Текст книги "Выкуп за собаку"

На бульваре Дитмар разгружались грузовики: рыба в открытых контейнерах с подсоленным льдом для ресторана и коробки со свежим салатом, баклажанами и помидорами для супермаркета. Мужчины в грязных белых фартуках что-то прокричали друг другу, деревянные бочки с пивом упали на тротуар, и один из автомобилей с шумом отъехал. Мало что изменилось с тех пор, как он был мальчишкой. Но что бы ни говорили его родители, старые приятели Кларенса, жившие по соседству (их осталось не так много, потому что молодые люди, в большинстве своем, уезжали из Астории), не желали больше пить с ним пиво, даже если он не был в форме, а он надевал форму только на дежурство. Что-то ушло, как если бы он стал не полицейским, а священником и получил право вершить суд над своими друзьями. "Конечно, нечего стыдиться того, что ты полицейский, – утешала его мать, – иначе до чего докатится Нью-Йорк?" Но дело было не в этом.

Сейчас Кларенс шел по Хебл, своей улице, мимо спящих еще двухэтажных коттеджей с выступающими в сторону улицы застекленными террасами. Светало. Дорога сюда заняла целую вечность.

Дом родителей был белым с желтым орнаментом, с верандой и зеленой лужайкой, обнесенной низкой изгородью. Кларенс осторожно открыл деревянную калитку и по узкой дорожке прошел к крыльцу. Через стекла веранды ему были видны старая, обитая красной кожей софа и заваленный газетами кофейный столик. Кларенс вдруг понял, что у него нет ключа. Он на минуту заколебался, но тут же подумал, что мама не станет обращать внимания на ранний час, и коротко нажал на кнопку звонка.

Несколько мгновений спустя в полумраке дверей появилась его мать, в неуклюже накинутом махровом халате. Она прошла через веранду и, узнав сына, расплылась в широкой улыбке:

– Клари! Привет, дорогой! Входи, родной! Как поживаешь? – Она обхватила его за плечи и поцеловала в щеку.

– Нормально. У вас все в порядке?

Мама приготовила в кухне кофе, уже заправленный в электрическую кофеварку, которую оставалось только включить. Они не виделись полтора месяца, верно? Часы с красной кукушкой открылись, и птица возвестила, что сейчас половина шестого. Кухня была крошечная, безукоризненно чистая и облицована желтым жаростойким пластиком. А как поживает его девушка, Марион, так?

– Мэрилин, – поправил Кларенс, обрадовавшись, что мать не запомнила имя. – С ней все в порядке. – Он снял пиджак и уселся за кухонный стол.

– Что-то случилось?

Кларенс рассмеялся:

– Нет. По-твоему, я приезжаю сюда только когда у меня неприятности?

– Почему ты не привезешь Мэрилин? Ты ее прячешь. – Мать отвернулась от плиты, держа в руках лопаточку. Она настояла на том, чтобы приготовить омлет – а после этого Кларенс поспит, если захочет.

– Ей трудно куда-то выбраться. У Мэрилин нет постоянной работы, она свободный художник. Печатает на машинке. – Надо бы познакомить Мэрилин с родителями. Кларенс предлагал, но Мэрилин немного смущалась. Путешествие в Асторию – мероприятие, требующее долгой подготовки. Он тоже не был знаком с матерью Мэрилин, но та и не настаивала. Родители Мэрилин были разведены.

Мама налила Кларенсу кофе и переключила свое внимание на плиту, продолжая болтать. Нине было сорок девять, блондинка с короткими, от природы вьющимися волосами, которые требовали минимум заботы. Она обладала некоей деловой жилкой, но так и не нашла себя. Одно время она содержала магазин готового платья, потом занималась дизайном, потом открыла на паях с подругой ресторан, но не преуспела ни в одном из этих дел, хотя и не потерпела ни в одном из них полного краха. Теперь в свободное время, которого у нее было не меньше шести часов, в день, она работала в обществе помощи слепым и глухим детям и была готова примчаться куда угодно днем и ночью.

Отец Кларенса, услышав голоса в доме, спустился вниз в купальном халате и шлепанцах. Его звали Ральф, ему было пятьдесят два года, и он работал инженером-электриком на турбинном заводе в десяти милях от дома. Кларенса назвали в честь брата отца, которого тот обожал, а Кларенс никогда не видел, поскольку дядя погиб во Франции во время Второй мировой войны. Кларенсу не нравилось его имя, но могло быть и хуже: хорошо, что его не назвали Перси или Горацием. Он не был близок с отцом, но уважал его. Ральф прилично зарабатывал, выполнял квалифицированную работу, хотя не получил высшего образования, прослушав только соответствующий курс по инженерному делу по вечерам. Отец немало гордился тем, что Кларенс поступил в Корнелл, а не в какой-нибудь Нью-йоркский университет или городской колледж, и Кларенс знал об этом. Он понимал, что его семья пошла ради этого на жертвы, хотя, вероятно, расходы на его образование не заставляли их отказаться от покупки пальто или бутылки виски, если в этом возникала необходимость. Но они могли бы, например, поехать в Европу. Но отец никогда не говорил Кларенсу: «Не мешало бы тебе поработать летом, официантом или водителем такси, чтобы заплатить за учебу», хотя многие родители, даже не стесненные в средствах, говорили своим детям именно так. Кларенс жил в Корнелле, как принц. Его родители давно могли бы переехать в более престижный район на Лонг-Айленде, но они предпочитали копить деньги, чтобы завещать их сыну или, выйдя через восемь лет на пенсию, купить дом в Калифорнии с видом на Тихий океан. Кларенс считал, что его родители безнадежно старомодны, но признавал, что они достойные, честные люди, а в Нью-Йорке не каждый день таких встретишь. Потому-то он и к Рейнолдсам отнесся с таким сочувствием.

– Ну, патрульный Духамель, как жизнь? – спросил отец. – Общаешься с юными правонарушителями, наставляя их на путь истинный?

Кларенс застонал:

– Не все преступники молоды. Кое у кого уже седые виски.

Когда Кларенс начинал работать в полиции, он рассказывал родителям о том, что пытается найти общий язык с «трудными» подростками. Кларенс и правда пробовал это делать в участке на Двадцать третьей улице, но те, кто уже занимался подобной работой (патрульные, трудившиеся в контакте с Бельвью), не хотели принимать новичка. Да хватило бы у него сил для такой работы? Этот вопрос все еще тревожил его. Можно бы, конечно, попытаться еще раз.

Они выпили кофе, и отец закурил сигарету.

– Что привело тебя сюда в такое время? Ты украл у меня целый час сна, – сказал Ральф.

Кларенс ответил, что приехал просто так. Он считал, что нельзя рассказывать родителям о Роважински, потому что стыдился (в тот момент) своей глупости, а поэтому не мог рассказать им и о Рейнолдсах. А ему хотелось бы поговорить о Рейнолдсах, потому что эта пара ему нравилась.

– Надеюсь, тебе сегодня не надо идти на работу, Клари, – сказала мать, подавая его отцу яичницу с двумя кусками аппетитно подрумяненного хлеба.

– Нет, – ответил Кларенс.

– Ты дежурил ночью? – спросил отец.

– Нет, но у меня сегодня свободный день. – Кларенс не хотел рассказывать им, что дежурит с восьми вечера до четырех утра, потому что родители считали, что это самое опасное время. Поэтому он обрадовался, что мама заговорила о соседях.

– Как твоя девушка? – спросил Ральф. – Когда ты нас познакомишь с ней?

– Не знаю, с чего вы относитесь к этому так серьезно!

Кларенс вдруг почувствовал, что очень устал. В нем что-то надломилось. Ему предстояло сделать выбор, и он касался вопроса о том, оставаться в полиции или нет. Он хотел рассказать своим родителям об этом. О Мэрилин и Рейнолдсах. О том, что Мэрилин не нравятся полицейские. О поляке по фамилии Роважински, подонке, которого он упустил. О том, что Мэрилин не хотела выходить замуж за копа, а он все еще служил в полиции, хотя мог уйти оттуда в любой момент, когда пожелает.

– В чем дело, Клари? – спросила заботливо мать.

Кларенс покачал головой.

– Наш мальчик устал, – сказала Нина Ральфу. – Он столько шел пешком. Иди в свою комнату, Клари. – Она протянула ему свою маленькую твердую руку, потом, осознав, что он уже взрослый мужчина, остановилась.

– Я пойду, – сказал Кларенс.

Он видел, что отец внимательно вглядывается в его лицо. Кларенс посмотрел ему в глаза, готовый принять все, что будет сказано. Любой совет. Только о чем? Кларенсу пришло в голову, что его отец чем-то напоминает Эдуарда Рейнолдса. Они были одного роста и веса, и лица обоих сохранили следы увядшей красоты.

Но отец проговорил с неожиданной легкостью:

– Похоже, ты спишь на ходу, верно? И неудивительно. – Он намазал тост джемом и отправил его в рот. – Поговорим потом. Вечером. Ты, надеюсь, останешься у нас.

– Наверное, – автоматически ответил Кларенс.

Через несколько минут он поднялся наверх, почистил в ванной зубы своей щеткой. В его комнате рядом с ванной был наклонный потолок и треугольное окно. Под одним скатом, в углу, стояла кровать, под другим – длинный книжный шкаф, еще забитый приключенческими книжками вперемежку с университетскими учебниками по социологии и психологии, там же было несколько романов: Фицджеральд, Беллоу, Уильям Голдинг. На степе висела фотография Корнеллской баскетбольной команды, где был и он, третий справа в заднем ряду. Давно пора снять ее, подумал Кларенс. Мэрилин стала бы смеяться, она сочла бы это обывательщиной, сказала бы, что это пижонство и детство, хотя фотография была сделана всего пять или шесть лет назад. И дом его родителей показался бы Мэрилин тоже мещанским и скучным, хоть и недостаточно роскошным, чтобы назвать его пижонским. Ладно, они с Мэрилин никогда не станут жить в таком доме, как этот, и в таком месте, как Астория. У них будет квартира в Манхэттене, может быть, домик на севере Коннектикута, если они когда-нибудь сумеют накопить денег.

Простыни были свежие. Кларенс скользнул в постель и наконец-то почувствовал себя в полной безопасности. Неужели служба в полиции – еще один тупик? Как и работа в банке, в отделе кадров? Не все потеряно, конечно, даже если люди вроде капитана Макгрегора и Сантини скажут: «Ты просто не годишься для службы в полиции, Думмель». Беда в том, что он старался и старается и должен был иметь преимущество перед большинством молодых полицейских, потому что окончил университет, но при всем при том опростоволосился самым глупым образом в таком деле, где даже самый тупой коп не допустил бы оплошности: нашел преступника и позволил ему сбежать. И Мэрилин: она не воспринимает его работу всерьез, и Кларенс понимал, что пройдут месяцы, прежде чем он дождется повышения, даже если поступит в Полицейскую академию, как намеревался. И вообще, выйдет ли Мэрилин замуж за копа? «В наше время никто не торопится вступать в брак», – сказала Мэрилин. Кларенс чувствовал, что готов остаться с Мэрилин до конца жизни. Это было что-то особое. Жизнь обретала смысл. Странно, что в прежние дни мужчины, как правило, побаивались вступать в брак, в то время как девушки только и мечтали об этом. Сейчас он хотел жениться – да, чтобы обрести опору – как раз то, к чему обычно стремились девушки... Как только проснется, сразу позвонит Мэрилин. Сегодня вечером они идут в театр...

– Клари?.. Клари?..

Кларенс приподнялся на локте, испуганный и с туманом в голове.

– Клари, прости, что бужу тебя, но тебе звонят из полицейского участка. Они хотят поговорить с тобой.

Кларенс встал. На нем были только трусы, и он схватил с вешалки отцовский халат. Мама уже спустилась вниз, и он слышал, как она говорит:

– Подождите минуточку, пожалуйста, он идет.

Кларенс посмотрел на часы. Без четверти два.

– Алло? Духамель у телефона.

– Привет, Кларенс. Сантини. Мы нашли твоего поляка, Рожинск... ты знаешь.

– Нашли?

– Да, нашли. Послушай... – Долгая пауза, пока Сантини сморкался или, возможно, разговаривал с кем-то другим. – Послушай, ты нам нужен. Знаю, что у тебя сегодня выходной. Мы едва тебя разыскали.

– А в чем дело?

– Ну... поймешь, когда придешь. Роважински здесь, так что подъезжай как можно скорее, хорошо? Скажем, к трем, половине четвертого?

– Да, сэр.

– Что случилось, Клари? – Мать стояла в дверях между верандой и гостиной.

– Мне надо ехать в Нью-Йорк. Немедленно.

– О, Клари! Без завтрака?

Кларенс босиком побежал вверх по лестнице.

– Они хотят, чтобы я был к трем, мам.

Одевшись, он спустился вниз. Мама отрезала для него кусок ростбифа, чтобы он съел его на ходу, без суеты. Кларенс торопливо принял душ, побрился отцовской бритвой.

– Такое нечасто случается, – сказал он матери.

Сантини разговаривал с ним бесцеремонно, и Кларенс решил, что его вызывают только для того, чтобы он опознал Роважински, поскольку он один видел его раньше. Собаку украли неделю назад. Как ужасно и непростительно он подвел Рейнолдсов.

Глава 9

Кеннет Роважински сидел на скамейке около входа в полицейский участок рядом с вертлявым, беспокойным наркоманом, к которому Кеннет из брезгливости старался не прикасаться. Было половина третьего; он провел в участке уже около двух часов и за это время дважды отпрашивался в туалет. Кеннет нервничал. За ним пришли сразу после полудня: один полицейский в штатском. Кеннет до сих пор не понимал, как его нашли. Он выходил в это утро около одиннадцати, чтобы купить фруктов, гамбургер и пару банок пива, а затем вернулся к себе. Конечно, он прихрамывал. И коп, черноволосый парень с толстыми щеками, отвратительно усмехаясь, сказал:

– Я думал, что ты, скорее всего, в каком-нибудь захудалом отеле, и попал в яблочко, разве не так?

Коп без умолку болтал, царапая что-то в своем блокноте, дверь номера была распахнута, и чернокожая горничная, широко разинув рот, смотрела на все происходящее из коридора. Вторжение! Сердце Кеннета учащенно забилось, и с тех пор сердцебиение не прекращалось ни на минуту. Но Кеннет отомстил тому мерзкому полицейскому, который нашел его у миссис Уильямс. Это было не просто утешение, в глубине души Кеннет чувствовал себя победителем. Только бы дождаться этого копа. Глаза Кеннета, бегающие по сторонам, чаще всего останавливались на входной двери, слева от него, потому что он знал, что белокурого копа уже вызвали.

Напротив Кеннета расположился чернокожий полицейский без фуражки и читал комикс, жуя жвачку. Его курчавые волосы начали седеть. Вот чем занимается полиция, тратя деньги налогоплательщиков, получая премии и пенсии, расхаживая с важным видом с пистолетами, пришлепывая штрафные квитанции на машины, получая взятки от игорных домов (которые часто располагались в задних помещениях невинно выглядевших кондитерских) и магарыч от торговцев наркотиками. Упитанные громилы, в основном итальянцы, хотя попадались, конечно, и ирландцы. Итальянец, который пришел в номер Кеннета, очень быстро нашел его деньги, пересчитал их и спрятал в карман. Кеннет видел, что он отдал их в полицейском участке старшему офицеру (еще одному копу), сидевшему за столом в комнате напротив. Тысяча сто двадцать долларов. У Кеннета в кармане осталось одиннадцать долларов и какая-то мелочь. Кеннет не знал, позвонили ли они Эдуарду Рейнолдсу, но скорее всего – да. Сейчас Кеннет не жаждал встречаться с Рейнолдсами, но неустанно напоминал себе, что справедливо презирает подобных типчиков, так чего ему бояться?

Кеннет посматривал на дверь, ожидая появления Рейнолдса или белокурого полицейского и время от времени трогая языком нижний зуб. Это причиняло легкую приятную боль. Наркоман уже по меньшей мере в шестой раз привалился к Кеннету на плечо; тот резко вскочил, и наркоман потерял равновесие и упал плашмя на пол лицом вниз. Кеннет одернул новое пальто и отвел глаза.

Цветной охранник рассмеялся и встал со стула, все еще держа в руках комикс:

– Эй! Может, дать руку?

Кеннет старался не смотреть в их сторону. Наркоман, как старый таракан-прусак, старался перевернуться на спину или хотя бы приподняться. Кеннету захотелось выйти за дверь, но дорогу загораживал толстозадый полицейский: его бедра, расплывшиеся от долгих сидений в барах и кафе, казались шире из-за пистолета, записной книжки, дубинки и наручников, скрытых под кителем; он поднял наркомана и пристроил его на скамье, пробормотав какую-то шутку, чернокожий ухмыльнулся.

Потом по ступенькам поднялся молодой белокурый коп в штатском и, войдя в вестибюль, сразу же увидел Кеннета. Кеннет бросил на него злобный взгляд и остался на месте.

Белокурый коп вошел в кабинет напротив.

Минуты через две он вышел со старшим офицером.

– Вы узнаете этого человека, Думмель? – Офицер указал на Кеннета.

– Да, сэр.

– Манзони сграбастал его в отеле «Георг» в Гринвич-Виллидж, просто проверил во всех отелях, нет ли там хромого пятидесятилетнего мужчины, понятно?

«Манзони, конечно, повезло», – подумал Кларенс, но ничего не сказал.

Они вернулись в кабинет, Кеннета ввели следом.

– Ну вот, Роважински здесь. – Макгрегор переложил какие-то бумаги на столе. – У него нашли одну тысячу сто двадцать долларов, все в десятидолларовых купюрах, точно как выкуп верно? Он говорит, что ты взял пятьсот долларов за то, что позволил ему уйти.

– Да, – твердо сказал Роважински.

– Нет, – возразил Кларенс.

– Он купил кое-какую одежду, ладно. Оплатил счет за два дня проживания в отеле. – Макгрегор засунул большие пальцы под свой ремень. – Думмель, мы не обвиняем тебя, просто спрашиваем. Пять сотен – этих денег не хватает до двух тысяч, понимаешь?

Коп покраснел, заметил Кеннет, как будто и вправду был виноват. Кеннет почти поверил, что коп взял эти деньги. Он мог поверить в это и должен был верить, чтобы стоять на своем.

– Да. И еще мне пришлось доплатить ему триста долларов позднее. Восемьсот всего! – заявил Кеннет в порыве вдохновения.

– Капитан Макгрегор, я даю вам слово... если хотите, обыщите мою квартиру... мой банковский счет... я не получал денег, сэр!

– Не волнуйся так, Думмель.

– Я не волнуюсь, сэр!

– Если ты сказал «нет», значит, нет.

– Благодарю вас, сэр. Вы говорили с мистером Рейнолдсом, сказали ему, что мы нашли Роважински?

Макгрегор нахмурился, на лице появилось озабоченное выражение.

– Нет, нет еще. А вообще-то не знаю, может, Пит сказал ему.

Питом звали Манзони.

– Ему было бы интересно, сэр. И собака. Все дело в собаке, понимаете.

– А, – сказал Макгрегор, – Роважински утверждает, что он сразу сказал тебе, что собака мертва. Это правда, Думмель?

– Конечно неправда! Он заявил, что собака у его сестры на Лонг-Айленде. Так я и сказал мистеру Рейнолдсу.

Молодой офицер так посмотрел на Кеннета, что, казалось, готов был убить его.

– Я говорил вам, – Кеннет выпрямился, – что собака мертва.

– Нет, не говорили! Капитан... капитан Макгрегор, кому вы верите: этому чокнутому или мне?

– Мы пока никому не верим. Успокойся, Кларенс. – Он нажал кнопку звонка на своем столе.

Кеннет стоял гордо, не снимая шляпы. Молодой белокурый полицейский, Думмель, нервничал и запинался, словно у него и правда совесть была не чиста. Он удалился не без удовольствия с пришедшим за ним полицейским. Пижама лежала на койке. Пусть камера. Но он достал Думмеля!

Когда коп запирал дверь камеры, Кеннет сказал:

– Я требую адвоката. Мне ведь не придется платить ему, верно?

Коп бросил с явным пренебрежением:

– Получишь кого-нибудь.

Отвратительный тип! Два крючка на стене вместо вешалки, туалет, раковина. Кеннет помочился. Хотелось есть. Но он запретил себе думать о еде и подошел к двери, пытаясь услышать что-нибудь. Он слышал, как ему показалось, голоса капитана и молодого копа, но не мог попять, о чем они говорят. Жаль. Однако Кеннет был доволен, что занялся Думмелем. Рейнолдс и собака отодвинулись на задний план. Кеннет очень правдоподобно изложил нашедшему его копу их разговор с Думмелем в понедельник днем у миссис Уильямс. Коп сказал, что позвонит миссис Уильямс, и она могла бы, конечно, подтвердить (не важно, какие мерзкие замечания сделает она при этом относительно него самого), что Думмель приходил дважды в тот день и во второй раз притворился, что очень удивлен исчезновением Кеннета.

Глава 10

Когда Манзони и второй полицейский, чье имя Кларенс не знал, вышли из его квартиры, Кларенс шагнул к телефону, но остановился на полпути. Его все еще била дрожь, и он не хотел разговаривать с мистером Рейнолдсом в таком нервозном состоянии. Кларенс закурил сигарету и оглядел свою гостиную-спальню, не видя ничего, не замечая ни грязи, ни беспорядка, который оставили Манзони и его товарищ после обыска в его комнате, чувствуя только стыд. Ящики были наполовину выдвинуты, вещи валялись на полу. Они не стали переворачивать вверх дном всю квартиру, но то, что они вообще явились сюда, было оскорбительно, особенно то, что пришел Манзони, его недруг.

– Тебе понадобились денежки для твоей подружки, Кларенс?

Откуда он узнал о Мэрилин? Или просто имел в виду любую девушку? Они попросили показать им банковскую книжку. Никаких новых крупных поступлений. Даже подушки на кровати перетряхнули.

– Ты не часто появлялся здесь в последнее время, – заметил Манзони. – Где ты спал?

Кларенс ответил, что ночевал несколько раз (по крайней мере, когда не дежурил) у родителей, в Астории. Тут возникла еще одна загвоздка: надо было предупредить мать, чтобы она подтвердила, что он часто навещал их, на случай, если полицейские позвонят ей.

Кларенс набрал номер Рейнолдса. Было около шести.

– Миссис Рейнолдс? Это Кларенс Духамель. Мне очень хотелось бы повидать вас... Да, есть новости, мы поймали Роважински, если вам еще не сообщили из участка. – Им ничего не сообщили. – Я... я лучше расскажу вам, когда приеду. – Кларенс уклонился от прямого ответа. Она, конечно, спросила его о собаке, и он мог сказать ей только то, что она уже знала: надежды нет. – Я сейчас приеду, если можно.

Кларенс поехал в метро, решив таким образом потянуть время. Он хотел, чтобы мистер Рейнолдс оказался дома. Был час пик, самое худшее время на Гранд-Сентрал. Пассажиры шелестели газетами. Какие недовольные, мрачные, невыразительные, задумчивые лица у людей, ожидающих прибытия грохочущего поезда, который умчит их куда-то в темноту. По привычке Кларенс огляделся, чтобы проверить, нет ли поблизости карманников, но потом понял, что руки всех пассажиров так плотно прижаты к бокам, что они просто не могут пошевелиться. Последнего пассажира наконец запихнул в вагон дежурный по станции, и двери захлопнулись. Кларенс вышел на остановке «Сто третья улица» и направился пешком к дому Рейнолдса. Дежурил негр.

К этому времени – было без двадцати семь – мистер Рейнолдс уже добрался до дома.

– Так, значит, этого поляка опять поймали, – сказал мистер Рейнолдс, поздоровавшись в прихожей с Кларенсом. – А что с собакой?

– Поляк теперь говорит... – Кларенс последовал за мистером Рейнолдсом в гостиную. – Добрый вечер, миссис Рейнолдс. – Она стояла у кофейного столика. – Поляк говорит, что... что он убил собаку в тот вечер, когда поймал ее. Он ударил ее камнем по голове.

– Боже мой! – Эд отвернулся, прикрыв ладонью лицо.

– Успокойся, Эдди, – сказала его жена. – Мы ведь почти наверняка знали это, правда?

– Что сделают с этим психопатом? – спросил мистер Рейнолдс.

– Не знаю, сэр. Его надо изолировать. Отправить в сумасшедший дом, я имею в виду.

– Так... он ударил ее по голове. Потом что? Он унес ее? Ее не было там, в кустах. Я смотрел. Никаких пятен крови. Я проверил на следующее утро.

– Он сказал, что унес собаку домой. В свою комнату. Там завернул ее во что-то и... где-то оставил. Не знаю где.

– Похоронил? – Эд издал короткий звук, похожий на смех.

– Эдди. – Голос Греты дрожал.

– Не знаю, сэр, – повторил Кларенс.

Мистер Рейнолдс засунул руки в карманы. Он подошел к окну, его плечи обмякли.

– Странно, что вам не позвонили из полицейского участка, – заговорил Кларенс. – Они нашли большую часть денег у того человека. Он жил в отеле в Виллидж.

– Да черт с ними, с деньгами, – отмахнулся Эд.

Он думал о том, какой на самом деле отвратительный город Нью-Йорк. Ты сталкиваешься с подонками вроде этого каждый день, всякий раз, как едешь в автобусе или в метро. Они выглядят как обычные люди, но это подонки. Его сердце бешено колотилось: он представлял себе, как отрывает у Роважински руки, потом ноги, как хватает его за горло и разбивает ему голову о стену. «Будь моя воля, я бы сделал это», – подумал Эд.

Грета беззвучно плакала, вытирая время от времени слезы. Почти автоматически она положила лед в три стакана, налив в них виски.

Кларенс взял стакан, который она ему протянула.

Эд Рейнолдс медленно подошел к ним, не поднимая глаз.

– А меня теперь обвиняют, – сказал Кларенс, – что якобы я взял пятьсот долларов и позволил Роважински сбежать. Роважински обвиняет меня.

– Да? – удивился Эд.

Это удивило его, но не слишком сильно. Даже если это правда, что с того? Он взглянул в серьезные голубые глаза молодого полицейского. Был ли он серьезен? Честен? Какая разница?

– Я думаю, капитан моего участка не верит, что я взял деньги. Они, конечно, не нашли их при мне. За что я упрекаю себя... – Он остановился, понимая, что, поскольку собака мертва, мистеру Рейнолдсу все равно, правильно или неправильно он действовал и что думает теперь по этому поводу. И действительно, мистер Рейнолдс, наверное, не слышал его слов.

Он тихонько разговаривал со своей женой. Потом обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.

Кларенс почувствовал, что чем быстрее он уйдет, тем лучше. Он одним глотком допил свое виски. Напиток обжег желудок так, что Кларенс вздрогнул и задержал дыхание.

Мистер Рейнолдс смотрел на него с легким удивлением.

Только тогда Кларенс вспомнил, что должен позвонить Мэрилин, чтобы договориться, где им встретиться сегодня вечером. В полдевятого или полдесятого начинается спектакль? Просить у мистера Рейнолдса разрешения было явно неудобно, и Кларенс заторопился еще больше.

– Мистер Рейнолдс, – проговорил Кларенс, – я прослежу, чтобы Роважински получил по максимуму, он получит все, что возможно.

Мистер Рейнолдс не проявил к его словам большого интереса.

– Присядьте, мистер Духамель, – предложила Грета.

Кларенс автоматически протянул ей свой стакан, когда она потянулась за ним. Он осторожно присел на краешек стула. Грета вернула ему стакан с новой порцией выпивки, совершенно не нужной ему.

– Должен признаться, – начал Кларенс, – что мне очень стыдно, что я упустил Роважински в первый раз. Я сказал об этом в своем участке. Моему капитану. Я стыжусь.

– Понятно, – пробормотал Эд, желая одного: чтобы этот парень наконец ушел. – Только что, откровенно говоря, можно сделать с этим поляком? Просто запереть в сумасшедший дом?

Кларенс пожал плечами:

– Я знаю, таких типов теперь поприжали. По крайней мере, их можно привлекать к ответственности. Я имею в виду, штрафовать и заключать в тюрьму. Он не скоро сможет продолжить свои пакости. – Он хотел сказать совсем не то и сам не был уверен в том, что говорил. – Я сделаю все, что смогу. Странно, они подозревают меня, что я взял деньги, хотя это я дал им подробное описание Роважински. Хромой, его легко найти. Но Манзони, тот, который отыскал поляка в отеле в Виллидж... ему, конечно, повезло. Мне хотелось бы самому это сделать. Я... – Кларенс начал рассказывать, что сам провел в Виллидж не одну ночь.

Зазвонил телефон. Эд, казалось, не слышал этого. Грета взяла трубку, потом подозвала мужа.

– Алло? – сказал мистер Рейнолдс. – Да... Да, спасибо. Я слышал.

Кларенс понял, что звонят из полицейского участка: они ждали, когда мистер Рейнолдс вернется домой. Кларенс надеялся, что мистер Рейнолдс не скажет им, что он здесь.

– Да, я так и сделаю, – проговорил мистер Рейнолдс равнодушно.

Они хотели, чтобы он забрал свои деньги. Кларенс начал ощущать действие виски. Как могла жизнь оказаться такой невыносимой? Он поднялся, когда мистер Рейнолдс положил трубку.

– Мне предложили прийти в полицейский участок за деньгами, – объяснил Эд. – Я попросил их прислать чек, но они не могут. Наверное, пойду сейчас.

– Сядь, Эдди, – сказала Грета. – Посиди минутку.

Эд не обратил внимания на ее слова и стал ходить по комнате.

Кларенс хотел предложить проводить мистера Рейнолдса до участка, но понял, что тот, скорее всего, вовсе не хочет идти с ним.

– Мне пора, – сказал Кларенс. – Повторяю еще раз: я прослежу, чтобы хоть какая-то справедливость была соблюдена. Сделаю все, что от меня зависит. – Внезапно его прорвало. – Не думайте, что мне так уж сладко, мистер Рейнолдс: меня обвинили, будто я взял пятьсот долларов за то, что отпустил этого психа! Прямо не обвинили, но подозревают.

– Надеюсь, все образуется, – сказал Эд, которому все это надоело. Лиза, их с Гретой собака, умерла. Эд подумал, что горечь потери вполне сравнима с той, которую он испытал при известии о смерти дочери. Собака, дочь – здесь должна быть громадная разница, однако он чувствовал почти то же. Сейчас, по крайней мере. Он не мог сидеть спокойно, легче было ходить, уставившись в пол. Больше всего на свете он хотел, чтобы полицейский ушел. – Не думаю, что мне захочется увидеть этого поляка, – сказал Эд. – Полагаю, от меня этого не требуется?

– Нет, если вы не хотите, сэр, – ответил Кларенс. – До свидания, миссис Рейнолдс. Спасибо.

Кларенс направился к двери. Даже миссис Рейнолдс не сказала ничего, кроме «доброй ночи», когда закрывала за ним. Кларенс решил доехать на такси до дома Мэрилин, вместо того чтобы искать телефон. Он стыдился себя – своей глупости и слабости, – словно совершил что-то позорное. «Клянусь, я покажу ему», – пообещал он себе.

* * *

Эд Рейнолдс снял в ванной рубашку и вымылся над раковиной. Что он смывал с себя на этот раз?

– Дорогая, я обещаю! – прокричал Эд в ответ на какие-то слова Греты, перекрывая шум бегущей воды. – Я не останусь там больше чем на десять минут. Можешь греть обед.

Эд пошел пешком в полицейский участок. Чернокожий полисмен, как и в прошлый раз, сидел на стуле около двери и равнодушно посмотрел на Эда, когда тот вошел в здание. Эд спросил его, к кому ему обратиться. Его снова направили к капитану Макгрегору.

В комнате кроме Макгрегора было два или три полицейских офицера.

– Эдуард Рейнолдс, – назвался Эд.

– Ах да, – сказал капитан. – Может, присядете?

Эд неохотно сел.

– Похититель вашей собаки, Кеннет Роважински, был обнаружен сегодня в отеле «Георг» на Университетской площади. Примерно тысяча двести долларов в мелких купюрах найдены в его комнате. На его расчетном счете в банке, кажется, около четырехсот долларов... – Макгрегор сверился с бумагой на столе.

Эду стало нестерпимо скучно. Ему сообщили еще кое-какие подробности.

– ...завтра, – говорил Макгрегор. – По крайней мере, мы надеемся, что завтра. Отдел психиатрической экспертизы перегружен работой.

Эд уловил, что завтра кто-то должен прийти в участок, чтобы осмотреть поляка.

Капитан Макгрегор подошел к сейфу и, открыв его, вытащил конверт.

– Вот ваши тысяча двести двадцать долларов, мистер Рейнолдс. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вернуть вам остальное. Сожалею о вашей собаке. – Он положил конверт на край стола.