Текст книги "Все, что остается"

– Ты выглядишь совсем по-столичному, – призналась я, заключая ее в объятия.

– Как я рада видеть тебя, Кей!

Помня о том, как я любила виски, она принесла с собой бутылку «Гленфиддич», которую мы, не теряя времени, тут же открыли. Сидя во внутреннем дворике, мы непрерывно болтали, потягивая вино; а я тем временем хлопотала возле гриля, стараясь зажечь его под открытым сумрачным летним небом.

– Конечно, я немного скучаю по Ричмонду, – сказала Эбби. – Вашингтон – прекрасный город, а здесь так много ухабов. Решив доставить себе немного удовольствия, я купила «сааб», в который однажды кто-то ворвался, разбив декоративные колпаки на колесах и выбив дверцы. Я плачу сто пятьдесят долларов в месяц за стоянку этого проклятого автомобиля, которая находится через четыре квартала от моего дома. И давно не паркуюсь на территории редакции газеты «Пост». Я добираюсь до работы пешком или на служебной машине. Вашингтон определенно отличается от Ричмонда. – А затем, более решительно, добавила: – Но я абсолютно не жалею о том, что уехала отсюда.

– Ты так же работаешь по вечерам? – Кусочки мяса зашипели, когда я засунула их в гриль.

– Нет, теперь по ночам пусть работают другие. Молодые репортеры носятся всю ночь до зари, а я работаю только днем. По вечерам меня беспокоят в исключительно серьезных случаях.

– Я постоянно держала тебя в поле зрения, – призналась я.

«Пост» продают в кафетерии, и, купив ее, я обычно знакомлюсь с публикациями за ленчем.

– Я не всегда бываю в курсе того, каким делом ты в данный момент занимаешься, – призналась она. – Но кое-что все-таки мне известно.

– И именно по этой причине ты оказалась в Ричмонде? – спросила я наугад, поливая маринадом кусочки мяса.

– Именно поэтому. В связи с делом Харви. Я промолчала в ответ.

– Марино совершенно не изменился.

– А ты что, с ним разговаривала? – спросила я, взглянув на Эбби.

С кислой миной она ответила:

– Я старалась поговорить с ним так же, как и с несколькими другими следователями, включая Бентона Уэсли. Но все уходят от этого разговора.

– Может быть, тебе станет легче, если я признаюсь, что со мной тоже никто не обсуждает эти истории. Только это, конечно, не для прессы.

– Ни одно сказанное здесь слово не появится в прессе, – предупредила она серьезным тоном. – Я приехала сюда вовсе не затем, чтобы использовать твое интервью для собственного репортажа. – Затем, немного помолчав, она объяснила: – Я в курсе того, что происходит в Вирджинии. И проявила гораздо больше, нежели мой редактор, интереса к этой истории, начиная с самого момента исчезновения Деборы Харви и ее друга. А сейчас события приняли очень опасный оборот. Очень.

– Это неудивительно.

– Я даже не знаю с чего начать, – сказала она, окинув меня неуверенным взглядом. – Существуют вещи, о которых я никому не рассказывала, Кей. Но меня не покидает чувство, что я кому-то очень сильно мешаю.

– Мне кажется, я не совсем правильно тебя поняла, – ответила я, потянувшись за бокалом с вином.

– Мне иногда тоже кажется, что я сама себя не понимаю, и постоянно задаю себе вопрос: не напридумы-вала ли я себе все это?

– Эбби, ты говоришь загадками. Объясни, пожалуйста, что происходит?

– Глубоко затянувшись и вытащив изо рта сигарету, она начала:

– Я давно уже интересуюсь проблемой смерти молодых парочек. После проведения некоторых исследований и получив кое-какие результаты, я столкнулась с совершенно неадекватной реакцией; я бы даже сказала, с отчаянным нежеланием полиции заниматься этим делом. Я начинаю приводить доводы, а мне буквально связывают руки. А в июне прошлого года ко мне заявился представитель ФБР.

– Что ты сказала? – переспросила я, на минуту перестав поливать жаркое соком, пристально глядя на нее.

– Ты помнишь тот случай, когда в Вильямсбурге убили сразу троих: мать, отца и сына – застрелили насмерть во время ограбления?

– Да, помню.

– Собирая детали дела для более подробного описания этого события в своей газетной статье, я приезжала в Вильямсбург. Ты, наверное, знаешь, что, сворачивая с шестьдесят четвертого километра направо, попадаешь на дорогу, ведущую в Вильямсбург. Свернув же налево от развилки, через двести ярдов оказываешься на Кэмп Пири. Сначала я думала, что свернула не в ту сторону.

– Я тоже пару раз попадала там в такую ситуацию, – призналась я.

Эбби продолжала свой рассказ:

– Я подъехала к телефонной будке, чтобы объяснить дежурной службе, что я свернула не в ту сторону, рассказала что-то о запутанной дороге. Господи! Эти огромные предупреждающие знаки с надписью: «Экспериментальная учебная база сухопутных войск США» или: «Вход на эту территорию сопровождается личным досмотром, равно как и досмотром вашего имущества». Я уже почти приготовилась к тому, что армейская команда СВАТ, состоящая из одетых в камуфляжи неандертальцев, стремглав выскочит из близлежащих кустов и потащит меня прочь.

– Полицейские базовых формирований не слишком дружелюбны, – подтвердила, усмехнувшись, я.

– Не теряя зря времени, я бросилась с того места наутек, – сказала Эбби, – и, по правде говоря, даже забыла потом об этом случае. И потом, через четыре дня, когда в коридоре редакции газеты «Пост» появились высматривающие меня два агента ФБР, я снова вспомнила о нем. Им не терпелось знать, что я делала в Вильямсбурге и зачем приезжала в Кэмп Пири. Очевидно, номер моей машины был заснят на пленку, что и помогло им напасть на след. История загадочная.

– А почему заинтересовалось именно ФБР? – спросила я. – Ведь Кэмп Пири находится в ведении ЦРУ.

– Может быть, потому, что ЦРУ не обладает мощным аппаратом давления в США. Скорее всего, эти два сопляка только изображали из себя агентов ФБР, являясь на самом деле сотрудниками ЦРУ. И можно ли от этих невидимок добиться толку и понять, что же в действительности происходит? Кроме всего прочего, ЦРУ никогда не признавалось в том, что Кэмп Пири является его основной учебной базой. Расспрашивая меня, агенты ни разу не упомянули ЦРУ. Но я смекнула, куда они клонили. И они тоже это поняли.

– О чем еще они спрашивали?

– В основном их интересовало, готовлю ли я какой-нибудь материал о Кэмп Пири, не высматриваю ли какие-то секреты. Я ответила, что если б я намеревалась что-то разузнать украдкой, то сделала бы это в более завуалированной форме, а не поехала прямо к будке дежурного телефона-автомата, и что теперь я непременно подготовлю и опубликую в газете материал о ЦРУ, хотя в тот момент у меня не было репортажей на эту тему.

– Я думаю, что это заявление на них подействовало, – сухо заметила я.

– Они даже глазом не моргнули. Ты же знаешь, что это за типы.

– ЦРУ с маниакальной осторожностью, Эбби, охраняет свои объекты, особенно такие, как Кэмп Пири. Государственным полицейским запрещено появляться там, а вертолетам «скорой медицинской помощи» даже пролетать над их территорией. Никто не имеет права нарушить границу этой территории и оказаться рядом с дежурной будкой без того, чтобы потом не предстать перед судом самого Господа Бога, коим считает себя ЦРУ.

– Но ведь и ты однажды свернула так же, как и я, не в ту сторону, – напомнила она мне. – Тебя ведь не навещали агенты ФБР?

– Нет, не навещали, но ведь я не работаю в редакции газеты «Пост».

Вытащив мясо из гриля, мы прошли на кухню. Накладывая в тарелки салат и наливая вино, я продолжала слушать Эбби.

– После ухода агентов со мной стали происходить очень странные вещи.

– Например?

– Мне кажется, мои телефоны прослушиваются.

– Почему ты так решила?

– Все началось с моего домашнего телефона. Разговаривая, я постоянно слышала какой-то посторонний звук. То же самое, особенно в последнее время, стало происходить на работе. Как только я оказываюсь на связи, меня ни на минуту не покидает чувство, что кто-то слушает мой разговор. Это нелегко объяснить, – сказала она, нервно передвигая стоявшие на столе предметы из столового серебра. – Какая-то грозная тишина; в общем, как бы ты ее ни определила, она постоянно присутствует.

– А что еще странного ты заметила?

– Еще кое-что было несколько недель назад. Когда я находилась в штате Коннектикут, рядом с местечком Дюпон Секл, и стояла около Национальной аптеки в ожидании одного человека, с которым я должна была встретиться в восемь часов вечера, а затем посидеть в каком-нибудь тихом местечке, чтобы за обедом взять у него интервью для моей очередной статьи, я вдруг увидела одного молодого человека. Аккуратно подстриженный, одетый в джинсы и ветровку, он имел довольно приятную наружность. Пока я в течение пятнадцати минут стояла на углу, он дважды прошел мимо меня. Потом я заметила его снова, когда мы входили в ресторан вместе с тем человеком, встреча с которым у меня состоялась. Я понимаю, что, возможно, это звучит странно, но я постоянно чувствовала себя объектом наблюдения.

– Ты когда-нибудь раньше встречалась с этим человеком?

Она отрицательно покачала головой.

– А больше ты его не видела?

– Нет, – ответила Эбби. – Но это еще не все. Что-то непонятное творится с моей почтой. Я живу в многоквартирном доме. Все почтовые ящики находятся внизу, в коридоре. Я стала получать корреспонденцию с абсолютно бессмысленными почтовыми штемпелями.

– Если бы ЦРУ вскрывало твою почту, они бы сделали это так аккуратно, что ты вряд ли заметила какой-нибудь изъян.

– Я же не говорю, что кто-то вскрывает конверты. Но в нескольких случаях и моя мать, и корректор заверяли меня в том, что они отправили послание в определенный день, а когда я наконец получала его, то обнаруживала, что дата на штемпеле совершенно не соответствует времени отправки. Письма приходят слишком поздно: в течение нескольких дней, а иногда целую неделю приходится ждать корреспонденции. Я просто теряюсь в догадках. – Эбби помолчала. – Конечно же, можно было сослаться на неумелую работу почтовых клерков, но, принимая во внимание те странные вещи, которые происходят со мной в последнее время, мне не приходится удивляться.

– С чего бы это им понадобилось прослушивать твой телефон, следить за тобой или вскрывать твою почту? – иронично спросила я.

– Если бы я это знала, я бы давно что-нибудь предприняла. – Наконец она принялась за еду. – Как вкусно, – сказала Эбби. Но, несмотря на сказанный комплимент, ела не очень охотно.

– А не может быть так, – спросила я со всей откровенностью, – что эта твоя встреча с агентами ФБР и эпизод в Кэмп Пири просто сделали тебя излишне подозрительной?

– Очевидно, так оно и есть. Послушай, Кей, я ведь не пишу о какой-то тайне за семью печатями. В Вашингтоне ежедневно происходят убийства. Но по-настоящему серьезные дела творятся именно у вас. Скажем, эти настоящие и возможные убийства молодых парочек. Я проявила любопытство – и попала в беду. Что ты думаешь по этому поводу?

– Я даже не знаю, что сказать, – ответила я, испытывая неловкость при воспоминании о сделанном Бентоном Уэсли за день до ее приезда предупреждении.

– Мне известно, что убитые парочки находят потом разутыми, – сказала Эбби.

Ничего не ответив, я даже не выказала удивления, хотя знала, что ни одному из репортеров не сообщали подробности этого дела.

– Это же ненормально, когда восемь убитых людей находят в лесу, без обуви и без носков, лежащими ничком где-нибудь в глуши либо внутри стоящей на отшибе машины.

– Эбби, – тихо начала я, наполняя вином наши бокалы. – Ты же знаешь, что я не могу раскрывать подробности этого дела даже тебе.

– Тебе не известно ничего, что помогло бы мне найти ключ к разгадке всех этих историй?

– По правде говоря, мне кажется, что я гораздо меньше информирована, чем ты.

– Это о чем-то уже говорит. Убийства продолжаются уже два с половиной года, а ты знаешь меньше меня.

Тут я вспомнила слова Марино: «Кто-то прикрывает свою задницу». Страх все больше овладевал мною, когда я думала о Пэт Харви и предстоящих слушаниях в Конгрессе.

– Пэт Харви – очень знаменитая личность в Вашингтоне.

– Мне это известно.

– Я могу тебе сказать гораздо больше того, что ты можешь почерпнуть из газет, Кей. В Вашингтоне высокого гостя на выборах приглашают на вечер, подчеркивая тем самым его значимость. А может быть, и того больше. При составлении списка самых знаменитых гостей миссис Харви всегда занимает почетное место «первой леди». Ходят слухи, что на следующих президентских выборах Пэт Харви успешно завершит дело, начатое Джеральдино Фераро.

– Ты полагаешь, она может занять кресло вице-президента? – с сомнением в голосе спросила я.

– Это только слухи. Я очень скептически отношусь к ним, но думаю, что, если нам предстоят выборы нового президента от республиканской партии, миссис Харви имеет все шансы на то, чтобы занять место среди членов кабинета и стать министром юстиции, при условии, конечно, что она сумеет сохранить самообладание.

– Это будет не так-то легко, учитывая свалившееся на ее голову несчастье.

– Проблемы личного характера определенно могут разрушить ее карьеру, – согласилась Эбби.

– Конечно, могут, если все время думать о своем несчастье. Но, взяв себя в руки и стараясь как-то пережить свое горе, можно еще крепче закалиться и стать еще более полезной людям.

– Знаю, – ответила она, глядя на наполненный вином бокал. – Я, например, никогда бы не уехала из Ричмонда, если бы не случившееся с Хенной несчастье.

Незадолго до того, как я заняла место главного медицинского эксперта в Ричмонде, была убита сестра Эбби, Хенна. Это происшествие нас сблизило, и мы стали подругами. А через несколько месяцев Эбби получила назначение в редакцию газеты «Пост».

– Мне по-прежнему нелегко возвращаться в Ричмонд, – сказала Эбби. – По правде, я здесь впервые с того времени, как покинула этот город. Утром, проезжая мимо дома, в котором я жила, я еле удержалась, чтобы не постучаться в дверь и попросить теперешних жителей впустить меня в дом. Не знаю, почему, но мне очень хотелось подняться наверх в комнату Хенны, чтобы стереть из памяти ту ужасную ночь и вспомнить что-нибудь хорошее. Мне казалось, что дом был пуст; а может быть, кто-то и находился в нем. Но было выше моих сил заставить себя постучать туда.

– Когда это действительно понадобится, ты переломишь себя, – ответила я, и мне очень хотелось рассказать Эбби о том, как я вчера весь вечер возилась во дворике. Раньше мне трудно было даже сделать шаг в ту сторону. Но это могло стать ничтожной частностью, да и, ко всему прочему, Эбби ничего не знала о наших отношениях с Марком.

– Сегодня утром я разговаривала с отцом Фреда Чини, – поделилась Эбби. – После этого я встречалась с членами семьи Харви.

– А когда выйдет твоя статья?

– Думаю, не раньше выходных. Мне предстоит проделать немало работы, написать краткий библиографический очерк о Деборе и Фреде и еще какие-нибудь детали, которые, возможно, мне удастся откопать во время моего расследования, особенно в связи с пропавшими ранее четырьмя другими парами.

– А что ты можешь сказать о семье Харви, исходя из той вашей утренней встречи?

– Я даже толком не поговорила с Бобом. До моего приезда он успел покинуть дом со своими двумя сыновьями. Боб не очень жалует репортеров. И, кроме того, я полагаю, что статус «мужа Пэт Харви» накладывает на него определенный отпечаток, поэтому он никогда не дает интервью газетам.

Отодвинув в сторону откусанный лишь наполовину кусок мяса, Эбби потянулась за сигаретой. Курила она еще больше прежнего.

– Я очень обеспокоена состоянием Пэт. Мне кажется, что за одну только прошедшую неделю она постарела лет на десять. И это не странно. Л абсолютно убеждена в том, что у нее есть какая-то информация и что она обладает собственной версией по поводу случившегося с ее дочерью несчастья. И именно это предположение подогревает мое любопытство. Мне очень интересно знать, не запугивали ли ее по телефону или не посылали ли ей писем с угрозами. Но она отказывается давать интервью кому-либо, даже полиции.

– Не понимаю, почему она ведет себя так неблагоразумно.

– А я понимаю, – ответила Эбби. – Мне кажется, что, пока остается хоть малейшая надежда вернуть Дебору домой целой и невредимой, Пэт Харви самому Господу Богу не расскажет свои секреты.

Поднявшись, я начала убирать со стола.

– Знаешь, свари мне, пожалуй, немного кофе, – попросила Эбби, – а то я усну за рулем.

– Когда ты хочешь уехать? – спросила я, загружая тарелки в посудомоечную машину.

– Скоро. До того, как я отправлюсь обратно в Вашингтон, мне предстоит побывать еще в двух местах.

Наполнив водой кофеварку, я вопросительно взглянула на нее.

– Хочу поехать в местечко «Семь-одиннадцать», где останавливались Фред и Дебора по дороге из Ричмонда, – ответила Эбби.

– Откуда тебе это известно? – прервала я ее объяснения.

– Я разузнала это у водителя грузовика, который слонялся вокруг зоны отдыха в ожидании команды, когда будет можно отбуксировать джип. Он подслушал разговор полицейских о найденной в портфеле квитанции. Я прошла огонь и воду, чтобы узнать, где находится это местечко под названием «Семь-одиннадцать» и имя продавщицы, дежурившей в тот роковой вечер. Некая Элен Джордан работала с четырех дня до двенадцати часов ночи, с понедельника до пятницы.

Я восхищалась Эбби, подумав о том, что она недаром завоевала большое количество наград за свои исследовательские репортажи.

– Что ты надеешься услышать от этой дежурной?

– Такое опасное предприятие, как это, напоминает мне поиски клада старых мастеров. Я не буду знать ни ответов, ни даже вопросов до тех пор, пока не начну расспрашивать.

– Мне кажется, тебе не стоит слоняться по вечерам, Эбби.

– Если хочешь, можешь снабдить меня дробовиком и отправиться вместе со мной, – пошутила она.

– Не думаю, что это будет хорошей затеей.

– Кто знает, может быть, ты верно рассуждаешь. Как бы там ни было, но я решила поехать с ней вместе.

Глава 4

Ярко светящаяся разноцветными огнями вывеска «Семь-одиннадцать» была видна уже за полмили. Таинственная, красно-зеленая, она сама по себе ни о чем не говорила. Мне показалось, что я вдруг отчетливо услышала избитую папину фразу: «И ради этого твой дед покинул Верону?»

Это было его любимым выражением, когда он, читая утреннюю газету, кивал головой в знак неодобрения. В первый раз он произнес ее, когда какой-то тип с восточным акцентом обслужил нас кое-как, подчеркнув то, что мы вовсе «не были истинными американцами». Отец повторял эту фразу каждый раз, когда читал о вызовах присяжных заседателей для участия в судебном заседании по разбирательству чьих-то недобросовестных поступков, употребления наркотиков или разводов. Когда я была еще ребенком, отец держал небольшую бакалейную лавку, и каждый раз, обедая вечером в кругу семьи, он рассказывал о своих делах, одновременно расспрашивая нас о наших успехах. Он прожил совсем мало и умер, когда мне исполнилось лишь двенадцать лет. Но я была абсолютно уверена в том, что, будь он жив, он не одобрил бы существования дежурных магазинов. Он бы сказал, что ночи, воскресенья и праздники даны людям вовсе не для того, чтобы стоять за прилавком или, закусывая буррито, мчаться куда-то в машине. В такое время нужно быть дома, с семьей.

Свернув на выездную дорогу, Эбби снова проверила зеркала. А менее чем через сто футов она уже подъезжала к стоянке «Семь-одиннадцать» и, как мне показалось, слегка оживилась. Не считая одного стоявшего возле входа с двойными стеклянными дверьми «фольксвагена», мы были единственными посетителями.

– Ну, наконец-то добрались до берега, – облегченно вздохнула Эбби, выключив зажигание. Последние двадцать миль нам не встретилось ни одной машины.

– По крайней мере, хотя бы это нам известно, – сказала я.

Ночь была туманная, небо беззвездное, а воздух теплый, но очень влажный. Мимо нас прошел молодой человек с двенадцатибаночной упаковкой пива в то время, как мы входили внутрь.

Яркими огнями по углам горели видеоавтоматы, а молодая продавщица пополняла прилавок сигаретами. Ей было не более восемнадцати. Пряди белокурых волос обрамляли ее личико, а тоненькая фигурка была затянула жакетом в оранжево-белую клетку и черными джинсами. У нее были длинные ярко-красные ногти, а когда она обернулась к нам, я поразилась строгим, почти суровым чертам ее лица. Она была похожа на мотоциклиста, который без всяких тренировок сразу же пересел на «Харлей-Дэвидсон».

– Вы Элен Джордан? – спросила Эбби. Продавщица сначала удивилась, а затем настороженно спросила:

– Да, а зачем вам мое имя?

– Эбби Торнбулл, – протягивая руку, по-деловому представилась Эбби. Элен Джордан ответила ей слабым рукопожатием. – Я из Вашингтона, – добавила Эбби. – Газета «Пост».

– А какая «Пост»?

– Вашингтонская газета «Пост», – уточнила Эбби.

– Понятно. – Со скучающим видом она ответила: – У нас есть в продаже эта газета. Она перед вами. – Сказав это, она указала на тощую стопку газет, лежавшую на прилавке рядом с дверью.

Воцарилась неловкая пауза.

– Я репортер газеты «Пост», – объяснила Эбби. Глаза Элен зажглись огоньком любопытства.

– Вы не шутите?

– Никаких шуток. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов.

– Для какой-нибудь статьи?

– Да. Я делаю репортаж, Элен, и мне действительно нужна твоя помощь.

– А что вы хотите знать? – спросила она, облокотившись на прилавок. В этот момент, как бы осознавая свою значимость, Элен вдруг стала очень серьезной.

– Я хочу задать тебе вопрос относительно той парочки, которая останавливалась здесь в прошлую пятницу, вечером. Молодой человек с девушкой, приблизительно твоего возраста. Они приехали в это место вскоре после девяти часов вечера, купив в вашем магазине упаковку с шестью банками пепси и какие-то другие вещи.

– А, это та пропавшая парочка, – сказала Элен, на этот раз оживившись. – Знаете, я бы никому не посоветовала останавливаться в этом месте. Когда нас принимают на работу в магазин, первое, о чем нас предупреждают, это то, что никто не имеет права пользоваться душем. Что касается лично меня, то я бы не возражала предоставить душевые таким посетителям, как девушка с парнем. Мне самой было ее жалко. Я хочу сказать, что мне было понятно ее состояние.

– Я уверена, что все именно так и было – сочувственно ответила Эбби.

– Представляю, как неловко она себя чувствовала, когда, купив тампаксы, попросила воспользоваться душем. Ведь ее парень стоял рядом. Лучше б я ей разрешила.

– А откуда тебе известно, что это был ее парень? – спросила Эбби.

Немного смутившись, Элен ответила:

– Я просто предполагаю. Они постоянно были вместе и, казалось, были очень влюблены друг в друга. Это же заметно со стороны, особенно если обращаешь внимание. А я тут одна, дежурю целые сутки. У меня глаз наметан. Взять, например, замужние пары. Они постоянно по дороге заглядывают в наш магазин, а детей оставляют в машине. Большей частью это люди уставшие, которые не очень-то ладят между собой. А пара, о которой вы спрашиваете, так мило обращалась друг с другом.

– Они больше ничего не просили у тебя, кроме комнаты отдыха?

– Мы немного побеседовали, – ответила Элен. – Так, ни о чем. Я задала им самые обычные вопросы, о хорошей погоде, о том, куда они едут.

– Они тебе сказали? – спросила Эбби, делая пометки в своем блокноте.

– Что?

– Они сказали тебе, куда они едут? – повторила Эбби, заглядывая ей в глаза.

– Они сказали, что едут на пляж. Это я хорошо помню, потому что я еще им позавидовала, сказав, что, когда нормальные люди едут на отдых, я вечно торчу здесь. Тогда я поссорилась со своим парнем, поэтому мне было ужасно досадно.

– Да, я понимаю, – дружелюбно заметила Эбби. – Расскажи мне поподробнее, как они вели себя, Элен. Может быть, тебе что-то бросилось в глаза?

Подумав немного, она ответила:

– Ага. Они были замечательной парой, только очень спешили. Наверное, потому, что девушке побыстрее хотелось принять душ. Я очень хорошо запомнила, как вежливо они отреагировали на мой отказ. Знаете, много людей приезжают сюда и спрашивают про душ. А когда им отказываешь, они становятся такими грубыми и чего только от них не услышишь в ответ.

– Ты упомянула о том, что направила их на стоянку зоны отдыха, – сказала Эбби. – Ты можешь точно вспомнить, что ты им тогда говорила?

– Конечно. Я им сказала, что недалеко находится стоянка. Надо только немного подать назад и держать курс на Восточную улицу 1-64, и тогда уже через пять-десять минут они точно приедут в назначенное место.

– А ты никого не заметила рядом, когда разговаривала с ними?

– Здесь много людей ходило туда и обратно, много путешественников. – Затем, помедлив, она добавила: – Помню, сзади сидел мальчишка и играл на автоматах в «Пэк мэн». Какой-то малолетний пройдоха; он вечно тут ошивается.

– А больше никого не было рядом с прилавком возле этой пары? – спросила Эбби.

– Там стоял один молодой человек. Он вошел сразу за этой парой. Сначала он просматривал журналы, а затем заказал чашку кофе.

– И это все происходило во время твоей беседы с ними? – неустанно продолжала выуживать подробности Эбби.

– Да. Я помню, что он был вежлив, очень дружелюбно спрашивал о чем-то дружка той девушки и нахваливал джип. Парочка приехала в красном джипе, ну, знаете, одна из таких машин, которая привлекает всеобщее внимание. Машина была припаркована прямо перед дверями магазина.

– А что было потом?

Элен присела на стул, стоявший рядом с кассовым аппаратом.

– Ну, так много чего было. Вошли еще какие-то посетители. Ушел тот парень, пивший кофе, а после, спустя, может, пять минут, уехала и парочка.

– А вот тот парень с кофе, он стоял возле прилавка и слышал, как ты направляла парочку к стоянке зоны отдыха? – допытывалась Эбби.

Нахмурившись, девушка ответила:

– Затрудняюсь вспомнить. Кажется, он просматривал журналы, когда я им советовала поехать туда. Потом девушка спустилась к одному из проходов поискать то, что ей было нужно, подошла обратно к прилавку как раз в тот момент, когда этот человек расплачивался за кофе.

– Ты заметила, что парочка уехала где-то через пять минут после ухода того человека, – продолжала Эбби. – А чем они в это время занимались?

– Ну, пару минут у нас заняла процедура покупки, – ответила она. – Девушка поставила на прилавок упаковку с шестью банками «Куур». А я, проверяя ее кредитную карточку, обнаружила, что ей нет двадцати одного года, поэтому не продала ей пиво. Она совершенно спокойно отнеслась к этому, вроде даже засмеялась. Знаете, нам самим смешно. Что касается меня, я тоже пробовала пиво, и что тут такого? Ну, как бы там ни было, пришлось ей заменить пиво на упаковку содовой. Потом они уехали.

– Ты не могла бы описать того человека, который покупал кофе?

– Подробно, конечно, вряд ли.

– Ну, он чернокожий или белый?

– Белый. Кажется, брюнет. Волосы черные, может быть, темно-каштановые. Возраст – лет тридцать с небольшим.

– Высокий или низенький, толстый или худой? Элен, посмотрев в конец зала, ответила:

– Пожалуй, среднего роста. С хорошей фигурой, но не очень крупный.

– А у него не было усов или бороды?

– Кажется, нет… Хотя подождите минутку.

По ее внезапно засиявшему лицу было видно, что она вспомнила некоторые подробности.

– У него были короткие волосы. Ну да. Помню, я еще подумала, не военный ли это. Знаете, здесь крутится столько военных; они постоянно заглядывают сюда по дороге в Тайдвотаз.

– А что еще в его внешности было примечательного, что заставило тебя подумать о том, что он военный? – спросила Эбби.

– Не знаю. Может быть, манера поведения. Это нелегко объяснить; только если ты часто встречалась с военными, ты сразу сможешь их отличить от гражданских. Большинство из них, например, имеют татуировки.

– У этого молодого человека тоже была татуировка? Огорченно вздохнув, она ответила:

– Я не заметила. – Как он был одет?

– Хм…

– Ну, костюм, галстук, – подсказала Эбби.

– Нет, на нем не было костюма с галстуком. Ничего особенного. Скорее всего, он был одет в джинсы или черные брюки, а сверху была накинута куртка с «молнией»… Правда, я не очень уверена.

– Может быть, ты случайно заметила, на каком автомобиле он приехал?

– Нет, не знаю, – ответила она без колебания. – Я не видела никакой машины. Скорее всего, он припарковался где-то поодаль.

– А ты обо всем рассказала, когда полиция приезжала к тебе с расспросами, Элен?

– Да, – ответила она, наблюдая за стоянкой перед входом в магазин, куда только что подкатил фургон.

– Я им рассказала все то же самое, что и вам. Ну, кроме, конечно, всяких мелочей, которые мне было трудно вспомнить тогда.

В зал вошли два подростка, неторопливой походкой направившись к игровым автоматам. Элен, повернувшись в нашу сторону, намекнула, что ей нечего больше сказать, поскольку она и так выложила нам все, что знала.

Очевидно, Эбби была того же мнения.

– Спасибо, Элен, – поблагодарила она, сделав шаг от прилавка. – Репортаж появится в субботу или в воскресенье. Так что можешь познакомиться с ним.

Мы вышли на улицу.

– Пора смываться отсюда, пока она не закричала, что все сказанное ею не было предназначено для печати.

– Я очень сомневаюсь в том, что она вообще читает газеты, – ответила я.

– Знаешь, меня больше всего удивляет то, что полицейские не приказали ей держать язык за зубами.

– А может быть, они и приказали, но она не смогла удержаться от соблазна увидеть свое имя в прессе.

Восточная улица 1-64 зоны отдыха, куда продавщица направила Дебору и Фреда, была совершенно безлюдна, когда мы туда подкатили.

Эбби припарковала машину спереди автоматического газетного киоска, и в течение нескольких минут мы сидели молча. Стоявший прямо перед нами небольшой падуб был освещен серебристым светом включенных фар, а горевшие в темноте сквозь туманную дымку лампы казались размытыми белыми пятнами. Будь я одна, я ни за что бы не вылезла из машины и не попросила комнату отдыха.

– Страшно, – прошептала Эбби, затаив дыхание. – Господи, неужели в этом месте всегда по вторникам так безлюдно, или просто опубликованное сообщение о случающихся здесь по вечерам происшествиях отпугнуло всех от этого места.

– И то и другое не исключено, – ответила я. – Только я уверена, что здесь не могло быть так же пустынно в тот вечер, в пятницу, когда сюда подъезжали Дебора и Фред.

– Они, наверное, припарковались на нашем месте, – задумчиво сказала она. – Может быть, тут и были люди, если учесть, что начинались выходные в преддверии праздника Дня труда. Может, именно в этом месте они повстречались со своей бедой, с этим отпетым мерзавцем.

– Если учесть, что здесь были посетители, то рядом должны были быть припаркованы машины, – сказала я.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросила она.

– Если предположить, что именно здесь Дебора и Фред повстречали кого-то, а затем этого кого-то впустили в свой джип, то где же тогда находился автомобиль неизвестного? Или он пришел сюда пешком?