и в новом виде, он пропал. Этот человек теряет все, даже, если при этом будет пытаться показать благородство, потому что он нарушил кодекс. Ведь слезы льешь, когда читаешь.

Какой Траекуров плохой. Какая там любовь! А каким Дубровский был хорошим! Правда, когда он стал разбойником, то тут же стал разорителем и начал сеять в обществе страх, насилие и террор. И Лермонтов точно также списал свой «Маскарад» с «Отелло». Не потому, что он ему нравится, а чтобы поговорить на эту тему. Отелло ведь ставят в театрах, но это нам не близко. Это не наш герой. И Лермонтов говорит: «Нет, ребята, нас это тоже касается». И чем все это кончается?

Вернемся к Канту. Пруссия. Кенигсберг. Мещанство чудовищное, все булки пекут, церковь посещают, детей растят, пуговицы начищают, обслуживают прусское государство. И все. Домик стоит одноэтажный и постоянно в окне этого дома стоит маленький человек, у которого никогда не зарастал родничок. Вот он стоит, мимо его дома ходят люди, никто голову не поворачивает в его сторону, никому дела нет до него.

И вдруг он исчез и его больше не видно в окне. День нет, два нет. Вроде бы никому в городе до него дела не было, но что тут началось! Все расстроились до невозможности. Волнения пошли и выяснилось, что этот человек больше не может стоять у окошка, потому что раньше он стоял по одной причине: он медитировал на водосборную башню. А власти решили на ее месте построить приют. И получается, что ему у окошка больше делать нечего.

И, как вы думаете, что делает прусское правительство? Оно переносит приют в другое место, но с условием, что, если этот человек захочет куда-то отлучиться, то город должен об этом знать. И город всегда об этом знал. Оповещали через газеты, что философ Кант уехал в гости к своему другу туда-то. Вы понимаете, это общество было нормальным. Потому что это только казалось, что им никто не интересовался, а оказывается еще как интересовались, если, когда он перестал показываться в окне началась катастрофа. Общество должно иметь своих философов и тогда оно спит спокойно.

История вещь живая, она имеет движение, развитие и становление. И, если она внезапно встает на якорь, это катастрофа. А что такое носители исторических процессов? Гумилев называл их пассионариями, но это не исчерпывает загадки взаимоотношений истории с ее болезнью. А болезнь истории не только в пассионариях, а еще в чем-то. Если не произойдет исторической толчковости, то погибнет все. И вот я хочу сказать, что, когда мы осознаем само понятие «историческое время» или человек начнет рассматривать себя не только как часть истории, тогда она будет развиваться. Искусство занималось этим всегда. Это собственно ее основное занятие. Когда вы читаете «Война и мир» или Томаса Манна, или Стендаля, то появляется ощущение, что человек живет не в пустоте, а в исторической реальности.

Вон, бедный Саша Сокуров, какие приложил усилия, чтобы Фауста снять. Ему же памятник надо поставить. Он выдохнул из себя. Саша обещал подарить мне эталонную копию «Фауста». Я обязательно ее покажу.

Студенты: А вы ее уже видели?

Волкова: Да. Так вот, собственно говоря сама история начинается с того момента, как человек начинает себя осознавать, как часть истории. И теми, кто это сделал, конечно, были греки с их мифологической историей. Они жили внутри нее. Все, что происходило, происходило напрямую, по воле богов. Посейдон захотел и все! – тебе кранты. И ничего не поделаешь.

Я люблю, к примеру, Гектора, а Ахила и Одиссея нет. Настоящими первыми историками для них были те, кто понимал, что они живут в историческом линейном или нелинейном процессе. Человек не может изменить историю. Историю делает история! Люди только ее рекруты. И Македонский, и Цезарь, и Наполеон, и Черчиль – все они были рекрутами истории. Просто одни были подготовлены хорошо. А были государства, которые не считали нужным тратиться на подготовку рекрутов и те были такими корявыми. Правда, если честно, то сейчас и рекрутов нет. Ни кинематограф, ни учебные заведения сейчас на них не учат. Искусство может рассматривать мазок, фрагмент картины, особый тип деятельности человека или людей, рождающихся с этим даром, но научить их быть художниками или поэтами невозможно. Они должны с этим родиться и взрастить это в себе, а искусство оставляет лишь визуальные свидетельства. Когда мы с вами говорим относительно эпохи Возрождения, то она имеет очень интересный исторический аспект, просто необыкновенный, потому что вся эпоха имеет историческое мышление и действие. Это важный момент, потому что история рекрутирует. Вся эпоха Возрождения была наполнена этим процессом.

Поклонение волхвов

Это «Поклонение волхвов» Боттичелли. Великий Сандро, одетый в золотую тогу и оставивший на ней свой автопортрет. Он смотрит на нас, хотя и находится в свите Медичи. Но, как художник Сандро этой картиной соединяет их и время! Он представляет их нам. Время идет, мы проходим мимо этой картины, а она продолжает омываться временем. Он сделал вечное предстояние Медичи перед Мадонной, перед историей и истории перед ними. Это очень сложные взаимоотношения. Наблюдатель наблюдает. Художественное наблюдение. И они остались для нас историческим событием огромного масштаба. Флорентийская республика Возрождения, гениальные банкиры Медичи, герои ренессанса, мышление людей того времени, их историко-героическое сознание. Не историко-мифологическое. Должна сказать, что их репрезентация себя всегда была приукрашена.

Автопортрет в золотой тоге

Дальше. Есть одна замечательная деталь. Эти Медичи, а это мало, кто знает, были создателями тайного рыцарского ордена. Ордена волхвов. Если вы обратите внимание, то в эпоху Возрождения нет ни одного художника, который не написал бы картину на этот сюжет. Почему они создали этот орден? Что за странная организация, имеющая свой кодекс и малое количество людей?

Потому что они волхвы – свободные люди, с внутренней свободой, прорицающие будущее. Они первыми пришли в ясли и первыми прикоснулись к новой истине и новому времени. И они принесли свои дары вечности этому новому времени, включая и злато, и ладан, и мИру. Они чувствовали себя теми, кто первыми распахивает двери новой эпохи. Они первыми дают увидеть нам эту истину. Поэтому они и называют себя предтечами, прорицателями, волхвами.

Эта эпоха дает гениальную армию философов-архитекторов, которые основывают рыцарские ордена. Рыцарские ордена всегда существуют в обществе. Они назывались по-разному и складываться начали тогда, когда стало складываться сообщество европейского рыцарства, задачей которого была исторический передел. Как бы вы их не называли: убийцы, кровопийцы, захватчики, еще как-то, они были рыцарями обета и служения.

Они трепетно относились к своим кодексам рыцарства, а вот соблюдали они их или нет и, если соблюдали, то как – это другой вопрос. Но кодекс был и прецедент философа и рыцаря был и поэтому такое барахло, ужасный человек, Синяя борода, как Генрих IV держал при себя философов и рыцарей. Эпоха Возрождения разлита внутри себя. Когда Джулиан Медичи на ступеньках кафедрального собора, во время заговора Пацио закрывает собой Флоренца, он закрывает его не только потому, что тот его брат – он совершает рыцарский поступок.

Во все времена для развития истории необходима элита. Необходимы те, кто творят идеи. Это не аристократы и не короли – это Боттичелли, это Шекспиры, это Леонарды. Это элита – самое передовое сознание, формулирующее время, в котором мы живем. Они обязательно позиционируют себя как рыцари, что служат высшей духовной инстанции – прекрасной даме. Чтобы они не делали, чтобы не творили, для них всегда существовал историко-героический образ. Они пъедесталированы и с этим они аукались с античностью. Это все не просто. Это общество героических людей и героического сознания. История Флоренции и Венеции была в голове любого человека. Они были законодателями мысли. Фридрих всегда оппозиционировал себя, как рыцарь и не случайно сказал: «Какой там дом! Приют переносим, пусть смотрит на свою башню. Он у нас один».

Прекрасная дама, рыцари служения, художники, мировая элита и наступает момент, когда история начинает себя позиционировать иначе. Я понимаю, что надоела вам, читая эпоху Возрождения. Но я просто хочу вернуться к этой теме с другой стороны. Она дает нам понять, что, делая саму себя, истощает и свои идеи, и свою историю.

Начиная с 17 века, когда был рассвет философии, она переходит на другой этап. Если в эпоху Возрождения художники вбирали в себя все то, что разделяется на виды и жанры, то позднее, когда начинают происходить очень странные вещи, наступает такой момент, что они – художники, вынуждены выражать это другое, новое, историческое время.

Я обожаю 17 век. Посмотрите на эту картину. Это лондонская вещь и когда я ее увидела, у меня ноги приросли к полу. Питер Брейгель «Поклонение волхвов».

Поклонение волхвов

Все другое. Все принципиально другое. Вот тетенька такая фламандская, тупорыленькая – сидит и держит такого странного толстенького младенца.

Поклонение волхвов (фрагмент)

А Иосиф крепкий мужик такой. Дальше происходит следующее. Видите, стоят римские воины, которые потом совершат вифлеемское избиение младенцев? Как у них рты раскрыты? Они отделены от этого места. Иосиф стоит, а ему шепчут: «Бери свою бабу и давай отсюда!» Это не Джотто, у которого ангелы на ухо шепчут. Нет, здесь ему на ухо шепчут совсем не ангелы, а односельчане. И это, чуть ли не центральная часть картины.

А какие волхвы интересные. Я, когда увидала этот грандиозно написанный розовый пустой рукав… Господа режиссеры, посмотрите, они же все плешивые, подобострастные. Тетка сидит с младенцем и принимает дары, лицемерные странные волхвы. Очень красиво написано, сочетание какого-то наполненного цвета, как вино с голубым и красным. Так симфонично по цвету. И этот пустой рукав бессилия и в нем пустота, там ничего нет. И эта беспомощность режет глаз. И с правой стороны бедуин в белой бедуинской одежде и написано сказочно. Он был художником высочайшего класса и бесподобно чувствовал цвет, так сильно устраивал композицию и принимал потрясающие пространственно-цветовые решения. Это был человек иного сознания.

И процессы, которые начались, были очень сходными и странными. С самого конца 15 века, на протяжении всего 16 века испанцы вывозят кораблями из Латинской Америки золото, жемчуг, наркотики, меха. Первое, кому стало плохо – это России. Мы жили не тужили, а все решил золотой петушок. Продавали меха, жемчуг, белую поганку. Крепостного права не было.

Студенты: До Петра Первого.

Волкова: Нет! Его ввел Иван Грозный!

Студенты: Нет, Петр Первый.

Волкова: Вы мне рассказывать будете?! Иван Грозный ввел крепостное право после взятия Казани.

Студенты: Но закон!

Волкова: Закон это одно дело, но фактическое закрепощение крестьян началось с Ивана Грозного. А что Петр Первый? Когда нам пришлось слезть с печи и думать, что делать? – это было испанское завоевание. Это первое и очень большое историческое изменение в России.

Вы не представляете, как мы все хорошо жили. Другое дело, что безалаберно. Пили, еще что-то, но что касается достатка здесь все было великолепно. Платили князю дань белой поганкой. То есть доброкачественным наркотиком. А испанцы своим табаком табуретку из-под нашего зада и вышибли. Я сейчас расскажу совершенно удивительную историю этого фантастического кризиса. Он связан с концом 1492 года. Помните я говорила о рыцаре и философе? У нас начинается пиратское движение, а это не менее важно, чем крестовые походы. Пиратами надо заниматься, изучать, снимать фильмы, обдумывать, потому что это такое же принципиально важное и серьезное общеевропейское историческое явление, только вывернутое наизнанку и инсценированное испанцами. Англичане первые пираты мира, французы вторые, а третьи не в счет. А эти вместе с испанцами – это нечто! Это время нового сознания. Расщепленного. Дегероизированного. Сама героика пиратства – это героика капитана Флинта с деревянной ногой и попугаем на плече.

Студенты: Извините, а это непосредственно эпоха Возрождения, почему же она началась?

Волкова: Ну, что вы скажите на это? Говорили-говорили, говорили-говорили, потом вы мне сказали: «Паола Дмитриевна, вы нам несколько поднадоели. Вы нас сильно достаете с этим вашим ренессансом». А ведь это очень важно! Почему эпоха Возрождения? Этого не знает никто (смех). Это не потому что я не знаю, этого действительно никто не знает

.Студенты: Столько прошло времени с того времени, как Христос был распят и вдруг через такой длинный промежуток времени возникает такое яркое и мощнейшее движение во всей просвещенной Европе.

Волкова: Ну, ребята, нам надо дальше идти. А то я, пока не дочитаю, никуда вас не отпущу. Существует официальная историческая периодизация. Открываем Википедию и что там находим? Хронологию. Но между периодизациями идет хронология. То есть история мира, как факты. Такой-то царь, в такой-то день… А периодизация – это историческая концепция. Так вот, я категорически против той периодизации, что существует в настоящий момент времени. О чем и написала книжку. Написала только ради того, чтобы дать другую периодизацию. И эта другая периодизация сводится к тому, что эпоха Возрождения не началась, как пишут в 15 веке. Она к 15 веку в таком разгоне была! Она началась в 9 веке, а христианство было принято в 4-ом.

Ну, надо было дать время, чтобы они Евангелие написали, Византию как-то разобрать, но европейское Возрождение начинается с того момента, когда происходит официальный, скандальный – неприличный «развод» Запада и Востока. Навсегда. 1054 год – разделение церквей! Но они же развелись до этого. Культура разная была, и я вам говорила об этом. Они только имущество официально поделили перед богом и началась другая периодизация.

Если я вам скажу, что крупнейшие философские умы нового времени живут в 12 веке, а не в 15, вы удивитесь? Удивитесь. Однако, именно в это время происходит огромное количество переводов величайших философов мира. Только почему-то мы называем этот период веком расцвета теологии. Но они все философы! Аристотеля перевели! Платона перевели! Они арабских философов знают? Еще как! Культура составляет невероятный котел. Арабские ученые с евреями в Испании сидят. Они что там делают? Дурака валяют? Это кровь разносится по всему миру. Я же не зря говорю: Философия и Рыцарство, а это и есть эпоха 10—14 века. А готовая эпоха Возрождения уже давным-давно въезжает на белой лошади в изобразительное искусство. Какие умы! Альберт Великий, Фома Аквинский, Доминик Гусман, Франциск Ассизский!

Одни его теории чего стоят! «Сестрица моя вода, брат мой волк, брат мой лис, цветочки мои дети». Он же гениальный философ! А мы что? Теолог. Это из головы надо удалять. Поэтому развитие 12-го века не поддается описанию. Возьмем тех же арабов. Какими они были врачами! Это же не передать. В Испании вся медицина арабско-еврейская. А наши головы забиты средневековьем, ранним средневековьем, поздним средневековьем – романский стиль, а потом – бац! – и эпоха Возрождения. Откуда?

А разве веком мракобесия можно считать 12-ый век с их переводами великих философов? Век мракобесия это 17 век! Я просто еще не дошла до этого. Когда начали жечь на кострах еретиков и определять их по книге «Молот ведьм». У Сталина на столе лежала эта книга. Ее Лозинский перевел по спецзаказу. Как отличить еретиков? В 12 веке ничего такого не было и быть не могло. Тогда жили самые крупные философы и были созданы, к вашему сведению, самые знаменитые религиозные ордена: доминиканцы, францисканцы, иллюминаты. И я это говорила, а вы все проморгали. Вся современная европейская лирическая поэзия вышла из альбигойской лиги. А знаете почему его называли Франциск? Его настоящее имя Джованни. Потому что его все звали Джованни-француз. Джованни Франциск. Он же даму похитил на глазах у всего Азиза. И никто слова не сказал. У них был платонический брак и они, сидя на горе, жгли костер и говорили обо всем.

Но имейте ввиду, что эпоха Возрождения того времени имела другие формы. Философия, развитие рыцарского движения. Люди проводили турниры. Они, что-нибудь изменили? Ничего.

Если бы Генриха II не убили на рыцарском турнире в день свадьбы его дочери, а это уже 16 век, и он не оставил бы эту дуру Медичи одну, может ничего тогда и не случилось бы. Это традиция. Не хронология. Ее менять можно. Я пишу в одной книжке: антропософское общество в Москве было создано в 1913 году. Мне возражает один человек: «Нет, в 1912 году», я пишу ему: «Нет, в 12-ом году оно было создано Штейнером в Европе, а в России в 13-ом». Вот это называется хронологией. А периодизация – это концепция. Историческая концепция – это то, как мы сегодня осмысляем тот или иной исторический процесс.

И, когда я стала думать и задала самой себе вопрос, который вы и задали мне, то многое переосмыслила. Вы меня поняли? Но, если вдумываться в то, чем они жили на самом деле и то, откуда пришла античность, то становится ясным, что она никуда и не уходила. Она же у них в крови и перед глазами. Все дело в том, что те процессы, что шли в Европе были не такими, какими советская историкография хочет их представить. Очень злокачественными. Потому что советская историкография классовая и надо все представить, как борьбу классов. Если он царь, то его повесить лучше вчера. Очень идеологизировано.

История так не работает, она работает иначе. Читаешь сегодня литературу и поражаешься. А вы почитайте Стендаля или Данте. Когда Стендаль жил? А Данте? 13-ый век. Есть уже эпоха Возрождения или нет? Официально ее объявили или нет? Нет. И специально это время периодизировали, как проторенессанс – время предшествующее. А какое оно предшествующее, когда человек пишет такие мемуары, как «Новая жизнь»? Или «Божественная комедия». Конечно, все было не так. Мы еще вернемся к этой теме периодизации. Это очень серьезно. Периодизация не такая, как изображена в учебниках. А в учебниках на историю надевают железную маску или решетку, и говорят – вот будешь выглядеть так! Она говорит: ну, ладно, давай так, но я могу выглядеть иначе. И, когда вы приближаетесь, то понимаете, что это так. И, когда читаете в книгах, что в 12-ом веке изобрели пищевые добавки и витамины, то думаете, как такое может быть?! Как они смогли их сделать?

А они все занимались алхимией, они были учеными. А что такое алхимия? Это наука, включающая в себя массу других наук. И химию, и астрономию, и астрологию, и геометрию, и геологию, и минералогию, и строение мира. Они все были учеными, философами и переводчиками. И что вы хотите? Но мы упрямо говорим: алхимия – лженаука, генетика – лженаука. А еще на Западе сейчас – вот что значит история остановилась – угадайте, кто нынче на Западе модный ученый? С трех раз, угадаете?

Студенты: Фоменко!

Волкова: Ну, что вы! Нет. Просто – фу! Фоменко жулик, просто жулье и я его обсуждать даже не хочу. Это Дарвин. Вернее, Дарвин и Маркс. Я говорю дочери:

– Что творится?

Она отвечает:

– Мамочка, экономисты снова за Маркса взялись.

Я говорю:

– Они что, с ума там посходили?

Но Дарвин сейчас их любимец. Говорят: «Бог сотворен из белков, жиров и углеводов при помощи эволюции. Ей много миллиардов лет и из этого получился человек!» Пусть мне кто-нибудь объяснит, чтобы я поняла, как?

Вот и подошли мы к моменту, когда начинается кризис исторического сознания. То есть того сознания, который был свойственен эпохи Возрождения, и который был в предшествующие времена, потому что был связан с героикой. Поэтому, когда романтики 19 века нырнули с глубоким погружением в Средневековье, они оттуда вынырнули с героическими идеями.

Например, кольцом нибелунгов. Порылись, порылись и вытащили идеи. А другие нырнули и вытащили Рована. Каждый нырял и вытаскивал своего короля Артура и прочее из реальной героической истории. Как вы считаете, у кого этот самый кризис исторического сознания показан самым удивительным образом? Как вы думаете?

Студенты: Шекспир.

Волкова: Нет! У него еще героическое сознание есть. У Сервантеса! Вот кто мыслитель всех времен и народов. Там все отчетливо. Это такой роман великий. Такой печальный. Поэтому он и называется «Рыцарь печального образа». Для военного человека, для рыцаря милости божьей. Он гений, что поделаешь. Было понятно, что закончились героические времена. А что появляется? Историческое внешнее время. Человек живет внешним временем. Одним общежитием с внешним временем. Вот в Великую Отечественную войну люди жили единым внешним временем?

Студенты: Без вариантов.

Волкова: Внешнего времени мало. Оно выражается по-разному. Есть человек, который просто гениально показал, что такое внутреннее время – это Марсель Пруст. Как Сервантес, который показал кризис исторического сознания.

В гражданской войне у человека была связь с внешним миром? У кого внутренне было? Этого представить себе никто не мог. Для художественного произведения это очень важно. Вот эти биения есть у Тарковского в «Иваново детство», когда Иван весь пронизан и пропитан этим внешним временем. В нем все: каждая минута, секунда, кусок хлеба. А когда он делал «Ностальгию» там внешнее время кончилось и все совсем по-другому. Они спасают человечество и мир индивидуально. Каждый сам по себе. Чего говорить. Так вот первым художником, который все это продемонстрировал, был Брейгель.

Он жил во второй половине 16 века и мне хочется немного о нем рассказать. У него один из часто повторяющихся мотивов к счастью. Я его видела в подлиннике. У него целая серия Вавилонских башен. Мне ли вам рассказывать, что это за тема. Франциск Ассийский говорил: «Давайте понимать друг друга, давайте создадим общий язык.

Если я могу разговаривать с птицей, если я могу разговаривать с рыбой, с моей сестрой водицей, то как не найти общего языка с людьми?» А Брейгель говорит: «Никакого общего языка не будет». Не то, что общего языка нет, но и внутреннего тоже.

Одним словом, образ вавилонский башни это есть альфа-омега, это есть философия, это есть знак его искусства. Художником он был несусветным. Все те, кто писал конец света, были гениальными художниками. У них есть один искусствовед. Он жил одновременно с Брейгелем. Это их нидерландский Джорджио Лазари. Его звали Ян ван Вандер (?) Он сильно отличается от Лазария и написал книгу о художниках.

Он остановился на трех пунктах из жизни Брейгеля. Первый пункт – это любовь Брейгеля к некой экономке. Там была любовь, так любовь! Но она все время врала ему, и он от ее вранья устал. Это был ее большой недостаток. Если она шла за булкой, то говорила, что была у сапожника. Брейгель повесил ей на шею табличку и каждый раз, когда она врала, делал на ней зарубку. И предупредил, что как только вся дощечка покроется зарубками, они расстанутся. Она уж и так, и сяк старалась, но вранье было ее вторым «я». Но и Брейгель старался больше нее, но все-таки наступил момент, когда даже малюсенькую зарубку поставить было некуда. И они расстались. Вот характер был у человека! И Ян ван Вандер (?) сообщает, что в результате Брейгель женился и подошел к этому с холодной головой. И хотя страсти к жене не испытывал, но зато имел много детей, которых обучил живописи, но такой, что не повторяла его и давала бы заработок. Одного сына научил рисовать красивые бархатные пейзажи, а второго делать смешные сельские сценки. И у них всегда был хлеб и они не знали падений. Еще он приказал священнику после своей смерти сжечь свои картины и даже перечислил какие: «Танец под виселицей», «Слепые», «Калеки».

Танец под виселицей

И хотя, повторяю, что к жене своей страсти он не испытывал и почитал ее, как экономку дома своего и мать детей, но и дети, и она картины сжечь не позволили. Жили они хорошо, но воли его не исполнили. Почему он приказал сжечь свои работы? Потому что наступили тяжелые времена. «Слепые» были написаны в год его смерти и «пепел клааса стучал в сердце» и он боялся инквизиции, впрочем, как боялись ее многие великие люди.

Слепые

У Брейгеля было прозвище «Мужицкий». Его прозвали так за то, что он был человеком, который героем всех своих картин делал крестьянина. Наверное, правильнее было бы сказать так: он героями своих картин делал не крестьян, а человечество. Только итальянцы любили писать князьев и графьев, а он пишет и тех, и других. А, если пишет богатеев и дворян, то лишает их статуса элитарности. Вот луврская картина «Калеки».

Есть несколько ее вариантов. Вы видите, что надето на этом калеке? Горностаи. А на другом папское шутовское одеяние. Он занимался психологией не нации, а толпы. У Босха немного другой крен и идея. Люди в ее картинах являются лишь заготовками человека. Они все у него, как Буратино – деревянные человечки. Он делает заготовки, потому что принадлежал и был главой определенной, философско-социальной секты, основанной в 13 веке. Он был адамитом. Все беды отчего? Господь нас не доделал. Надо снова.

Но Брейгель другой. Для него существовала не нация и не крестьяне, а человеческая толпа, куда входили все. И если итальянцы подтягивали кого-то, то он включал их в толпу. Он делает две замечательные парные картины. «Пословицы и Поговорки». Фламандские.

Пословицы и поговорки

Я немножко покажу вам их, а потом он делает такую же парную «Игры детей». Совершенно другой язык. Микеланджело еще живет, там еще Караваджио начинает пудрить голову, а он свое.

Игры детей

Обратите внимание на композицию. Где находится наблюдатель? С какой точки мы видим эту картину? С верхней. Откуда-то оттуда. Все пространство, что мы видим, представляет собой некий условный город или поселение. Народу битком. Мест не видать. Очень интересная точка зрения.

Мы часто говорим «нет дыма без огня», а Ахматова говорила: «Как это нет? Еще как есть. Что за гадость такая эти поговорки». А я хочу сказать: «тише едешь, дальше будешь», «не рой другому яму». Поговорки всего мира одинаковы. Есть сборник, который называется «Пословицы и поговорки всех народов мира». Так вот, в Зимбабве точно такие же, как в Новой Зеландии. Буквально точно такие же. Это кодекс усредненного мещанского сознания и соблюдать евангельские заповеди очень трудно. У Ахматовой как-то спросили:

– Вы соблюдаете евангельские заповеди?

И она сказала:

– Хотела бы, но очень трудно. Приспособить себя к пословицам и поговоркам? Это тупое обывательское вселенское сознание, создающее для себя уют необыкновенный и не оправдывающий, что-либо. Это очень вредная вещь и пользоваться ими не надо.

Так что, это собрание вечных, немоментных, а всеобщих обывательских глупостей. Он собирает эти усредненные пословицы и поговорки, и буквально их воспроизводит. Мне нравится этот тип. Что он делает? Угадайте! Он пробивает лбом стену. Он стоит и тупо бьется головой.

И так как никто из них друг с другом не связан, то и он находится в изоляции от других. А вот этот экземпляр, что делает? Он старается объять необъятное или погнаться за двумя зайцами. Они такие смешные. Видите, вот этого типа на переднем плане? Он роет другому яму. И вот над ним другой тип. Он мечет бисер перед свиньями. (смех)