Текст книги "Все, что остается"

Я обратила внимание Мореля на эту деталь.

– Сколько бы я ни ездил с проверкой на место происшествия, всегда находил сигаретные бычки, – ответил он.

Меня просто распирало от любопытства, на скольких же вызовах ему удалось побывать. Но мне почему-то думалось, что их по пальцам можно было сосчитать.

– Похоже, кусочек бумаги отлупился от кончика фильтра рядом с тем местом, где заканчивался табак, – сообщила я свои наблюдения, но, не дождавшись ответа, стала дальше разрывать грязный пласт земли.

Уже наступила ночь, когда мы, закончив работу, направились к машинам. А за нами следовала мрачная процессия полицейских с носилками в руках, оранжевый брезент которых прогибался под тяжестью взваленных на них трупов. У расчищенной от леса немощеной дороги подул резкий северный ветер, превращая капли дождя в мелкий град. Моя темно-синяя служебная машина-пикап была оборудована под катафалк. Расположенные в задней части машины и вмонтированные в покатый пол зажимы фиксировали носилки так, чтобы они не соскальзывали во время транспортировки. Расположившись подальше от руля, я немного пригнулась, так как в это время в машину залезал Марино. Фотографы и телеоператоры засняли на пленку момент, когда Морель закрывал дверцу пикапа. Один неунимавшийся репортер принялся стучать в окно, и мне не оставалось ничего другого, как захлопнуть дверцу машины.

– Упокой, Господи, их души. Не дай Бог, чтобы меня когда-нибудь еще вызвали на разборку подобного, – воскликнул Марино, поворачиваясь лицом к исходившему от печки потоку теплого воздуха.

Я объехала несколько рытвин.

– Слетелись, как воронье, – сказал он, наблюдая через боковое зеркало за стремительно направлявшимися к своим машинам журналистами. – Какой-то идиот проболтался об этом деле по радио. Скорее всего, это был Морель. Тупой осел, если бы он попал в мою команду, я бы ему не поручил ни одного мало-мальски серьезного задания, а доверил бы лишь склад, на котором выдают униформу, или расположенный в информационном отделе телефон.

– Ты не помнишь, как отсюда можно попасть обратно на Шестьдесят четвертую? – спросила я.

– Держись левее расположенной спереди развилки. Дерьмо, – выругался он, с шумом открыв окно, и потянулся за сигаретой. – Очень приятно ехать в закрытой машине вместе с разложившимися трупами.

Через тридцать миль мы достигли здания морга, в ворота которого я позвонила, предварительно открыв заднюю дверцу своей машины. Находившаяся в нише дверь морга резко заскрипела, заливая ярким светом гудронированное шоссе. Наклонившись, я отворила пикап. Выкатив носилки, мы внесли их в морг, где нас встречала группа врачей-экспертов. Спустившись к нам на лифте, они приветливо заулыбались, едва взглянув на наш груз. Располагавшиеся на носилках холмики с очертаниями человеческих тел были таким же привычным для них зрелищем, как и крематорий. При виде капающей крови и отвратительного запаха ты чувствуешь себя настолько мерзко, что единственным желанием остается поскорее покинуть это место.

Вытащив ключ, я открыла висевший на двери из нержавеющей стали замок, а затем стала искать ярлычки, чтобы пометить тела до размещения их на двухъярусном катафалке и оставить затем на ночь.

– Ты не возражаешь, если я побуду здесь до завтра? Хочешь узнать результаты опознания? – спросил Марино.

– Было бы неплохо.

– Не сомневаюсь, что это они. Не может быть, чтобы это был кто-то другой.

– По-видимому, ты прав, Марино. А чем занялся сейчас Уэсли?

– Уэсли уже едет обратно в Квантико затем, чтобы, упершись флорегеймскими ботинками в свой огромный стол, принимать результаты экспертизы по телефону.

– А мне казалось, что вы были друзьями, – осторожно заметила я.

– Да, были. Но наша жизнь полна неожиданностей, доктор. Чем-то напоминает мои постоянные сборы на рыбалку, когда, согласно всем прогнозам, погода обещает быть замечательной, но, как только я спускаю на воду лодку, тут же начинается моросящий, холодный дождь.

– Ты до конца недели работаешь в вечернюю смену?

– Да, и, кажется, не в последний раз.

– Не хочешь ли пообедать со мной в воскресенье вечером, где-нибудь часиков в шесть или полседьмого?

– Да, наверное, смогу, – ответил он, отведя глаза, прежде чем я заметила в них неизмеримую тоску.

Я слышала, что его жена еще до Дня благодарения вернулась обратно в Нью-Джерси ухаживать за своей умирающей матерью. С тех пор мы часто обедали с Марино, но он очень неохотно рассказывал мне о своей личной жизни.

Одевшись в спецкостюм для вскрытия, я направилась к шкафчику, в котором хранились мои личные, необходимые мне вещи, а также сменная одежда на случай какой-нибудь грязной в гигиеническом отношении работы. Я чувствовала себя так, как будто меня окунули в нечистоты; смрадом были пропитаны моя одежда, кожа и волосы. Быстро набив пластмассовый мусорный бак одеждой и прикрепив к нему записку для смотрителя с просьбой отправить утром содержимое бака в химчистку, я отправилась в душ, под которым стояла продолжительное время.

Одним из многочисленных данных мне психологом Анной советов после отъезда Марка в Денвер был совет выработать противодействие тому огромному ущербу, которому я ежедневно подвергала свое здоровье в процессе работы.

– Физические упражнения, – не переставала постоянно повторять Анна эти два магических слова. – Тогда у тебя улучшится аппетит, сон, да и общее самочувствие. Думаю, что тебе просто необходимо снова заняться теннисом, – советовала она.

Последовав ее совету, я испытала весьма неловкое состояние. Последний раз я держала в руках ракетку, будучи подростком. Если у меня и раньше не получались удары слева, то теперь, по прошествии десятилетий, дела обстояли еще хуже. Раз в неделю я брала уроки тенниса, занимаясь им исключительно по вечерам, чтобы поменьше испытывать на себе любопытные взгляды праздных компаний, собирающихся на вечеринки. Они имели обыкновение встречаться на трибунах спорткомплекса клуба «Вествуд Рокет».

После работы я едва успела доехать до клуба, переодеться в спортивный костюм и, достав из шкафа ракетку, отправиться на корт. Здесь за пару минут перед тренировкой я разминала свое тело с помощью эспандера, наклоняясь всем корпусом и доставая руками до кончиков пальцев ног. Кровь начинала циркулировать все быстрее.

Из-за зеленой шторки появился тренер по имени Тед с двумя корзинами мячей на плечах.

– Услышав последние новости, я даже не надеялся увидеть вас сегодня вечером на корте, – сказал он, устанавливая корзину на пол и одновременно снимая с себя теплый жакет. Всегда веселый, с шоколадным загаром, Тед постоянно встречал меня улыбкой и остротами. Сегодня же он пребывал в совершенно подавленном настроении.

– Мой младший брат был знаком с Фредом Чини. И я его знал, правда, не очень хорошо. – Пристально глядя на теннисистов, тренировавшихся на расположенных немного поодаль площадках, Тед добавил: – Фред был замечательнейшим парнем. Просто не могу себе представить… Да, мой брат был потрясен этим известием. – Нагнувшись вперед, он вытащил несколько мячей. – Если хотите знать, я очень огорчен тем, что в прессе упоминается только имя Деборы. Такое впечатление, что только она была превосходной девушкой, и происшедшее с Фредом не было так уж ужасно. – Затем, немного помолчав, он сказал: – Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду.

– Да, я понимаю, – ответила я. – Но, с другой стороны, вся семья Деборы Харви находится под пристальным наблюдением общественности, и им ни за что не дадут возможности побыть наедине со своим горем, учитывая положение, которое занимает мать Деборы. С какой стороны ни посмотри на эту проблему, вся она пронизана несправедливостью и вместе с тем трагизмом.

Посмотрев мне в глаза, Тед промолвил:

– Вы знаете, я немного по-другому смотрю на эту проблему. Но вы абсолютно правы. Быть знаменитостью – не такое уж веселое занятие. Как бы там ни было, я думаю, вы сюда пожаловали совсем не затем, чтобы часами стоять, выслушивая меня. Что мы сегодня будем отрабатывать?

– Удары снизу. Погоняйте меня хорошенько из угла в угол, чтобы отучить навсегда от курения.

– На эту тему я не буду больше читать вам лекций, – сообщил он, направляясь к центральной части натянутой сетки.

Отступив к основной линии, я нанесла первый удар. Ничего худшего я и представить себе не могла: мой первый удар справа ничем не отличался от сплошных двойных бросков.

Физическая усталость – очень приятное чувство – быстро сменилась ощущением суровой жизненной реальности, когда я, не успев переступить порога собственного дома и раздеться, услышала телефонный звонок.

Звонила разъяренная Пэт Харви.

– Сегодня были найдены два трупа. Почему мне об этом не сообщили?

– Личность найденных трупов еще не установлена, кроме того, я еще не проводила медицинскую экспертизу, – ответила я, садясь на край кровати и сбрасывая теннисные тапочки.

– Я слышала, что найдены два трупа: мужчины и женщины.

– Да, именно так оно и есть.

– Пожалуйста, скажите, есть хоть какая-то надежда на то, что это не они? – спросила она.

Я ничего не ответила.

– О, Боже, – прошептала она.

– Миссис Харви, я не могу утверждать…

Она прервала меня дрожащим голосом, у нее явно началась истерика.

– Полиция сообщила мне, что была найдена сумка с водительскими правами Деборы.

«Это работа кретина Мореля», – подумала я.

Стараясь успокоить ее, я сказала:

– Мы не можем установить личность найденных трупов только по наличию документов.

– Это же моя дочь!

Я ждала, что дальше пойдут угрозы и богохульства. Сколько раз мне приходилось испытывать на себе подобные высказывания из уст других родителей, которые в обычной жизни были вполне приличными цивилизованными людьми. Я решила как-нибудь успокоить Пэт Харви.

– Личность найденных тел пока не установлена, – повторила я.

– Я хочу видеть ее.

«Только через мой труп», – подумала я про себя.

– Тела не могут быть идентифицированы чисто визуальным способом.

У Пэт Харви перехватило дыхание.

– Если вы нам поможете, мы уже завтра точно установим личность, в противном же случае на это уйдет несколько дней.

– Что от меня требуется? – спросила она дрожащим голосом.

– Мне нужны флюорографические снимки, карта дантиста Фреда и все, что имеет отношение к медицинской карте Деборы, которые вы можете предоставить нам.

Она промолчала в ответ.

– Вы сможете проконтролировать этот вопрос?

– Конечно, – ответила она. – Я немедленно займусь этим.

В этот момент мне казалось, что она раздобудет все имеющиеся в наличии медицинские карты Деборы еще до рассвета, даже если ей придется поднять на ноги половину врачей города Ричмонда.

На следующий день, срывая полиэтиленовую обертку с макета анатомического строения тела человека, стоявшего в ОСМО, я услышала доносившийся из зала голос Марино.

– Я здесь, – громко напомнила я о себе.

Заглянув в комнату, он окинул ничего не выражающим взглядом макет скелета, кости которого были скреплены проволокой, а крючок на макушке черепа прикреплен к планке в форме буквы эль.

Скелет был выше меня, и ноги его свисали над деревянной подставкой с колесами.

Собирая со стола деловые бумаги, я спросила:

– Не хочешь ли помочь мне откатить его?

– Собираешься взять доходягу на прогулку?

– Его надо спустить вниз, а зовут его Хареш, – ответила я.

Кости и небольшие суставы скелета потихоньку постукивали, когда Марино провожал меня к лифту в сопровождении оскалившегося компаньона, привлекая внимание и вызывая усмешки некоторых моих сослуживцев. Хареша беспокоили нечасто, извлекая его из угла лишь в тех случаях, когда цели его похитителя были продиктованы не слишком серьезными намерениями. Помню, как в июне прошлого года, войдя утром, в день своего рождения, в офис, я застала Хареша сидящим на моем стуле, в очках и лабораторном халате, с зажатой между зубами сигаретой. Как мне потом рассказывали, один наш рассеянный врач с верхнего этажа прошел мимо, поздоровавшись со скелетом, и не заметил ничего подозрительного.

– Только не утверждай, что он разговаривает с тобой, когда ты работаешь здесь, внизу, – пошутил Марино, закрывая двери лифта.

– Он разговаривает на каком-то своем языке, – заметила я. – Я, например, считаю, что гораздо полезнее иметь под рукой этот макет, чем какие-нибудь схемы.

– А почему у него такое имя?

– Очевидно, много лет назад, когда его только приобрели, здесь работал патологоанатом, имя которого было Хареш. Этот скелет индийца, мужчины приблизительно сорока лет или чуть старше.

– Это те самые индийцы, которые, подобно жителям района Бигхорн, рисуют себе пятна на лбу?

– Так поступают все живущие в районе реки Ганг, – ответила я, когда наш лифт остановился на первом этаже. – Индусы разбрасывают пепел умерших по всей реке, веря в то, что они смогут таким образом сразу попасть на небеса.

– Даю голову на отсечение, этот скелет уже не попадет туда.

Хареш снова загремел своими костями и суставами, как только Марино вкатил его в анфиладу предназначенных для вскрытия комнат.

Поверх белой простыни, разостланной на первом, изготовленном из нержавейки, столе, находились останки Деборы Харви: серые, грязные кости, комки грязных волос и связки, такие жесткие и прочные, как кожа для обуви. Зловоние было хоть и сильным, но все-таки выносимым, поскольку я сняла с трупа одежду. Плачевное состояние девушки еще более усугублялось присутствием Хареша, выцветшие кости которого не имели ни единой царапины.

– Мне нужно сказать тебе несколько вещей, – предупредила я Марино. – Но первое, о чем я тебе попрошу: все сказанное мною останется между нами.

Закурив сигарету, он с любопытством посмотрел на меня.

– Хорошо.

– Не может быть и речи, чтобы идентифицировать их личности, – начала я, укладывая ключицы по обе стороны черепа. – Сегодня утром Пэт Харви привезла снимки зубов и медицинские карты… – Сама, лично? – перебил он, удивившись.

– К сожалению, – ответила я. – Я никак не ожидала, что Пэт Харви самолично приедет сюда со снимками своей дочери. Очень грубый просчет с моей стороны, который мне, похоже, не забыть никогда.

– Неужели подняла шум? – спросил он. И не ошибся.

Подкатив на своем «ягуаре», она нелегально припарковала машину у обочины тротуара и появилась в здании, требуя чего-то плачущим голосом. Испуганные появлением столь высокопоставленной особы, работники службы приема гостей сразу же впустили ее, и миссис Харви начала повсюду разыскивать меня. Я думаю, она бы и до морга добралась, если бы один наш администратор не перехватил ее в лифте и не провел в мой кабинет, куда я вошла несколькими минутами позже. Она сидела выпрямившись, с белым как мел лицом. Прямо сверху на столе лежали свидетельства о смерти, файлы с обстоятельствами смерти, фотографиями судебно-медицинской экспертизы и срез колото-ножевой раны, помещенный в сосуд с немного окрашенной кровью формалиновой жидкостью. Внутренняя часть двери была увешана запятнанной кровью одеждой, которую я намеревалась отнести наверх после проходившего днем процесса дачи показаний. Высоко взгромоздившись на ящик с картотекой, два макета восстановленной лицевой части неопознанных женских голов очень напоминали сделанные из гипса человеческие головы.

Вынести увиденное было выше ее сил. У миссис Харви закружилась голова от реалий окружающей действительности.

– Морель принес также медицинскую карту дантиста, принадлежавшую Фреду Чини, – сообщила я Марино.

– Выходит, что это действительно Фред Чини и Дебора Харви?

– Да, – ответила я, направив его внимание на прикрепленные к кадодкопу рентгеновские снимки.

– Это вовсе не то, что я думаю. – Лицо Марино вытянулось от удивления, когда он увидел пятно между затемненными контурами поясничных позвонков.

– Дебору Харви убили выстрелом из пистолета, стоя сзади нее справа и целясь ей прямо в середину спины. Пуля, раздробив спинной позвонок и цветоножку, застряла прямо в спинном хребте. Вот здесь, – показала я ему это место.

– Что-то я не вижу, – сказал Марино, нагнувшись поближе.

– Этого ты не можешь видеть, но дырку ты видишь?

– Да, я вижу много дырок.

– Это дырка от пули. А другие дырки – каналы или отверстия для сосудов, снабжающих кровью костный мозг.

– А где ты увидела эти подножки?

– Цветоножки, – терпеливо продолжила я свои объяснения. – Я их не нашла. Скорее всего, они раздроблены и лежат где-нибудь в лесу. Пуля вошла, но не вышла. Выстрел был направлен в спину в области живота.

– Тебе удалось обнаружить дырки от пуль на одежде?

– Нет.

Рядом на столике лежал пластмассовый поднос, на который я положила документы Деборы, одежду, украшения и красную сумку из нейлона. Я аккуратно приподняла прогнившие лохмотья хлопчатобумажного свитера.

– Как видишь, – сказала я, – задняя часть свитера находится в ужасном состоянии. Большая часть материи сгнила или была разодрана хищниками. То же самое можно сказать о поясе ее джинсов сзади, и это нормально, поскольку именно эти части ее одежды были бы окровавлены. Другими словами, отсутствует именно тот участок ткани, где должна была быть дырка от пули.

– А что ты скажешь о расстоянии? У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– Как я уже сказала, пуля осталась в теле. Этот факт наводит меня на мысль о том, что мы имеем дело не с контактной огнестрельной раной. Но точно сказать все-таки нельзя. Что касается калибра оружия, опять-таки мы можем только предполагать: тридцать восьмой, судя по размеру входного отверстия. Сейчас мы не можем что-либо утверждать до тех пор, пока я не вскрою позвоночник и не отнесу пулю наверх, в лабораторию огнестрельного оружия.

– Странно, – заметил Марино. – Ты еще не начинала заниматься Чини?

– Рентгеновские снимки показали отсутствие пули в его теле. Но вскрытие я еще не производила.

– Странно, – повторил он снова. – Несовпадение. В тех, предыдущих, случаях жертвам не стреляли в спину.

– Да, это так, – согласилась я.

– Отчего же она умерла?

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»? – Марино вопросительно посмотрел на меня.

– Эта рана не приводит к мгновенному фатальному исходу, Марино. Поскольку пуля не прошла прямо навылет, аорта не была рассечена поперек. Если бы это произошло на уровне поясницы, то уже через несколько минут наступила бы смерть от кровоизлияния. Примечательно то, что пуля рассекла связки, вызвав мгновенную парализацию всей нижнепоясничной части туловища. И, конечно же, кровеносные сосуды были повреждены. Она истекала кровью.

– Сколько времени она еще продолжала жить?

– Несколько часов.

– Может быть, ее хотели изнасиловать?

– Трусы и бюстгальтер у нее были в порядке, – ответила я. – Но это не исключает возможность нападения с целью изнасилования. Может быть, ей потом разрешили одеться, предполагая расстрелять ее сразу после изнасилования.

– И зачем ей было снова одеваться?

– Если тебя насилуют, – сказала я, – и насильник приказывает тебе снова одеться, ты прежде всего надеешься на то, что останешься живой. Это чувство надежды руководит тобой, и ты подчиняешься негодяю, потому что в противном случае он может изменить свое решение.

– Что-то здесь не то, – нахмурился Марино. – Я думаю, доктор, что здесь произошло не изнасилование, а что-то другое.

– Это же сценарий. Я сама не знаю, что здесь случилось… С уверенностью я могу утверждать лишь то, что вся ее одежда была в полном порядке: она не была разорвана или порезана ни изнутри, ни снаружи, все было застегнуто. Ну а что касается семенной жидкости, то найти ее после столь долгих месяцев просто нереально. – Вручив ему листок бумаги и карандаш, я добавила: – Пока ты здесь, поработай немножко за меня карандашом.

– Ты будешь обо всем этом рассказывать Бентону? – спросил он.

– Буду, но не сейчас.

– А Морелю?

– Конечно же, я скажу ему о том, что девушку застрелили, – ответила я. – Если предположить, что выстрелы производились автоматическим или полуавтоматическим оружием, то патронная гильза должна быть на месте преступления. Если полицейским захочется обнародовать все данные, то пусть они это делают сами. А я не собираюсь давать кому-либо интервью по поводу обнаруженных мною деталей.

– А как же миссис Харви?

– И она, и ее муж знают результаты опознания. Я позвонила чете Харви и мистеру Чини сразу после того, как подтвердились результаты идентификации. И я не собираюсь кому-либо что-то рассказывать до тех пор, пока не будет произведена экспертиза.

Когда я отделяла левые ребра от правых, они тихонечко потрескивали, напоминая мне игрушку лудильщика.

– По двенадцать ребер с каждой стороны, – начала диктовать я. – Противоречит легенде о том, что у женщины на одно ребро больше, чем у мужчины.

– Да ну? – удивился Марино, отрывая свой взгляд от листка бумаги.

– Ты что, никогда не читал Книгу Бытия? Марино озадаченно смотрел, как я раскладывала ребра по обеим сторонам позвоночника.

– Нет? Не беда, – сказала я.

Затем я начала выискивать глазами мелкие кости запястья, которые больше напоминали камни, обитавшие в притоках реки или на огороде. Не так-то легко рассортировать левые и правые кости, и тут-то макет скелета может оказать неоценимую помощь. Пододвинув скелет поближе и оперев о край стола его костлявые руки, я начала сравнивать. То же самое я проделала с периферическими и приближенными к центру фалангами пальцев рук.

– Похоже, что на правой руке у нее отсутствует одиннадцать косточек, а на левой – семнадцать, – сообщила я.

Марино сделал запись.

– И сколько же всего отсутствует костей?

– Кисть руки содержит двадцать семь костей, – заметила я, продолжая работать. – Именно благодаря этому она обладает необычайной гибкостью. И именно благодаря этой гибкости кисти рук мы можем рисовать, играть на скрипке, а также любить друг друга с помощью нежных прикосновений. Они обеспечивают нам возможность самозащиты.

Только на следующий день я окончательно убедилась в том, что Дебора Харви пыталась отразить нападение насильника, вооруженного не только огнестрельным оружием.

Установилась более теплая погода, прекратился дождь, и полиция весь день занималась просеиванием почвы. Примерно около четырех часов дня Морель доставил в мой офис несколько небольших костей, добытых на месте обнаруженных ранее трупов. Пять костей принадлежали Деборе. На дорсальной поверхности левой, приближенной к центру, фаланги, или, проще, поверх левой ладони на самых длинных костях указательного пальца я обнаружила небольшой, величиной с полдюйма, порез. Когда ты обнаруживаешь повреждения кости или ткани, то прежде всего в твоей голове возникает вопрос: когда появилась рана – после или перед смертью? Не зная о том, что такие побочные явления могут возникать и после смерти, можно наделать серьезных ошибок.

У сгоревших в огне людей происходит длительное кровоизлияние и деформация костей. Поэтому почти всегда напрашивается вывод: сначала жертву изувечили, а затем подожгли дом, чтобы скрыть следы преступления. На самом же деле ушибы и ранения образуются в результате чрезмерной жары уже после наступления смерти. Выброшенные на пляж морской волной или выловленные со дна рек и озер тела утопленников часто выглядят так, как будто бы сумасшедший убийца изуродовал лицо, половые органы, руки и ноги жертвы. В действительности же виновником всех этих безобразных ран являются рыбы, крабы, черепахи и другие обитатели водной стихии. Остатки скелета и конечности обгладывают, жуют, разрывают на части крысы, канюки, собаки и еноты. Четвероногие хищники, птицы и рыбы наносят непоправимый ущерб телу, слава Богу, уже мертвой жертвы. Затем природа начинает новый цикл своего развития. Из пепла в пепел. Из праха в прах.

Порез на близлежащей фаланге пальцев Деборы Харви был очень аккуратный, узкий и длинный, который нельзя было сделать зубами или когтями. Этот порез оставлял много пищи для размышлений и подозрений; не исключалась также и возможность того, что я сама рассекла кость, неосторожно задев ее скальпелем во время работы в морге. В среду вечером полиция опубликовала результаты проведенного опознания, сообщив: найдены трупы Деборы Харви и Фреда Чини. В течение двух следующих суток было так много телефонных звонков, что служащие клиники просто не успевали выполнять свою работу. Теперь вся их работа свелась к ответам на многочисленные телефонные звонки. В то время как я находилась в морге, моя секретарша Роза отвечала всем, включая Бентона Уэсли и Пэт Харви, что вопрос еще находится в стадии завершения.

Я закончила работу только в воскресенье вечером. Кости Деборы и Фреда были очищены от плоти, сальности и сфотографированы во всевозможных ракурсах. Опись наличествующих костей тоже была завершена. Укладывая их в картонную коробку, я услышала звонок. Спешивший через холл дежурный открыл дверь анатомички. В дверях стоял Марино.

– Ты что, здесь ночуешь? – спросил он. Взглянув на него, я с удивлением заметила, что его пальто и волосы были совершенно мокрыми.

– На улице снег. – Сняв перчатки, он поставил свою портативную рацию на край стола, где производилось вскрытие.

– Вот и все, что мне требовалось, – произнесла я, вздохнув.

– Я мчался сюда, как ищейка. Проезжая мимо и увидев твою машину на стоянке, я понял, что ты собираешься здесь работать до рассвета.

Отрезая длинную ленту, чтобы запечатать ею коробку, я сказала:

– Мне казалось, что ты работаешь в дневную смену в эти выходные.

– Да, и я был уверен, что ты пригласишь меня к себе.

Помолчав с минуту, я посмотрела на него удивленным взглядом, но, вспомнив о приглашении и посмотрев на часы, стрелки которых показывали полвосьмого, пробормотала:

– О нет, Марино. Извини.

– Ну ладно, не извиняйся. Все равно мне надо было решить с тобой два вопроса.

Мне всегда было ясно, когда, Марино лгал. В этот момент он старался не смотреть мне в глаза и лицо его покрывалось румянцем. То, что он заметил, проезжая мимо, мою машину на стоянке, не было случайностью.

Он просто искал меня повсюду и, конечно, не затем, чтобы вместе пообедать; в его голове, по-видимому, крепко засела какая-то мысль.

Облокотившись на стол, я приготовилась внимательно выслушать его.

– Если хочешь знать, Пэт Харви в конце недели ездила в Вашингтон для того, чтобы встретиться с Директором, – сказал он.

– Это Бентон тебе сказал?

– Да, Бентон. Он тщетно старался связаться с тобой по телефону, а «царица наркотиков» пожаловалась, что ты не отвечаешь на ее телефонные звонки.

– Я вообще никому не отвечала на телефонные звонки, – уныло ответила я. – Я была слишком перегружена работой и, кроме того, не собираюсь давать объяснения по этому поводу.

Глядя на стоящую на столе коробку, Марино сказал:

– Тебе же известно, что Дебору застрелили, было совершено убийство. Чего же ты ждешь?

– Я не знаю, как убит Фред Чини, или есть ли хотя бы малейшая вероятность смерти на почве наркотиков. Сейчас я дожидаюсь результатов анализов на содержание в крови токсинов. Я не намерена обнародовать какиелибо детали до тех пор, пока в моих руках не будут находиться эти отчеты и пока я не поговорю с Весси.

– С тем парнем из Смитсоньена?

– Да, я утром встречаюсь с ним.

– Удачной тебе поездки.

– Ты не объяснил, зачем Пэт Харви приезжала к Директору.

– Ей устроили обструкцию в парламенте, она обвиняет в этом ФБР и твой офис. По-моему, миссис Харви сильно увязла в дерьме. Требует, чтобы ей показали доклад о результатах вскрытия, полицейские отчеты и другие документы. Она грозит судом и обещает всех поднять на ноги, если ее требования не будут выполнены немедленно.

– Ну это уж слишком!

– Бинго[2]2
  Жаргонное восклицание. Здесь в значении «вот именно».


[Закрыть]. Но если хочешь знать мое мнение, доктор, тебе все-таки следует позвонить Бентону поздно вечером.

– Почему?

– Я просто не хочу, чтобы ты сгорела, объятая пламенем.

– Что ты такое говоришь, Марино? – спросила я, развязывая свой хирургический халат.

– Чем больше ты будешь избегать ответов именно сейчас, тем больше будешь подливать масла в огонь. Со слов Бентона я понял, что миссис Харви убеждена, что все мы являемся участниками какого-то заговора и находимся под чьим-то прикрытием.

Поскольку я не отвечала, он спросил:

– Ты меня слышишь?

– Да. Я слышала все до единого сказанные тобою слова. Он приподнял коробку.

– Невероятно то, что внутри этой коробки находятся два человека, – удивился он.

Это действительно было невероятно. Коробка по размерам не намного превосходила габариты микроволновой печки и весила десять-двенадцать фунтов. После того как Марино уложил ее в багажник моего автомобиля, я тихонько прошептала:

– Спасибо тебе за все.

– Что?

Я знала, что он меня услышал; просто ему очень хотелось, чтобы я снова повторила эту фразу.

– Я очень ценю твое мнение и заботу обо мне, Марино. Я говорю это совершенно искренне. И мне так жаль, что наш обед не состоялся. Может быть, когда-нибудь я смогу освободиться от дел.

Шел сильный снег, а Марино, как всегда, был без головного убора. Включая двигатель и печку обогревателя, я глядела на него и удивлялась тому, как успокаивающе он действовал на меня. И хотя Марино чаще, чем кто-либо другой, нервировал меня, я все равно не могла представить, что бы я без него делала.

Закрыв дверцу моей машины, он сказал:

– Ты у меня в долгу.

– Semifreddo di cioccolato[3]3
  Полуохлажденный шоколад (ит.).


[Закрыть].

– Мне нравится, когда ты говоришь гадости.

– Десерт. Это же моя специальность, ты, негодник. Шоколадный мусс с дамскими пальчиками.

– Дамские пальчики! – Он пристально уставился в сторону морга, на лице его было отвращение.

Казалось, я никогда не дотащусь до дома. Еле передвигая ноги по заснеженной дороге, я так сильно старалась сосредоточиться, что, когда я наконец добралась до кухни, наполнила свой бокал вином, голова моя просто раскалывалась. Закурив, я позвонила Бентону Уэсли.

– Что ты мне можешь сказать?

– Дебора Харви была убита выстрелом в спину.

– Морель мне сообщил уже об этом. Он сказал, что пуля была необычная, девятимиллиметровая.

– Да, это так.

– А что ты скажешь насчет парня?

– Я не знаю причину его смерти. Жду результаты анализов на содержание токсинов в его организме. И кроме того, мне надо переговорить с Весси из Смитсоньена. На сегодняшний момент два вопроса ожидают своего решения.

– Чем больше ты будешь тянуть с окончательным решением, тем лучше.

– Простите, я не расслышала.

– Я повторяю, чем больше ты будешь тянуть с вынесением окончательного решения, тем лучше, Кей. Я не хочу, чтобы отчеты судебно-медицинской экспертизы стали известны кому-либо, особенно Пэт Харви. Никто не должен знать о том, что Дебору Харви застрелили…

– Неужели семья Харви еще не знает?

– Когда Морель сообщил мне об этом, я строго наказал ему молчать. Только поэтому семье Харви об этом еще ничего не известно. Полиция также держит язык за зубами. Родителям известно лишь то, что их дочь и Фред Чини мертвы. Надеюсь, никаких других подробностей обстоятельств смерти ты никому не рассказывала?