Текст книги "Влюбленные мошенники"

– Она это сделала своей проклятой булавкой! – грозно заявил Рубен, указывая на брошку, лежавшую под рукой у Грейс. – Эта штука лежала на столе с тех самых пор, как она поставила ее вместо денег. Она нарочно ее сняла, чтобы метить карты!

– Это не правда! Я никогда в жизни не жульничала!

Грейс окинула стол отчаянным взглядом, ища поддержки. Ее ангельское личико выглядело так трогательно, что ей, вероятно, удалось бы добиться оправдательного приговора за три секунды, не больше, если бы не заколотая в горло дама треф и не орудие убийства в виде серебряной брошки, найденное на месте преступления. Все видели, как Ванда Ла-Салль то и дело хватается за брошь во время игры.

– Вот взгляните! – воскликнул Рубен, забивая гвоздь по самую шляпку. – Она проделала то же самое с пиковой, бубновой и червонной дамой! Все дамы в колоде помечены!

– Я ничего не делала! – вскричала она, прижимая руку к сердцу для пущей убедительности. – Я ни в чем не виновата, клянусь вам. Это кто-то другой! А может, они уже были наколоты, а вы только что заметили?

Рубен презрительно фыркнул.

– Прошу вас, поверьте, это не я! Я бы никогда так не поступила! Почему вы мне не верите?

Бэрджесс и Уайетт заерзали на стульях, не зная, куда деваться от смущения. Уши у Расти стали рубиновыми, веснушки на его простоватой физиономии проступили еще заметнее. Шарки пристально уставился на Грейс, теребя усы и облизывая губы. Никто не произнес ни слова.

– Ну что ж, господа…

Губы у нее задрожали и пальцы тоже, но голос остался твердым, хотя в нем прозвучала хватающая за душу печаль. Она передвинула свой выигрыш на середину стола, все вместе с брошью, и поднялась из-за стола.

– Спасибо за компанию. А теперь… позвольте пожелать вам всего доброго.

Игроков доконали слезы, алмазами повисшие на ее длинных ресницах. Глаза превратились в голубые озера безысходного страдания. Да, Грейс была непревзойденной комедианткой. Перед такой картиной уязвленного достоинства никто не смог бы устоять.

– Погодите! – прорычал Шарки, схватив ее за локоть. – Может, их и вправду пометил кто-то другой?

– Чушь! – отмахнулся Рубен. – Обычно это делает тот, кто выигрывает!

Расти в который раз откашлялся.

– Может, они уже были такими? Мы же не знаем наверняка! Никто их не проверял до того, как мы начали играть. Может, их кто-то наколол давным-давно… Это не исключено.

Бэрджесс и Уайетт дружно закивали, хотя в их лицах было больше надежды, чем уверенности. Все доказательства были против Ванды Ла-Салль, но никому не хотелось в это верить.

– Богом клянусь! – проговорила Грейс, и ее полное отчаяния лицо осветилось трогательной, почти детской в своей наивности надеждой. – Я понятия не имею, как метить карты. Я бы не смогла даже под угрозой смерти!

И опять все закивали, даже Рубен сменил презрительное выражение на сомневающееся.

– Я предлагаю взять новую колоду и оставить Ванду в игре, – предложил Шарки. – Дадим ей шанс оправдаться. Мы с нее глаз не спустим. Это ведь совсем не трудно, – ухмыльнулся он, фамильярно сжав ее локоть. – Если заметим что-нибудь подозрительное, вышвырнем с позором – и делу конец.

– А выигрыш останется при ней? – поинтересовался Расти.

– Иначе нельзя, – поспешно вставил Рубен. – Мухлевала она или нет, раз мы оставляем ее за столом, значит, признаем, что она играла честно.

Против этого нечего было возразить. Все скрепя сердце согласились, что мисс Ла-Салль может оставить свой выигрыш при себе.

– Нет-нет, – запротестовала Грейс, очаровательно наморщив лобик.

Все посмотрели на нее с недоумением.

– Если вы считаете, что я украла эти деньги, они мне не нужны. Заберите их, и мы все начнем сначала.

Теперь уже они, снисходительно улыбаясь, начали уговаривать ее, как капризного ребенка, не отдавать им назад выигранные деньги.

– Заберите хоть часть, – возразила она, надув губки. – Возьмите хоть по сотне на каждого. Нет, я настаиваю.

Таким образом Грейс отдала назад четыреста долларов – пятьсот, считая долю Рубена, – выигрыша в обмен на доверие и преданность четырех до крайности легковерных ротозеев.

Она вновь заняла свое место за столом, поблагодарив каждого и одарив Шарки особенно теплой улыбкой. Он покраснел как рак и оттянул воротник. Если и была у него мысль предложить партнерам переключиться на какую-нибудь другую игру, в жарких лучах этой улыбки она растаяла, как снег на солнце.

Расти получил у бармена новую колоду, и игра возобновилась. Как и было предусмотрено по плану, Грейс начала проигрывать. Мужчин такой поворот событий, подтверждавший их худшие подозрения, сильно расстроил, зато их немного утешила перспектива вернуть свои деньги назад. Больше всех выигрывал Шарики. Успех ударил ему в голову, он начал играть неосторожно, чуть ли не безрассудно. И не только он один: по ходу игры лихорадка охватила всех. Рубен сделал вид, что тоже заразился. Он поставил чуть ли не все свои фишки в надежде на стрит со старшей десяткой и проиграл Шарки, у которого был королевский флеш. Лихорадка разрасталась. Все деньги были на столе, в карманах ни у кого ничего не осталось. Настал решающий чае.

Грейс тоже это поняла и бросила на него выразительный взгляд поверх своих «темных» карт, которые, как он заметил, всегда предпочитала держать в руке, а не на столе. У нее еще оставалось долларов на триста фишек плюс ее брошка. Расти собрал карты и передвинул их влево. Рубену выпал черед сдавать.

Тасуя колоду, он сделал знак бармену принести еще пива.

– Кто-нибудь еще желает? Ванда? Может, хотите еще лимонаду?

Грейс пожала плечами и сказала, что она не против. Рубен передал колоду Бэрджессу, чтобы тот снял, потом замешкался, раскуривая манильскую сигару. Тем временем бармен притащил поднос с напитками и принялся расставлять их на столе. Грейс поспешила допить то, что еще осталось от прежней порции. Осушив стакан, она протянула его бармену со слащавой улыбкой. Увы, бедняге так и не довелось его забрать: она разжала пальцы секундой раньше, чем следовало, стакан выпал и со звоном разбился на полу. Пока все отвлеклись на происшествие, Рубен успел зажать чистую колоду между колен, подменив ее крапленой.

Восклицания, извинения, заверения… Он терпеливо ждал, пока шум не утихнет, и лишь после этого начал сдавать. Две карты «втемную», одну – лицом вверх. Всем выпали отличные карты. У Шарки оказался открытый туз, и он поставил сотню – самую крупную ставку за всю игру. Для начала неплохо, подумал Рубен. Расти, которому достались худшие карты во всей раздаче, удивил его, подняв ставку на тридцать долларов. Никто не вышел из игры, все приняли повышенную ставку. На четвертом круге у Бэрджесса в открытых картах появились две дамы, и он поднял банк еще на сотню. Никто и глазом не моргнул.

На пятом круге Шарки достался еще один туз. Итого три: два открытых, один «темный». Он сумел сохранить невозмутимость, но на свою «темную» карту взглянул с трепетом, словно мамаша, проверяющая, не пора ли менять подгузник младенцу. Рубен почувствовал, как воздух над столом сгущается подобно туче, заряженной электричеством. Он ни за что не пропустил бы этот момент, хотя и знал заранее, кто какие карты получил и какие еще получит. Бэрджесс взял третью даму, опять в открытую, и расплылся в улыбке от уха до уха. Все продолжали делать ставки, банк разросся до одиннадцати сотен долларов, а у Ванды Ла-Салль почти не осталось фишек.

На шестом Рубен с отвращением отбросил свои карты. Расти наконец-то понял, что дела плохи, и последовал его примеру. Рубену стало жаль простофилю:

Расти ему нравился, а раздевать людей до нитки вообще было не в его правилах, но он уже ничего не мог поделать.

Довольный собой толстяк Уайетт, уже имевший в запасе пару восьмерок, получил третьего валета, однако, взглянув через стол на своего приятеля Бэрджесса и увидев у него трех дам, несколько сник. Рубен с удовлетворением заметил, что Уайетт невольно поглаживает шелковые отвороты своего сюртука. Он всегда так делал, если его одолевали сомнения. На сей раз они были вполне обоснованы: если Бэрджессу достанется четвертая дама, «полный дом» Уайетта не выстоит против каре.

Поглощенный созерцанием своего запасного туза, Шарки втайне уже праздновал победу и непрерывно увеличивал ставки. «Темной лошадкой» оказалась Грейс. В открытых картах у нее были трефовая девятка и десятка, остальное – мусор. Право поднимать ставку опять перешло к Бэрджессу с его тремя дамами. Он проверил свои «темные» карты с тщетно скрываемым удовольствием.

– Принимаю и повышаю еще на сотню. Шарки безропотно доложил в банк еще сто долларов. Грейс рассталась со своими последними фишками, ставить ей больше было нечего, кроме брошки с ангелочком, а впереди был еще один ход. У Уайетта тоже почти не осталось фишек. Вовремя спохватившись, он с проклятием бросил карты, поднялся из-за стола и отошел к бару. Рубен даже порадовался за него: по крайней мере ему будет на что добраться до дому. Игру продолжили Бэрджесс, Шарки и Ванда.

– Последняя карта «втемную», – объявил Рубен, раздавая игрокам именно то, что каждому из них больше всего хотелось получить.

На этом его миссия была окончена.

Бэрджесс все еще держался уверенно. Стараясь не выказывать преждевременного торжества, он поставил на последний кон все, что у него было. Шарки принял ставку и поднял ее до пяти сотен. После этого у него тоже ничего не осталось. Бэрджесс побагровел, но не дрогнул. У него было четыре дамы, а обо всех ограничениях они давно уже позабыли. Рубен даже посочувствовал ему: нет ничего труднее, чем делать вид, что блефуешь, и при этом действительно блефовать.

Уайетт вернулся к столу со стаканом виски в руке и встал за стулом Расти. Все устремили глаза на Грейс. Впервые с тех пор, как ее обвинили в мошенничестве, она прикоснулась к брошке и начала нервно теребить ее пальцами.

В открытых картах у нее по-прежнему ничего не было, кроме трефовой девятки и десятки, на остальное не стоило даже смотреть. Уайетт успел показать трех валетов прежде, чем вышел из игры, поэтому в принципе у Ванды мог оказаться «стрит» с валетом старшим, но в это трудно было поверить. «Интересно, какова была бы вероятность, если бы игра шла по-честному?» – мелькнула праздная мысль в голове у Рубена. Он знал, что Шарки задает себе тот же вопрос, причем его интерес был далеко не праздным. Но это не имело значения: со своим роскошным набором из четырех тузов Шарки при любом раскладе мог себе позволить рискнуть.

– Мистер Шарки, – обратилась к нему Грейс таким тихим голосом, что всем пришлось наклониться вперед, чтобы ее расслышать. – Насколько я понимаю, вы поставили пятьсот долларов?

Шарки снисходительно кивнул в ответ. Она подняла брошь. В свете газовых ламп серебряный ангелочек с развевающимися волосами матово блестел у нее на ладони.

– Что вы скажете…

Шарки и Бэрджесс наклонились еще ближе.

– Что вы скажете, если этот ангел будет представлять меня?

– Чего? – недоумевающе переспросил Шарки.

– Только на эту ночь, – тихо пояснила Грейс. – Пять сотен плюс все, что в банке, против меня на одну ночь. Где угодно по вашему выбору. Где угодно, как угодно, все что угодно.

Если бы в эту минуту на стол упало перышко, они подскочили бы, как от взрыва. Рубен едва не расхохотался вслух при виде совершенно одинакового тупого изумления, написанного на лицах у всех четверых. Чтобы нарушить ошеломленное молчание, он с шумом отодвинул стул и вскочил со словами «Будь я проклят!».

Расти смущенно захихикал и откашлялся. Уайетт с трудом закрыл рот и большими пальцами обеих рук ослабил подтяжки, не сводя глаз со своего друга Бэрджесса. Бэрджесс побагровел еще больше прежнего, но в остальном совладал с собой.

Шарки хотел было ухмыльнуться, но толстые губы перестали его слушаться. К тому же он непрерывно потирал грудь ребром ладони, словно сердце у него остановилось и он пытался запустить его вручную.

– Правильно ли я понял? Против моей ставки вы предлагаете…

– Себя.

Она вновь ослепила его своей белозубой улыбкой. Шарки заморгал, как человек, взглянувший прямо на солнце, и откинулся на спинку стула. Ему пришел конец.

– Я не возражаю, – еле выдохнул он, пустив слабенькое облачко сигарного дыма, и даже не Взглянул при этом на свои карты.

Бэрджесс выпрямился на стуле. Он смешал свою седьмую карту с остальными, но не стал на них смотреть. Его взгляд был прикован к двум открытым тузам в руке Шарки и к его лицу. Безобразная рожа Шарки вся пошла красными пятнами, но Бэрджессу надо было решить, чем это вызвано: то ли его соперник по глупости блефует, то ли твердо уверен, что не может проиграть.

Секунды растягивались в минуты, а Бэрджесс все сидел неподвижно, как лысый сфинкс, соизмеряя и взвешивая шансы. В тот самый миг, как Рубен почувствовал, что готов задушить Расти, если тот кашлянет еще хоть разок, Бэрджесс перевернул свои карты. – Я пас, – объявил он с тихим достоинством. «Толковый ход», – мысленно поздравил его Рубен. Бэрджесс, судя по всему, был человеком семейным, однако рискованное предложение Грейс, похоже, не слишком его шокировало. Одно из двух: либо он просто старый козел, еще более похотливый, чем можно было подумать, либо Ванда Ла-Салль обладала поистине колдовскими чарами, способными сокрушить любую добродетель" Рубен склонялся к последнему предположению.

Охваченный жадным предвкушением триумфа, Шарки показался ему еще более отвратительным, чем раньше. Все, кроме него и Ванды, выбыли из игры; он считал, что победа уже у него в кармане. Вонючая толстая сигара так и ездила у него во рту из одного угла в другой, клубы дыма он пускал через нос. Сам себе поражаясь, Рубен вдруг ощутил где-то глубоко внутри змеиный укус ревности. Она хватала даже не за сердце, а прямо за печень, и это было не только больно, но еще и до обидного нелепо.

«Как-то раз я видела любопытную парную игру…» – так сказала ему Грейс в «Золотом самородке». Но она так ловко справлялась со своей ролью, что у Рубена не осталось сомнений: Грейс не просто наблюдала, она исполняла ведущую партию. Наверняка в паре со своим муженьком, с этим канадцем Анри, который отошел от дел, потому что у него мотор стал барахлить. И почему эта мысль должна вызывать у него ревность? Ответа Рубен не знал. Он знал лишь одно: еще минута, и он задохнется в висящем над столом сигарном дыму, напоенном похотью. Ему хотелось занять место Шарки и побить ее карты четырьмя тузами!

Разумеется, этому не суждено было сбыться по целому ряду причин. Ванда подняла свои темные брови вразлет и предложила Шарки открыться. Мерзавец выждал еще двадцать секунд, чтобы потомить ее неизвестностью, и наконец открыл свои карты.

– Четыре пули, – объявил он с плохо скрываемым злорадным торжеством:

У Рубена руки зачесались съездить ему по физиономии. – О Боже!

Она на редкость правдоподобно изобразила пленительную смесь сочувствия и девичьего замешательства.

– Значит, я выиграла! Смотрите: у меня семь, восемь, девять, десять и валет треф.

Шарки так и остолбенел с открытым ртом. Сигара торчала у него в руке под нелепым углом, как триумфальный жезл. У него никак не укладывалось в голове, что Ванда набрала стрэйт флеш[22]22
  Последовательность из пяти карт одной масти, вторая по старшинству комбинация карт в покере


[Закрыть]. Он моргал, как заведенный, но осознать поражения не мог.

«Уноси ноги», – мысленно скомандовал ей Рубен, хотя в этом не было нужды. С акробатической ловкостью Грейс уже отодвигала от стола свой стул, одновременно сгребая в сумочку целую гору денег.

– Благодарю за прекрасный вечер, господа. Всего вам доброго! Спокойной ночи!

В последний раз она одарила всех своей божественной улыбкой и быстрым шагом направилась к дверям.

Увы, Шарки ее опередил. Выйдя наконец из ступора, он вскочил из-за стола, догнал ее и схватил за руку. Ей пришлось остановиться, иначе он мог бы вывернуть ей руку из плечевого сустава. Рубен в один миг оказался рядом с ними. Шарки сделал жалкую попытку улыбнуться, хотя всем было видно, что он хочет свернуть ей шею.

– Куда вы так торопитесь, Ванда? – проговорил он с натужной веселостью. – Почему бы не дать парням возможность отыграться?

– К сожалению, не могу, – ответила она, невозмутимо глядя ему прямо в глаза.

– Конечно, можете!

Он обхватил своей тяжелой лапищей ее плечи и притянул к себе.

– Уж выпить-то с нами вы точно не откажетесь! Ради старой дружбы, а?

Шарки прижимал ее к себе все теснее и теснее, пока она не уперлась плечом ему в грудь. – За дружбу выпьем как-нибудь в другой раз, – решительно отбрила его Грейс. В ее небесно-голубых глазах засверкали искры гнева, – Да брось, давай выпьем. Пошли, кончай ломаться. Мы с тобой сегодня чуть было не породнились, разве не так?

– Вот именно «чуть было не». Уберите руки, а не то пожалеете.

Шелк превратился в сталь. Шарки был так поражен этим стремительным переходом, что едва не послушался приказа, но натура взяла свое. – Черта с два! – прорычал он, обхватив ее второй рукой.

Рубену не оставалось ничего другого, как встать между ними. Особого желания подраться с Шарки он не испытывал: противник был крупнее, а у Рубена все еще ныли кости после встречи с Крекерами.

– Леди говорит, что ей пора идти, – напомнил он. Верзила грубо послал его по известному адресу.

– Как это убого и примитивно, – заметил Рубен, сокрушенно качая головой. – И к тому же физически невыполнимо.

– Слушай, ты!

Хорошая новость заключалась в том, что Шарки отпустил Грейс. Но была и плохая: он схватил Рубена за шиворот и едва не оторвал, его от пола. Над плечом гориллы Рубен сделал ей страшные глаза и оскалил зубы, безмолвно приказывая: «Сматывайся, черт бы тебя Побрал!» Грейс заколебалась, но он потерял ее из виду, когда Шарки встряхнул его, как щенка, и сам оскалил зубы с явным намерением вцепиться ему в глотку.

– Тебя мама в детстве не учила чистить зубы? – задыхаясь, проговорил Рубен.

– Одной рукой он схватил Шарки за горло другой попытался отодрать его толстые пальцы от своего, а когда это не помогло, пнул его изо всех сил ногой по колену. Шарки завопил и запрыгал на одной ноге, отпустив Рубена и осыпая его новыми, но столь же неоригинальными проклятиями.

Повернувшись к двери, Рубен успел заметить исчезающую в дверях аппетитную круглую задницу Грейс. После этого он увидел только похожий на окорок кулак Шарки, стремительно сближавшийся с его подбородком. А потом стало темно.

Глава 6

Ложь придумал дьявол, но он забыл запатентовать изобретение, и теперь бизнес страдает от избытка конкуренции.

Джош Биллингс

– Нам следует на будущее отработать план отхода.

Грейс вскочила с дивана с продавленной пружиной, оставив на нем добычу, и бросилась к открывающейся задней двери.

– Рубен! – вскричала она, с беспокойством ища у него на лице следы новых повреждений. – Ты цел? Я не хотела тебя бросать, но что еще мне оставалось делать? Он тебя ударил? Тебе больно?

– Поверхностная травма, – пробормотал он, прислонившись к двери и осторожно ощупывая челюсть.

На скуле уже расцветал новый кровоподтек, но веселый блеск в его карих глазах ясно дал ей понять, что это пустяки.

– Значит, ты сама благополучно добралась до дому?

– Я наняла кеб, – рассеянно ответила она и, схватив его за руку, поволокла к дивану. – Садись! Ой, боюсь, тебе места не хватит!

Грейс сделала вид, будто только что заметила рассыпанную по подушкам дивана кучу денег. Лицо Рубена вспыхнуло радостью, как у мальчишки в рождественское утро. Она захлопала в ладоши, убедившись, что сюрприз удался.

– Смотри, Рубен! Ты только посмотри! Они уселись по обе стороны от своей добычи, торжествующе улыбаясь друг другу.

– Сколько тут? – спросил Рубен.

– Одна тысяча шестьсот семьдесят пять долларов и пятьдесят центов, – неторопливо, смакуя каждый слог, отчеканила Грейс. – Причем львиную долю мы взяли у этой скотины Шарки. А как тебе удалось выбраться? Спасибо еще, что у него пушки не было, а то бы ты…

– У него была пушка. Тридцать второго калибра в плечевой кобуре.

– Не может быть!

– К счастью, у бармена оказался сорок пятый калибр. Он призвал на помощь вышибалу, и вдвоем им удалось убедить Шарки, что надо уметь проигрывать. Я удрал, пока они отнимали у него пушку.

– Как ты думаешь, он догадался, что ты шельмуешь?

– Нет, он был уверен, что это ты, только никак не мог понять, как это тебе удалось. Оттого он и разозлился так сильно.

Грейс гордо выпрямилась на диване.

– Это отличный трюк, он почти никогда не подводит.

– А ты сколько раз его проделывала?

– Я? Ни разу. Я только раз его и видела.

Мысленно она выругала себя за свой длинный язык, потому что Рубен ей явно не поверил.

– Боже, как я люблю деньги! – воскликнула Грейс, чтобы уйти от щекотливой темы, и начала перебирать монеты и ассигнации. – Так приятно на них смотреть… Просто отдыхаешь душой!

Рубен подмигнул ей.

– Тебе тоже нравится? Просто смотреть на деньги? Нет, ты взгляни, Рубен, какой бесподобный цвет!

Она потерла монету с двойным орлом, словно почесывая за ушами любимую кошку.

– Мне даже запах нравится.

– Я предпочитаю то, что на них можно купить, – заметил Рубен.

– Ну и это, конечно, тоже.

Это было так очевидно, что Грейс отмахнулась от его слов, хотя в глубине души сама любила деньги больше всего не за их форму, запах или цвет, а за то, что за ними стояло: чувство уверенности. Не имея денег, можно было запросто потерять все, что тебе дорого. Все и всех. Ну а с деньгами в кармане был шанс все это отстоять.

Рубен устроился поудобнее, откинувшись на спинку дивана и вытянув свои длинные ноги на низенький кофейный столик.

– Ты мне вот что скажи, Гусси: если бы не та последняя девятка, когда ты уже заложила брошку… вот если бы не она, что бы ты стала делать? Ты же истощила весь свой запас фишек. Это же было чистое везение, что тебе в последнюю минуту удалось побить трех королей Шарки!

– Знаю, – согласилась Грейс, – но я ничего не могла поделать. Мне сдавали одну дрянь, пока ты не подбросил валетов. Если бы я проиграла тот кон, мне пришлось бы у кого-нибудь из них просить в долг.

– У кого? – спросил он с любопытством.

– Ну уж только не у тебя. И не у Шарки, ясное дело. Я думаю, у Расти – он был самый мягкосердечный.

– По-моему, к тому времени все они стали глиной в твоих руках.

– Да, верно. – Грейс улыбнулась, вспоминая, как это было. – Я считаю, что все они довольно славные люди, все, кроме Шарки. Мне их было почти что жаль.

– Правда? – Рубен криво улыбнулся ей разбитыми губами. – Мне кажется, именно поэтому у тебя все так здорово получается.

– Ты считаешь, у меня здорово получается? Это было очевидно, но ей ужасно хотелось услышать от него похвалу.

– Лучше тебя я никого не встречал.

Во второй раз за этот день Грейс вспыхнула и залилась румянцем, сама не понимая, почему лестные слова из уст Рубена Джонса заставляют ее краснеть, как девчонку.

– Я умираю с голоду, – заявила она поспешно. – Почему в этом доме вечно нет ни крошки съестного?

– Пойдем в ресторан.

Он поднялся и подошел к пирамиде с винными бутылками.

– Что ты предпочитаешь, Грейс, легкое «Божоле»? Или что-нибудь посущественнее, к примеру «Мерло»?

– М-м-м… Не знаю, выбирай сам. Ты решил меня напоить?

– Должны же мы отметить наш успех! Вот, как раз то, что нужно: «Жевре-Шамбертен-Кло-Сен-Жак». Беспечное, ни к чему не обязывающее, но в то же время насыщенное. Поверь мне, тот год был исключительно удачным. Оно не покажется тебе слишком легким.

Захватив бокалы и штопор из шкафчика над плитой, Рубен подошел к Грейс и протянул ей руку:

– Идем.

– А куда?

Он опять повел ее к задней двери, выходящей в переулок. Там, позади большого дома, где проживала, его квартирная хозяйка, начинался подъем на холм.

– Я думала, мы идем ужинать.

– Ты не ошиблась.

Ночь на дворе стояла теплая, почти душная. К девяти часам уже совсем стемнело, на небе сквозь дымные клубы облаков проглядывали тут и там россыпи звезд. Склон холма был не слишком крут и поднимался уступами, образуя что-то вроде двухъярусной террасы, причем на верхнем уровне располагался едва различимый в густых сумерках садик с газоном, уставленным белой садовой мебелью. Они добрались до второго яруса по выложенной камнем, но давно заросшей сорняками дорожке. Рубен провел рукой по сиденью скамьи, проверяя, нет ли росы, обтер его своим носовым платком и предложил Грейс присесть.

– Погоди, я сейчас вернусь.

– Ты куда? – крикнула она ему вслед.

– Сейчас принесу ужин! Открывай вино, Грейс, пусть оно пока воздуха наберется!

Никогда раньше ей не приходилось открывать винные бутылки; считалось, что это мужская работа, такая же, как разделка мяса или управление двуколкой. Ей удалось ввинтить штопор без особых затруднений, но потом пришлось зажать бутылку между колен, чтобы вытащить пробку. Хорошо, что никто ее не видел. И что делать дальше? Наберется ли оно воздуха, оставаясь в бутылке, или его полагается разлить по бокалам? Грейс решили больше к нему не прикасаться. Рубен придет в ужас, если она сделает что-то не по правилам.

Оставив бутылку на столе, она села на деревянный диванчик-визави, заложила руки за голову и принялась любоваться звездами.

– Все, что у нее было, – это холодный цыпленок и кусочки поджаренного хлеба. Она смазала их майонезом и сделала бутерброды.

– – Ты о ком?

Грейс обернулась, глядя, как Рубен приближается по дорожке, держа в руке накрытую салфеткой корзинку. Ей нравилось смотреть на его походку, на то, с какой легкостью он выбрасывает вперед от бедра свои длинные стройные ноги, как плавно и свободно движутся при каждом шаге его широкие плечи.

– Миссис Финни. Я ей сказал, что мы пьем бургундское, а она даже глазом не моргнула.

Судя по голосу, он никак не мог прийти в себя от изумления.

– Сказала: либо цыпленок, либо вообще ничего. Ты представляешь? Извини, Гусси. Я могу пойти поискать что-нибудь более подходящее, скажем, ростбиф или бараньи котлеты…

– По мне и так сойдет, – торопливо перебила его Грейс, опасаясь, что он может расслышать, как у нее урчит в животе.

– Ты уверена? Если бы я знал заранее, предложил бы «Монтраше». Я достал две бутылки на прошлой неделе. Совсем неплохое вино, честное слово. Виноторговец сам не подозревал, столько они стоит, я взял две бутылки считай задаром.

– По мне и так сойдет, – повторила Грейс. В глубине души ей было жаль, что он не принес бутылку молока, но заикнуться об этом вслух она, конечно, не посмела. Разложив на льняных салфетках бутерброды, она с радостью обнаружила на дне корзинки два апельсина и два банана. Рубен тем временем разлил вино по бокалам. Грейс уже успела взять и даже пригубить свой бокал, но он ее остановил.

– Погоди, у меня есть тост. За удачу!

– За ловкость рук! – поправила она, чокаясь с ним.

– За тебя, Грейс. За твое умение играть в карты! – великодушно предложил он.

– И за твое.

Весьма довольная собой, Грейс опять потянулась к своему бокалу и опять остановилась на полпути, увидев, что Рубен вращает вино в бокале, засовывает в него нос, как журавль, глубоко втягивает в себя винный дух. Она повторила его манипуляции, сама не понимая, что делает и зачем. Он даже бокал держал не как все люди, а за самое основание ножки.

– Когда же мы будем его пить? – шутливо осведомилась Грейс.

Он лишь улыбнулся ей в ответ поверх ободка бокала и наконец отпил немного вина. Она последовала его примеру и опять ошиблась – проглотила вино сразу, в то время как Рубен задержал свой глоток во рту, оценивая напиток.

– Совсем неплохо, – отважилась заметить Грейс. – Разве нет?

Ей показалось, что это вино как вино, но Рубен выглядел слегка разочарованным.

– Надо было продержать его еще годик.

– Еще целый год?

– Чтобы закалить характер. Вино сочное и привлекательное, но ему не хватает выдержки и постоянства.

Он опять вернулся к своим маневрам: сунул нос в бокал, глубоко вдохнул, а потом втянул вино сквозь зубы вместе с воздухом.

– И все-таки оно не лишено отваги, тебе не кажется? У него есть кураж. Стойкость в неблагоприятных обстоятельствах.

Еще один крохотный глоточек.

– И даже предприимчивость. Привкус танина не может ее заглушить. Чувствуешь?

Это было похоже на розыгрыш, но Грейс почти не сомневалась, что он говорит серьезно. Отхлебнув глоток, она посмаковала его во рту и проглотила.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, но… не кажется ли тебе, что к предприимчивости примешивается легкий привкус меланхолии? И даже некоторая самонадеянность? Склонность к поспешным суждениям?

Рубен опять уставился в свой бокал. Ее слова явно его заинтриговали: он обдумывал их всерьез. Оценив наконец соль шутки, он добродушно рассмеялся, но не смог удержаться от удивленного взгляда. До сих пор ему и в голову не приходило, что в ушах непосвященных его дегустаторские оценки звучат странновато.

Бутерброды с холодным цыпленком показались Грейс изысканным и недооцененным лакомством. Проглотив два бутерброда, она принялась отыскивать в корзинке третий. Возможно, на ее суждение повлиял тот факт, что у нее с полудня не было во рту маковой росинки, но все равно мясо цыпленка показалось ей божественным на вкус.

Рубен тоже ел с аппетитом. Первые два бутерброда он проглотил в полном молчании, но за третьим разговорился. Ему хотелось обсудить кульминационные моменты вечера, разобрать каждый ход игры в покер. О семикарточном стаде он знал вряд ли меньше, чем о марках вин, у него было множество полезных предложений для улучшения ее «парной игры». Грейс восприняла его советы вполне добродушно. Она была в прекрасном настроении и даже не обиделась на нотку мужского превосходства, прозвучавшую в его голосе. – Расскажи мне свою историю, – предложила она, смахивая крошки с губ и вновь наполняя бокалы. – Где ты родился?

Рубен закинул ноги на стол и вытянул руку на спинке изогнутого диванчика-визави по направлению к ней. Он не обнял ее, но она даже на расстоянии ощущала тепло его руки, лежащей у нее за спиной. – В Виргинии, – с готовностью ответил он, – в поместье неподалеку от Ричмонда. Оно называлось «Шиповник». – Его голос смягчился от приятных воспоминаний.

– Правда? Значит, ты южанин?

Ей почему-то трудно было в это поверить.

– Угу.

– Ты родился до или после войны[23]23
  Имеется в виду Гражданская война 1861-1865 гг, между северными и южными штатами США.


[Закрыть]?

– В самой середине – в 1862 году. Мой отец освободил всех своих рабов задолго до начала войны, но, когда, начались боевые действия, он решил, что должен постоять за родную землю. Дослужился до звания полковника. Полковник Бьюгард Джонс – так его звали, – с гордостью сообщил Рубен. – Но как раз в 1862 году он был убит в битве при Малверн-Хилл.

Бьюгард Джонс? Стараясь ничем не выдать своего недоверия, Грейс спросила:

– Значит, ты никогда его: не видел? –Я был, зачат во время увольнительной. Четыре дня спустя он погиб.

– Как это ужасно, – осмелилась заметить Грейс НА случай, если его рассказ все-таки окажется правдой.