Текст книги "Те, кто уходят"

Ему снились пожар и розовые танцующие тела, стройные, обнаженные, бесполые, в каком-то странном месте, не похожем ни на ад, ни на рай. Он проснулся в жару, грудь и спина были покрыты потом, но он радовался тому, что лихорадка, кажется, отступает. «Спасибо таблеткам», – сонно подумал Рей и снова уронил голову на влажную подушку. Проснулся он от стука в дверь.

Простушка принесла поднос с завтраком. Рей натянул одеяло на свои голые плечи.

– Синьора спрашивает, не больны ли вы, – сказала девушка.

– Мне уже лучше, спасибо, – ответил он хрипло.

Девушка посмотрела на него:

– Вы простудились?

– Да, но болезнь проходит, – сказал Рей.

Девушка вышла.

Он принял еще две таблетки. У него оставалось еще восемь штук.

В первый час после пробуждения Рей не пытался думать или планировать. Он относился к себе бережно, как к человеку, который находится в промежуточном состоянии между здоровьем и болезнью, даже между жизнью и смертью, и благодарен за то, что здоровье и жизнь понемногу берут верх. Сегодня он купит свитер и туфли и, может, чемодан, хороший чемодан, если хватит денег. По его расчетам, в бумажнике оставалось семьдесят или восемьдесят тысяч лир. Нужно будет подумать, как получить еще с помощью дорожных чеков, не предъявляя паспорта, но он озаботится этим позднее. Сегодня он обязательно зайдет в кафе-бар, где работает Елизавета, и пригласит ее в ресторан.

Рей купил лезвие, мыло для бритья, зубную щетку и пасту и пару туфель. Принес все это домой и сбрил щетину. Было около часа дня. Он вышел из дома и двинулся в сторону Кампо-Манин. По пути ему встретилась Елизавета, видимо шедшая домой на ланч.

– Boun’ giorno[30]30
  Добрый день (ит.).


[Закрыть], – сказал Рей.

– Boun’ giorno. – Она остановилась. – Вы чувствуете себя лучше.

– Да. А почему вы так решили?

Они пошли в том направлении, куда перед этим шла девушка.

– Просто вчера мне показалось, что вы больны.

– Всего лишь промерз. И вы правы: мне сегодня лучше.

– Вчера вечером я видела синьору Каллиуоли в баре на углу. Она сказала, что у вас больной вид и вы рано легли спать.

– Верно. Два дня назад я сильно замерз. Простудился. – Он не знал, как по-итальянски «озноб».

– В Венеции бывает очень холодно.

– Очень.

– Извините, я должна купить хлеб.

Она исчезла в булочной.

Рей ждал ее на улице. Магазин был полон домохозяек и горничных – все покупали хлеб к ланчу. Рей подумал, что не должен выглядеть ослом, привязанным к девушке, и, когда она вышла, расправил плечи.

– Может, вы согласитесь поужинать со мной сегодня вечером? – сказал он. – Я благодарен вам и хотел бы вас пригласить.

Его скудный итальянский вынудил его резко оборвать предложение. Рей чувствовал, что говорит торжественно и натянуто, как чопорный старик. И стоило ему так подумать, как обаяние девушки, мгновение назад казавшейся ему неотразимой, исчезло, словно огонь погас. И все же он с нетерпением ждал ее ответа.

– Я сегодня не могу: тетушка приходит на обед, – беззаботным тоном ответила девушка и зашагала в прежнем направлении. – Спасибо.

– Жаль. А завтра?

Елизавета покосилась на него (ростом она не уступала ему) и улыбнулась приятной, мимолетной, веселой улыбкой.

– А впрочем, я могу и сегодня – тетушка приходит каждую субботу.

– Отлично! Какое время вас устроит? Восемь? Половина восьмого?

Они остановились у дверей ее дома.

– Половина восьмого. Я не должна вернуться слишком поздно. Нижний звонок, – показала она, не нажимая. – Arrivederci[31]31
  До свидания (ит.).


[Закрыть].

Ровно в половине восьмого Рей нажал на нижний звонок. Он надел все новое – рубашку, галстук, туфли. И заказал – на имя Гордона – столик в «Граспо ди Уа», поскольку решил, что вряд ли Коулман и Инес заявятся туда второй раз подряд.

Дверь открыла Елизавета. На ней было светло-голубое платье, светлее, чем ее рабочая одежда. Цвет шел ей.

– Buona sera[32]32
  Добрый вечер (ит.).


[Закрыть]. Поднимайтесь. Через минуту я буду готова.

Рей поднялся по лестнице и познакомился с ее родителями и тетушкой, которые пили красное вино в столовой за овальным столом, накрытым на четверых. Глубокие суповые тарелки стояли в готовности на больших мелких. Сходство между тетушкой и отцом бросалось в глаза. Мать была крупной блондинкой, как и Елизавета, улыбка легко появлялась на ее лице, но Рей отметил, что она внимательно его разглядывает.

Его не пригласили сесть, и сразу же после представления появилась Елизавета в пальто.

– Я остановился по соседству, у синьоры Каллиуоли, – сказал Рей матери Елизаветы, хотя в этом явно не было нужды.

– Ah, si. Вы надолго?

– На несколько дней.

– К одиннадцати ты должна быть дома, – велел Елизавете отец.

– А то я не знаю – мне ведь просыпаться с голубями! – откликнулась Елизавета.

– Где вы собираетесь ужинать? – спросила мать.

Рей откашлялся – горло еще побаливало.

– Я подумал, в «Граспо ди Уа».

– Это очень хорошо, – заметила тетушка с каменным лицом.

– Да, мне кажется, ресторан там неплохой, – кивнул Рей.

– Ну, мы пошли, – сказала Елизавета. – До свидания, тетя Розалия.

Она обняла тетушку за плечи и поцеловала в щеку.

6

Елизавете – фамилия ее была Стефано – ресторан понравился. Это Рей понял сразу же, как они вошли.

Коулмана нигде не было видно.

Рей заказал себе виски, а девушке – чинзано. На взгляд Рея, ей было лет двадцать пять. Он все еще чувствовал себя неважно, нетвердо держался на ногах, и все тело у него побаливало, но он пытался скрыть это за неторопливым, вежливым поведением и вел разговор, задавая вопросы типа «Вы всегда жили в Венеции?».

Елизавета родилась в Венеции, как и ее мать, но ее отец был родом из городка к югу от Флоренции, о котором Рей и не слышал. Отец работал менеджером в магазине кожаных изделий близ Понте ди Риальто.

– Вы не агент полиции? – спросила Елизавета, глядя на него через стол с улыбчивой серьезностью.

– Dio mio, нет! С чего вы взяли?

– И не шпион? – спросила она, нервно хихикнув.

В этот момент бо́льшая часть ее очарования исчезла.

– И не шпион.

Но у нее был прекрасный цвет лица, просто потрясающий.

– Будь я шпионом, правительство предоставило бы мне все необходимое – паспорт, имя, отель.

Елизавета повесила свою сумочку на крючок, принесенный официантом. Крючок крепился на плоском диске на столе и выходил за край столешницы.

– Вы назвались своим настоящим именем?

– Да. Филип Гордон. Вы, наверное, не можете понять, почему я не остановился в отеле. Я пытаюсь избежать встречи с друзьями из Америки.

Она недоверчиво нахмурилась:

– Правда? Это почему?

– Они хотят, чтобы я вернулся с ними в Рим. А из Рима они собираются в Лондон. Если бы я остановился в отеле, они бы меня нашли, ведь они мне не поверили, когда я сказал, что улетаю в Америку. Вы понимаете?

Его слова прозвучали неубедительно, он чувствовал, что своим довольно примитивным итальянским лишь напустил еще больше тумана, вместо того чтобы внести ясность. Она ему явно не поверила, и ей было неловко из-за этого. Рей посмотрел на свои часы:

– Вы должны помогать мне следить за временем, если хотите вернуться домой к одиннадцати. Сейчас пять минут девятого.

Ее губы растянулись в улыбке.

– Ой, мои родные не такие уж тираны.

У нее были крупные белые зубы, большой красивый рот. В постели она была бы хороша, и Рей спросил себя: а не девственница ли она еще? Сколько ей – двадцать пять или только двадцать два? Он хотел сделать свою историю более убедительной, но тут подошел официант.

– Мои друзья – все молодые люди, – сказал Рей, когда официант ушел. – Мы вместе учились в университете. Грубоватая компания. Когда я сказал, что не полечу с ними в Рим, они сбросили меня в воду. Два дня назад. Поэтому я и простудился.

– Где сбросили? – с тревогой в голосе спросила Елизавета.

– В одном из каналов. Я сразу же выбрался на берег, но было холодно. И я долго добирался до места. До моего отеля. Я сказал друзьям, что уезжаю, собрал вещи, но…

– Они извинились?

– Да, в некотором роде, – улыбнулся Рей. – Но я знаю, они не поверили моим словам об отъезде. Чемодан я оставил в камере хранения на вокзале, а сам решил несколько дней отдохнуть от их общества.

Принесли первое блюдо, заказанное девушкой, и она взяла вилку, а на ее лице появилась улыбка предвкушения.

– Я вам не верю. Ни единому слову.

– Почему вы мне не верите?

– Чем вы занимаетесь в Штатах?

– У меня художественная галерея, – ответил Рей.

Елизавета снова хихикнула:

– По-моему, вы плетете небылицы. – Она посмотрела направо и налево, потом тихо сказала: – Я думаю, вы сделали что-то нехорошее и теперь скрываетесь.

Рей тоже огляделся, но его интересовало одно: не появился ли здесь Коулман.

– Кажется, вы хотите меня обидеть, – с улыбкой ответил он и принялся за суп.

– Я так устала от Венеции, – сказала она со вздохом.

– Почему?

– Она всегда одинаковая. Зимой холодно, летом полно туристов. Но люди всегда одни и те же. Не туристы, а те, кто меня окружает.

Она несколько минут болтала об этом, не глядя на Рея, на лице у нее появилось детское выражение капризного недовольства, скуки. Рей с разочарованием отметил, что она очень примитивна.

Он вежливо слушал. Для таких девушек существовало одно лекарство: выйти замуж, то есть сменить одну разновидность скуки на другую, но в другой обстановке и с другим человеком. Наконец он сказал:

– А вы не могли бы отправиться куда-нибудь в путешествие? Или переехать в другой город, устроиться там на работу. Во Флоренцию, например.

– А, Флоренция. Я была там один раз, – без энтузиазма ответила Елизавета.

Значит, ничего, кроме брака, не оставалось, так что Рей сказал:

– А замуж вы не хотите выйти?

– Когда-нибудь. Я не тороплюсь. Но мне уже двадцать два. Это ведь еще не очень много? Я выгляжу на двадцать два?

– Нет, по виду вам не больше двадцати, – ответил Рей.

Это ей понравилось. Она допила вино из бокала и налила еще.

– Этот парень из бара, Альфонсо. Он хочет на мне жениться. Но он не очень интересен.

Рей понял, что речь идет о коренастом молодом человеке, который сменил Елизавету тем вечером. Рей чувствовал: она говорит с ним, как могла бы говорить с любым другим мужчиной или даже с другой девушкой, и это делало их беседу банальной. К тому же за последние несколько минут девушка потеряла для него сексуальную привлекательность. Тело у нее, возможно, великолепно, но ее слова нагоняли на него скуку и убивали желание.

Она заговорила о своих родителях, об их мелких ссорах. Ее мать хотела вкладывать деньги в акции – покупать еще и еще. Отец склонялся к тому, чтобы приобрести ферму близ Кьоджи и уехать туда на покой. Ни братьев, ни сестер у нее не было. Елизавета не знала, на чьей она стороне – отца или матери, но, по ее словам, их размолвки разрывали ее сердце. Половину своего жалованья она отдавала родителям, и они ссорились, решая, как наилучшим образом потратить эти деньги. А вот ее тетушка Розалия была гораздо благоразумнее, но не имела никакого влияния – no influenza – ни на одного из родителей Елизаветы.

Подали десерт. Девушка хотела что-нибудь с мороженым. Рей вылил в свой бокал остатки вина – бокал девушки был почти полон.

– Хотите, расскажу вам правду о себе? – спросил Рей, когда над их столиком повисло молчание.

– Да. – Елизавета посмотрела на него серьезными глазами, протрезвевшая от рассказа о собственной жизни.

– Мой тесть сейчас в Венеции, и он хочет меня убить. Моя жена умерла месяц назад. А в воду меня столкнул мой тесть. Это случилось на полпути от Лидо до города.

– В лагуне. – Глаза Елизаветы стали непроницаемы, когда она посмотрела на него. Ее полные губы не улыбались. – Ваша жена умерла?

– Она покончила с собой, – ответил Рей, – и ее отец считает меня виновным в ее смерти. Я… я тут ни при чем. Но тесть хочет меня убить, и я скрываюсь, чтобы защитить себя.

– Почему бы вам не уехать из Венеции?

Рей замешкался с ответом и увидел, что это еще больше насторожило девушку. Она ему не поверила.

– Вы снова выдумываете. Зачем вы мне лжете? – Теперь ее губы изогнулись в улыбке. – Вам не стоит лгать мне. И даже правду не нужно говорить, – добавила она, приподняв левую руку над столом. – Вы считаете необходимым все объяснять? Ну тогда придумывайте истории получше! – Она рассмеялась.

Рей невидящим взглядом посмотрел на нее, на ее округлые крепкие плечи. Он не мог решить, стоит ли иметь с ней дело или же нужно прекратить все контакты.

– Почему вы не забираете чемодан из камеры хранения на вокзале? – спросила она. – Знаете, что я думаю? Я думаю, вы сделали что-то нехорошее. – Она подалась к нему и продолжила шепотом: – Может, вы украли что-то. Например, драгоценности. И в то же время у вас слишком большой счет в отеле, и вы не можете его оплатить. Поэтому вы уходите из отеля и прячетесь. Вот так.

– Вот так, – повторил Рей, не найдя других слов.

– Я думаю, вы что-то украли и теперь боитесь, – сказала Елизавета и принялась за десерт.

– Я похож на вора?

Она подняла на него глаза. Сейчас они отливали золотом.

– Я правда думаю, что вы чувствуете себя в чем-то виноватым.

Сказав это, она как будто начала побаиваться его.

Culpa. Mea culpa[33]33
  Вина. Моя вина (лат.) – формула покаяния и исповеди в католическом обряде.


[Закрыть]. Рей отринул эту мысль и тоже почувствовал смущение, словно девушка намекнула на какую-то его непривлекательную черту вроде неприятного запаха изо рта, горба или потливости – того, от чего он не в состоянии избавиться.

– В таком случае вы ошибаетесь, – сказал он, но увидел, что его слова не возымели никакого действия.

Елизавета смотрела на него сверкающими озорными глазами:

– Вы, конечно, вовсе не обязаны говорить мне о ваших делах, если не хотите. Я не думаю, что вы похожи на настоящего преступника. На профессионала.

«Просто любитель, – подумал Рей. – Неудачник». У него в ушах вдруг зазвучала музыка из парикмахерской. «Прекрасная Лоррейн»[34]34
  «Прекрасная Лоррейн» – популярная песня, один из стандартов джаза с 1928 года (автор Клифф Бервелл).


[Закрыть], искаженная до неузнаваемости, труба, заглушающая рояль. На Мальорке постоянные звуки джаза мешали ему читать, рисовать и даже думать. Пегги хотела, чтобы пластинки на проигрывателе менялись одна за другой, горы пластинок, все утро, весь день, и этот чертов бренчащий джаз был одной из причин, главной причиной, которая и выгнала его из дома в день ее смерти. Но вчера в парикмахерской он с удовольствием слушал музыку такого рода, по крайней мере, она не вызывала у него раздражения. Он не мог понять этих перемен, но вчера порадовался тому, что не почувствовал недовольства и даже напротив. Может быть, это жар сыграл с ним такую шутку. Рей решил не рассказывать Елизавете самого главного о своих отношениях с тестем, а самое главное состояло в том, что тот считал его мертвым. Елизавета все равно не поверила бы в это, а для Рея сия тайна была темной и драгоценной, и он не собирался делиться ею, даже если его словам не поверят. Потом его неприязнь к девушке вызвала у Рея чувство вины, и маятник качнулся в другую сторону, к ней.

– Вы любите танцевать? – спросил Рей.

Она наклонила голову, улыбаясь:

– Вы очень странный. Все время меняете тему.

Они пошли в ночной клуб – десяток улиц, множество поворотов, целый темный лабиринт пути от «Граспо ди Уа». Девушка точно знала, куда идти, и Рей подивился, как хорошо она ориентируется. Без всякой путеводной нити она провела его по путанице улиц к открытой красной двери и дальше вниз по лестнице.

Рей заказал шампанское, потому что так ему казалось правильно. Небольшое помещение, в котором стояла полутьма, было заполнено лишь наполовину. Две или три танцующие девушки явно работали в клубе. Оркестр состоял из четырех человек.

– Я здесь была только раз, – доверительно сообщила Елизавета, когда они начали танцевать. – С офицером итальянского флота.

Обнимать девушку было приятно, но ему не понравились ее духи. И еще он чувствовал сильную усталость. Завтра он найдет Коулмана – сделает ему сюрприз. Он пока не знал как и где, но идея ему понравилась. А если Коулман уехал из Венеции, он его все равно отыщет.

Оркестр замолчал на несколько секунд, потом заиграл самбу. Рею расхотелось танцевать.

– Вы устали, – сказала Елизавета. – Давайте присядем. По-моему, вы еще не поправились.

Разговор под громкую музыку не получался. Шампанского Елизавета больше не хотела. Рей налил себе. Он посмотрел в сторону двери, от которой спускались ступени, и представил, что по ним идет Инес, а за ней Коулман. Инес уже должна знать. Вероятно, она пыталась дозвониться до него в «Сегузо», а там ей ответили: синьор Гаррет уже два дня как не появлялся. Девица из «Сегузо», несомненно, сказала это с тревогой в голосе. Тогда Инес спросила бы у Коулмана, а он ответил бы ей, что высадил Рея у Академии или на пристани Дзаттере, но Инес могла и не поверить ему. Да, между Инес и Коулманом, скорее всего, сейчас происходит бог знает что, и какова была бы реакция Инес? Как бы она поступила? Как бы поступил любой другой человек? Вот в чем вопрос, проблема, и, наверное, разные люди вели бы себя в такой ситуации по-разному.

– Что вас беспокоит? – спросила Елизавета.

Она улыбалась, повеселевшая от шампанского.

– Не знаю. Ничего.

Рей чувствовал себя слабым, пустым, мертвым или, по крайней мере, умирающим. В его ушах высоко звенели далекие колокольчики. Девушка что-то говорила ему, но он не слышал, смотрел в сторону, а ее безразличие к его состоянию вызывало у него чувство одиночества. Он стал дышать глубоко, один глубокий вдох за другим в этой пропитанной табачным дымом атмосфере. Девушка ничего не замечала. Наконец дурнота прошла.

Вскоре они вышли на улицу. Елизавета сказала, что до дома недалеко и по воде будет ничуть не быстрее. Тротуар у них под ногами был влажным. Девушка держала Рея под руку и без умолку рассказывала о том, как провела отпуск летом. Ездила в гости к родственникам в Тичино. У них коровы и большой дом. Они возили ее в Цюрих, который показался ей гораздо чище Венеции. Рей чувствовал тепло ее руки. Слабость прошла, но теперь он испытывал одиночество, потерянность – человек без цели, без лица. Он ничуть не удивился бы, если бы и в самом деле умер, если бы ему все это снилось. Или если бы в результате какого-то странного процесса (а такой процесс являлся допущением, на котором основывались почти все истории про призраков) он превратился в призрака, которого могли видеть всего лишь несколько человек вроде этой девушки, призрака, которого завтра не окажется в комнате синьоры Каллиуоли, который не оставит после себя даже незастеленной кровати, только странное воспоминание в умах тех немногих, кто видел его и кому не поверят другие, если они будут говорить, что видели его.

Однако темные каналы были более чем реальны, как и крыса, перебежавшая дорогу футах в двадцати перед ними. Она проскочила из дыры в стене дома в щель, образовавшуюся в каменном парапете вдоль канала, где на причальных канатах сонно покачивалась баржа со звуком, похожим на похрюкивание. Девушка увидела крысу, но прервала свой рассказ только на короткое «ой», а потом продолжила. Фонарь, закрепленный на углу дома так, чтобы освещать перекресток, терпеливо горел, дожидаясь тех, кому может понадобиться его свет.

– Как долго вы собираетесь пробыть здесь? – спросила Елизавета.

Рей увидел, что они уже дошли до ее улицы.

– Дня три-четыре.

– Спасибо вам за вечер, – сказала Елизавета у самой двери. Она быстро взглянула на свои часы, но Рей сомневался, что она что-то на них разглядела. – Думаю, одиннадцати еще нет. Мы просто молодцы.

Он с трудом понимал ее слова, но все же не хотел уходить от нее.

– Вас что-то тревожит, Филипо. Или вы просто очень устали?

Она перешла на шепот, словно не хотела беспокоить соседей.

– Не очень. Спокойной ночи, Елизавета. – Он на мгновение сжал ее левую руку в своей. Желания поцеловать ее или попытаться поцеловать у него не было, но он чувствовал, что любит ее. – Ключ у вас есть?

– Да, конечно.

Она тихонько отперла дверь, помахала ему на прощание и исчезла.

Рею открыла дверь старуха в черном, которую он прежде не видел. Он извинился за позднее возвращение, а она весело заверила его, что никогда не спит и он ее ничуть не побеспокоил. Рей тихо поднялся по лестнице. Никогда не спит? Значит, никогда не раздевается? Мать синьоры Каллиуоли? Рей посмотрел в лестничный пролет со своего этажа. Свет внизу уже погас, и он не услышал ни звука.

7

На следующее утро, в четверть восьмого, Рей пришел на Калле-Сан-Моизе – улочку, на которой находился отель «Бауэр-Грюнвальд». Он чувствовал: сейчас самое подходящее время, когда Коулман и Инес готовы отправиться по своим утренним делам – в магазин, осматривать достопримечательности или просто прогуляться по городу. Рей шел, чуть опустив голову, в напряжении, словно в любую секунду ждал пистолетного выстрела, пули в тело. Он остановился у дверей магазина по другую сторону от отеля и футах в тридцати от входа. Был воскресный день, и успели открыться всего несколько заведений. В течение двадцати минут ничего не происходило, если не считать двух десятков людей (включая и коридорных), которые вошли в отель или вышли из него. Рей не знал точно, чего он хочет и что собирается делать, но ему определенно хотелось встретить Коулмана или Инес, увидеть их реакцию. И когда они так и не появились, он представил себе, что они спорят у себя в номере, жив он или мертв, хотя и понимал, насколько это глупо с его стороны. Скорее всего, они еще завтракают или болтают ни о чем, пока Коулман бреется в ванной.

Рей прошагал немного по улице и нашел бар с телефоном. Поискал номер «Бауэр-Грюнвальда», набрал.

– Синьор Ко-ле-ман, per favore, – сказал Рей.

– Алло? – услышал он голос Инес. – Алло?

Рей не отвечал.

– Это Рей? Рей? Это вы… Эдвард, подойди сюда!

Рей повесил трубку.

Да, Инес была расстроена. Но Коулман расстроится еще больше. Коулман, если он знает, что Рей не вернулся в «Сегузо», – а Рей почти не сомневался, что Коулман знает, – считает, что Рей утонул. Поэтому Коулман решит, что безмолвный телефонный звонок, скорее всего, случайный – просто ошиблись на коммутаторе отеля. Или кого-то отключили. Но и у Коулмана возникнут определенные сомнения. И как бы Коулман ни убеждал Инес, телефонный звонок разбудит в ней опасения. Рей ли это звонил? А если нет, то где Рей? Скажет ли ей Коулман? Рей медленно прошел мимо отеля и слегка подпрыгнул, когда увидел Инес в черной шубе, выходящую из дверей. Он отступил в узкую улочку слева от него.

Инес резвым шагом прошла мимо него всего в каких-то двадцати футах.

Рей направился следом за ней, держась на небольшом расстоянии. Она свернула направо, на Калле-Валларессо, которая вела к бару «У Гарри» на углу и к пристани в самом конце. Рей чувствовал, что Инес собирается сесть на вапоретто. На пристани в ожидании стояли несколько человек. Рей прошел в правую часть пристани и встал спиной к ожидающим, лицом к воде. Инес не села на первый водный трамвайчик. Значит, собиралась ехать в другом направлении. Рею очень хотелось увидеть ее лицо, но он боялся, как бы его взгляд не привлек ее внимания. Он не успел отчетливо разглядеть ее, когда она вышла из отеля.

Подошел следующий вапоретто, и Инес села на него вместе с большинством пассажиров, ждавших на пристани. Рей вошел одним из последних и встал на корме. Они остановились у Санта-Мария делла Салюте по другую сторону канала. Инес осталась на борту. Рей видел ее сквозь кормовое окно – она сидела на скамье спиной к нему. На голове у нее была шляпка с желтым пером. Вапоретто тронулся.

– «Джильо»! – крикнул кондуктор.

Борт вапоретто коснулся пристани, и та затрещала.

Инес не шелохнулась.

– Следующая остановка – «Академия»! – прокричал кондуктор.

Они тихонько подошли к арке деревянного моста у Академии. Инес встала и направилась к дверям с левой стороны. Рей прошел вдоль левого борта, держась позади десятка пассажиров, собирающихся сойти на берег. На мостовой перед Академией изящных искусств Инес огляделась, словно не зная, куда идти дальше, потом остановила прохожего. Тот показал ей на широкую улицу, пересекающую остров.

Рей неспешно зашагал за ней. Торопиться, следить, куда она повернет, больше не было нужды: он знал, куда она идет. На широком, похожем на корт пространстве за «Сегузо» Рей свернул налево, к каналу, огибающему пансион, зная, что проход этот заканчивается тупиком, потому что здесь к каналу не примыкала ни одна улица. Инес тоже исчезла в подворотне, которая вела к дому Рёскина. Рей быстро вернулся, пересек открытое пространство по диагонали и нашел еще одну улочку, ведущую к маленькому каналу, но здесь, как ему было известно, имелись пешеходные дорожки и мост. Он пересек канал по мосту и повернул направо, на пешеходную дорожку. Теперь «Сегузо» находился справа от него, по другую сторону канала. Дугообразный каменный мост был переброшен через канал на набережную Дзаттере. Рей остановился у подножия моста напротив «Сегузо».

Инес нигде не было видно. Все еще разговаривает с кем-то в пансионе или уже вышла? На набережной ее не было. Рей оперся на перила моста, посмотрел через плечо на вход в «Сегузо». Обвел взглядом окна пансиона, всмотрелся в окно на четвертом этаже – окно его комнаты, выходящее на канал. В этот момент в серой глубине окна появилась светлая шляпка Инес, ее темная шуба, и Рей отвернулся в сторону Джудекки.

Значит, Инес попросила, чтобы ей показали его комнату. Вероятно, его вещи еще не вынесли. Рей сожалел, что не смог оплатить счет, но, по крайней мере, у них был его чемодан. О чем им говорила Инес? Конечно, ни слова о том, что он может быть мертв. О чем она их спрашивала? О чем угодно: что он им говорил, если что-то говорил, и не звонил ли, – ответы были быстрыми и ничуть не раскрывали тайну. Рей исчез. На миг он почувствовал стыд за свое поведение, за свой телефонный звонок без слов менее часа назад, но стыд тут же превратился в злость, злость на Коулмана.

«Не пойду я в этот отель. Мне плевать, – зазвучал в его ушах голос Коулмана. – С чего ты решила, будто с ним что-то случилось? Наверное, он убежал, бросил все и убежал. Ты прекрасно знаешь, что смерть Пегги на его совести».

Поверила бы этому Инес? Нет. Стала бы она донимать Коулмана вопросами, пока он не скажет ей правду? Рею трудно было представить, что Коулман кому-нибудь скажет правду о случившемся. Должно быть, он каждый день ждет сообщения об обнаружении утопленника? О выброшенном где-то на берег теле? Не исключено.

Инес появилась в дверях пансиона.

Рей напрягся, надеясь, что она не повернет в его сторону, потому что она пошла от пансиона прямо, не сворачивая к дому Рёскина. Шла она медленнее, чем от Академии, и о чем-то размышляла. Она повернула направо, на набережную Дзаттере, и теперь Рей видел ее спину. Он двинулся следом, но на таком безопасном расстоянии, что наблюдение за ней становилось практически невозможным. Он видел лишь темную точку – ее шубу. Инес миновала пристань Дзаттере и повернула направо.

Он проследовал за ней до Академии, где она пересекла канал по мосту. Инес шла не спеша, хотя день стоял морозный и большинство прохожих торопились добраться до места. Изредка останавливалась и разглядывала витрины магазинов (закрытый магазин канцелярских товаров, магазин галантереи), полностью опровергая предположения Рея о том, что она погружена в мысли о нем, отчего он испытывал некоторую обиду, хотя и понимал нелепость этого. В конце концов, кто он такой для Инес? Человек, с которым она познакомилась несколько дней назад, зять ее любовника, да и эти родственные связи исчезли со смертью его дочери.

Инес вела себя так, словно просто убивала время перед встречей, назначенной на более поздний срок. На часах было четверть двенадцатого. Рей увидел, как она вошла в бар-ресторан, перед которым на тротуаре стояли столики и стулья, прислоненные спинками к столам, будто и им было холодно. Рей вдруг понял, что его зубы выбивают дробь, и выговорил себе за то, что не купил столь нужного свитера. Он прошел мимо ресторана: Инес стояла у кассового аппарата. К сожалению, поблизости не было открытых магазинов, где можно было бы согреться. Рей завернул за угол, топая ногами и зарывшись подбородком в поднятый воротник пальто. Перед ним открылась недалекая перспектива узкой кривой улицы, уходящей куда-то за красные вертикальные стены. Старые стены. Стираное белье висело по всей улице, задеревеневшее на морозе: мужские трусы, кухонные полотенца, шорты, белые бюстгальтеры. После вчерашнего улучшения ему снова грозило обострение болезни. Но терять Инес из виду не хотелось. Он увидел табачную лавку и вошел. Купил сигареты, закурил, осмотрел открытки на стеллажах, то и дело поглядывая на улицу, чтобы увидеть проходящую мимо Инес. Выходить Рей боялся – вдруг столкнется с ней нос к носу.

Но наконец он все же покинул лавку, когда мимо двери прошли налево пять или шесть молодых людей. Минуя бар-ресторан, он увидел в окне Инес: она сидела за маленьким столиком, пила кофе и что-то писала. Это зрелище – Инес в полумраке зала в рамке ромбовидного окна – навело Рея на мысль о Сезанне. Он снова встал на стражу перед дверями магазина с витриной, заполненной ленточками, поясками, шкатулками с шерстью и шерстяным нижним бельем для младенцев. Прошло пять минут. Когда Инес вышла и двинулась в его направлении, Рей, захваченный врасплох, юркнул в бакалейно-винный магазин, где находились несколько покупателей, а потому никто не обратил на него внимания. Как только Инес исчезла, Рей снова вышел на улицу.

Ему пришлось остановиться, когда Инес застыла перед витриной кондитерского магазина. Она посмотрела через плечо сначала направо, потом налево. Быть может, искала Рея, вероятно, без особой надежды, но все же при данных обстоятельствах любой стал бы искать. Инес двинулась дальше, дошла до Сан-Марко, пересекла площадь. Похоже, она возвращалась в отель. Но на Калле-Валларессо повернула налево. Бар «У Гарри», предположил Рей с огорчением: войти в такое маленькое помещение незамеченным он никак не мог, а заглянуть внутрь снаружи было невозможно. Но Инес повернула направо и вошла в отель «Монако» ровно на другой стороне от бара «У Гарри». Уж не в «Монако» ли остановились Смит-Питерсы?

А может, она договорилась встретиться здесь с Коулманом. Рей подумал, что ему нужно быть внимательнее, оглянулся и посмотрел вдоль узкой улицы. Убежать он мог только в бар «У Гарри» или на пристань. Его часы показывали двенадцать тридцать пять. Рей прошел мимо входа в отель, близко к нему, и не увидел Инес в вестибюле, но у вестибюля имелся закуток справа, и она вполне могла находиться в этом дальнем уголке. Он провел пять трудных минут, думая, что потерял ее, а Коулман может появиться в любую минуту и увидеть его. Рей решил войти в отель. Он невозмутимо зашагал к табличке с надписью «Бар», миновал холл слева и почти дошел до бара, когда увидел Инес в левом углу холла близ двери, и она явно смотрела прямо на него. В следующее мгновение между ними возникла преграда в виде дверной стойки. Рей остановился в раздумье в коротком широком коридоре, в данный момент пустом, и уставился на дверь из холла – не выйдет ли оттуда Инес.