Текст книги "Радуга"

ГЛАВА 5

Карие глаза. Синие глаза. Голубые глаза. Глаза Морганы были голубыми, как небо в середине лета.

Квинн с первой минуты был заинтригован леди Морганой Стаффорд и ничуть не был польщен, когда, казалось, она предпочла его внимание вниманию сына и единственного наследника графа Сетвика. Квинн провел в Лондоне два месяца после путешествия по континенту, и на оставшиеся деньги снимал дом в наиболее фешенебельной части Лондона.

Он не торопился возвращаться домой в Америку. В Новом Орлеане его ожидал банк, а банк означал долг и ответственность. Он не был готов запереть себя в крохотной комнатке и выдавать ссуды людям, которые в них не нуждались. Если бы они нуждались, то ни за что бы их не получили, цинично думал он. Вместо того чтобы попасть к бедным, которым они смогли бы помочь, ссуды доставались богатым и делали их еще богаче. Он насмехался над лицемерием такой системы, но сам не готов был сделать ничего для ее изменения. В то время его единственной заботой было воспользоваться каждой минутой своей свободы, ежесекундно наслаждаясь жизнью.

А наслаждение обитало в комнатах леди Морганы.

Она была живописно-красивой – светло-пепельные волосы до талии, большие чистые голубые глаза, кожа цвета слоновой кости и большие пухлые губы, которые знали все уловки, чтобы привлечь мужчину. А он был самым старательным учеником.

Его предупреждали. Его друзья говорили ему, что она была частной собственностью, что она принадлежит молодому Джону Данну, единственному сыну Сетвика, что его, Квинна, она лишь использовала для того, чтобы вызвать ревность Данна и спровоцировать его на брачное предложение. Но Квинн уже был влюблен в нее, безумно, слепо, особенно после того, как вкусил радости в ее постели.

Это продолжалось до тех пор, пока однажды ночью к ним не ворвался Данн со своими друзьями. Юный лорд ударил Моргану по щеке, Квинн погнался за ним и избил его. Данн требовал сатисфакции, а злость или гордость Квинна заставила его принять вызов.

Дуэль произошла на каком-то поле неподалеку от Лондона. Как сторона, принявшая вызов, Квинн имел право на выбор оружия и остановился на пистолетах.

Это произошло на рассвете чудесного для лондонской зимы дня. Розово-оранжевые полосы освещали небо, а птицы распевали веселые песни… пока не прогремел выстрел. Квинн был лишь чуть задет первым выстрелом. Теперь очередь была за ним. Он прицелился чуть правее Данна, но когда спускал курок, Джон Данн, пытаясь уклониться от пули, встал как раз на ее пути.

Так Квинн впервые убил человека. Не веря своим глазам, он смотрел, как молодой лорд упал на землю. Кровь растекалась по его груди. Затем на них налетела группа всадников. Двое из них спешились и схватили Квинна за руки, в то время как третий, самый старший из них, склонился над поверженным наследником. Когда он поднял голову и взглянул на Квинна, на его лице смешались гнев и горе.

– Ты заплатишь за это… Я сделаю так, что ты пожалеешь, что ты не в аду.

“Пожалеешь, что ты не в аду”….

И Сетвику удалось это сделать, подумал Квин.

Голубые глаза. Карие глаза. Держись от них подальше.

Квинн твердил себе об этом с утра до вечера всю неделю с тех пор, как они покинули Виксбург. Больше всего его озадачивало то, что Мередит Ситон не была даже хорошенькой, возможно, не считая ее волос и глаз, совершенно не принадлежала к тому типу женщин, который привлекал его раньше.

Может быть, говорил он себе, такое страстное желание явилось лишь результатом воздержания. Любая женщина с двумя глазами, двумя руками и двумя ногами выглядела достаточно привлекательной для него. Или, может быть, в нем росло желание чего-то большего, желание нежного союза с женщиной, которую не волновало бы ни его прошлое, ни настоящее. Он знал, что немногие женщины здесь, на Юге, могли бы простить ему его нынешнее занятие. На Юге человек, помогающий рабам бежать, считался хуже, чем вором, он представлял угрозу всему их образу жизни.

Но боль внизу живота была настойчивее, чем когда-либо, и он понимал, что ему необходимо хоть какое-нибудь удовлетворение. Может быть, это отвлечет его мысли от женщины, которая была воплощением всего, к чему он привык питать отвращение. Если бы только в то утро он не видел, как она смотрела на радугу. Это навевало какие-то фантазии, для которых в его голове не было места.

Он услышал громкий звук пароходного колокола и понял, что они подходят к Каиру. Через несколько минут начнет играть оркестр и поднимется целая какофония звуков: свист пара, звон колокола, музыка духового оркестра. Он почувствовал, как в нем нарастает напряжение, хотя знал, что ни его лицо, ни жесты этого не выдадут. В Каире была, наверное, самая опасная станция Подпольной железной дороги.

Из Каира вели два маршрута: один – вверх по Миссисипи до штата Миннесота, другой – на восток, через реку Огайо, вдоль границы штата Иллинойс в штат Огайо, а оттуда – в Канаду. “Груз”, находившийся на его корабле, должен был следовать вторым маршрутом, и перемещение “груза” с парохода было очень рискованным делом. Так как Каир находился на границе между рабовладельческими и свободными штатами, он привлекал многих охотников за беглыми рабами и судебных исполнителей, а те с особым вниманием относились к пароходному сообщению.

Как только “Лаки Леди” причалила к пристани, глаза капитана сразу же обнаружили братьев Кэррол; они оба уже были на палубе, оглядывая каждого пассажира, готовящегося сойти на берег. Взгляд Квинна упал на толпу, собравшуюся на набережной. В животе у него похолодело – он заметил еще две кокарды.

Он кивнул Кэму, который без всяких слов понял, что от него требуется. Квинн знал, что Кэм заполнит пустую погрузочную тару тюками хлопка, который они держали в запасе специально для подобных случаев, и предупредит беглецов, чтобы они сидели очень тихо в своей потайной комнате.

Квинн вернулся к братьям Кэррол. Он не мог не заметить взгляда, украдкой бросаемого охотниками за рабами. Они явно кого-то или что-то искали. Возможно, размышлял он, они ищут возможности компенсировать те деньги, которые проиграли ему на пароходе. Наверное, было неразумно тянуть их за хвост в эту сторону, однако он был не в силах устоять против искушения, особенно потому, что предназначил выигранные деньги на нужды Подпольной дороги.

Он знал, что Леви Коффин, признанный лидер Дороги и член Общества друзей, этого не одобрит, но все же игра от этого становилась более интересной.

Иногда даже слишком интересной, упрекнул он себя. Ему не следует подвергать опасности других ради своих прихотей.

Он продолжал наблюдать и тогда, когда отпустили сходни. Рабочие подняли мешки с сахаром и красителем, которые надо было отправить на Северо-Запад. Когда он кивнул головой еще раз, рабочие быстро пробежали по сходням, не давая никому подняться на пароход. Квинн улыбнулся, увидев расстроенные взгляды судебных исполнителей.

Наконец, эти двое локтями проложили себе путь наверх, сыпля проклятиями направо и налево, и добрались до Квинна. Они были хорошо с ним знакомы и даже несколько раз вместе выпивали в салуне.

– По сообщениям, беженцев целый поток, – сказал один из них резко, разозленный задержкой. – У нас есть приказ обыскивать все пароходы.

– Конечно, – легко согласился Квинн. – Я сразу могу сказать, что у меня вы ничего не найдете. Все знают, как я отношусь к беглым рабам.

– Да, сэр капитан, – ответил второй, – но мы проверяем все пароходы, катера и баржи, идущие вверх по реке. У нас столько работы, а все из-за проклятых аболиционистов, которые мутят воду.

Квинн пожал плечами:

– Давайте. Они будут последними дураками, если попробуют удрать по реке, но, так и быть, проверяйте.

– Мы также должны проверить бумаги вашего экипажа, – сказал второй уже более покладистым тоном. Большинство капитанов не были так сговорчивы, как капитан Девро. И он знал, что они с напарником могут ожидать стаканчик-другой чертовски хорошего бренди после того, как все будет кончено. Капитан Девро был джентльменом. Он не был так привередлив, как другие.

– Вы найдете их в полном порядке, – сказал Квинн с обезоруживающей улыбкой.

Но гармония была нарушена появлением братьев Кэррол. Видно было, что они хорошо знакомы двум судебным исполнителям, которые, и это было столь же очевидно, их не любили. Это были отношения, которые Квинн часто наблюдал и которыми часто пользовался. Служители закона, ничуть не стыдясь исполнять свой долг по поимке рабов или тех, кто им помогает, презирали тех, кто делал то же самое исключительно за вознаграждение.

Их глаза, уже без раздражения смотревшие на Квинна, теперь враждебно смотрели на Кэрролов.

Совершенно игнорируя такой холодный прием, Тэд Кэррол обратился к исполнителям:

– Ходят кое-какие слухи об этом пароходе. Мы хотим обыскать его и проверить несколько упаковочных корзин и ящиков.

Один из исполнителей посмотрел на них ледяным взглядом.

– Проиграли немного денег, нет?

Его вопрос был обращен больше к Квинну, чем к Кэрролам и Квинн просто легкомысленно пожал плечами, а Кэрролы покраснели от злости. Вся их сердечная благодарность, которую они проявляли в первый вечер на “Лаки Леди”, улетучилась, потерялась в последующих ночах карточных проигрышей.

Судебные исполнители посмотрели на Квинна.

– Начинайте, – сказал он и крикнул, чтобы принесли инструменты. Когда их принесли, он взял их и изучающе посмотрел на Кэрролов. Беглецов всегда разгружали последними, они оставались в своем убежище, пока Квинн не убеждался, что разгрузка совершенно безопасна.

Кэрролы оглядели несколько ящиков и указали на три из них в разных местах. Квинн вручил им инструменты.

– Вы хотите взглянуть, вам и работу делать. И потом проверьте, крепко ли вы прибили крышки.

Он беспечно облокотился о перила, а Кэрролы с видом крайнего неудовольствия начали открывать ящики и заглядывать в них. Они куда-то пошли, но один из исполнителей остановил их:

– Вы же слышали, что сказал капитан. Прибейте крышки на место.

– Мы еще хотим осмотреть и нижнюю палубу, – сказал Тэд Кэррол, его лицо выражало полную безысходность, а его брат тем временем начал заколачивать ящики.

– Конечно, – сказал Квинн, – я хочу, чтобы вы были полностью удовлетворены. А пока вы восстанавливаете нанесенный мне ущерб, я покажу этим джентльменам документы, – он сделал ударение на слове “джентльмены” и мимоходом вспомнил, как несколько дней назад Мередит Си-тон исключила его из этой компании. Какого черта он продолжает о ней думать?

Квинн повел гостей в рубку, которую они занимали вдвоем с Джамисоном, вытащил бумаги и предложил исполнителям по бокалу бренди. Они без колебания согласились, и, пока они медленно просматривали бумаги, каждый из них выпил по два бокала. Как и на большинстве речных пароходов, все рабочие и матросы были свободными людьми, исключая большого черного раба капитана. Исполнители никак не могли понять, почему капитан держит при себе этого человека, он выглядел очень опасным да и вел себя вызывающе. Когда Квинна об этом спросили, он просто рассмеялся и ответил, что это его личная прихоть и вызов, попытка сломать этого человека. Больше вопросов не было. Такие вещи были, казалось, вполне в духе этого деятельного игрока.

Кроме этого, добавил Квинн, Кэма легко можно было узнать по его росту и хромоте. Если он осмелится убежать, поймать его будет очень легко.

Когда Квинн понял, что у Кэма было достаточно времени, чтобы загрузить пустые ящики, он предложил присоединиться к братьям Кэррол и спуститься вниз. Братья, потные и разъяренные, как раз заканчивали забивать последний ящик. Настроение Кэрролов не улучшилось, когда исполнители вызывающе на них посмотрели. Стал ли бы виновный человек предлагать обыск, а тем более сам бы его возглавлять? Лица Кэрролов стали еще мрачнее. Квинн показывал дорогу к грузовому трюму. Когда он встретил на трапе Кэма, его дружеское настроение исчезло… Он сузил глаза и плотно сжал губы.

– Ты, ленивый ублюдок, – сказал он со злостью. – Ты должен быть на палубе, на разгрузке.

В глазах черного человека появилась ненависть.

– Да, масса. Моя пришла посмотреть, чего еще вытаскивать.

– Это другие сделают, – сказал Квинн грубо. – Ты должен таскать тяжелые ящики, черт тебя возьми. Ты опять отлыниваешь, еще раз увижу, прикажу тебя выпороть.

Кэм опустил глаза не раньше, чем остальные увидели в них вспышку гнева.

– Да, – сказал он и пошел вверх по трапу.

Один из исполнителей посмотрел на Квинна. – Он когда-нибудь попытается убить вас. Вы бы лучше от него избавились.

Квинн пожал плечами:

– Он знает, что с ним будет, – он чиркнул спичкой и зажег лампу, висевшую на крючке, вбитом в стену. Повернувшись к Кэрролам, он развел руки в стороны. – Смотрите где хотите. Не забудьте, что вы должны все загрузить на место.

Кэрролы в поисках поддержки посмотрели на служителей закона. Один из служебных исполнителей ухмыльнулся:

– Я удовлетворен.

Тэд повернулся к брату.

– Черт, я не собираюсь провести здесь весь день, проверяя и упаковывая эти проклятые ящики. И так видно, что здесь чисто.

Джон не был так уверен. Его взгляд медленно передвигался по трюму, измеряя стены и подсчитывая количество и размеры груза. Глаза его излучали подозрение, и Квинн внезапно почувствовал, что с этими двумя он еще не закончил. Словно Джон унюхал что-то, что пока не мог опознать, и не сдастся, пока не опознает. Но вот Квинн увидел, как взгляд охотника за рабами стал более спокойным. Он кивнул.

Квинн пригласил их в кают-компанию выпить, но братья посмотрели на грязную, пропитанную потом одежду друг друга и холодно отказались. Искра, промелькнувшая в глазах Джона, подсказала Квинну, что он понял, какую издевку содержало это приглашение.

Кэрролы кивнули судебным исполнителям и удалились. Квинн повернулся к исполнителям.

– Вы правда уверены, что больше не хотите никуда заглянуть? Если бы кто-то прятался внизу, я бы наверняка узнал об этом. Я и сам не отказался бы получить часть вознаграждения.

Один из исполнителей, его звали Билл Терри, засмеялся.

– Кретины эти охотники за рабами. Они видят беглых рабов в каждом шкафу. На днях я слышал, что они по ошибке поймали свободного черного и его наниматель поднял целую бурю. И их арестовали, вот так. Грязные стервятники. Они добрались до кают-компании.

– Джентльмены, еще немного бренди перед уходом?

– Нет возражений, – ответил Терри.

Квинну потребовался еще час, чтобы от них избавиться. Когда эти двое, счастливые, наконец ушли, выписывая зигзаги по набережной, Квинн внимательно оглядел пароход и причал. Кэрролов нигде не было видно.

Кэм был занят на разгрузке легального груза, когда поймал взгляд Квинна и с независимым видом подошел к нему,

– Да, сэр? – сказал он со странным блеском в глазах.

– Ленивый ублюдок, – опять сказал Квинн, но на смену злости пришла довольная интонация, потому что сейчас никто не мог их услышать. – Я думаю, пора выгружать то, что на нижней палубе.

Лицо Кэма оставалось непроницаемым, но глаза его потеплели.

Салон Софи для увеселения джентльменов находился на одной из окраинных улиц Каира. В отличие от салонов на Ривер-стрит, он имел царственный вид и мог похвастать своими прекрасными дамами для увеселений вдоль всей Миссисипи.

Квинн впервые посетил салон Софи по делам Подпольной дороги несколько лет назад, и сейчас часто возвращался сюда, если пароход оставался в Каире на ночь. Он редко пользовался его очевидными соблазнами, а наслаждался роскошью самого салона и доступностью лучшей еды, ликеров и сигар. Ему нравилась и сама Софи, которая в дополнение своей роли хозяйки и мадам, была членом Подпольной железной дороги. Ее заведение часто было идеальным местом, чтобы спрятать бежавшую рабыню, которая могла выступать в роли новой девушки Софи. Власть имущим, которые часто пользовались услугами заведения, не понравилось бы видеть это заведение закрытым или же часто проверяемым, так как тогда могли открыться и их собственные грехи. Политики и полиция считали салон Софи “священным”.

Квинн оставался на борту “Лаки Леди” до тех пор, пока весь груз не был перемещен на берег. Потом он решил навестить Софи и спросил Кэма, не составит ли тот ему компанию. Софи была одной из немногих, кто знал о Кэме все. И в салоне Софи была некая девушка-мулатка, которая радовалась визитам Кэма. Но в этот раз Кэм отказался, что было непохоже на него. В лице Кэма Квинн заметил следы переживаний и подумал, что они, похоже, вызваны беспокойством по поводу молодой служанки Мередит Ситон. Его опечалило это, и он еще раз поклялся себе, что для Кэма он что-нибудь сделает.

Софи тепло приветствовала Квинна, заказала для него лучший виски и пригласила в свой офис, где плюшевые кресла столпились вокруг маленького столика. Это было то самое место, где она с удовольствием вела свои дела.

– Я видела, как “Лаки Леди” входит в порт, и подумала, не окажете ли вы нам радость своим визитом.

– Я всегда навещаю вас, Софи, как только нахожу время. Вы же знаете.

– Не всегда, – ответила она, немного нахмурившись. – И никогда достаточно долго не оставались… О вас все девушки спрашивают.

– Как будто вы их недостаточно занимаете, – уголок его рта изогнулся на весьма привлекательный манер.

– А Кэм? В порядке?

Его полуулыбка немного угасла.

– Он в мечтательном настроении. Личные планы.

– Какая-нибудь девушка?

– О, вы угадали, – ответил Квинн. Софи слегка нахмурилась:

– Это опасно…

– Слишком близко к сердцу все принимать, – закончил за нее Квинн. – Но здесь нет опасности. Он увидел ее в этот Раз на пароходе.

– Сара будет горько разочарована. Она-то надеялась…

– Я понимаю, – мягко сказал Квинн. Многие из девушек Софи заканчивали замужеством, особенно часто они выходили за мужчин, отправлявшихся на Запад, где не хватало женщин и старые правила были неприменимы. Сара была чрезвычайно привлекательной мулаткой, получившей свободу, когда ее хозяин умер. Она была горничной, но немногие дамы смогли выдержать соперничество с ее красотой. Почти умирая от голода, она, наконец, нашла место горничной у Софи, но постепенно стала “одной из девушек”. Она хотела заработать достаточно денег для того, чтобы переехать на Север и открыть собственный мануфактурный магазинчик – до тех пор пока не встретила Кэма. После этого ее мечты начали изменяться. И Софи и Квинн видели это по ее глазам, но Кэм ничего не замечал.

– Ну а вы, Квинн, у вас по-прежнему нет женщины?

– Только вы, любовь моя, – сказал он, поддразнивая ее.

– Ах, да ведь я вам в матери гожусь.

Квинн внимательно посмотрел на Софи. Из того, что он слышал, можно было понять, что ей под шестьдесят, но она выглядела лет на пятнадцать моложе. Может быть, ее молодили живой взгляд и сочувствие, которое часто появлялось на ее лице. Ее волосы, всегда аккуратно убранные в шиньон, были по-прежнему такими же светло-русыми, как и тогда, когда ей было лет двадцать, а на коже почти не было морщин, только те, которые появлялись вокруг глаз, когда она смеялась.

Однако она, как и каждый из них, каждый день встречалась с опасностью лицом к лицу. Он надеялся, что на нем это так же мало отразилось, как и на ней.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнила она ему.

– Софи, вы же сами мне не раз говорили, что никто в нашем деле не должен иметь личной жизни. Это слишком отвлекает внимание.

Она задумчиво посмотрела на него. Она знала его уже три года, а судить о людях она умела удивительно точно.

Она подумала, что никогда не встречала человека более одинокого, чем Квинн, хотя понять это ей удалось далеко не сразу. Он чрезвычайно тщательно прятал свои эмоции за маской цинизма. Она регулярно пыталась искушать его одной из своих девушек, видит Бог, они и сами этого очень хотели, но только дважды она в этом преуспела, оба раза с Алисией, у которой были черные волосы и тоненькая фигурка.

Потом Алисия весьма неохотно кое-чем поделилась с ней, сказав только, что он был замечательно нежным любовником и что (и это было довольно странно) он не хотел, чтобы она его раздевала, как требовали многие клиенты, и не хотел сам снимать свою рубашку.

Софи часто думала о Квинне. Немногие богатые южане участвовали в деятельности Подпольной дороги. Она знала только двоих, оба были из Виргинии, один был некий Сэмюэль Смит, его арестовали и отправили в тюрьму, а другой, Джон Фэйрфильд, лишь однажды заглядывал в ее офис. Но, с другой стороны, все было так засекречено, что она многого и не знала. Она знала Квинна только потому, что они вместе работали.

Несколько раз она пыталась нащупать его слабые места, но ни разу ничего не добилась. Он мог разговаривать о чем угодно, только не о самом себе и не о причинах, которые привели его в подпольную организацию. Если бы она не видела, как они с Кэмом друг к другу привязаны, она бы думала, что у него вообще нет сердца. А потом она разглядела одиночество, спрятанное за фасадом самоуверенности, и пожалела его.

Но принудить его к откровенности она не могла. Так можно было потерять его дружбу, а она не хотела рисковать.

– А сегодня вечером? – настаивала она. – Алисия сегодня свободна.

Алисия была одной из причин, по которой он пришел. Страстная Алисия, никогда не задававшая вопросов. Он надеялся, что удовлетворение отвлечет его от преследовавшего его образа Мередит Ситон. Тем не менее, он подозревал, что ничего не получится. Сегодня не получится. Он покачал головой.

– Я устал, Софи. Ваше общество, хороший стакан вина и обед – вот все, что мне требуется.

Теперь Софи покачала головой. Его глаза были усталыми, его рот был угрюмее, чем обычно.

– Вам, Квинн, нужно что-то еще, кроме этого.

– Возможно, – сказал он, – но пока и этого хватит.

– У вас неприятности? – эта мысль пришла ей в голову позднее других. У Квинна Девро никогда не было неприятностей.

Он поднял бровь:

– Слышали о братьях Кэррол?

– А, эти! – Софи почти выплюнула слово. – Вы слышали про Тумза?

– Мне рассказывали. Я все думаю, могу ли что-нибудь сделать…

– Не сделать, – коротко сказала Софи. – Они надеются, что кто-нибудь попытается помочь ему убежать, а они на кроют большинство наших. Мы не можем себе позволить потерять вас. В любом случае именно братья Кэррол раскрыли его и груз рабов. Они круче, чем выглядят.

– Вы их видели?

– Нет, – ответила она. – Но у нас уже несколько сообщений о них. Будьте очень осторожны при них.

– Они были на “Лаки Леди”.

– Значит, у них была на это причина. Будьте осторожны, Квинн.

– Я всегда осторожен, дорогая, – ответил он. – А как у нас насчет обеда?

И с этого момента потек обычный легкий разговор: о недостатках местных политиков, о новом певце, который собирается приехать в Каир, о новых книгах, особенно о “Давиде Копперфильде” Чарльза Диккенса, она недавно появилась в Америке; Квинн сейчас как раз закончил ее читать.

Как всегда, это был приятный визит, хотя Квинну так и не удалось избавиться от беспокойства, которое в течение нескольких лет не ощущалось с такой силой.

Наконец, распрощавшись, он побрел к реке. Оттуда, не находя себе места, он вернулся в город и остановился, наконец, у мастерской, торговавшей мебелью и предметами искусства, которую он посещал месяц назад. Именно здесь он нашел тогда пейзаж с радугой, так заинтересовавший его. Он знал, что владелец часто работает допоздна и решил зайти и спросить, нет ли в продаже других еще каких-нибудь работ художника М. Сабра.

В задней части лавки виднелся свет, хотя передняя дверь была закрыта.

Он постучал сильнее, чем хотел.

Появился владелец лавки, человек по имени Дэвис, его лицо выражало сильное беспокойство, которое возросло, когда он увидел Квинна. Он быстро открыл дверь, впустил Квинна и снова запер, в этот раз натянув штору.

– Господи, что вы здесь делаете? У вас неприятности? Квинн почувствовал потребность оправдаться, видя, как дрожат руки у хозяина. Раньше он приходил сюда только в часы, когда лавка была открыта, и сейчас понимал, что лучше бы ему и вовсе не приходить. Случайные контакты между станциями и проводниками не поощрялись.

– Нет, – ответил он успокаивающе. – Я просто хотел спросить… нет ли у вас еще картин этого художника.

Тревога хозяина лавки заметно уменьшилась, хотя в его ответе еще чувствовался страх.

– Нет, – ответил он коротко. – Мы получаем совсем немного, не больше трех в год, а расходятся они очень быстро.

– А художник – вы что-нибудь о нем знаете?

– Ничего, – ответил Девис. – Картины посылают с одной из наших станций в Новом Орлеане. Однажды я спросил, можно ли мне приобрести еще какие-нибудь картины, но мне ответили, что нет. Я расспрашивал о художнике, но ничего не узнал.

– А какие… еще… у него были работы? – Квинн совершенно не мог себе объяснить, почему его так занимает М. Сабр.

– Обычно виды Миссисипи. Был один – рассвет над рекой, – который почти так же хорош, как и тот, что вы купили.

– Не можете ли вы попытаться отыскать еще что-нибудь?

– Я постараюсь, конечно, но не думаю, что у меня что-нибудь получится. Похоже, автор хочет сохранить инкогнито.

– Если будут картины, я куплю их… Неважно, сколько они будут стоить…

– Я отложу для вас. Квинн кивнул.

– Когда вы здесь опять будете?

– Завтра вечером мы прибываем в Сент-Луис, а потом отправляемся назад. Через десять дней, не раньше.

– Специальный груз в этот раз был?

– Десять. Они в безопасности перегружены на катер Камерона.

Владелец лавки изучающе разглядывал своего посетителя. Он был более чем удивлен визитом Девро. Все предыдущие визиты касались только дела.

– Я дам вам знать, когда они доберутся до Канады. Квинн улыбнулся. Владелец лавки не знал о Софи, так же, как и Софи не знала об этой лавке. Насколько Квинну было, известно, у Девиса и Софи были две единственные в Каире станции Подпольной железной дороги, а он и представить себе не мог двух людей, менее похожих друг на друга, чем они.

Он знал, что Девис был глубоко религиозным человеком и стал членом этой организации потому, что считал рабство богомерзким. Софи же была просто сострадательной женщиной чья трагическая молодость научила ее сочувствию к другим. С немного сардоническим любопытством он раздумывал о том, что каждый из них мог бы подумать про другого. Или, к примеру, что они оба думают о нем.

Он кивнул на прощание и стал ждать, пока Девис откроет дверь. —Квинн до сих пор не был готов вернуться на пароход.

Он думал раньше, что ему уже удалось справиться с чувством неудовлетворенности, со смутным стремлением к чему-то, чего он сам толком не осознавал. В последние три го-па его беспокойство было укрощено или хотя бы приглушено но сейчас оно опять поднимало свою мерзкую голову. И было сильнее, чем когда-либо.

“Построй вокруг себя стену, кореш, и сиди внутри. Тогда они тебя не достанут… ”

Одиннадцать лет назад это был хороший совет. Он помог ему выжить. Ему тогда помогли выжить эти слова Терренса О’Коннела, ирландского повстанца, делившего с ним камеру на транспорте, который вез их в Австралию. Квинн построил стену, один за другим кладя тяжелые камни, и стена выдержала натиск тюремщиков. Но по каким-то причинам сейчас она начала рушиться.

Внутри было чертовски одиноко.