Текст книги "Будь моим мужем"

Пат Бут
Будь моим мужем

1

Рейчел перевела взгляд с букета красных роз на визитную карточку, перечитала короткую приписку от руки: «Выходи за меня замуж». Вздохнув, она окинула взглядом свой номер люкс. Рейчел поселилась в отеле «Гасиенда-Инн», ища покоя. Для сибаритов и любителей уединения этот курорт неподалеку от Санта-Фе кажется раем, а вот у нее пока отнюдь не возникает ощущения, что она пребывает на небесах, несмотря на сдержанно-приглушенную роскошь, ковры в стиле навахо и старинную, под балдахином на четырех стойках кровать.

Разумно ли было приехать сюда на следующий после Рождества день в поисках уединения? И на этот вопрос она не может сейчас ответить определенно. Рейчел взглянула на часы. Пора спускаться на ужин – в последний раз перед прохождением оздоровительного курса, включающего строгую диету, она позволит себе что-нибудь вкусненькое и выпьет спиртного. Пусть хоть этот ужин доставит ей удовольствие, если она вообще в состоянии заново открыть для себя мир, в котором существуют маленькие земные радости.

Она подошла к застекленным дверям, ведущим на террасу, и сразу же ощутила прохладу. Оказывается, пустыня обманчива. Когда заходило солнце, казалось, что и вечером будет так же тепло и умиротворенно, как на исходе дня. И вот сейчас в толстом махровом халате она дрожит от холода.

Окрашенное угасающим солнцем небо приобрело кроваво-красный оттенок, а пока Рейчел вглядывалась в даль, начали сгущаться и другие тона – темно-оранжевый, пурпурный и наконец лиловый; занятно, что, выглядевший так фальшиво на открытках, в живой природе он тоже казался не вполне правдоподобным.

Она присела на краешек шезлонга и здесь, вдали от Манхэттена, попыталась разобраться в самой себе. Вот и жизненное перепутье – сорок лет. Нужно принимать какие-то решения, а она, Рейчел Ричардсон, впервые не знает, чего же ей, черт возьми, хочется.

Ее карьере завидовали многие коллеги. Рейчел вспомнила, как в Зеленом зале уже после передачи президент обнял ее, одарил своей знаменитой улыбкой. Рейчел и сейчас помнит дружеское пожатие, дающее понять, что это ее интервью с ним не последнее.

Она видела восхищенные взгляды своих ассистентов и других тележурналистов, понимавших, что ей удалось добиться почти невозможного: задавая ему острейшие коварные вопросы, Рейчел все-таки ухитрилась не вызвать у него отчуждения и не настроить против себя.

А телеграмма от Чарли Роуза, приколотая к доске над ее письменным столом? «Прими мои поздравления! Ты обошла меня по рейтингу, теперь берегись!» И Рейчел знала цену похвалы Стива, ее совершенно невыносимого продюсера:

– Я всегда знал, что ты настоящий профессионал, но сегодня увидел перед собой журналиста, достойного Пулитцеровской премии.[1]1
  Пулитцеровская премия – самая престижная в США премия в области журналистики, литературы, драмы и музыки.


[Закрыть]

Она опять вздохнула. Действительно, с виду может показаться, что все складывается в ее пользу, но жестокая реальность камня на камне не оставляет от этих поверхностных представлений. На самом деле она по уши увязает в повседневной мелочной рутине – долгие часы подготовительной работы, непрерывные стычки со Стивом, игра рейтингов, требующая компромиссов и отступлений от своих принципов. Когда-то она молилась, чтобы все это появилось у нее, забывая, что исполнение желаний может таить в себе немалую опасность.

Выпускница Смитовского колледжа,[2]2
  Смитовский колледж – одно из элитных женских учебных заведений. (Здесь и далее – прим. пер.)


[Закрыть] она уже сделала то, что должна была сделать, – добилась успеха. Так почему же, черт возьми, это не приносит ей ни малейшего внутреннего удовлетворения?

Донесшиеся издалека звуки рождественского гимна прервали размышления Рейчел, напомнив ей, что праздник продолжается. Ночь действительно тихая,[3]3
  «Тихая ночь» – название популярного рождественского гимна.


[Закрыть] безмолвная и священная, как в далекие годы ее детства. Рождество – это прежде всего праздник для детей, однако фактически Рейчел лишена была детства. Вот груз, который она постоянно носит в себе и который навсегда оставил горький след в ее душе.

Обычно для нее все-таки что-нибудь припасали на праздник. Рождественским утром, когда родители еще крепко спали, Рейчел забиралась на стул и на старом шкафу находила свой подарок, который всегда «прятали» туда. Часам к десяти, покачиваясь и в дурном с похмелья настроении, вставал отец, которому и Рейчел, и мать старались не попадаться на глаза.

Обычно Рейчел помогала матери готовить курицу, вместо традиционной рождественской индейки, и украшать квартиру. Обед был готов к часу дня, но они и думать не смели о том, чтобы прикоснуться к еде до возвращения отца. С опозданием на час, а то и на два, он приходил домой. Но не один, а с компанией дружков.

Сейчас, с высоты прожитых лет, Рейчел понимала, что была лишена нормального детства. Вышло так, что жизнь перед нею в немалом долгу. Однако, будучи реалисткой, Рейчел прекрасно понимала: жизнь если и возвращает тебе свои долги, то только в том случае, когда на нее как следует поднажмешь сама. Да, ее детские годы ушли навсегда. Но она еще может хоть как-то компенсировать это. Все волшебное очарование и чувство защищенности, не доставшиеся ей, она даст своему ребенку.

Рейчел откинулась на спинку шезлонга и стала смотреть на звезды. Она провела рукой по своему плоскому животу. Там обязательно должна зародиться жизнь. Нужно кого-то любить и нужно, чтобы кто-то любил ее, Рейчел. А до появления ребенка у нее непременно будет мужчина – сильный, надежный, умный мужчина, который вдохнет в нее жизнь и унесет в совсем иное, чудесное будущее.

Рейчел рассмеялась вслух сквозь еще не просохшие слезы: ведь вся правда как раз в том и состоит, что она, Рейчел Ричардсон, популярная телезвезда, недавно вошедшая, судя по опросам, в десятку самых популярных женщин Америки, отчаянно стремится познать сказочное чудо романтической любви. Больше всего на свете ей ненавистны избитые штампы, однако в глубине души она страстно жаждет освободиться от гнета своей славы и одиночества, заложницей которых она, в сущности, стала.

Но способна ли она в действительности сменить свои ориентиры? И если – да, то что станет с ее прежней жизнью, с ее успехом?

Под пляску рождественских фонариков, развешанных на террасе, Рейчел тщетно пыталась решить это. В чем истинное предназначение женщины? Должна ли она соперничать с мужчинами в борьбе за власть в этом сугубо мужском мире по установленным ими же правилам?

И всегда в этих ее вопросах, адресованных себе, незримо присутствует Мэтт. Предложение выйти за него замуж и сейчас звучит у нее в ушах. Тогда она ответила ему обнадеживающим «возможно». Но какие чувства испытывает она к нему? Любовь ли это? Да, ее влечет к нему, она ценит его силу, обаяние, ум. А еще существует такое понятие, как верность, которое она всегда ставила очень высоко.

Мэтт всегда был рядом с нею с тех пор, как она делала первые шаги на телевидении. Если она чем-то и обязана кому бы то ни было, так только Мэтту. Однако достаточно ли этого? Всю свою жизнь Рейчел боялась полагаться на чувства. Вот почему она не слишком-то разбирается в эмоциях, опираясь вместо них на куда более надежную и упорядоченную сферу рассудка и интеллекта. Но, возможно, именно ее отношение к Мэтту и есть то подлинное, что называется любовью?

Рейчел встала. Хватит философствовать! Она здесь для того, чтобы расслабиться и как следует отдохнуть. Это ее рождественский подарок самой себе, и уж за тысячу-то долларов в сутки должна же она чертовски хорошо провести время, хотя никогда особенно и не умела веселиться. С завтрашнего дня начнется правильный, размеренный образ жизни, как и положено на курорте, но сегодня вечером она наестся до отвала и позволит себе бутылочку «Шардонне».

Большое достоинство «Гасиенды-Инн» заключалось в том, что главный корпус – переоборудованная гасиенда, сохранившая свое старинное очарование, – представлял собой комфортабельный отель, ресторан которого славился своей кухней даже за пределами страны, а рядом находился курорт с целебными грязями и минеральными водами.

Рейчел начала одеваться к ужину. Не важно, что она идет туда одна. Одиночество – редкое удовольствие в ее переполненной людьми жизни. Ее ничуть не смущало то, что самой придется общаться с официантами. Она, конечно, станет объектом пристального внимания со стороны посетителей, которые моментально узна́ют ее, но и это не важно. Быть на виду и заставлять других выполнять свои распоряжения – никакой сложности это для Рейчел не представляло. Все ее проблемы заключаются в том, чтобы разобраться наконец, что же делать с самой собой и какое место в ее жизни должен занять Мэтт.

2

Кэрол Маккейб сидела за мольбертом в своем номере «Гасиенды-Инн» в коротком черном платье, которое она надела, собираясь на ужин. Она подалась вперед и стерла ластиком тонкую карандашную линию. Посмотрела на часы. Ну надо же! Только у нее заспорилась работа, а скоро ужин. Взяв кисть, Кэрол потянулась к холсту. Рукавом она нечаянно зацепилась за лампу, которую приспособила для лучшего освещения, и пятно желтой краски расплылось на платье.

Кэрол застыла. А ведь это не что иное, как образная метафора всей ее жизни. Отличное платье в одну секунду испорчено – чистое стало грязным. Рисование отвлекло ее, и она на некоторое время почувствовала себя счастливой, но теперь на нее вновь нахлынули воспоминания. Она начала рассеянно оттирать краску, пятно от этого расплылось еще сильнее. Ну и пусть, сейчас ей все равно, а вот та, прежняя Кэрол, та пришла бы в отчаяние. С неприятностями всегда так: одни влекут за собой другие. И вся твоя жизнь превращается в хаос, прежде чем успеешь хоть в чем-то разобраться. Кэрол вымученно улыбнулась, сознавая, как сильно изменило ее происходившее в эти последние месяцы.

А началось все с одной-единственной фразы. Кэрол и сейчас отлично помнит, как это было. Она подвозила Уитни к гаражу, где он должен был взять свою машину. Встряхнув головой и откидывая волосы назад, чтобы они не лезли в глаза, Уитни повернулся к ней со странным выражением на лице. Он убавил громкость плейера, с компактного диска которого неслись неистовые звуки очередного хита группы «Аэросмит», и спросил:

– Мам, а что, у папы с Пейдж Ли роман?

Кэрол едва не расхохоталась.

– Уитни! Ты с ума сошел! Надо же ляпнуть такое!

Немного озадаченный тем, что мать не допускает даже мысли об этом, Уитни помолчал, но все-таки продолжил:

– А по-моему, да. – Он опять повернулся к ней в нерешительности, и она заметила, что Уитни покраснел.

– Да с чего ты это взял?

Она была совершенно спокойна. Произошло какое-то недоразумение, и все скоро прояснится. Она всегда считала, что Уитни держится несколько отстраненно, однако это наверняка объяснялось типичными подростковыми причудами – он чрезмерно увлекался рок-музыкой, запирался у себя в комнате, хмуро и односложно отвечал на вопросы.

– Не знаю, стоило ли мне вообще заводить этот разговор.

Вот тут в ее сердце закралась тревога. В теплой машине ее неожиданно охватил озноб, и одновременно она почувствовала, как горячая кровь бросилась ей в лицо. Кэрол обратила внимание, что у Уитни на рубашке оторвалась пуговица, как будто это сейчас было важно.

– Продолжай, Уитни.

Это явилось концом начала и началом конца. Пейдж Ли и Джек. Пейдж Ли была новой сотрудницей в юридической фирме мужа Кэрол, который являлся одним из старших партнеров. Молодая, красивая – протеже Джека – Пейдж Ли приходила к ним в гости на вечеринки и на барбекю. Во многом она была точной копией Джека и полной противоположностью Кэрол. Обладая проницательным умом, эта особа была холодна и энергична, всегда носила безукоризненные деловые костюмы и целеустремленно двигалась к намеченной цели.

И Пейдж Ли, и Джек – оба как один скорчили удивленные гримасы, увидев купленный Кэрол для плавательного бассейна розовый надувной плот в виде «Кадиллака». Рассматривая фигуры животных – обитателей джунглей, нарисованные Кэрол для сада в натуральную величину, Пейдж Ли учтиво выдала все положенные в таких случаях восторги и комплименты, но так и не поняла, для чего вообще понадобилось это делать.

Кэрол было забавно наблюдать за Пейдж Ли, и она даже старалась проникнуться к ней симпатией, поскольку, по словам Джека, новая сотрудница была незаменимой помощницей в делах фирмы. То обстоятельство, что ее манеры типичной деловой женщины резко контрастировали с богемной раскованностью Кэрол, не имело ровным счетом никакого значения, как не имело его и то, что ей было всего двадцать пять – на целых пятнадцать лет меньше, чем Кэрол. Однако в тот день, когда Уитни рассказал матери о том, что он сам видел, как Пейдж Ли и отец пылко обнимались на крыльце их дома, все сразу же приобрело значение, причем весьма существенное.

Неприятные воспоминания окончательно испортили Кэрол настроение. Она встала, прогнувшись и с трудом заведя руку за спину, расстегнула «молнию» на черном платье, одном из особенно нравившихся Джеку. Когда оно упало к ногам, решительно перешагнула через него, отшвырнув ногой прочь.

– Негодяй, – прошептала она.

С минуту Кэрол стояла неподвижно, разглядывая свое отражение в зеркале. И в свои сорок она еще не выглядит увядшей. По-прежнему красива, с лицом сказочной Златовласки, огромными, как озера, голубыми глазами и женственной фигурой. В противоположность ей, Пейдж Ли напоминает только что заточенный карандаш. И как, черт побери, Джека угораздило отважиться пожертвовать их браком ради этой худосочной занозы?

Кэрол давно была влюблена в Джека. Она влюбилась в него сразу, когда стояла в очереди в столовой колледжа. Он клал себе на тарелку огромную порцию мясного рулета, обернувшись и увидев, что девушка наблюдает за ним, он улыбнулся.

– Люблю мясной рулет.

И она ответила ему с улыбкой:

– Я вижу.

И в ту же самую минуту поняла, что станет его женой. Это было именно то волшебное чудо, испытать которое в жизни доводится немногим.

Для нее оно не померкло и через восемнадцать лет, хотя сейчас, крепкая задним умом, Кэрол понимает, как незаметно менялись их роли. В самом начале они были во всем равны, хотя и во многом отличались друг от друга. Джек был честолюбив, легко становился душой общества, а среди студенческого братства слыл хорошим спортсменом. Кэрол же – многообещающая художница, творческая личность, безапелляционно высказывающая свое собственное мнение. Она была типичной представительницей богемных кругов, которой безразлично мнение окружающих.

Затем с Кэрол произошла метаморфоза, настолько постепенная, что ее никто не заметил. Из порывистой юной художницы, в которую несколько лет назад влюбился Джек, она превратилась в «мамулю» – чрезвычайно деятельную домохозяйку, живущую в пригороде, идеальную мать для своих детей и важное дополнение к карьере Джека. Кэрол это вполне устраивало, однако, без конца обслуживая тех, кого она любила, она каким-то непостижимым образом потеряла самое себя. Личность, которой она когда-то была, исчезла. Она сознавала это. И в некотором смысле даже сама была невольной соучастницей этого процесса распада. Она вдруг поняла, что Кэрол-художница является врагом Кэрол-матери и Кэрол-жены.

С течением времени Джек привык воспринимать все ее заботы как должное, как нечто само собой разумеющееся. Его тактичные просьбы постепенно превратились в любезно-снисходительные распоряжения, а затем и в не очень-то вежливые приказы. Дети уже больше не были так трогательно беззащитны и зависимы от нее. Они стали подростками – дерзкими, скрытными, а нередко и грубыми. И тоже воспринимали Кэрол весьма однобоко. Она окончательно стала «мамулей», чья основная функция – обслуживать их.

В своих мечтах Кэрол возносилась все выше. Втайне от всех строила фантастические планы того, как воплотит в жизнь все задуманное. Нашла свою героиню – Джорджию О'Киф и стала знатоком биографии этой художницы. Постоянно мечтала о том, как, подобно ей, поселится в необитаемой пустыне и станет заниматься живописью, посвящая любимому делу всю себя.

Однако Кэрол неизменно обнаруживала, что все ее грезы рушатся при малейшем соприкосновении с реальной действительностью. И в первую очередь, разумеется, потому, что и Джеку, и детям пришлось бы как-то вписываться в запутанную, словно головоломка, жизнь неведомой им, вновь возродившейся Кэрол. И если уж говорить откровенно, то найти место в ней они вряд ли бы смогли. Но теперь всему этому наступает конец. А может быть, он наступил уже давно.

Кэрол почувствовала, как внутри у нее закипает ярость. Быстро пройдя в ванную, она надела махровый халат. Нужно взять себя в руки. О Кэрол Маккейб сложилось мнение как о женщине, стойко переносящей критические ситуации. Но какие именно? Аппендицит Уитни? День, когда она разбила «Вольво»? Время, когда они думали, что Девон беременна? Да, те кризисные моменты она перенесла с достоинством.

Но ведь Джек, ее собственный муж, и та змея из его фирмы – это же совершенно иное. Вся ее налаженная, размеренная жизнь вдруг рухнула. Она приносила себя в жертву во имя их брака и детей, а вот Джек благополучно избежал этого. Он как бы обитал в параллельном мире, предаваясь романтическим увлечениям, волнующим переживаниям, сексу.

Кэрол взяла со стола фотографию Девон и Уитни в серебряной рамке. Вспомнила день, когда был сделан снимок – они тогда ездили во Флорида-Киз купаться в бассейне с дельфинами. Девон нервничала, а Уитни подтрунивал над сестрой. Зато потом, когда они остановились, чтобы перехватить по гамбургеру, Девон отомстила, попав струйкой французской горчицы прямо ему в глаз. Спустя час бесенята превратились в ангелочков, и она сфотографировала их.

Боже, ведь тогда она была нужна им! А вот сейчас уже нет. Дети уехали учиться в колледж и теперь были целиком поглощены самими собой, отгородившись от нее стеной в своем мире рока, рэпа и самых невероятных планов. У них есть свои друзья, подруги, а впереди – необозримое захватывающе-восхитительное будущее. Она любит детей всем сердцем, однако, несмотря на это, в известном смысле отождествляет их с изменившим ей мужем. Она понимает, что это нелогично, но ведь они всегда были такой неотъемлемой частью ее прежней жизни, рухнувшей в одночасье.

Кэрол отложила фотографию. Затем, повинуясь безотчетному внутреннему порыву, поставила кассету с записями рождественских гимнов и распахнула застекленные двери, выходящие на террасу. Ее охватил озноб от ворвавшегося в комнату холода. Звучала напевная мелодия «Тихой ночи», любимого рождественского гимна дочери.

Когда она заявила Джеку, что требует развода, то, едва вымолвив это страшное слово, сразу же почувствовала, что начинает раскаиваться. Он был так удручен, ему было так стыдно – если и не за свою неверность, то хотя бы за неумение все скрыть от жены.

Под влиянием гнева и обиды она потребовала развода. Но что ждет ее? Кэрол не могла не думать о предстоящем ей теперь одиноком жизненном пути. Кто будет оплачивать счета, кто будет ухаживать за ней, если она заболеет? Каково ей будет в одинокой холодной постели? Как она будет переносить гнетущую тишину в доме? С кем будет дружить – теперь, когда двери загородного клуба для нее закрылись?

Ответы возникали тут же. Хозяйкой своей судьбы будет сама Кэрол. Ответственной за Кэрол будет она сама. Но где она, эта Кэрол? Что она представляет собой?

Кэрол сжала кулаки. Праведный гнев придал ей силы, чтобы уйти, но сколько времени можно находиться и действовать под влиянием чувств? Будучи не в состоянии представить себе свою жизнь без нее, Джек предпринял отчаянные усилия, чтобы удержать Кэрол. Пообещал избавиться от Пейдж Ли и уехать с женой в длительный отпуск. У них все образуется. Он всегда любил ее. Зависел от нее. Только теперь, перед лицом угрожающей потери, Джек осознал, до какой степени она нужна ему. Под напором обещаний мужа и нарисованных им радужных перспектив Кэрол уже начала было сдаваться, однако, когда ураган эмоций стих, обнаружила, что выстояла и твердо держится на ногах. Она была непреклонна. Она уже приняла решение.

Рождество станет решающим испытанием. Кэрол отважилась уехать в пустыню, в легендарную «Гасиенду-Инн», чтобы здесь сделать первые шаги в свою новую жизнь. Из дома она выехала в канун Рождества, переночевала в мотеле. Кэрол специально рассчитала время так, чтобы эти праздничные часы провести в дороге.

И вот сейчас, на следующий после Рождества день, когда она впервые лицом к лицу стоит перед той жизнью, которую, в конце концов, сама планировала, ее одолевает страх. Кэрол вдруг обнаружила, что ей легче оглядываться назад, чем смотреть вперед. Она приехала сюда, чтобы найти и обрести самое себя, однако единственное, что у нее в голове, – это воспоминания. О Девон, заболевшей свинкой, с толстым, как у бурундука, заплаканным личиком. Об Уитни, раскланивающемся перед зрителями после самодеятельного спектакля. Всего тринадцать лет, а он уже поразительно хорош собой. И о Джеке – нынешнем Джеке, молодом Джеке, любящем ее, смеющемся и танцующем с ней под звуки «Голубого Дуная», уносящие их в заоблачную высь…

Протянув руку, Кэрол закрыла двери и вернулась назад, в комнату. Слезы застилали ей глаза. Она глубоко вздохнула. Придется привыкать к одиночеству.