Текст книги "Дети Морайбе"

– Это вряд ли. – Заморский демон протягивает ему бутылку, Хок Сен мотает головой, пытаясь скрыть отвращение. Лэйк понимающе подмигивает, отпивает и вытирает губы тыльной стороной ладони.

В толпе мясников опять шумят – из туши с новой силой хлещет кровь. Голова животного наклонилась – ее уже наполовину отняли. Чем дальше, тем сильнее останки напоминают не целое и когда-то живое существо, а скорее детский конструктор для сборки мегадонта из мельчайших деталей.

Хок Сен размышляет, как бы ему заставить профсоюз поделиться с ним прибылью от продажи незараженного мяса. Маловероятно, учитывая скорость, с которой они застолбили за собой право разделать тушу, но не исключено – когда станут пересматривать энергетический договор или требовать компенсации.

– Возьмете себе голову? – спрашивает он Лэйка. – Хороший выйдет трофей.

Ян гуйдзы оскорбленно отказывается.

Хок Сен раздражен ответом, но вида не подает. С этим заморским демоном и сам осатанеешь – тот вечно зол, настроение скачет, как у ребенка: сейчас весел, а через секунду уже скандалит. Но тут ничего не поделаешь: карма. Она сделала мистера Лэйка демоном, и она же свела с ним Хок Сена. Что толку жаловаться на ю-тексовский рис, если умираешь от голода.

Лэйк замечает недовольный взгляд старика и поясняет:

– Это была не охота, а уничтожение. Один выстрел дротиками – и готово. Спортивный азарт тут ни при чем.

– Конечно. Очень благородно с вашей стороны. – Старик расстраивается еще больше: он рассчитывал заменить остатки бивней составом из кокосового масла, а саму слоновую кость продать лекарям у храма Ват Бовонивет, но даже эти деньги уплывают из рук. Все без толку. Хок Сен подумывает, не втолковать ли Лэйку, сколько стоят лежащие перед ним мясо, калории и кость, но бросает эту затею – заморский демон ничего не поймет, а только разозлится еще сильнее, как, впрочем, и обычно.

– Смотри – чеширы явились, – замечает Лэйк.

Вокруг туши бродят заметные лишь по мерцанию шкур, похожие на кошек существа – сгустки теней и бликов, которых привлек запах падали. Ян гуйдзы глядит на них с явной неприязнью, Хок Сен – отчасти с уважением. Эти твари хитры – благоденствуют там, где их все ненавидят. Можно даже подумать, что эти дьявольские кошки чуют кровь еще до того, как она прольется, будто умеют заглядывать в будущее и точно знают, где их вскоре ждет обед. Чеширы осторожно подходят к липкому красному озерцу. Мясник пинком отшвыривает одного, но воевать тут бесполезно – животных слишком много.

Лэйк отхлебывает виски.

– Нам их не выгнать.

– Можно позвать детей-охотников. Недорого.

Ян гуйдзы только машет рукой:

– На Среднем Западе такие тоже есть.

«Только у наших причины посерьезнее», – думает Хок Сен, но решает не спорить. Позвать ловцов все равно надо: если этих дьявольских тварей не распугать, рабочие станут шептаться, что несчастье навлек пхи Оун, злой дух – повелитель чеширов.

Коты подходят все ближе, их то видно, то нет, шкуры принимают оттенки всего, что находится рядом. Животные опускают головы к кровавым разливам, и их переливчатые рыжие и угольно-черные пятна краснеют.

По слухам, чеширов вывела компания-калорийщик – то ли «Пур-калории», то ли «Агроген» – по приказу одного из начальников; говорят – как сувенир для гостей ко дню рождения его дочери, когда той исполнилось столько же, сколько кэрролловской Алисе.

Дети разобрали котят по домам, те дали потомство с обычными кошками, и через двадцать лет чеширы заселили все континенты; теперь только два процента их потомства напоминает старых животных – Felis domesticus с лица земли исчезли. В Малайе зеленые повязки ненавидели китайцев и чеширов одинаково, только последние, насколько известно Хок Сену, по-прежнему живут там и процветают.

Доктор Чан кладет очередной стежок, ян гуйдзы вздрагивает и бросает на нее злобный взгляд:

– Ну все, хватит.

Та делает ваи, пряча испуг за сложенными ладонями, и шепчет Хок Сену:

– Он снова дернулся. Анестезия плохая, я к такой не привыкла.

– Я дал ему виски для обезболивания. Заканчивай, я все улажу, – успокаивает ее старик и добавляет, глядя на сяншена Лэйка: – Осталось совсем немного.

Тот корчит недовольную мину, но оставляет доктора в покое и дает ей спокойно зашить рану. Затем старик отводит женщину в сторону и вручает конверт с деньгами. Та начинает кланяться, однако Хок Сен тут же прерывает поток благодарностей:

– Здесь больше, чем договаривались, – я попрошу тебя передать вот это письмо. – Он протягивает второй конверт. – Мне надо поговорить с главным вашей башни.

– С Собакотрахом? – Доктора передергивает от омерзения.

– Вот услышит он это прозвище и перережет всю твою родню, сколько их там осталось.

– Это очень жестокий человек.

– Просто передай записку, о большем не прошу.

Доктор Чан нерешительно берет конверт:

– Вы всегда так добры к нашей семье. И все соседи об этом говорят, даже делают подношения богам по… вашей утрате.

– О, моя помощь ничтожно мала, – вымучивает улыбку Хок Сен. – Нам, китайцам, непременно надо держаться вместе. Там, в Малайе, мы, может, и были из разных регионов и говорили на разных языках, но тут мы все как один – обладатели желтых билетов. Мне так стыдно, что я не могу сделать для вас больше.

– Другие и того не делают. – Она по чужой для обоих традиции делает ваи и уходит.

Глядя ей вслед, Лэйк говорит:

– Тоже желтобилетница?

– Да, – кивает Хок Сен. – В Малайе была врачом. Тогда, до Казуса.

Чужестранец какое-то время молчит, будто обдумывает сказанное.

– А что – за работу она берет меньше тайских докторов?

Хок Сен бросает на ян гуйдзы быстрый взгляд, пытаясь угадать, какой ответ тот хочет услышать.

– Да, гораздо меньше. А дело знает хорошо. Даже лучше их. А берет меньше. Врачами работать можно только тайцам, вот она и сидит почти без дела. Лечит желтобилетников, у которых и денег-то нет. Для нее просто потрудиться – уже счастье.

Лэйк кивает, явно о чем-то размышляя; Хок Сен очень хочет знать, о чем именно. Белый человек – сплошная загадка. Старик иногда думает: как народу ян гуйдзы, который слишком глуп, чтобы стать хозяином мира, это тем не менее удалось, причем не единожды? Преуспели во время Экспансии; энергетический коллапс заставил их поначалу вернуться домой, но потом они явились снова со своими компаниями-калорийщиками, эпидемиями и патентованным зерном… Их будто боги берегут. Если подумать, Лэйк должен был погибнуть, стать фаршем, одной кучей с останками Баньята, Нои и того безымянного погонщика с четвертого вала – он, конечно, во всем и виноват, потому что напугал мегадонта. И все же вот заморский демон – сидит себе и жалуется на какой-то несчастный укол, а то, что завалил десятитонного зверя одним выстрелом, его никак не волнует. Очень странные создания эти ян гуйдзы. В свое время Хок Сен часто вел с ними торговые переговоры, но даже не подозревал, что понимает в них так мало.

– Махутам снова нужно будет дать денег, без взяток на работу не выйдут, – сообщает старик.

– Знаю.

– А еще нанять монахов – читать на фабрике молитвы, чтобы успокоить рабочих, потом обязательно ублажить пхи. Это дорого встанет. Начнут говорить, что тут завелись злые духи, что место плохое, или что домик духов слишком маленький, или что во время стройки вы срубили дерево, где жил пхи. Придется нанять предсказателя или даже специалиста по фэншуй – тогда люди поверят, что здесь хорошее место. Потом махуты потребуют надбавку за вредность…

– Я хочу заменить погонщиков, – обрывает его Лэйк. – Всех до последнего.

Хок Сен шумно втягивает воздух сквозь сжатые зубы:

– Это невозможно. Все энергетические договоры в городе идут через профсоюз мегадонтов. У них разрешение правительства, а у белых кителей – монополия. С профсоюзами нам не сладить.

– Они никуда не годны. Им тут не место. С меня хватит.

Хок Сен неуверенно улыбается, не понимая, шутит фаранг или говорит всерьез.

– У них же королевский мандат. Идти против него – все равно что сказать: «Давайте поменяем людей в министерстве природы».

– А что, отличная мысль! – хохочет Лэйк. – Договорюсь с «Карлайлом и сыновьями», будем каждый день писать жалобы на высокие налоги и на закон о лимитах на уголь, заставим Аккарата, министра торговли, рассмотреть наше дело. – Он смотрит прямо на Хок Сена. – Но ведь ты же не захочешь так работать, верно? – Его взгляд внезапно становится ледяным. – Ты любишь, чтобы все было по-тихому, да с торгом; если договор, то без лишнего шума.

Хок Сену не по себе. Бледная кожа, светло-серые глаза – этот заморский демон такое же страшное и непостижимое существо, как чешир.

– Злить белых кителей – очень неумно, – бормочет старик. – Молния бьет в самое высокое дерево.

– Типичная философия желтобилетника.

– Как скажете. Но благодаря ей я, в отличие от многих, жив. У министерства природы большая власть. Что бы ни происходило, генерал Прача и его белые кители стоят на ногах крепко. Им был нипочем даже переворот двенадцатого декабря. Играете с коброй – готовьтесь к укусу.

Лэйк, кажется, вот-вот что-то возразит, но вместо этого только пожимает плечами и бросает:

– Ну да, ты лучше знаешь.

– За это вы мне и платите.

– Зверь не должен был вырваться, – говорит ян гуйдзы, глядя на мертвого мегадонта, и отхлебывает из бутылки. – Вот только цепи-то проржавели. Поэтому никаких компенсаций. Ни цента – и точка. Это мое последнее слово. Если бы мегадонта приковали как надо, не пришлось бы его убивать.

Хок Сен молча соглашается и прибавляет:

– Без компенсаций все же не выйдет, кун.

– Я понимаю – монополия, – недовольно отвечает Лэйк, холодно улыбаясь. – Дурак этот Йейтс, что организовал фабрику именно тут.

Старику беспокойно – Лэйк ведет себя как капризный ребенок. Детским поступком можно разозлить белых кителей или профсоюз. А еще дети любят схватить игрушку и убежать подальше. Вот это совсем нехорошо: ни Андерсон Лэйк, ни его инвесторы не должны никуда убегать. Пока не должны.

– Подсчитаем убытки.

К плохим новостям Хок Сен приступает с большой неохотой:

– Если учесть мегадонта и отступные профсоюзу? Миллионов девяносто бат, наверное?..

Маи машет ему рукой и что-то кричит. Хок Сен тут же понимает, в чем дело, но, не оглядываясь, продолжает:

– Думаю, поломки найдутся и под полом. Ремонт встанет дорого. – Он мешкает, прежде чем заговорить на щекотливую тему. – Следует известить мистера Грега и мистера Йи, ваших инвесторов. Вероятно, нам не хватит наличности на все сразу – еще нужно установить и отладить новые водорослевые ванны, как только они прибудут… Мы попросим дополнительных расходов.

Он умолкает и ждет, что скажет ян гуйдзы.

Деньги текут через компанию таким потоком, что иногда кажутся Хок Сену не дороже воды, но он понимает, что радости инвесторы не испытают, поскольку бывают очень прижимисты. При мистере Йейтсе деньги приходилось выбивать постоянно, при мистере Лэйке – реже, с ним претензий к расходам стало меньше, и все равно поразительно, какие суммы тратят Грег и Йи на свою мечту. Будь главным Хок Сен, он прикрыл бы фабрику еще год назад, а то и раньше.

Мистер Лэйк, однако, спокоен.

– Еще денег, ясно, – всего-то и говорит он, а потом спрашивает, глядя Хок Сену прямо в глаза: – Скажи-ка мне, когда на самом деле водорослевые ванны и питательные культуры пройдут растаможку?

Хок Сен бледнеет:

– Тут все непросто. Через бамбуковый занавес за один день не пробиться. Министерство природы лезет во все дела.

– Ты же сказал, что заплатил белым кителям и теперь они от нас отстанут.

– Да, я сделал нужные подарки нужным людям.

– Тогда почему я вообще слышу от Баньята про загрязненные ванны? Будь в них живые организмы…

Хок Сен торопливо прерывает Лэйка:

– Груз уже в порту, «Карлайл и сыновья» доставили его еще на прошлой неделе… – Тут он наконец решается: пусть ян гуйдзы услышит хорошие новости. – Таможню пройдет завтра, а потом – сразу на фабрику, на мегадонтах. Если, конечно, вы прямо сейчас не уволите членов профсоюза, – пытается пошутить старик и вздыхает с облегчением: демон отрицательно мотает головой и даже отвечает слабой улыбкой.

– Значит, завтра. Точно?

Хок Сен с уверенным видом кивает, надеясь, что все будет именно так. Чужестранец, не сводя с него пристальных светло-серых глаз, добавляет:

– Сюда вкладывают очень большие деньги. Единственное, чего инвесторы не потерпят, – это плохой работы. Я тоже терпеть ее не стану.

– Понимаю.

Таким ответом Лэйк удовлетворен.

– Вот и хорошо. Разговор с головным офисом мы отложим. Придет новое оборудование, тогда и позвоним. Плохие новости надо подавать вместе с хорошими. Какой смысл просить денег у инвесторов, когда нам нечего им предъявить? Я так считаю. А ты? Ты что думаешь?

Старик через силу кивает:

– Как скажете.

– Ладно. – Лэйк снова прикладывается к бутылке. – Подсчитай пока убытки. Отчет жду завтра утром. Иди.

Хок Сен шагает к ждущей у вала бригаде и думает: хорошо, если груз в самом деле пройдет таможню, тогда он докажет свою правоту на деле. Это, конечно, рискованная игра, но не совсем безнадежная. В любом случае демон не обрадовался бы еще одной плохой новости.

Маи стряхивает с себя пыль – она только что вернулась из очередной вылазки в подпольные коммуникации.

– Ну что там? – спрашивает ее Хок Сен.

Вал – огромное тиковое бревно, теперь полностью отсоединенное от системы, – лежит рядом, все в больших трещинах.

– Много поломок? – кричит старик в дыру, где раньше стоял вал.

Через минуту из отверстия выглядывает перепачканный в смазке Пом.

– Тоннели узкие, – пыхтит он, стирая с лица грязь и пот. – В нижних механизмах точно есть повреждения, но где и какие – это надо детей посылать, они там проползут. Если проблемы с главной цепью – придется вскрывать пол.

Хок Сен глядит в дыру и вспоминает, как выживал в джунглях, прячась среди крыс в похожих тоннелях.

– Маи найдет нам кого-нибудь, кто туда пролезет.

Когда-то старик сам владел зданием, похожим на эту фабрику, и не одним – у него были целые склады, заваленные добром. И кто он теперь? Мальчик на побегушках у ян гуйдзы, развалина, которую все чаще подводит собственное тело, босс клана, уничтоженного на корню, чтобы только добраться до него. Хок Сен разочарованно вздыхает и гонит прочь грустные мысли.

– Я должен знать все о наших поломках, прежде чем доложу о них фарангу. Все до мельчайших деталей.

– Да, кун. – Пом делает ваи.

Хок Сен идет в офис – первые несколько шагов прихрамывает, но потом решает не давать ногам слабины. Ходит он много, и в колене постоянной болью отдается давняя встреча с одним из тех чудовищ, которые приводят в движение механизмы фабрики. Старик невольно замирает на вершине лестницы и еще раз оглядывает тушу мегадонта и то место, где погибли рабочие. Вороньем налетают воспоминания – кружат, клюют, мутят сознание. Друзья, семья – почти никого не осталось. Четыре года назад имя Хок Сена гремело. А кто он сейчас? Никто.

В офисе тишина. Пустые столы, дорогие компьютеры с ножными динамо, педали приводов, крохотные экраны, тяжелые сейфы. Старик смотрит по сторонам и видит: из углов выскакивают религиозные фанатики – в руках мачете, на головах зеленые повязки. Но это лишь воспоминания.

Дверь закрывается, шум стихает. Хок Сен подавляет желание подойти к окну и еще раз посмотреть на труп животного и алые разливы – не стоит бередить душу воспоминаниями о крови, текущей по водостокам на улицах Малакки, о китайских головах, выставленных штабелями, наподобие дурианов на рыночных лотках.

«Тут не Малайя. Тут спокойно».

Но образы – отчетливые, как фотографии, и яркие, как вспышки фейерверков, – не отступают. В такие моменты любая мелочь кажется ему таящей угрозу. Со времен Казуса прошло четыре года, однако без ритуала успокоения не обойтись. Хок Сен прикрывает глаза, глубоко вдыхает и представляет, как один из его клиперов летит по голубым океанским волнам. Еще один вдох – и можно снова посмотреть вокруг. Никакой опасности: только аккуратные ряды пустых столов с компьютерами, ставни, которые не дают раскаленному солнцу проникнуть внутрь, в воздухе – пылинки и аромат благовоний.

В густой тени в дальнем конце офиса тускло, с издевкой, поблескивает сталью двудверная сокровищница «Спринглайфа». К меньшему из сейфов – тому, где лежат деньги, – у Хок Сена есть ключ, а вот ко второму, большому, доступ только у мистера Лэйка.

«Как же они близко!»

Там, за дверцей, всего в нескольких дюймах – старик как-то видел их собственными глазами – лежат технические документы, образцы ДНК водорослей со взломанным кодом, кубические носители с геномными картами, подробные указания по получению и переработке поверхностной пленки в смазку и порошок, инструкции по правильной закалке проволоки, чтобы та не отторгала новый тип оболочки. На расстоянии вытянутой руки лежит ключ к новому поколению накопителей энергии, а с ним надежда на воскрешение и самого Хок Сена, и его клана.

Битый год старик выслушивал путаные, невнятные разговоры Йейтса, когда тот выпивал, подливал баиджу[13]13
  Баиджу – алкогольный напиток крепостью от 40 до 60 градусов на основе сорго.


[Закрыть], втирался в доверие, хотел стать нужным, но все пошло прахом. Этот дурак разозлил инвесторов, да к тому же не смог воплотить собственный замысел, и вот исход: запертый сейф.

Стоит Хок Сену заполучить данные, и он построит собственную империю. Но пока у него есть лишь копии отдельных листов: до того как пьяница Йейтс купил этот проклятый железный шкаф, бумаги часто валялись на рабочем столе в открытую. Теперь же старика отделяют от документов стальная дверца, отсутствие ключа и неизвестный код. Добротное устройство – это Хок Сен знает наверняка. В те дни, когда он стоял во главе собственной торговой корпорации «Ин Тай» в Малайе, у него тоже было что прятать под замком. Но самое обидное: пользовался он тогда точно такими же сейфами, именно этими китайскими механизмами, которые теперь служат иностранцам. Старик иногда целыми днями разглядывает стальную дверцу и размышляет о скрытых за ней знаниях.

Хок Сена внезапно осеняет.

«А не забыли ли вы, мистер Лэйк, ее запереть? Немудрено в такой-то суматохе».

У старика убыстряется пульс.

«Отвлеклись? Запамятовали?»

С Йейтсом такое случалось.

Хок Сен пытается взять себя в руки. Прихрамывая, подходит ближе и замирает. Святыня. Стальной монолит, подвластный лишь терпению и силе алмазного бура. Предмет, который изо дня в день всем своим видом издевательски его дразнит. Неужели? Возможно ли, что Лэйк попросту забыл запереть дверцу?

Хок Сен нерешительно берется за ручку, задерживает дыхание, возносит молитвы предкам, слоноголовому Пхра Канету[14]14
  Пхра Канет – тайское имя индуистского бога Ганеши.


[Закрыть] – избавителю от преград, всем богам, каких знает, – и тянет рычаг вниз.

Каждый атом стального, весом в тысячу цзинь[15]15
  Цзинь – ед. измер. веса, прибл. 0,6 кг.


[Закрыть] шкафа дает ему отпор.

Старик выдыхает и делает шаг назад, уговаривая себя не переживать.

Терпение. На каждый замок найдется свой ключ. Лучшим из возможных был бы мистер Йейтс, если бы не разозлил инвесторов. Значит, действовать нужно через Лэйка.

В день, когда привезли сейф, Йейтс приговаривал: «Пора мне поберечь свои золотые яйца, да и курицу вместе с ней». Хок Сен в ответ кивал, натужно улыбался шутке, но думать мог только о том, что документы бесценны, а сам он сглупил, не скопировав их раньше, пока мог.

Теперь Йейтса нет. Его место занял новый демон, причем самый настоящий: сероглазый, русоволосый и, в отличие от прежнего, совершенно непреклонный. Это грозное создание, которое перепроверяет каждое действие Хок Сена и очень мешает его планам, еще нужно как-то убедить, что доверить секреты компании старику можно.

«Терпение и еще раз терпение. Рано или поздно заморский демон обязательно сделает неверный ход».

– Хок Сен!

Старик подходит к двери, машет Лэйку – мол, слышал, сейчас спустится, – но сперва идет к алтарю и встает на колени перед образом Гуанинь. Он молит бодхисатву быть к нему и его предкам милостивой, дозволить ему и роду его искупить грехи. Под золотым иероглифом удачи, который висит вверх ногами, чтобы везение нисходило прямо на просящего, Хок Сен кладет пригоршню ю-тексового риса и надрезает красный апельсин. По руке бежит алая струйка. Фрукт спелый, ничем не зараженный и очень дорогой – на богах экономить нельзя, они любят жир, а не постные прожилки.

Дым от благовоний снова растекается в неподвижном воздухе конторы. Старик продолжает молить: пусть фабрику не закрывают, пусть взятки помогут и новое оборудование доставят беспрепятственно. И еще пусть заморский демон наконец спятит и начнет доверять Хок Сену, как самому себе, а сейф откроется и выдаст все тайны до последней.

Старик просит богов об удаче. Она нужна даже старому китайцу-желтобилетнику.