Текст книги "Укротить беспокойное сердце"

Глава 7

«Мелодеон» открылся 15 октября 1881 года. В программе значилось семь выступлений: вокальный дуэт сестер Парсон, комики Лиланд и Прайс, комический куплетист Дэнни О'Нэйл, исполнитель романсов Альфред Моррисон, пародистка Миллисент Пил, танцевальная группа Макквайеров, «Фиск и его компания» – номер с дрессированными собачками. Среди них не было известных актеров, так как ангажировать их не позволял бюджет, выделенный Хэйзом. Но Ник выбрал лучшие номера из всего просмотренного за несколько дней и остался весьма доволен проделанной работой. В газете поместили еще одно объявление о торжественном открытии сезона в театре «Мелодеон» и опубликовали программу, которую можно прийти посмотреть всей семьей. По городу расклеили афиши.

Лора стояла перед театром, кутаясь в теплую пелерину, – было холодно и ветрено. Теперь здание выглядело привлекательно, не то что в первый день их приезда! Все готово к открытию, вечером – премьера.

Лора волновалась и радовалась как ребенок. Как пережить сегодняшний день, а особенно вечер? Она направилась к главному входу и вдруг почувствовала, как ее радость улетучивается. Лора увидела Хариет Хэйз, племянницу Альфреда, которую он предложил им взять на работу в качестве кассирши и ассистента.

Хариет была хорошенькой девицей с пышными каштановыми волосами, собранными сзади в пучок локонов, дерзким взглядом черных глаз и пухлыми розовыми губами. Лора считала эту девчонку ленивой, заносчивой и абсолютно бесполезной в работе. Самое противное, что как только она видела Ника, то начинала строить ему глазки и кокетничать с ним.

Когда Лора как-то пожаловалась на нее, Ник только пожал плечами.

– Что я могу поделать? Она племянница Альфреда, а он за все платит, и это его театр, Лора. Постарайся ужиться с ней как-нибудь.

Лора понимала, что ничего не поделаешь, но тем не менее сердилась. Несправедливо, думала она, мириться с бестолковой девчонкой да еще платить ей деньги из своего кармана практически ни за что. При этом она ни разу не призналась себе, что беспокоит ее явный интерес Хариет к Нику. Как раз сейчас у Лоры с мужем были великолепные отношения: занятый с утра до позднего вечера, он уже не уходил на свои мальчишники, каждую ночь они были вместе. Правда, в конце дня оба валились с ног от усталости и мечтали только об одном – поесть и лечь спать. Но Ник всегда был при ней и к тому же трезвый.

Сейчас Лора кивком головы приветствовала Хариет. Та посмотрела на нее каким-то непонятно торжествующим взглядом, тоже кивнула и прошла к себе в кассу. Лора заметила, что щеки девчонки алели румянцем, а волосы были растрепаны. Но это обстоятельство не вызвало у нее никаких подозрений – ей предстояло заняться более важными делами.

Лоре некоторое время пришлось разыскивать Ника. Он оказался в одной из театральных уборных и неожиданно радостно бросился к ней, обнял и закружил по комнате. Потом страстно поцеловал жену в губы.

Она, смеясь, отстранилась.

– Что это на тебя нашло, дорогой? И что ты делаешь тут, за кулисами?

– Я весь в предвкушении премьеры! А здесь я прилаживал зеркало. Молли Парсон пожаловалась, что оно шатается. Не дай Бог свалится и разобьется!

Лора продолжала улыбаться, но у нее мелькнула мысль, будто Ник что-то скрывает, – когда он притворялся, то всегда становился слишком шумным и суетливым.

Неприятное чувство усилилось, когда Лора, обведя взглядом комнату, заметила на старом кресле в углу кружевной носовой платочек. Она сразу узнала его – Хариет! У нее все внутри сжалось, и мучительное подозрение закралось в душу.

Лора подошла к креслу и взяла платок в руки.

– Похоже, тут была Хариет, – сказала она, показывая его Нику. – Не помню, чтобы я посылала ее за чем-нибудь за кулисы.

Ник усмехнулся и пожал плечами.

– Знаешь, ты права насчет нее, Лора. Эту девушку невозможно найти, когда она нужна, и я подозреваю, что она где-то пристраивается, чтобы поспать. Значит, она облюбовала себе эту уборную. Хорошо бы, конечно, от нее избавиться, но пока мы ничего не можем поделать.

Пока он говорил, Лора внимательно смотрела ему в глаза, но не обнаружила никаких признаков того, что он говорит неправду. Ей отчаянно хотелось верить ему.

Вечером «Мелодеон» выглядел празднично. Зал был ярко освещен, все сияло и сверкало, как и предсказывала Лора когда-то. Вычищенный занавес казался роскошным, благо, в многочисленных складках незаметны потертые места.

За кулисами участники представления в гриме и костюмах толпились в ожидании начала. В зале внизу Лора, одетая в новое синее платье, наигрывала на фортепиано попурри из известных мелодий, пока публика рассаживалась по местам.

Первым номером значилось выступление сестер Парсон, двух пышных молодых блондинок. Они пели очень хорошо и были тепло приняты публикой.

Лора поначалу сильно волновалась, но потом, когда услышала громкие аплодисменты, расслабилась и стала играть увереннее. Ей в пару Ник нанял пожилого музыканта, Теда Лоури, умевшего играть на нескольких музыкальных инструментах, которые он выбирал в зависимости от характера номера. Лоре Тед пришелся по душе, с ним она быстро сработалась, уважала его за талант. В этот вечер у них все шло гладко. Вскоре программа была исчерпана, и Лора удивилась, что представление так быстро закончилось.

Когда публика покинула театр, Лора и Ник прошли в свой маленький кабинет, находившийся в глубине фойе. Лора подсчитала выручку и радостно обратилась к Нику.

– Посмотри, – она протянула ему листок с цифрами, – сколько получилось! А у нас завтра еще представление. Слушай, если мы будем каждый раз получать столько же, то скоро разбогатеем!

Ник рассмеялся и поцеловал ее.

– Не хочется разочаровывать тебя, любовь моя, но так каждый раз не будет. Сегодня суббота, а по рабочим дням столько народу не придет. Но даже если мы выручим хотя бы половину или треть таких денег, как сегодня, это будет нормально. А ты не посчитаешь сейчас, сколько мы должны отдать на зарплату и с чем останемся?

Лора с готовностью склонилась над столом.

– Ну смотри. Парсонам – сорок в неделю, Лиланду и Прайсу – столько же. О'Нэйлу – двадцать пять, Моррисону – тридцать, Миллисент – тридцать, Макквайерам – сорок, Фиску – тридцать. Все вместе… получится двести тридцать пять долларов в неделю для исполнителей. Потом – Хариет и Тед, текущие расходы, наши зарплата… Так…

Она сосредоточенно все подсчитала и радостно взглянула на Ника.

– О, да нам еще остается приличная прибыль, Ник! Как здорово, дорогой!

Весь последующий год все шло неплохо, и Лора вполне могла считать себя счастливой, если бы не несколько проблем, омрачавших ее жизнь. Одна из них – Хариет Хэйз, которая стала еще более ленивой и наглой.

Как от помощницы толку от нее не было никакого. Найти ее, когда она нужна, невозможно, ничего поручить нельзя – все равно не сделает. Кроме того, и в деньгах Хариет проявляла неаккуратность, выручка у нее редко сходилась с количеством проданных билетов. Вдобавок она все время крутилась возле Ника, что не могло не раздражать Лору.

Стояла холодная зима – обычное дело на востоке страны, но Лора, выросшая в теплой Калифорнии, никак не могла к ней привыкнуть. Куда бы она ни шла, всегда надевала шубу, варежки и теплый шарф, но все равно мерзла. Ник подшучивал над ней, называя эскимоской, а она отвечала, что чувствует себя так, будто живет на Крайнем Севере. Дома она тоже старалась одеваться потеплее.

В театре почти всегда был аншлаг, они прославились на весь город и стали весьма популярны. Но странно: чем успешнее шли дела, тем Ник становился все более беспокойным. Лора старалась понять, что так волнует мужа, спрашивала его, но он всегда уходил от ответа, отшучивался или делал вид, что не понимает, о чем речь. Он снова стал исчезать по вечерам, иногда даже не дождавшись конца представления, и Лоре приходилось самой подсчитывать выручку и вести бухгалтерию. На ее замечание он отвечал, что нет никакой необходимости делать одно простое дело вдвоем. Вполне логично, но уходил-то всегда он, а Лора оставалась одна.

Еще Лору беспокоило то обстоятельство, что она никак не может забеременеть. Насколько ей известно, это всегда происходит легко у молодых женщин, даже после одной ночи, но у них с Ником ничего пока не получалось.

Лора мечтала иметь ребенка от Ника и считала, что именно сейчас, когда они так хорошо обустроились, было бы очень кстати родить. Она следила за собой, хорошо питалась, старалась не переутомляться, но ничего не помогало. Лора не касалась этой темы в разговоре с Ником, чтобы не огорчать его, потому что была уверена: он так же мечтает о ребенке, как и она.

Единственный человек, которому она доверяла все свои тайны и проблемы, была Констанс. Лора регулярно с ней переписывалась, так как очень ценила мнение подруги, а кроме того, знала, что может написать ей о чем угодно, та никогда не будет шокирована откровениями, поэтому Лора от нее ничего не скрывала.

Констанс аккуратно отвечала на все ее вопросы и была рада их с Лорой дружеским отношениям. Правда, Лора подозревала, что той нравится роль наставницы в делах любви и супружеских отношений, но советы она дает всегда очень дельные, поэтому к ней стоит обратиться. Констанс стало известно и про Хариет, и она предложила Лоре поговорить по-дружески с Альфредом Хэйзом, рассказать ему откровенно о его племяннице и ее поведении.

«В конце концов, – писала Констанс, – если ты так и не поставишь его в известность о том, что недовольна работой его племянницы, он решит, что все хорошо. Не следует быть слишком эмоциональной в разговоре с ним, просто вежливо и спокойно скажи, что ты не удовлетворена тем, как девушка работает. Используй свои женские чары, это всегда помогает. Изобрази из себя бедную, перетрудившуюся, слабую женщину, которой требуется помощь, и хотя существует ассистентка, она совсем ничего не делает. Лора, ты должна наконец понять, что в этом мире, принадлежащем мужчинам, женщине приходится хитростью достигать своей цели».

Лора подивилась этому совету и не приняла его. Конечно, Констанс знает, что говорит, но сама мысль о необходимости разыгрывать спектакль перед Альфредом Хэйзом казалась ей бесчестной и порочной. Притворяться – это не по ней. Даже стараясь заполучить Ника в мужья, она никогда не прикидывалась, не хитрила, всегда была такой, какая она есть на самом деле.

Почему считается невозможным в открытую поговорить с мужчиной, выложить все свои карты, как, например, поступил бы другой мужчина? Но женщина почему-то должна быть изобретательной. Нет, такой подход только осложнит дело, надо продумать наперед, что сказать Альфреду Хэйзу и как это лучше сделать, чтобы он выслушал ее и посочувствовал. Все-таки, если это единственное средство избавиться от Хариет, она переступит свою гордость и послушается совета Констанс.

Тем не менее до разговора с Хэйзом так и не дошло, потому что прежде, чем он состоялся, она имела очень неприятную беседу с самой Хариет. Это случилось в декабре, в субботу, мрачным и холодным днем.

Лора пересчитала все чеки и в который раз обнаружила приличную недостачу. Она и так уже была в плохом настроении, потому что Ник, несмотря на метель и непогоду, куда-то исчез. Лора чувствовала себя уставшей, разбитой. Она встала из-за стола и пошла искать Хариет, которая должна была в этот момент заниматься подготовкой зала к предстоящему представлению.

Только через полчаса, окончательно разозлившись, она нашла девчонку. Хариет оказалась за кулисами, в укромном местечке за кучей реквизита, где устроила себе тихое гнездышко: поставила удобное кресло, керосиновую лампу и притащила стопку дешевых романов. Естественно, она сидела и читала. Лора громко звала ее по имени все время, поэтому трудно предположить, чтобы эта лентяйка не услышала ее.

Встав над ней подбоченившись, Лора сердито спросила:

– Ты слышала, как я звала тебя?

Хариет медленно подняла голову и тупо уставилась на Лору.

– Я с тобой говорю, Хариет! Хорошо бы проявить вежливость и ответить мне, хотя ты вряд ли знаешь, что это такое.

Выражение лица Хариет не изменилось, но она проговорила:

– Похоже, я вас не слышала.

– Почему ты не помогаешь с уборкой в зале? Хариет пожала плечами и отложила книгу в сторону.

– Я плохо себя чувствую, – ответила она угрюмо. Лора удивленно подняла брови.

– Если ты так плохо себя чувствуешь, почему не пришла ко мне и не сказала об этом? Вместо этого ты спряталась в укромном уголке и не отзываешься.

– Разве это называется – спряталась? Вы меня сами и нашли!

Лора вспыхнула от негодования, уже с трудом сдерживая себя.

– Хариет, ты самая грубая девушка, какую я когда-либо встречала, и мне уже надоело мириться с твоей невоспитанностью, ленью и неаккуратностью. У тебя ничего не сходится в кассе! Я собираюсь поговорить с моим мужем, а потом с твоим дядей и потребовать, чтобы тебя уволили.

Выпалив все это, Лора почувствовала невероятное облегчение. Надо было сделать это давно!

Но, к ее удивлению, на Хариет ее запальчивость не произвела никакого впечатления. Она расплылась в самодовольной улыбке и заявила:

– Я бы на вашем месте, миссис Орландо, не стала делать этого. Если вы все-таки решитесь, то будете неприятно удивлены!

Лора уставилась на нее, пораженная этими словами. Девица казалась слишком уверенной в себе, и хотелось бы узнать почему.

– Потрудись объяснить мне, что ты имеешь в виду, Хариет! – потребовала она.

– Вы считаете это необходимым, миссис Орландо? – Хариет нагло улыбалась, глядя на Лору. – Действительно хотите знать?

Беспокойство Лоры усилилось, она чувствовала, что теряет самообладание, и из последних сил пыталась держать себя в руках.

– Абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь, Хариет! Да ты просто не в своем уме!

Хариет продолжала улыбаться.

– Ну тогда поговорите с Ником… с мистером Орландо и посмотрите, захочет ли он уволить меня. Думаю, вы сразу поймете, что он не собирается этого делать. Вы также поймете, что он вполне доволен мною. И я бы очень не советовала вам обращаться к дяде Альфреду, пока вы не обсудите свое решение с вашим мужем. В ином случае у вас возникнут неприятности.

Все, о чем говорила Хариет, и то, как она это говорила, разозлило Лору до крайности. Сплошные намеки, гадкие намеки… Да как она смеет?

Лора сжала кулаки и проговорила сквозь зубы:

– Ну мы еще вернемся к этому разговору, после того как я поговорю с мужем. Но тебя здесь не будет, это точно!

Лора развернулась и пошла прочь. За спиной она услышала смех Хариет.

Ник вернулся к вечернему представлению. От него попахивало виски, он пребывал в веселом расположении духа.

Лора по опыту знала, что в таком состоянии с ним бесполезно разговаривать о серьезных вещах, но негодование ее было слишком велико. Она посчитала, что безотлагательно должна решить вопрос о Хариет Хэйз. На карту поставлена ее честь, и оставить все как есть она не могла.

Она отвела Ника в кабинет и усадила за письменный стол, присев напротив.

– Ник, мы должны серьезно поговорить о Хариет, – сказала она, глядя прямо ему в глаза.

Ник смотрел в сторону.

– О Хариет? Прямо сейчас? Неужели это не может подождать? У меня есть другие дела.

– Нет, – настаивала Лора, – это больше нельзя откладывать!

Он вздохнул, откинулся на спинку стула и положил ноги на стол.

– Ну, выкладывай. Что она натворила на сей раз? – спросил он с усталым видом, словно ему наскучили ее постоянные жалобы.

Это разозлило Лору еще больше.

– Что это за отношение, скажи на милость? Ты прекрасно знаешь, какая она. Я тысячу раз тебе говорила о том, что она не справляется с кассой, у нее не сходятся цифры, что она не делает ничего из того, что ей поручено, но ты никак не реагируешь на мои замечания! Я просила тебя поговорить с Альфредом о ней, а ты только отмахиваешься от меня. Почему, Ник? Чем тебя держит эта девица?

– Держит? На что это ты намекаешь? Ник сел прямо и схватил Лору за руку.

– Дорогая, я же объяснял тебе, что Альфред любит ее. Она дочь его единственной сестры, а в семье очень тесные связи. Если я пойду к нему жаловаться на Хариет, он будет очень расстроен. Ты же знаешь, сколько он для нас сделал, мы ему обязаны своим положением. Он так великодушно поступил, не каждый в его положении сделал бы это для чужих людей. Мы не можем злоупотреблять его доверием!

Лора смотрела на него не отрываясь. Ник мило улыбался, и взгляд был ласковым – обычный его вид, когда ему надо ее уговорить. Она вдруг почувствовала, что готова ударить его, встряхнуть хорошенько, чтобы он наконец осознал серьезность происходящего. Как ей заставить мужа хоть раз в жизни обсудить что-нибудь открыто и честно?

Она резко выдернула руку.

– Нет, здесь что-то другое, Ник! Что-то более серьезное. Я вижу это по выражению лица Хариет. Она смотрит на меня, словно скрывает нечто важное, нечто такое, что дает ей право быть грубой со мной. Она в открытую ненавидит меня и чувствует себя безнаказанной. Тебе не приходило в голову, как мне трудно?

Ник встал, потянулся, улыбка не сходила с лица.

– Ты расстроена, Лора. Я знаю, что девчонка ленива, но она молода в конце концов. Пойми это и не жди от нее большого рвения. А сейчас, по-моему, пора начинать вечернее представление. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься. Хорошо, любовь моя?

Не дождавшись ответа, Ник поцеловал ее в макушку и выскользнул из кабинета. Лора осталась сидеть, глядя перед собой в недоумении.

Как он мог оказаться таким бесчувственным, таким слепым к ее переживаниям?

Лора прекрасно знала, что, когда Ник не желает что-либо обсуждать, он ведет себя уклончиво, избегает отвечать прямо. Ясно как Божий день, что он не желает говорить о Хариет, как и то, что не собирается обращаться к Альфреду Хэйзу по поводу племянницы. Короче говоря, Хариет оказалась права. Лора чувствовала, что она ведет борьбу с девчонкой одна, а та одерживает над ней моральную победу. Она тяжело поднялась из-за стола и медленно вышла из кабинета, направляясь к артистическим уборным, чтобы переключиться на дела и не думать о личном.

Сегодняшнее представление обещает стать интересным, так как на сцене «Мелодеона» будут выступать «Великолепные Монтини» – группа талантливых акробатов из Европы, которые только что приехали в Соединенные Штаты. Лора за время работы в театре повидала немало цирковых артистов, но никто из них не умел делать того, что вытворяли эти Монтини. Группа состоит из шести человек – это одна семья, работают на совесть, легко и необычно, выполняют сложные пирамиды, и в довершение всего в конце выступления они словно летают в воздухе все разом. Такое впечатление, что для них не существует земного притяжения. Все шестеро очень приятные и симпатичные люди. Лоре они пришлись по душе, и до начала представления она хотела сама удостовериться, что у них все в порядке.

Обычно ей быстро удавалось выбрасывать из головы всякие заботы и личные проблемы и переключаться на дела. Она очень добросовестно относилась к своим обязанностям и не позволяла себе отвлекаться от работы, но сегодня была слишком расстроена, чтобы вести себя как обычно, по-деловому.

Ее не переставали мучить вопросы: почему Ник не хочет обсуждать поведение Хариет и почему он всегда отметает в сторону жалобы Лоры, словно они для пего ничего не значат? Почему он всегда защищает девчонку?

Но кроме этих, возникли еще вопросы, на которые она хотела бы получить ответ. Что между Ником и Хариет? Может, это любовная связь? И не потому ли девчонка так самоуверенна? Или эта Хариет знает о Нике нечто компрометирующее, нечто такое, что позволяет ей манипулировать им? Из этих двух выводов Лора предпочла бы второй.

Глава 8

Протяжный звук паровозного гудка подействовал на Уилла Адамса усыпляюще. Он сидел в салоне-вагоне у окна и любовался зимним пейзажем: покрытыми снегом полями, холмами и лесами. Кресло мягкое и удобное, на столике перед ним – стакан отличного виски, в руке – хорошая, крепкая сигара. В вагоне тепло и уютно. Затянувшись с удовольствием, Уилл подумал: «Сын миссис Адамс преуспевает в делах!» Фраза, которую он как-то услышал и любил иногда про себя повторять…

Напротив него сидели два джентльмена, увлеченно обсуждавших свои дела, но время от времени жаловавшихся друг другу на утомительное путешествие. Уилл улыбнулся про себя – он всегда любил путешествовать и считал, что это и является главным преимуществом его работы.

Когда он был маленьким и жил в восточном Техасе, он часто лежал в постели по ночам без сна и прислушивался к паровозным гудкам, раздававшимся вдалеке, мечтая о разных приключениях. Он не мог понять, каким образом этот тревожный звук будит в нем замечательные, яркие фантазии, но гудок словно звал его в дорогу, будоражил, побуждал к действию, хотелось мчаться далеко, в неведомое…

Да и теперь Уилл не изменился. Если он оставался на одном месте слишком долго, то приходило давнее, знакомое с детства чувство беспокойства, которое можно унять только одним способом – ехать туда, где происходит все самое интересное и необычное.

Уилл подумал, что обстоятельства сложились весьма удачно, поскольку его работа вполне удовлетворяла всем запросам его натуры. Хорошая работа, что и говорить, на зависть многим путешествовать по миру, останавливаться в отличных отелях, встречаться с интересными и талантливыми людьми. А от Уилла требуется одно – найти этих замечательных людей и уговорить их работать с Барнумом, Бэйли и Хатчинсоном. А так как огромный цирк «Барнум и Бэйли» является самым лучшим и самым популярным в мире, его задача легко решалась и согласие он получал моментально.

Уилл взял стакан и стал медленно потягивать виски, думая в этот момент о цели своей нынешней поездки. По поручению Финиеса Т. Барнума ему надо посмотреть группу итальянских акробатов, о которых тот слышал от своего друга в Нью-Йорке. Труппа Монтини недавно приехала в Соединенные Штаты и должна выступить в маленьком театре недалеко от Нью-Йорка. Тот же друг предупредил Финиеса, что Адам Форпа, самый главный конкурент Барнума, тоже интересуется этими акробатами. Так что надо торопиться. Вот поэтому Уилл Адамс и мчался на поезде в Джерси. Телеграмма Барнума застала его в Чикаго, и он незамедлительно отправился в командировку.

Далеко впереди снова раздался протяжный гудок. Уилл выглянул в окно и увидел большую ферму и старый дом, занесенный снегом, а также заснеженные деревья. Этот дом так похож на тот, в котором он родился, что сердце ностальгически заныло в груди.

Несмотря на трудные времена и бедность, детство Уилла протекало счастливо. Он был самым младшим ребенком в большой и дружной семье, в которой каждого ценили, любили и уважали, в каждом видели прежде всего личность.

Его мать, Мэтти Пирсон Адамс, была образованной и, безусловно, талантливой женщиной. Она хорошо пела, играла на фортепиано, шила, отлично готовила и следила за домом, успевая все и никогда не жалуясь на тяготы жизни. Отец, Гарри Адамс, любил землю, трудился на ней не покладая рук и не сдавался, когда дела на ферме не ладились и приходилось начинать все заново.

Дети никогда не чувствовали себя обделенными, хотя в материальном отношении семье приходилось туго. Все компенсировалось теплыми отношениями, безграничной любовью и уважением друг к другу.

Уилл, как всякий младший ребенок, был избалован своими сестрами и братом. Но все-таки и от него требовалось посильное участие в каждодневной работе, так как отец не мог позволить себе нанять помощников и трудились все сообща.

Старший брат Уилла, Эдвард, унаследовал от отца любовь к земле, а сестры Мерси и Хелен мечтали найти себе подходящего мужа и иметь свой дом и семью. Они все до сих пор живут в Техасе. Эдвард трудится на их старой ферме, а девочки повыходили замуж за соседских парней и обзавелись детьми. Дела у них идут хорошо, они довольны жизнью. Старшие никогда не могли понять страсть их младшего брата к путешествиям, считая это блажью, временным увлечением, которое должно пройти с годами. Как только Уилл приезжал к ним в гости, они тут же начинали приглашать всех своих знакомых незамужних женщин и вдов, устраивая целый парад сватовства. Они свято верили в то, что, как только Уилл познакомится с хорошей женщиной, он останется в Техасе навсегда.

Уилл тихонько усмехнулся и отпил еще виски. Да, ему уже тридцать три года. За это время он встречал всяких женщин, и хороших, и плохих, но любил одну, на которой и женился когда-то.

Он встретил ее в Париже, куда отправился по поручению Барнума, чтобы посмотреть на нашумевшее чудо – Лайонела Жермена, так называемого человека-льва. Тот оказался настоящей диковиной – молодым человеком восемнадцати лет, все тело и лицо которого были покрыты длинными золотистыми волосами. Высокий и хорошо сложенный, он представлял из себя образец патологического оволосения, таких, как он, часто выставляли напоказ в специальных павильонах при цирке. Увидев Лайонела, Уилл тут же ангажировал его, и с тех пор человек-лев находился у них в цирке, привлекая к себе толпы любопытных.

Но контракт с Лайонелом не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло в скромном доме Жерменов. Именно там Уилл познакомился с Лили, и с того момента вся его жизнь переменилась.

Встретившись с этой необыкновенной черноволосой девушкой с тонкими, изящными чертами лица, Уилл понял, что никогда раньше не был влюблен. Им овладело не поддающееся описанию чувство, сладостное и мучительное одновременно. Он всегда смеялся над теми, кто говорил о любви с первого взгляда, но только тогда понял и ощутил, что это такое на самом деле.

Лили находилась в гостях у Жерменов вместе с матерью – пожилой привлекательной женщиной, давней подругой этой семьи. В тот же первый вечер Уилл узнал, что отец Лили умер, что когда-то они были богаты, но в тот момент им приходилось нелегко. Хотя у Лили и ее матери имелось достаточно средств, они не шиковали, жили достаточно скромно, только некоторые детали их быта и образа жизни напоминали о благополучном прошлом. Но для Уилла Лили была словно окутана дымкой былого величия. Таинственная и хрупкая, она походила на прекрасную принцессу из сказки. Различие в происхождении и в национальности не могло помешать ему полюбить ее всем сердцем.

К счастью, Лили тоже увлеклась Уиллом. Они виделись каждый день, и эти дни стали самыми счастливыми в его жизни. Он послал Барнуму телеграмму, сообщив, что подписал контракт с Жерменами и что остается в Париже еще на месяц.

В конце этого месяца он сделал Лили предложение, и она приняла его с радостью, но поставила условие – они поженятся только в том случае, если мать даст согласие на этот брак.

Уилл боялся, что мать откажет, – все-таки семья благородного происхождения. А кто он такой? Простак, сын фермера, то есть крестьянина, хотя не стыдится этого, между прочим. Но страхи оказались напрасны. Мать Лили благословила их, сказав при этом, что Уилл – хороший и сильный мужчина и она будет только рада такому славному зятю.

Состоялось венчание и скромная свадьба, на которой единственными гостями являлись Жермены и несколько подружек невесты. Уилл не поставил свою семью в известность, потому что хотел побыстрее жениться, а его родня наверняка захочет пышной и шумной свадьбы. Кроме того, поскольку он хорошо их знал, то был уверен, что им вряд ли понравится его брак на иностранке. Им подавай только хорошую, крепкую и добрую девушку из Техаса. Представив Лили в Техасе, окруженную его родственниками, он печально улыбнулся. Нет, пожалуй, лучше написать им позже, когда все будет позади, решил он тогда.

После свадьбы он продлил свое пребывание в Париже еще на месяц. Такого счастья, в котором он пребывал все это время, Уилл не испытывал никогда, только боялся: вдруг это блаженство не продлится долго…

Лили оказалась замечательной женщиной, нежной и ласковой, любящей и внимательной. Уилл и мечтать не мог о лучшей жене, каждый день благодарил Создателя за такой подарок судьбы.

Прошел медовый месяц, и Барнум вызвал Уилла обратно в Соединенные Штаты, где он, помимо работы антрепренера, выполнял массу всяких других поручений.

Когда Уилл рассказал об этом жене, Лили неожиданно призналась, что не хочет уезжать из Франции, так как ждет ребенка и путешествие будет для нее тягостным испытанием.

Новость потрясла Уилла, он был на седьмом небе от счастья – неужели он станет отцом! Он пообещал Лили, что они останутся в Париже по крайней мере до тех пор, пока не родится ребенок. Он договорился с Барнумом, что будет работать в Европе антрепренером его цирка, чтобы быть с женой в этот важный период. Потом они с Лили сняли маленький домик на окраине Парижа.

Лили плохо переносила беременность, она была хрупкого телосложения и некрепкого здоровья, поэтому Уилл ужасно волновался за нее. Но он с удовольствием замечал, как округляется ее живот, в котором зреет плод их великой любви, как в ее глазах появляется особое, присущее только матерям выражение. Он никак не мог понять, кого он хочет – сына или дочь. Хорошо бы сына для продолжения рода, но девочка, похожая на Лили, тоже будет в радость.

Лили дразнила его, говоря:

– Ах, дорогой мой, представляешь, вдруг родится девочка, похожая на тебя, большая и грубоватая? Или мальчик, нежный и бледный, как я? Что ты тогда скажешь?

Уилл смеялся и обнимал ее, говоря, что природа никогда не допустит такого.

Лили родила сына декабрьской ночью. Бушевала настоящая буря, и доктор запоздал, с трудом пробираясь к их дому в такое ненастье. Уилл никогда не забудет ужасных криков жены, мучившейся в схватках, не забудет бледного лица Лили, ее взгляда, последнего взгляда, когда она лежала, истекая кровью, а доктор тщетно пытался хоть что-нибудь сделать…

Последние слова Лили: «Позаботься о нашем сыне. Я люблю тебя, Уилл, дорогой…»

С тех пор Уиллу казалось, что он умер вместе с Лили. Ничего не волновало его, ничего не интересовало. Он сидел в доме, где когда-то был так счастлив, в отчаянии и горе, пил и смотрел на портрет Лили, написанный известным французским художником еще до их встречи.

Вернула его к жизни мать Лили. В один прекрасный день она положила ему на руки младенца и твердым голосом заявила, что хотя Лили и умерла, но сын его жив и требует заботы и любви.

Уилл понемногу стал приходить в себя, и если первое время вид ребенка вызывал у него щемящее чувство тоски и боли, то вскоре он с удовольствием рассматривал каждый крошечный пальчик, радовался каждому звуку и приходил в восторг от беззубой очаровательной улыбки малыша. Уилл назвал мальчика Джастином и перенес на него всю свою любовь к ушедшей безвозвратно Лили.

Когда к Уиллу вернулись силы и вкус к жизни, он понял, что пора ехать домой, но не мог забрать ребенка у родной бабушки, в то же время осознавая, что не в состоянии растить мальчика сам. Поэтому Уилл спросил тещу, не поедет ли она с ним в Нью-Йорк. Она охотно согласилась, так как внук – последнее, что у нее оставалось в жизни.