Текст книги "Радуга"

Но даже если бы у капитана не было списка грехов, достаточно длинного и для самого дьявола, говорила себе Мередит, она не будет им интересоваться. Ей ни к чему были представители мужского племени. Она видела, как ее отец и брат заводят себе женщин – баб, как они говорили, – ничуть не заботясь о чувствах или о последствиях. И никто из “джентльменов”, которых она встречала, не обнаруживал лучших свойств характера. За ней ухаживали, просили ее руки, но она подозревала, что эти предложения направлены, скорее, на ее состояние, а не на обаяние.

Она собиралась никогда не выходить замуж, и, спасибо дедушке, у нее никогда не будет в этом необходимости. Никто не будет контролировать ее жизнь, ее мысли и дела, как ее брат полностью контролировал свою жену. Она отвечала только за себя, так оно будет и впредь.

Что ж тогда Девро так досаждает ей?

ГЛАВА 3

Дафна нерешительно вышла на открытую палубу и стала отыскивать место в тени, где можно было бы спрятаться, не вызывая подозрений. Наступил вечер, и на воде появилась рябь от теплого бриза. Дафна посмотрела вдаль – длинная лента реки простиралась так далеко, насколько хватал глаз. Река была так свободна!

Узел, завязавший ее душу, когда умер старый хозяин, затянулся еще туже. С тех пор как ее продали, забрав из родного дома, она все время чувствовала страх. Даже не страх, а ужас. Она внезапно осознала, что совершенно беспомощна.

Ее детство было счастливым, поняла она сейчас. Дафна ничего не знала о своих родителях, ее воспитала вместе с другими детьми рабов женщина, которую все звали бабулей. В детстве Дафна носила воду тем, кто работал на полях; позднее ее обучили всему, что должна уметь горничная, и она стала прислуживать одной из дочерей в семье хозяина.

Несмотря на жару, Дафна дрожала. Она не знала, с чем встретится на новой плантации, хотя ее хозяйка казалась достаточно милой. Но каким окажется хозяин? Она поняла, что у нее не было выбора. С самого раннего детства она была приучена безропотно принять жребий, который выпал ей в жизни, повиноваться. Она была рождена, чтобы обслуживать других, и, не зная ничего другого, приняла эту науку. В течение девяти лет она старательно служила своей молодой капризной хозяйке, благодаря Бога, что не работает в поле и что хозяин дома – набожный человек, который обращался со своими рабами хотя и сурово, но справедливо. Беглецов, бездельников, смутьянов не наказывали, а продавали, и одна угроза продажи заставляла большинство людей хорошо работать и держала их в послушании. Были хозяева гораздо хуже, и все это знали.

Так что, даже не будучи особенно довольной, Дафна считала, что ей везет, пока несколько недель тому назад не умер хозяин, а семья не выяснила, что они почти разорены. Плантация была продана соседу, который планировал объединить поля. Ему не нужны были лишние домашние слуги, и всех их продали.

Она никогда не забудет, как приехал за ними торговец рабами. Женщин посадили в два фургона, а мужчин, многие из которых всю жизнь провели на этой плантации, заковали в кандалы и приковали к длинной цепи, присоединенной к фургону. На ночь женщин тоже заковали в цепи, и Дафна до сих пор чувствовала жалящий холод металла… и обессиливающий страх.

– Прячешься?

Она подпрыгнула от глубокого, как раскат грома, голоса и ощутила на своей руке ладонь, от которой исходило странное чувство защищенности.

Она осторожно, медленно подняла глаза. Перед ней стоял человек, который несколько раз приносил приглашение ее госпоже. Пока она поднимала взгляд, чтобы увидеть его лицо, у нее чуть не заболела шея. Он был очень высокий. А грудь, обтянутая рубашкой, была такой широкой, что из-за нее почти ничего не было видно.

Он с удовольствием смотрел на нее, и ее сердце почти перестало биться, когда она заметила нежное выражение на его лице.

– Нет… я… – Дафна не знала, что сказать. Из-за своих размеров он мог бы казаться пугающим, но сейчас его глаза и улыбка излучали дружелюбие.

– Не бойся, – сказал он, словно прочитав ее мысли, – я не сделаю ничего плохого.

– Я знаю, – ответила она, удивляясь, как легко это у нее вышло. Она всегда неуютно чувствовала себя с мужчинами. Слуги-мужчины в доме были много старше ее, все они имели своих женщин, а из тех, кто работал на полях, ее никто не привлекал, да она и не хотела ничего. И не от застенчивости, а просто от нежелания давать жизнь новым рабам.

Но ей было лет семнадцать, когда стал хозяин подталкивать ее к тому, чтобы она нашла себе пару именно с этой целью. Когда ее везли в Новый Орлеан на продажу, Дафна поняла, что ей больше не удастся увильнуть. Потом, почти как ангел, появилась мисс Мередит. Но когда они приедут в дом мисс Мередит?.. Эта мысль камнем лежала на ее душе.

– А где мисс Ситон?

– Отдыхает, – сказала она, а потом добавила, как бы защищаясь: – Она разрешила мне выйти сюда.

Он кивнул и отвернулся от девушки, чтобы посмотреть на реку. Она никогда не переставала зачаровывать его, эта дорога к свободе. Хотя у него самого не было надобности ей пользоваться, он помогал другим, ведя их по этому пути.

Кэм искоса бросил взгляд на девушку. Она была маленькой, напуганной и такой хорошенькой. Когда капитан попросил его подружиться с этой девушкой, Кэм уже знал, что это будет нетрудно. Она привлекла его взгляд и симпатию с того самого момента, как он ее увидел. Может быть, они с капитаном смогут ее купить. А как раз сейчас капитан попросил его как можно больше выяснить о Мередит Ситон, хотя сам он не совсем понимал, зачем капитану это нужно. Казалось, в ней мало что было необычным, да она и не была во вкусе капитана.

Но если бы капитан попросил его даже полететь, он бы в лепешку разбился, но так или иначе выполнил бы его просьбу.

– Меня зовут Кэм, – сказал он по-прежнему мягким голосом. – А тебя как?

– Дафна, – прошептала она; ее сердце забилось быстрее.

– Дафна, – повторил он, ему понравился звук ее имени. Он почувствовал, как нежность пробирается в него и занимает уголки, в которых ее никогда раньше не было. Он так долго прожил в ненависти, что из последних трех лет большая часть времени ушла только на то, чтобы понять, что существует что-то еще.

– Ты давно у мисс Ситон?

– Всего несколько дней, – все так же тихо ответила она. Он вопросительно посмотрел на нее, и взгляд его был столь напряженным, что она поняла – у нее нет другого выбора, кроме как продолжать.

– Она… купила меня в Новом Орлеане. – Дафне трудно было произнести это слово. Живя на плантации Данхэм, она никогда особенно не задумывалась о том, каково это – быть продаваемой и покупаемой. Она просто принадлежала тому месту. Но последние недели – цепи, грязная тюрьма для рабов, перспектива аукциона – открыли ей весь ужас ее положения.

Кэм увидел безнадежную тоску в ее глазах, и его рука протянулась к ней. Господи, он тоже знал это чувство. Только он боролся против него, тогда как она, совершенно очевидно, – нет. Он подошел к ней ближе, желая защитить ее.

– Она… хорошо к тебе относится? – было непросто задать этот вопрос, но Квинну необходимо было это знать. И ему, Кэму, тоже было необходимо.

– Кажется, она добрая, – сказала Дафна. В ее хозяйке было много загадочного, и это заставляло ее держаться настороже.

– Куда ты едешь?

– На какую-то плантацию возле Виксбурга. Больше ничего не знаю, – ответила Дафна, опять почувствовав страх перед неизвестным, и на ее глаза навернулись слезы. Она отвернулась, потому что не хотела… чтобы Кэм… их увидел. Она видела его спину. Она знала, что он испытал гораздо больше, чем она, и она почувствовала себя ужасно слабой и трусливой из-за того, что расплакалась.

Она ощутила мягкое прикосновение и отодвинулась, испугавшись его.

Гигант Кэм осторожно убрал свою руку и молча и неподвижно стоял возле нее.

Дафна попятилась еще дальше в тень.

– Мне надо идти, – сказала она, и ее лицо стало замкнутым.

– Дафна, – сказал он голосом, который опять звучал как далекий гром, приглушенно, но угрожающе, как представилось ее воспаленному воображению.

– Мне надо идти, – повторила она и нырнула под руку, которая была преградой на ее пути. Она так поспешно вышла, что может показаться, что за ней гонятся все привидения мира.

– Она у мисс Ситон только несколько дней, – доложил Кэм Квинну, который расположился в кресле напротив него, уютно поместив ноги на стул.

– Она ничего не сказала?

– Только что она “похоже добрая”, – фыркнул Кэм. – Видно, что она слишком запугана, чтобы о чем-нибудь толком рассказать.

– О мисс Ситон?

– Нет, – медленно сказал Кэм. – Не думаю. Просто обо всем, что с ней случилось.

В черных глазах Кэма стояла боль, которой Квинн давно уже не видел. Он взял Кэма за руку, и его губы сжались в молчаливом сочувствии.

– У меня есть кое-какие деньги, – медленно сказал Кэм. – Может, вы ее купите, капитан?

– Квинн, черт возьми. Когда мы одни, я Квинн. Кэм медленно покачал головой.

– Тогда в другой раз я смогу сделать ошибку, о. – Ты? – с недоверием сказал Квинн. к Кэм пожал плечами и улыбнулся.

– Вы для меня всегда будете капитаном.

– Ну так не забудь об этом, – сказал Квинн, улыбкой опровергая значение своих слов. – А эта девушка?

– Я посмотрю, что можно сделать.

– Плевать, сколько это будет стоить. Если моих денег не Хватит, я вам потом верну.

– Только не говори мне, что ты влюбился.

– Нет, я… она просто чертовски всем напугана. Голос Квинна смягчился.

– Я поговорю с мисс Ситон. – Его губы изогнулись в усмешке. – Она, наверное, очень хорошенькая.

Кэм застыл. У него мелькнула мысль – привыкнет ли он когда-нибудь к едким замечаниям Квинна. По опыту он знал, что внимание белого мужчины к черной женщине всегда означало насилие. Но ведь это был капитан, человек, который вернул его к жизни…

– Да, – медленно сказал он, – хорошенькая.

Квинн смотрел Кэму в глаза и знал, о чем тот думает. На мгновение ему стало грустно оттого, что и через три года Кэм не мог сразу ему поверить. Но ведь у Кэма вся жизнь ушла на то, чтобы вырастить в себе недоверие и подозрительность. Он положил руку Кэму на плечо.

– Ей богу, мы ее получим.

– А если она откажется продать?

Квинн знал, что Кэм имел в виду Мередит Ситон. Но зачем отклонять выгодное предложение?

– Не откажется, – ответил он достаточно уверенно. Весь день он думал о ней и пришел к выводу, что она была действительно такой, какой казалась. Если это она была в то утро на палубе, значит, из-за тумана, радуги и его собственной усталости она показалась ему тем, чем на самом деле не была. Он поговорит с ней сегодня вечером и предложит за Дафну такую цену, что мисс Ситон не сможет отказаться.

Устав от своей комнаты, Мередит отважилась выйти на палубу, решив, что Девро, наверное, уже в постели. Неужели этот проклятый капитан никогда не спит? Кажется, когда бы она не появилась, он всегда оказывается рядом: завтрак, обед, ужин. Всякий раз ей казалось, что его глаза сверлят ее, выискивая секреты, но никогда не раскрывая себя. Его глаза всегда были одинаковыми, только временами становились чуть уже. Губы часто меняли выражение, но передавали всегда одно и то же: любопытство, самодовольство, насмешку, издевку.

Она часто думала о его портретах, которые она написала: о тепле, которое излучало молодое лицо, и о холодном выражении того, кто повзрослел. Неужели ребенок так заблуждался? Ей хотелось выяснить это, может быть, снова поговорить с ним, но в ней самой происходило что-то ужасное. Он обращался с ней, как никто и никогда. Из-за него она становилась слабой, все внутри превращалось в желе, тогда как вообще-то ничего подобного с ней не случалось. Раньше она не была трусливой. Она убеждала себя, что это была только предосторожность. Он заставлял ее вести себя так, как она и не подозревала раньше, что может, так, как совершенно не подобало той Мередит, которую она так старательно создавала.

Но будь она проклята, если позволит ему заставить ее прятаться. Она ни от кого не будет прятаться.

День был чудесным, небо ярко голубым, трава и деревья – того густого насыщенного зеленого цвета, который появляется только к концу лета. Вода была серебристой, ни сколько не грязной, колеса парохода, казалось, наигрывали мягкую музыку.

– Мирная картина, не так ли?

Голос, его голос ворвался в ее сознание, и покой, который она ощущала в душе, обернулся жестоким смятением.

– Была, – возразила она, медленно, почти против воли, поворачиваясь к нему.

Он небрежно опирался о поручни. Его худощавое тело было облачено в безукоризненно сшитый черный костюм, который, как она уже догадывалась, служил ему чем-то вроде знака отличия. Или способа выделиться, как и перчатки, которые, казалось, он никогда не снимал. Или это удовлетворяло его тщеславие. Он, видимо, знает, что чертовски красив в одежде этого цвета, что это делает его глаза ошеломляюще синими, а волосы – невероятно черными. С другой стороны, белизна его рубашки контрастировала с темной бронзой лица. Казалось, его позабавил ее резкий ответ и недвусмысленное предложение удалиться

– Ну, мисс Ситон, разделенное удовольствие – удовольствие вдвойне.

– От старых деревьев? – спросила она надменно.

– Я помню, – сказал он медленно, – одно старое дерево, которое вам очень нравилось.

В груди у Мередит заныло, ее рука стиснула перила. Значит он помнит. Но почему он сейчас говорит об этом? Почему раньше не упомянул? Ловушка? Какое-нибудь его очередное развлечение?

Она позволила своим глазам заморгать.

– Ах, капитан, я не понимаю, о чем вы говорите.

– Мы однажды встречались, давным-давно, когда вы были еще ребенком. Восхитительным ребенком, насколько я помню.

– А я не помню, – сказала она. – Я однажды упала. – Ее губы произносили ложь достаточно легко. Она надеялась, что и глаза тоже. – А вы, капитан, тоже были восхитительны?

Он усмехнулся, но, как всегда, в этом принимали участие только его губы. А глаза его стали даже настороженными. Интересно почему, подумала она.

– Надеюсь. Стараюсь надеяться.

Она не могла удержаться и не поднять вопросительно бровь и услышала, как он рассмеялся. Осторожно, Мередит, сказала она себе. Глупо было такое говорить. Неразумно приободрять его любым способом. Он не такой, как другие. У нее было ощущение, что он схватывает каждый нюанс и хорошо понимает, что он означает. “Будь очень, очень осторожна”. Он – брат Бретта. Он – рабовладелец. Он водится с охотниками за беглыми рабами. Но он так привлекательно смеялся – глубоко и звучно. Совсем так, как она помнила, он смеялся тогда.

Но ведь он изменился, сказала она себе.

Она выпрямила спину, надеясь, что это укрепит ее сопротивление его коварному обаянию.

– Может, вам надо еще постараться, капитан? – сказала она едко, несмотря на свои усилия произнести эти слова легко, доброжелательно, даже кокетливо.

– Вы действительно думаете, что надо? – И она поняла, что он смеется над ней, даже в тот момент, когда внимательно смотрит ей в глаза.

– Совершенно верно, – ответила она, ее опять вывела из себя его насмешливая подначка и злость на самое себя. Ей захотелось стереть с его лица улыбку. – Обаяние игрока не более ценно, чем золото дурака.

– Глубокое замечание, мисс Мередит, – ответил он. – Я приму его близко к сердцу.

Если оно у тебя есть, хотела она сказать, но она и так уже далеко зашла… Меньше всего ей хотелось, чтобы он счел ее едкое замечание глубоким, пусть даже и сказал это только в насмешку. И все равно в его глазах светился огонек интереса.

Ее спасло появление тетушки Опал, которая без всякого смущения стала строить глазки капитану. Мередит поспешила проститься.

– Важные дела, мисс Мередит? – вежливо спросил Квинн. Мередит, с трудом удерживаясь от очередной колкости, которую ей хотелось бросить ему, тихо рассмеялась.

– Конечно, капитан. Я должна выбрать платье к нашему завтрашнему прибытию в Виксбург, а Дафна попробует сделать мне новую прическу.

Дафна! Черт побери, подумал Квинн, это была хорошая возможность упомянуть о девушке, но Мередит была уже в дверях, оставив его с Опал.

Он обернулся к ней с самой чарующей из своих улыбок.

– Надеюсь, вы с племянницей присоединитесь ко мне за обедом сегодня вечером.

– Я была бы очень рада, – сказала Опал. – Я спрошу Мередит.

Он грациозно поклонился.

– Тогда в восемь.

Было ли это трусостью или нет, но Мередит не собиралась обедать с этим мерзавцем. Он бросал ей вызов, и ей хотелось ответить ему тем же оружием, встретить колкость – колкостью, а насмешку – насмешкой, но она не могла себе этого позволить. Он обладал угрожающей способностью проникать под ее защитную оболочку, разбивая ее на куски. Если бы все замыкалось на ней, она могла бы рискнуть, но надо было думать о Лизе. И о Подпольной железной дороге и о людях, которым она может помочь.

Она отговорилась слабостью и плохим аппетитом, ненавидя себя за отступление, но зная, что это был единственно верный путь. Она была рада, что завтра они уже приедут в Виксбург. Она радовалась и печалилась. Ей хотелось понять, почему она ощущает какое-то смешное чувство потери.

Тетушка решила принять приглашение, несмотря на отказ племянницы и острое замечание насчет дружбы с игроком. Мнение Опал о капитане Девро претерпело огромные изменения под воздействием его непередаваемого обаяния. Он происходит из такой хорошей семьи, заявила она. И он совершенно очарователен, даже несмотря на то, что он игрок. Многие джентльмены, оправдывала она его, играют в карты.

Мередит все это совершенно надоело. Девро был бессовестным рабовладельцем, и даже его обаяние не могло зачеркнуть этот факт, твердила она себе.

Тетушка Опал отправилась на обед, а Мередит съела кое-что из того, что принесли ей по заказу в каюту. Затем она отправила Дафну позаботиться об одежде Опал, ведь на следующий день они будут уже на месте. Но это был лишь предлог. Больше всего ей хотелось на несколько минут подняться на палубу. Она знала, что все будут за столом, и она пройдет на корму парохода, подальше от окон и веселящихся за обедом пассажиров, подальше от гнусной улыбки капитана.

Ее кудряшки-сосиски по-прежнему украшали голову, а платье было такое же ужасное, как и все остальные. Она чуть улыбнулась, вспомнив, как старалась Дафна сделать ее прическу такой безвкусной.

– Может, – неуверенно сказала Дафна, – вам уложить волосы по-другому?

Сердце Мередит было тронуто. Мередит женщина хотела сказать “да”, Мередит притворщица вынуждена была сказать “нет”.

– Мне так нравится, – сказала она капризно, но ее голос смягчился, когда она приметила удивление Дафны. Ей бы очень хотелось довериться этой девушке, но Дафна у нее совсем недавно и всего боится. Пройдет много времени, возможно несколько месяцев, прежде чем Дафна начнет ей доверять. А она не сможет ничего сделать, пока не будет доверия.

Мередит накинула плащ. В такую погоду он не был нужен, но в нем она чувствовала себя отчасти невидимой. Как и в то утро, она выскользнула из двери и отправилась на корму.

Мередит не знала, как долго она простояла там, глядя на бурлящую воду. Своим взглядом, взглядом художника, она оценивала узоры, в которые складывались вспененные струи. Завтра она будет дома. Конечно, там ее ждет относительный покой, но совсем мало удовольствия. Ее брат опять начнет донимать ее с замужеством, а она и ее невестка, которая всегда держит губы поджатыми, будут обмениваться неискренними любезностями.

– Ваша тетушка сказала, что вы нездоровы! Я пришел предложить свою помощь; может быть, мой повар приготовит для вас какой-нибудь бульон?

От голоса, мягкого и густого, как текущий мед, ее сердце заволновалось, как вода за кормой.

Пропади пропадом ее тетушка! Она же велела ей просто сказать, что она устала.

– Мне нужно немного свежего воздуха, – сказала она, оправдываясь, но не поворачиваясь к нему лицом.

– А я подумал, может быть, вы избегаете меня.

– О капитан, какое самомнение. Зачем, во имя Неба, я должна об этом беспокоиться?

– Черт меня возьми, если я знаю, – в его голосе слышалось озорство.

Мередит не решилась взглянуть на него, так как знала, что увидит кривую усмешку и вопросительно поднятую бровь.

Но долго прятаться она тоже не могла. Рука в перчатке, сильные настойчивые пальцы взяли ее за подбородок и поворачивали ее лицо до тех пор, пока она против своей воли не заглянула в бездонные глаза цвета индиго.

Мередит вывернулась из его рук.

– Вы забываетесь, капитан, – гневно сказала она.

– Я решил, что это мой долг как джентльмена удостовериться, что с вами все в порядке.

Ударение на слове “джентльмен” лишило ее слов. Значит, тогда вечером он понял ее намек. Она нервно облизала губы. Его голос стал преувеличенно протяжным, словно он соблазнял ее. Но, Боже мой, он же может и дикого зверя заставить есть с его руки.

– Считайте, что вы хорошо выполнили свой долг, – наконец выпалила она, пытаясь стряхнуть чары, которыми он ее опутывал.

– А у меня была другая цель, – сказал он мягко. Мередит обернулась и посмотрела на него.

– И что бы это могло быть?

– Я хочу купить вашу служанку.

Ничего из всего, что он сказал, не удивило бы ее больше. Как будто она вообще кого-нибудь продаст, особенно ему Она видела, как он обращался со своим собственным слугой. А зачем ему нужна такая хорошенькая девушка, как Дафна? Может быть только одна причина. Ее затопило невыносимое отвращение. Отвращение и горькое разочарование, сравнимое лишь с ударом в живот.

– Нет, – только и сказала она.

– Я дам хорошую цену.

В горле Мередит встал комок, появление которого ей хотелось бы скрыть. Она уже выяснила, что он мерзавец, игрок, подлец, но такого она не ожидала. Вспышка гнева, однако, не вязалась бы с той Мередит Ситон, которую он знал.

– Оля-ля, капитан, Дафна – единственная девушка, которой удалось хорошо укладывать мои волосы, – она хихикнула, потрогав одну из своих чудовищных кудряшек, и опустила ресницы. – Я просто не могу ее продать.

Она увидела, как Девро окинул взглядом ее кудряшки-сосиски и поморщился, и почувствовала, как в ней смешиваются удовольствие и сожаление. Пока она удивлялась этому, он придвинулся ближе, и она ощутила крепкий запах сандала и лавра.

Она попятилась. Девро заметил ее движение. Последние розовые отблески заката осветили ее румяные щеки. Она не потрудилась наложить слой краски, который обычно накладывала, выходя к обеду или просто на палубу, и ее кожа сейчас приобрела жемчужный оттенок. Ее глаза, темно-карие глаза с золотыми огоньками, были задумчивы и даже сердиты, а не пусты, как обычно. Он еще раз посмотрел на ее волосы и удивился, как могла эта путаница быть той самой густой волной, которую он видел тогда, на восходе солнца, несколько дней назад. Не задумываясь, он протянул руку к крепко закрученному завитку и вытащил одну из шпилек, позволив длинной шелковистой золотой пряди упасть на ее лицо.

– Она к вам жестоко несправедлива, – медленно сказал он. – Вам обязательно надо ее продать. – Рука Девро в перчатке дотронулась до ее щеки и даже сквозь лайку Мередит почувствовала жар, словно ее обожгли. Она не могла двинуться, загипнотизированная его голосом, его близостью, его прикосновением. Его испорченностью.

Но Мередит призвала на помощь все свое самообладание, которому научилась за прошедшие годы, и, выпрямившись, оторвала свой взгляд от взгляда Квинна. Резкий звук, казалось, отозвался эхом в вечерней тишине.

Она ждала, что Девро отступит, но он этого не сделал, так же, как не признал удара. Вместо этого его лицо приблизилось, а руки приперли ее к стене. Она чувствовала себя, как кролик, пойманный в силки, в то время как его губы придвигались все ближе с совершенно ужасным намерением. Она отчаянно пыталась вырваться, но он крепко держал ее, прижимая всем телом, а ее собственное тело отвечало на это весьма странным образом.

– Нет, – вскрикнула она.

– Да, – сказал он безжалостно. Его глаза впивались в нее, но по-прежнему оставались совершенно непроницаемыми. Его рот коснулся ее губ, медленно, изучающе, и Мередит, пытаясь оставаться холодной и неподвижной, почувствовала пламя, занявшееся в глубине ее тела.

Его губы пробовали, и дразнили, и требовали; в то время как одна рука обнимала ее, другая распускала ее волосы, освобождая их от шпилек, державших их в извращенной прическе.

В его поцелуях не было нежности. Они были ищущими, жестокими, требовательными, а жизнь не подготовила Мередит ни к поцелуям, ни к чувствам, которые вызывали его прикосновения.

Поцелуй углубился, и его губы стали чуть мягче, стремясь проникнуть в ее рот. А затем внутрь ее рта скользнул язык, назойливый, ищущий, возбуждающий. Против своей воли Мередит отвечала самым простым и инстинктивным способом, ее язык начал двигаться, пытаясь извлечь наиболее сильные изысканные ощущения, хотя она даже и не понимала, как ее тело реагирует. В ее теле поселилось нечто новое, возбуждающее и пугающее, и в этом не было самообладания, в котором преуспела Мередит.

Наконец он оторвался от нее, его глаза в сгустившихся сумерках вечера казались почти черными. На его лице было вопросительное выражение, так как он увидел всполохи пламени в ее глазах, ранее лишенных всякой страсти, и почувствовал, что ее тело так неожиданно ответило на его поцелуй. “Кто вы? ” – хотелось ему спросить, но перед ним стояло нечто, очень напоминающее деревянную фигуру с растрепанными волосами.

“У него такие глаза, какие должны быть у дьявола”, – подумала Мередит. Они были черны почти полуночной чернотой. Какие-то призраки населили их. Раньше она этого не видела, но сейчас они как бы просвечивали сквозь плотный занавес. Она почувствовала, что дрожит, и возненавидела себя за слабость, из-за которой все и случилось. Он был ее врагом. Она поняла это с той самой минуты, как увидела его тогда. И все же в глубине ее души было нечто, что изо всех сил тянулось к нему. Какой же ужасный изъян в ней сделал все происшедшее возможным?

– Как вы посмели? – наконец, удалось ей вымолвить тихим, но разъяренным голосом; она сердилась на него за то, что он вынудил ее отдаться чувству, и на себя за то, что оказалась столь уязвимой для него.

Девро низко поклонился, во всех его движениях, в выражении лица сквозила издевка.

– Прошу прощения, мисс Ситон. Я не смог устоять против ваших чар. – Он взял ее локон и поцеловал его.

Даже тогда, когда ее душил гнев, и так как он насмехался над ней, другая часть ее рассудка, отстраненная, аналитическая его часть, продолжала раздумывать, почему он все время в перчатках. Желание выделиться? Его глаза слегка сузились, когда он заметил, что она смотрит на перчатку. Она уловила его удивление и поняла, что он догадался, о чем она думает, и ему это не понравилось.

Но он лишь улыбнулся, и улыбка опять тронула только его губы.

– Вы не ответили, мисс Ситон. Вы меня простили? Мередит подумала, что она много чего могла бы сказать, но сдержалась и не ответила ничего. Она сурово осуждала себя, потому что к концу поцелуя принимала в нем такое же активное участие, что и он. Она пожалела, что струна чести так туго натянута в ней. Она всегда восставала против тех вещей, которые, как чувствовала Мередит, не она должна была делать.

С негодованием девушка отодвинулась.

– Вы воспользовались случаем, – обвинила она его.

– Так и есть, – лениво ответил он, его рука по-прежнему играла с ее локоном. – Я хотел видеть ваши волосы распушенными. Я не ожидал, что это будет… что против этого будет невозможно устоять. Теперь я уверен, что вам нужна новая служанка.

Слова поразили ее в самое сердце. Значит, его поцелуй был лишь предлогом добраться до Дафны. Она никогда не чувствовала себя такой дурочкой. Подозрительной идиоткой, павшей жертвой хорошо рассчитанного наигранного обаяния. Черт его побери.

– Дафна не продается, – сказала она. – Какую бы вы ни предложили цену.

Это была неосторожная фраза, подразумевавшая гораздо больше, чем хотелось бы Мередит. В этих словах прозвучала страсть, не характерная для глупышки Мередит. Но она чувствовала такой гнев, что не могла взять себя в руки. Она ему была не нужна. Он просто использовал ее, чтобы получить Дафну.

Квинн заметил эту вспышку гнева, но не совсем понял, чем она была вызвана. Однако, он осознал, что сделал ошибку и очень серьезную. Он смешал дела с удовольствиями, хотя знал, что они несовместимы. Он понял, что подвел Кэма.

Он попытался компенсировать свои потери и сказал, пожав плечами:

– Впрочем, это не слишком важно. Можно мне проводить вас в каюту?

Мередит смотрела на него, не веря своим глазам.

– Ваше присутствие там, сэр, – сказала она, – так же необходимо, как присутствие дьявола на пикнике.

Квинн ухмыльнулся:

– Но оно могло бы быть так же забавно, разве нет?

Его быстрый ответ поразил ее. И ей захотелось улыбнуться ему. Его губы выражали насмешку над самим собой, что делало его еще более неотразимым. Давай посмеемся надо мной вместе – как бы приглашал он. Но тем не менее, он был рабовладельцем и, очевидно, совершенно безжалостным рабовладельцем. Ее веселость быстро прошла.

– Вы, сэр, – сказала она самым обычным своим тоном, – вы не джентльмен.

– Нет, – охотно согласился он. – А вы, мисс Ситон, кто вы такая?

Несмотря на прилив страха, Мередит взяла себя в руки.

– Я – леди, – сказала она холодно, собрав губы гузкой. – И, будьте уверены, я сообщу вашему брату о вашем недостойном поведении.

– Сообщите. – Он засмеялся. – Боюсь, это его нисколько не удивит. Я – тот самый крест, который приходится нести моему брату.

– Я ему соболезную, – тут же ответила она, зная, что опять сказала слишком много.

Брови Квинна поднялись, а губы изогнулись. – Уверен, что он оценит ваши соболезнования.

– Будьте столь любезны, одаривайте своим отвратительным вниманием кого-нибудь другого.

– Ваши желания для меня – непреложный закон, мисс Ситон, – сказал он самым услужливым тоном. – Почтительнейше желаю вам хорошо отдохнуть.

Мередит отвернулась прежде, чем у нее возникло желание ответить подобающим образом, и кинулась к двери, ведущей к каютам.

Квинн прислонился к перилам, глядя, как захлопывается за ней дверь. Он задрал голову, разглядывая небо. Он не пропустил неожиданный всплеск радости в ее глазах. Черт возьми, она все равно оставалась загадкой.

Он медленно направился назад в кают-компанию. Его мысли по-прежнему оставались с мисс Ситон, он вспомнил, как чудесно ее волосы рассыпались по спине, как мелькнул быстрый огонек веселья в ее глазах, как в ее руках он внезапно почувствовал страх.

Он покачал головой, удивляясь собственной глупости. С его он утвердился в мысли, что в Мередит Ситон было гораздо большее, чем все думали? Пробудил ли он только что какую-то часть ее души, или просто она пыталась что-то скрыть? Или он все вообразил? Он гнал от себя мысль, что все произошло из-за того, что он чертовски долго был один и что любая женщина была для него привлекательна. Пропади все пропадом.