Текст книги "Валлийская колдунья"

Патриция Грассо
Валлийская колдунья

Глава 1

Уэльс, август 1575 года

Серое небо, затянутое тучами, нависало над зеленью лугов. Вспышки молнии на мгновение озаряли сумрачный пейзаж и тут же гасли.

Восемнадцатилетняя Кили Глендовер, стоя у окна, наблюдала за надвигающейся грозой. Погода соответствовала состоянию ее души. На лице с тонкими точеными чертами застыло выражение тревоги, сердце сжималось от горя. Девушку душила ярость от собственной беспомощности. Мать Кили, еще не старая красивая женщина, лежала при смерти. Кили судорожно вздохнула. Все ее существо восставало против жестокой действительности.

Меган Глендовер Ллойд медленно истекала кровью после родов, ее уже невозможно было спасти. Очередная попытка подарить мужу второго сына окончилась неудачей.

– Она уже умерла?

Кили резко обернулась, услышав ненавистный голос, и при виде появившегося на пороге комнаты отчима по ее спине пробежал озноб.

Высокая мускулистая фигура барона Мэдока Ллойда заполнила собой весь дверной проем. Барона можно было бы, пожалуй, назвать красивым мужчиной, если бы не его холодный неприветливый взгляд.

Кили не сводила с него своих удивительных фиалковых глаз, суровое выражение которых свидетельствовало о том, что она считает отчима убийцей Меган.

– Неужели отныне я свободен? – громко поинтересовался Мэдок.

Охваченная гневом Кили ткнула в его сторону пальцем, но прежде, чем она успела произнести хоть слово, небо за окном прочертила ослепительная зигзагообразная молния, и тут же раздался оглушительный раскат грома.

– Не наводи на меня порчу, ведьма! – вскричал Мэдок, крестясь и захлопывая за собой дверь.

Кили хотела броситься за ним, но услышала слабый голос матери за своей спиной, заставивший ее остановиться.

– Бог ему судья, – пробормотала Меган.

Кили поспешно направилась к ее кровати и присела у изголовья на табурет. Несмотря на терзавшее ее душу горе, она через силу улыбнулась матери.

– То, чего Мэдок жаждет больше всего на свете, в конце концов погубит его, – сказала Меган. – Поверь мне, я видела это.

Кили кивнула. То, что являлось ее матери в видениях, всегда сбывалось.

– Было время, когда Мэдок безумно любил меня, – продолжала Меган, погрузившись в воспоминания, – но мое сердце всегда принадлежало твоему отцу. Да и сейчас принадлежит!

Слова матери удивили Кили. Обычно Меган не отвечала на вопросы дочери об отце, и Кили постепенно прекратила задавать их. В сердце девушки проснулась надежда, что мать хотя бы сейчас расскажет ей что-нибудь о своем возлюбленном.

– Ты похожа на меня, но фиалковые глаза достались тебе от отца, – продолжала Меган. – Каждый раз, когда я смотрю в них, я вижу своего возлюбленного. Мэдок так и не смог простить, что ты не его дочь.

– Когда ты поправишься, мы подробнее поговорим об этом, – сказала Кили, понимая, что матери с трудом дается каждое слово и она тратит последние силы.

– Милая доченька, я скоро уйду от вас, – промолвила Меган. – Когда петух закаркает, как ворона, я отправлюсь в великое путешествие.

Кили хотела остановить ее, но мать не позволила.

– Не возражай, я это видела, – продолжала Меган. – Это – Лугнасад, время браков и разводов, и я наконец-то освобожусь от Мэдока. Принеси мой серп.

Кили поспешила в другой угол комнаты, где стоял сундук ее матери, и вскоре вернулась. Опустившись на краешек постели умирающей, она передала ей небольшой золотой серп для обрезания побегов омелы, обвивающих могучие дубы.

– После моей смерти этот золотой серп перейдет к тебе, – сказала Меган, а затем, сняв свое единственное драгоценное украшение, с которым никогда не расставалась, передала его дочери.

Это была тяжелая золотая цепь с кулоном в форме головы дракона, сиявшим блеском сапфиров, изумрудов и переливавшихся на свету бриллиантов. Вместо языка в пасти дракона пламенел рубин.

– Всегда носи мой подарок. Магическая сила его любви защитит тебя, – сказала мать. – Твой отец носит кулон в виде туловища и хвоста дракона.

Кили надела цепочку и погладила кулон пальцами.

– Скажи, как зовут отца?

– Роберт Толбот.

Лицо Кили просияло от радости.

– Живи среди сильных мира сего, но ищи свое счастье там, где ведут беседу береза, тис и дуб, – промолвила Меган. – Верь королю, который увенчан пламенеющей короной и обладает золотым прикосновением. Остерегайся черноволосого кузнеца.

Сердце Кили сжалось от дурного предчувствия.

– Кузнеца? – переспросила она.

– Ступай к отцу, когда Мэдок выгонит тебя из дома, – не отвечая на ее вопрос, продолжала Меган.

– Пока Рис жив, Мэдок не решится на это, – заверила ее Кили. Ей хотелось успокоить мать перед смертью.

– Рис любит тебя, но он всего лишь твой сводный брат и должен повиноваться Мэдоку, а иначе отец лишит его наследства, – возразила Меган.

– Клянусь, что сделаю все так, как ты велела, – сказала Кили и, наклонившись, поцеловала мать в щеку. – Но где мне искать этого Роберта Толбота?

Мягкая улыбка коснулась губ умирающей женщины.

– Роберт Толбот – это герцог Ладлоу.

Лицо Кили залила мертвенная бледность.

– Герцог Ладлоу? Англичанин? – в ужасе переспросила она.

Меган молчала, с улыбкой глядя на дочь.

– Значит, я, как и он, тоже проклятая англичанка?! – воскликнула потрясенная Кили.

Меган похлопала дочь по руке, стараясь успокоить. Ошеломленная этим открытием, Кили долго сидела, уставясь невидящим взором в пространство.

– Научи своих детей ходить древними путями, передай им тайные знания, – промолвила Меган, выводя дочь из задумчивости.

Кили вдруг стало стыдно, что она сидит, погрузившись в свои мысли, рядом с умирающей матерью. Это было проявлением себялюбия – отличительной черты англичан.

– В Сэмуинн я буду снова с тобой, – пообещала Меган. – Дай мне руку.

Кили повиновалась, и Меган, начертив на ее ладони круг, сказала:

– Помни, дитя мое. Жизнь – это круг, у которого нет ни начала, ни конца. Человек рождается, живет и умирает.

Палец Меган вновь очертил окружность на ладони дочери.

– Сначала ты младенец, потом ребенок, – нараспев произнесла она, – затем девушка, молодая женщина и, наконец, старуха… И ты умираешь.

Меган в третий раз описала пальцем круг на ладони Кили.

– Рождаешься, растешь, умираешь, возрождаешься, – пропела она тихим голосом.

Рука матери дрогнула и упала. Кили увидела, как лицо Меган приняло безмятежное выражение, и поняла, что она отправилась в великое путешествие.

Поцеловав Меган, Кили прижалась лицом к ее груди и заплакала.

Постепенно ее рыдания стихли, но ей не хотелось поднимать голову. «Что теперь будет со мной?» – думала Кили. Она потеряла не только мать, но и родной дом. Кили всю свою жизнь прожила в поместье отчима, однако она знала, что не принадлежит к семье Ллойдов. И вот теперь осталась одна на белом свете.

Впрочем, нет! Кили вдруг вспомнила о своем сводном брате Рисе и кузенах Одо и Хью. Все трое любили ее как сестру. Кроме того, теперь она знала, что у нее есть еще один родственник – Роберт Толбот, ее отец.

Кили медленно встала и, подойдя к столику, стоявшему в комнате Меган, взяла с него листья дуба, побеги омелы и белое одеяние с капюшоном, пропитанное ароматом лаванды, запахом, который любила ее мать. Вернувшись к постели, Кили вложила букет в руки умершей и прошептала:

– До встречи в Сэмуинн.

Затем она покрыла тело матери белой ритуальной одеждой. Дотронувшись до висевшей у нее на груди головы дракона, Кили обратилась к магическим силам с просьбой укрепить и защитить ее и, глубоко вздохнув, вышла из комнаты.

Пройдя по освещенному факелами коридору замка, Кили переступила порог парадного зала и кивнула служанкам матери, которые сразу же торопливо направились в комнату умершей, чтобы обрядить ее и подготовить тело к похоронам.

В зале было многолюдно. Обведя взглядом всех присутствующих, Кили убедилась, что Риса среди них не было. Однако Одо и Хью, ее кузены, увидев скорбь на лице Кили, тут же поспешили к ней.

Мэдок, сидевший на возвышении за своим столом с кружкой эля в руках, тоже заметил падчерицу.

– Да, она не спешила на тот свет, – с трудом произнес он заплетающимся языком.

Кили отшатнулась, и ее лицо залила мертвенная бледность. Все присутствующие, родственники и слуги Ллойда, были потрясены словами своего сеньора. Решив поставить его на место, Кили рванулась к стоявшему на возвышении столу, но подоспевшие кузены предотвратили скандал.

Одо и Хью, хотя и не отличались большим умом, выделялись среди окружающих ростом и силой. Подхватив Кили с обеих сторон под руки, они остановили ее и не дали одернуть Мэдока.

– Не надо дразнить его, Кили, это ни к чему хорошему не приведет, – сказал Одо, старший из двух братьев.

– Где Рис? – спросила Кили.

– Рано утром отправился в набег, – ответил Хью.

Это известие неприятно удивило Кили.

– Неужели он решил покинуть замок, зная, что моя мать при смерти?

– Так приказал Мэдок, – ответил Одо.

Кили с ненавистью взглянула на отчима.

– Где мой ужин?! – взревел Мэдок, ударив кулаком по столешнице. – Принесите еще эля! Я не могу праздновать свое освобождение без выпивки. И пусть мне прислуживает грудастая Элен!

Фиалковые глаза Кили потемнели от гнева, но она послушалась совета кузенов и, резко повернувшись, вышла из большого зала и направилась на кухню. Одо и Хью, словно преданные псы, последовали за ней.

– Здравствуй, Хейлен, – сказала Кили, обращаясь к кухарке. Женщина средних лет тут же подошла и обняла ее.

– Мне очень жаль Меган, она была мудрой и обладала нежной душой, – сказала кухарка. – Барон понес тяжелую утрату, хотя я сомневаюсь, что он понимает это.

– От скорби у Мэдока только еще больше разгорелся аппетит, – заметила Кили, и на ее глаза набежали слезы. – Подай ему ужин, и пусть за столом прислуживает Элен.

Кивнув, Хейлен позвала хорошенькую молодую служанку.

– Отнеси вот это в зал и поставь на стол барона, – распорядилась Хейлен, протягивая служанке блюдо. Когда Элен взяла его, кухарка одернула лиф ее платья, приоткрывая верхнюю часть груди. – Вид этой ложбинки успокоит скорбящего по жене барона. Будь с ним поласковее!

– Да чтоб он сдох от моей ласки, – сказала Элен, морщась от отвращения.

– Вы знаете последнюю волю моей матери, – промолвила Кили, поворачиваясь к кузенам. – Когда ужин закончится, уберите зал для прощания с телом покойной.

И она вышла из кухни.

Через три часа обряженная в белый саван Меган Глендовер Ллойд уже лежала в освещенном факелами большом зале замка, в простом деревянном гробу, поставленном на скамью. Казалось, она спит.

Кили, одетая в белый ритуальный языческий наряд, поверх которого на ее груди сверкал кулон в форме головы дракона, вошла под своды. Ее черные как смоль волосы, доходившие до пояса, были распущены, в руках она держала букет из листьев дуба и побегов омелы.

У гроба ее уже ждали Одо и Хью.

– Вы позаботились о могиле? – спросила Кили.

– Ее вырыли там, где ты хотела, – ответил Одо.

– А крест готов?

– Да, его вырезали по твоему распоряжению, – сказал Хью.

Кили кивнула и, положив букет на грудь матери, опустилась на деревянную скамью, стоявшую у гроба. Одо и Хью сели по обеим сторонам от нее. Вскоре к ним присоединилась верная Хейлен, которая принесла для себя табурет из кухни. И наконец, в залу вошел Мэдок и занял место на скамье рядом с Одо. Некоторое время все хранили скорбное молчание.

– Вот, приходится сидеть здесь ночью у гроба, вместо того чтобы спать, – пожаловался Мэдок.

– Это самое малое, что вы можете сделать для женщины, которая любила вас и хотела родить вам еще одного сына, – заметила Кили.

– Меган никогда не была любящей женой, – проворчал барон. В его голосе слышалась горечь. – Ее сердце всегда принадлежало другому.

Кили замерла, понимая, что Мэдок говорит о ее отце. Неужели барон знал, кто он? Кили открыла было рот, чтобы задать отчиму мучивший ее вопрос, но один из кузенов дотронулся до ее руки, призывая хранить молчание. Прошел час, затем другой.

– Меня мучает жажда, – заявил Мэдок, нарушая тишину, и поднялся со скамьи. – Мне надо подкрепиться, я скоро приду.

С этими словами он вышел и больше уже не возвращался. За час до рассвета в замок прибыл отец Бандлз. В это время в зале было уже многолюдно. Пробираясь сквозь толпу родственников и слуг, старый священник тихо ворчал, жалуясь на то, что ему пришлось подняться в столь ранний час. Он считал, что похороны среди ночи устраивают только варвары. И тут отец Бандлз увидел Кили.

В своем белом, свободно ниспадающем одеянии она походила на языческую принцессу. На шее у нее был венок, сплетенный из листьев дуба и побегов омелы.

– Какой позор! – воскликнул священник. – Как вы посмели одеться подобным образом на похороны Меган? Вам необходимо получить отпущение грехов еще до восхода солнца.

Кили нахмурилась.

– Я чту память своей матери, отец Бандлз. Если вы будете впустую тратить время, читая мне нравоучения, то мы, пожалуй, откажемся от заупокойной службы. Выбор за вами.

– Но это же богохульство! – возмутился отец Бандлз и обвел взглядом присутствующих. – А где барон Ллойд и Рис?

– Барона сморил сон от выпитого эля, – ответила Кили, – а мой брат в этот момент грабит англичан.

– Что за чудовищные нравы в вашем семействе!.. – проворчал священник.

– Эти люди пришли проводить Меган в последний путь, – сказала Кили, кивнув в сторону собравшихся в зале. – Прошу вас, начинайте службу.

Одо и Хью подняли носилки с гробом и направились за отцом Бандлзом в часовню. Кили последовала за ними, а за ней двинулись все остальные. Священник уже собрался прочитать молитву, когда Кили быстро сказала, опередив его:

– Служба должна быть короткой, отец Бандлз. Меган хотела, чтобы ее похоронили на рассвете.

По выражению лица священника Кили поняла, что он обязательно доложит Мэдоку о богохульстве его падчерицы. Служба длилась ровно двадцать минут.

– Меган не будет похоронена в семейном склепе Ллойдов, – заявила Кили. – Моя мать хотела, чтобы над ее могилой всходило солнце.

Охваченный яростью священник едва сдержался, чтобы не вспылить, понимая, что проявление гнева в доме Господнем является страшным грехом.

Надев капюшон, Кили возглавила необычную похоронную процессию. Одо и Хью несли гроб, за ними шагал священник. Музыкант наигрывал на волынке траурную мелодию. Шествие замыкали родственники и слуги барона, хранившие молчание.

Восточный край неба уже окрасили яркие солнечные лучи, когда похоронная процессия, пройдя мимо кладбища, двинулась к поросшему травой склону, на котором возвышались три могучих дуба, напоминавших старых приятелей, ведущих задушевную беседу. У корней одного из них была вырыта могила.

– Это неосвященная земля! – с возмущением заявил отец Бандлз.

– В таком случае освятите ее, – сказала Кили, теряя терпение.

Священник хотел что-то возразить, но, взглянув на мрачные лица Одо и Хью, передумал и не стал спорить.

Прочитав несколько молитв на латыни, отец Бандлз обрызгал могилу святой водой и поспешно удалился, вслед за ним разошлись и провожающие. На холме остались лишь Кили и ее кузены.

Когда солнце засияло над горизонтом во всем своем великолепии, Одо и Хью опустили гроб в могилу. В этот момент воцарилась мертвая тишина, как будто весь мир затаил дыхание. Закрыв глаза, Кили протянула руки к восходящему светилу и прошептала:

– Отец Солнце целует матерь Землю. – Затем, посмотрев на гроб, она продолжала: – Покойся с миром, милая мама. Каждый день любуйся восходом.

Одо и Хью засыпали могилу и установили на ней кельтский крест, вырезанный из дуба. Позже его место должен был занять другой, высеченный из камня.

– Мои первые воспоминания связаны с этим местом, – сказала Кили, чувствуя, как у нее на глаза наворачиваются слезы. – Мы с мамой каждый день в любую погоду приходили сюда и садились под дубами. Она учила меня, как ходить Старыми Путями. А теперь я осталась одна на свете!

– Нет, Кили, у тебя есть мы, – возразил Хью.

– И Рис. Не забывай об этом, – добавил Одо.

«А еще Роберт Толбот», – подумала Кили.

– Спасибо за преданность, милые братья, – с грустной улыбкой сказала она.

Смахнув слезы с лица, Кили опустилась на колени у могилы матери. Сняв с себя венок из дубовых листьев и побегов омелы, она повесила его на крест и попросила:

– Пошли мне знамение, мама.

И тут же капюшон с ее головы сорвал внезапный порыв ветра, и на дубе затрепетала листва. Закрыв глаза, Кили прошептала:

– До встречи в Сэмуинн.

Одо и Хью, бесстрашные воины, за плечами которых был не один набег на владения англичан, испуганно переглянулись и на всякий случай перекрестились.

Когда Кили и ее кузены вернулись в замок, все участники похоронной процессии уже завтракали в большом зале. За столом на подиуме восседал Мэдок, выглядевший усталым и расстроенным. Рядом с ним стоял отец Бандлз. Он взволнованно жестикулировал, что-то рассказывая барону.

– Да, святой отец, – громко сказал Мэдок, взглянув на вошедшую падчерицу. – Меган воспитала дочь как настоящую язычницу, какой была и она сама.

Не думая о последствиях, Кили направилась прямо к столу отчима.

– Не оскверняй память моей матери клеветой, ты, лицемерный…

– Молчи, дрянь! – закричал Мэдок, стукнув кулаком по столу. – Я здесь хозяин, я владелец поместья! Не смей грубить мне!

– От скорби вы стали слишком раздражительны, – заявила Кили, зная, что барон очень вспыльчив. – Может быть, кружка эля приведет вас в хорошее настроение? – И, бросив на отчима презрительный взгляд, добавила: – Какой вы хозяин? Вы больше похожи на пьяную свинью, которая выдает себя за…

Вскочив с места, Мэдок вновь ударил кулаком по столу. Его лицо пошло красными пятнами от гнева.

– Ты – незаконнорожденная ведьма! – взревел он и бросился к Кили.

Однако Одо и Хью, словно верные псы, защищающие свою хозяйку, тут же преградили ему путь.

– Прочь с дороги! – приказал им Мэдок.

– Нет, мы не тронемся с места, – твердо сказал Одо.

Мэдок не верил собственным ушам, неповиновение сеньору было неслыханной дерзостью.

– Яйца у петуха крупнее, чем ваши мозги! – задыхаясь от ярости, бросил им в лицо Мэдок.

Оскорбленные Одо и Хью грозно взревели, и барон благоразумно отступил от них на безопасное расстояние.

– Тебе нет места среди валлийцев, – заявил Мэдок падчерице, – забирай свои вещи и убирайся отсюда.

– В моих жилах течет кровь Ллевеллина Великого и Оуэна Глендовера! – воскликнула Кили. – Я – принцесса Гуинета![1]1
  Ллевеллин Великий – валлийский правитель XIII в. Оуэн Глендовер (ок. 1354—1416) – валлийский мятежник. Гуинет – графство на северо-западе Уэльса. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]

– Никакая ты не принцесса, – презрительным тоном сказал Мэдок, и его громкий голос был хорошо слышен во всех уголках огромного зала. – Этот сверкающий кулон и твои фиалковые глазки свидетельствуют о том, что ты незаконнорожденная дочь какого-то англичанина, который даже не захотел признать тебя.

Все присутствующие ахнули от изумления и замерли, воцарилась мертвая тишина.

– Меган мертва, – продолжал Мэдок, – поэтому отправляйся на поиски своего английского папаши. Убирайся из моих владений! – И, повернувшись к своим вассалам и слугам, он грозно предупредил их: – Если кто-нибудь из вас осмелится проявить участие к этой жеманной девице, пусть тоже убирается с моей земли!

Кили резко повернулась и с горделивым видом вышла из зала. Грозно посмотрев на Мэдока, который попятился от их взгляда, Одо и Хью последовали за своей кузиной.

В коридоре Кили дрожащим голосом обратилась к братьям:

– Никогда не подумала бы, что Мэдок способен… – Она не договорила, ее душили рыдания.

– Он бы не посмел поступить так, если бы Рис был в замке, – заметил Одо.

– Мэдок лжет, – промолвил Хью.

Кили и Одо вопросительно посмотрели на него.

– Ты вовсе не жеманная, – продолжал Хью, – по крайней мере я никогда не видел, чтобы ты жеманничала. Кстати, а что означает это слово? – спросил он у старшего брата.

Одо пожал плечами:

– А какое это имеет значение?

– Теперь я вижу, что ты тоже этого не знаешь, – вздохнув, заметил Хью.

Кили невольно улыбнулась, слушая разговор двух великанов.

– Я очень признательна вам за преданность, – сказала она. – Одо, пожалуйста, подготовь Мерлин к путешествию. Не забудь насыпать для нее мешок овса. А ты, Хью, попроси Хейлен собрать мне в дорогу корзинку с провизией. Пусть положит столько еды, чтобы мне хватило до Англии.

– Мы поедем с тобой, – заявил Одо.

– Вам незачем отправляться со мной в изгнание, – возразила Кили.

– Нет, мы должны сопровождать тебя в пути, – настаивал Хью.

– Кроме того, ничто не вечно под луной, – добавил Одо. – Настанет день, и мы все втроем вернемся в Уэльс.

– В таком случае я принимаю ваше предложение, – сказала Кили. – Мой отец живет в Шропшире.

– А как его зовут? – поинтересовался Одо.

– Роберт Толбот.

– Похоже, это английское имя, – заметил Хью.

– Конечно, ведь всем известно, что герцог Ладлоу англичанин.

– Герцог Ладлоу?! – вскричали оба брата, с изумлением глядя на Кили.

– Да-да. Вы не ослышались. Герцог Ладлоу – мой отец, – сказала Кили, опуская глаза. – А теперь не будем попусту тратить время, ждите меня через час у конюшни.

Сложив необходимые в дороге вещи в кожаную сумку, Кили бросила прощальный взгляд на свою комнату, обставленную по-спартански, и поспешно вышла. Во дворе перед конюшней было необычно пустынно. Здесь Кили поджидали лишь Хейлен, Одо и Хью. Очевидно, члены семейства Ллойд и их слуги, опасаясь гнева барона, не решились прийти сюда, чтобы проводить ее. Кили не винила их за это. Если Мэдок отправлял в изгнание собственную падчерицу, то со слугами и вассалами он мог расправиться еще жестче.

– Спасибо за все, – с улыбкой сказала Кили, обращаясь к Хейлен. – Особенно за преданность моей матери.

– Меган была настоящей леди, – промолвила Хейлен. – Когда-нибудь вы тоже станете такой же, как ваша мать.

Кили обняла кухарку.

– Скажи Рису, чтобы он оставался в Уэльсе и не вздумал ехать за мной, – попросила она Хейлен. – Я напишу ему, когда устроюсь в доме отца.

Хейлен кивнула, а потом сказала, обращаясь к кузенам Кили:

– Берегите ее, защищайте, даже рискуя собственной жизнью.

Одо и Хью кивнули. Едва сдерживая слезы, Кили снова обняла Хейлен и поднялась в седло. Одо и Хью тоже вскочили на своих лошадей.

– Подождите! – раздался внезапно чей-то голос.

Обернувшись, Кили увидела спешащего к ним отца Бандлза.

– Я сожалею о том, что причинил вам неприятности, – сказал священник, приблизившись к Кили.

– Не надо извиняться. Ветер нашептал священным камням то, что случится со мной. Чему быть, того не миновать! Такова моя судьба.

Отец Бандлз на этот раз не стал читать ей проповедь о греховности подобных суеверий.

– Я буду ежедневно совершать службу за упокой души леди Меган, – пообещал он.

– Спасибо, святой отец, – поблагодарила Кили.

Она, как и ее покойная мать, не верила в действенность христианских обрядов, но ей не хотелось шокировать своими взглядами окружающих.

– Бог спасет и сохранит тебя, дитя мое, – благословил ее отец Бандлз, осеняя крестным знамением.

Не проронив больше ни слова, Кили тронулась в путь в сопровождении Одо и Хью. И хотя ее сердце сжималось от грусти, она ни разу не оглянулась назад, на замок, в котором прошло ее детство. Кили знала, что судьба предназначила ей отныне жить в Англии. Таково было пророчество Меган, а все ее пророчества всегда сбывались.

Лестер, Англия

В душный августовский день солнце нещадно палило, стоя высоко на безоблачном синем небе. От необычно жаркой погоды страдали и земля, и жившие на ней люди.

Одинокий всадник, поднявшись на гребень поросшего травой холма, сразу же почувствовал облегчение от того, что открылось его взору. После многодневного странствия под палящим солнцем граф Бэзилдон, пытавшийся догнать королеву Елизавету, совершавшую свою ежегодную летнюю поездку по стране, наконец-то достиг цели своего путешествия. Перед ним возвышался замок Кенилуорт, принадлежавший Роберту Дадли, графу Лестеру.[2]2
  Роберт Дадли, граф Лестер (1532—1588) – фаворит английской королевы Елизаветы I.


[Закрыть]

По преданию, этот древний замок возник еще во времена правления легендарного короля Артура. Однако Ричард Деверо отлично знал подлинную историю этого сооружения. Главный дом был заложен еще норманнами как крепость. При Генрихе V возвели летний павильон на берегу искусственного озера, а Дадли построил на территории замка несколько зданий с высокими, впускавшими в помещения много света окнами, характерными для модного в то время архитектурного стиля.

– Трудно поверить, что Елизавета подарила все это сыну изменника, – тихо промолвил Ричард.

О членах семейства Дадли говорили, что на их преданность нельзя полагаться точно так же, как на переменчивую погоду.

Ричард пришпорил коня, стремясь поскорее добраться до цели своего путешествия. Въехав во внутренний двор, он спешился и передал поводья помощнику конюха, заплатив ему за труды.

– Смотри, чтобы с моей лошадью обращались как следует, – предупредил он парня.

– Слушаюсь, мой господин, – ответил тот, широко улыбаясь.

– Я уже давно поджидаю тебя, – раздался за спиной Деверо знакомый голос.

Обернувшись, Ричард увидел барона Уиллиса Смайта, одного из своих самых близких друзей. Они обменялись рукопожатиями.

– Думаю, Дадли вряд ли пришло в голову отвести мне отдельную комнату в своем замке, – заметил Ричард.

– Да, здесь сейчас очень тесно, – согласился Смайт. – К счастью, в моей комнате есть свободная кровать, которую я берегу для тебя.

И приятели направились в главное здание замка. Все женщины, мимо которых проходили граф Бэзилдон и барон Смайт – от высокородных леди до непритязательных служанок, – замирали, любуясь этими хорошо известными при дворе аристократами.

Оба молодых человека были отлично сложены. Облегающие штаны, которые они носили, только подчеркивали красоту их фигур. Зеленоглазый граф был выше ростом, имел копну медно-рыжих, отливавших золотом волос и двигался с грацией, свойственной хищным зверям. У более плотно сбитого черноволосого барона с голубыми, глубоко посаженными глазами была несколько тяжеловесная походка.

Женщины, несомненно, выбрали бы себе в мужья графа, который был баснословно богат. Барон Смайт имел более скромное состояние, но его пылкий взгляд обещал представительницам слабого пола неземное блаженство, которое не способно было дать все золото мира.

– Леди Мэри и леди Джейн замучили меня расспросами. Как ты собираешься водить за нос двух любовниц, живущих под одной крышей? Мое сердце чует беду, – сказал барон.

Не услышав ответа на свою реплику, он обернулся и увидел, что его друг замер на месте. Взгляд Ричарда был прикован к юной леди. Заметив графа, белокурая красавица остановилась, сделала реверанс и очаровательно улыбнулась. Окинув девушку жгучим взглядом своих изумрудных глаз, Ричард легким поклоном поприветствовал ее.

– Леди Сара удивительно хороша собой, – заметил он, посмотрев ей вслед.

– Ты хочешь, чтобы она стала твоей очередной любовницей? – спросил Уиллис. – Или эта счастливая участь ее минует?

Ричард искоса взглянул на друга.

– Ты же знаешь, Уилл, я никогда не завожу отношений с незамужними женщинами.

– Деверо! – окликнул его кто-то.

Ричард обернулся и увидел, что к нему приближается граф Лестер.

– Добро пожаловать в Кенилуор! Королева отдыхает после утренней охоты, – сказал Дадли. – Вы хотите, чтобы я доложил ей о вашем прибытии ко двору?

– Мне хотелось бы умыться и переодеться, прежде чем я предстану перед ее величеством, – ответил Ричард. – Скажите Берли, что у меня есть для него важные известия.

– Надеюсь, вы не привезли дурных новостей?

– Нет, напротив, новости прекрасные.

– Разместить весь двор в одном замке – непростая задача, – продолжал Дадли. – Поэтому вам, граф, придется пожить в одной комнате со Смайтом.

– Понимаю, – сказал Ричард, которому претили высокомерие и напыщенность Лестера, и, не говоря больше ни слова, отошел в сторону.

Хозяин замка проводил его взглядом, исполненным лютой ненависти. Граф Лестер, фаворит королевы, терпеть не мог графа Бэзилдона, считая того выскочкой, и ждал, когда Деверо окажется в немилости у Елизаветы.

– Ну вот мы и пришли, – сказал Уиллис, открывая дверь.

Войдя вслед за другом в комнату, Ричард с недовольным видом огляделся вокруг. Это был туалет, переоборудованный под спальню.

– Я догадывался, что Дадли устроит меня в самом дрянном помещении замка. Будь добр, позови кого-нибудь из прислуги.

Смайт открыл дверь и, увидев проходившую по коридору служанку, окликнул ее:

– Эй, милочка, зайди-ка сюда!

Заметив, что молодая прелестная девушка испугалась, оставшись наедине с двумя мужчинами, Ричард улыбнулся и сказал мягким вкрадчивым голосом, стараясь успокоить ее:

– Не могли бы вы принести мне таз с горячей водой, мисс, и что-нибудь перекусить с дороги? Надеюсь, это не слишком затруднит вас?

Девушка, завороженная обольстительной улыбкой графа, молча смотрела на него во все глаза, потеряв дар речи.

– Вы меня слышите, мисс? – спросил Ричард и вложил ей в руку монетку.

– Я все сделаю, милорд, – наконец сказала девушка, приходя в себя, и поспешно вышла из комнаты.

– Когда я приказываю что-нибудь служанкам, они не торопятся исполнять мои распоряжения, – заметил Уиллис. – Но когда это делаешь ты, у девиц только пятки сверкают, так поспешно они кидаются удовлетворить твои просьбы. Интересно, почему так происходит?

– А ты никогда не обращал внимания на то, какая пропасть лежит между словами «приказ» и «просьба»? – спросил Ричард.

Сбросив свой запыленный камзол, граф присел на кровать и снял сапоги.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Уиллис, сидевший на краешке своей постели.

– Дайте женщине то, чего она хочет, и взамен она горы свернет, чтобы ублажить вас, – объяснил Ричард, – а прочесть в глазах женщины ее заветное желание не представляет большого труда. Так, например, большинство служанок мечтают о том, чтобы с ними обращались как с настоящими леди. А большинство аристократок, таких, как леди Сара, насколько я знаю, спят и видят, чтобы их изнасиловали, как простолюдинок. Следуй этому простому правилу, мой друг, и успех у женского пола тебе обеспечен.

Уиллис усмехнулся и, сложив руки на груди, спросил:

– А что произойдет, если ты в конце концов встретишь непредсказуемую женщину?

Ричард пожал плечами:

– Вероятно, я женюсь на ней.

– А что, если она будет простолюдинкой?

– Самый состоятельный граф Англии может позволить себе жениться на любой женщине, невзирая на ее происхождение. Главное, чтобы она ему нравилась, – заявил Ричард.

– И все же в любом случае ему необходимо испросить разрешение на брак у королевы.

– Пустяки, я смогу убедить Елизавету.

– А может быть, служанки стараются угодить тебе, потому что знают о твоем толстом кошельке? – продолжал допытываться Уиллис.

Ричард улыбнулся, уловив нотки зависти в голосе друга, и бросил ему кошелек, туго набитый монетами.

– Чтобы добиться расположения женщин, попробуй оба способа, а потом расскажи о результатах, к которым приведут твои усилия, – попросил Ричард.