Текст книги "Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)"

Глава 12

Через два дня Энтони Леттер позвонил Джулии в ее квартиру.

– Можно приехать, повидаться с тобой?

– Если тебя не пугает жуткий беспорядок. Я привезла из Леттер-Энда множество своих вещей – главным образом, книги – и распаковываю их. Весь пол в книгах.

Войдя через двадцать минут, Энтони обнаружил, что это преуменьшение. Книги не только валялись по всему полу, но и стояли стопками на всех стульях, громоздились на раздвижном столе и на диване, служившем кроватью Джулии. Сама Джулия в красном халате, похоже, стиранном с тех пор, как он видел его последний раз, но быстро покрывавшемся пылью, хмуро посмотрела на него.

– Ужас, так ведь? Не знаю, что происходит с книгами при распаковке – их кажется в десять раз больше. Должен прийти человек, повесить полки вокруг окна, и не знаю, как буду есть или спать, пока он не закончит. Я подумала, может, составить большие стопы по обе стороны двери?

– Ладно, давай сделаем каждый по стопе. Нет, я буду подносить тебе книги, а ты составлять их. Твоя одежда не пострадает, а моя определенно.

– Пострадают твои драгоценные колени брюк! – отозвалась Джулия. – Ладно.

Они принялись составлять книги. Минуты через две Энтони спросил:

– Ну, как дела?

– Отвратительно!

Энтони приподнял бровь:

– В каком смысле?

Джулия с силой положила на стопу толстую книгу и ответила:

– Во всех, какие только могут прийти тебе в голову! Лоис клянется, что ее кто-то пытается отравить, Джимми, можно сказать, рвет на голове волосы, Элли своим беспокойством доводит себя до болезни, а у Минни совсем больной вид. Не знаю, как только я все это вынесла. Если бы не Элли, я бы не появлялась там, но оставить ее одну не могу. Мне требовался повод, чтобы приехать туда, вот я и привезла эти чертовы книги, но завтра поеду опять. Ты, наверно, не сможешь тоже поехать?

– Смогу, дорогая, – но ты говоришь это слишком уж соблазнительно.

Энтони увидел в ее взгляде такую мольбу, что противиться ей было трудно.

– Энтони, поехали! Право, это ужасно. Не думаю, что смогу разобраться с этим в одиночку, а разобраться нужно. У меня есть идея…

– Какого рода?

Джулия заколебалась.

– Эта проблема с ядом – она неприятна и, возможно, серьезна. У Лоис было пять приступов рвоты. Сами по себе они не страшны – ее вытошнит, и она снова в полном порядке. Так вот, либо она шутит над нами, либо кто-то шутит над ней. Она не хочет обращаться к врачу и клянется, что кто-то пытается ее отравить. – Джулия издала презрительный смешок. – Отравители так не действуют. Нет – она делает это сама или же делает кто-то, чтобы напугать или наказать ее.

Энтони покачал головой:

– Сама Лоис определенно этого не делает.

– Да, я тоже так думаю. Слишком уж некрасиво. Значит, делает кто-то другой. Кто?

– Не знаю. Ты упомянула, что у тебя есть идея. Скажешь, в чем она заключается?

– Да, должна сказать. У меня ужасное подозрение, что, возможно, это Мэнни.

Он посмотрел на нее с тревогой, потом на его лице отразилось облегчение.

– Мэнни?

– Кто еще есть в доме? Элли, Минни, я, ты, Джимми? Понимаешь? Но Мэнни – тут я не уверена. Она ужасно сердилась, что миссис Марш отправляют в приют. Сказала – и это совершенно справедливо, – что Глэдис Марш не отважилась бы на это, если бы ее не поддерживала Лоис. Мэнни вся кипит из-за коттеджа Ходсона, из-за того, что Лоис не хочет видеть Ронни в Леттер-Энде, и… да еще многого. Бедная Минни стала последней каплей. Мэнни знает, что она уходит, и, естественно, знает, что причиной этому Лоис. А у нее в углу кухонного шкафа стоит бутылка с настойкой ипекакуаны, ей ничего не стоит добавить чайную ложечку в блюдо или напиток, приготовленные только для Лоис.

– Дорогая, до чего пылкое у тебя воображение!

– Если бы. Я бы не хотела так думать, но почти уверена, что это Мэнни. А это опасно, Энтони.

Энтони спокойно сказал:

– Доказательств нет. Что ты собираешься предпринять?

Он сидел на подлокотнике заваленного книгами кресла. Джулия, хмурясь, подняла на него взгляд.

– Не знаю… наверно, поговорю с ней.

Губы Энтони насмешливо изогнулись.

– И что станешь делать, если Мэнни, обливаясь слезами раскаяния у тебя на плече, во всем признается?

Джулия слегка побледнела.

– Наверно, нужно будет рассказать все Джимми, убедить его отправить Мэнни на пенсию.

– Пенсии для престарелых отравителей, – язвительно произнес Энтони. – Дорогая, наглости тебе не занимать! Но, предположим, она не признается – тогда что?

Глаза Джулии расширились. В косом свете из окна за его спиной они походили на озерца темной от торфа воды в солнечных лучах. Она медленно заговорила:

– Я не знаю. Не представляю, что тут делать. Это не дает мне спать по ночам. Понимаешь, Лоис у всех вызывает ненависть, а когда тебя ненавидят все окружающие, непременно происходит что-то жуткое. Это как в наэлектризованном воздухе – неизвестно, куда ударит молния.

Энтони холодно сказал:

– Дорогая, прибереги драматизацию для великих романов.

Глаза Джулии гневно вспыхнули.

– Можешь смеяться, но ты не знаешь, каково это! Я не драматизирую, я излагаю тебе факты! Лоис то ли боится, то ли… не знаю что. Знаешь, каково это, когда человек ничего не выказывает, но чувствуешь, что он внутренне напряжен, это с ней и происходит. А Джимми не позволяет ей ни есть, ни пить ничего, приготовленного для нее специально. Хочет, чтобы она отказалась от своего отвратительного кофе по-турецки, она не соглашается, поэтому он, бедняга, тоже пьет его, и видно, что через силу. Конечно, он прекрасно знает, что раз сам пьет его, никто не станет устраивать такие шутки.

– Значит, приступов рвоты больше не было?

– После твоего отъезда нет. Послушай, это похоже на обвинение, разве не так? – Губы ее слегка растянулись, но до улыбки дело не дошло. Джулия взяла небольшую стопку книг, положила на большую стопу и сдержанно добавила: – Но, естественно, устраивать эти шутки ты не мог.

Энтони сидел, покачивая ногой, и наблюдал за Джулией.

– Ты хотела сказать мне комплимент – любезно отдать должное моей законопослушности?

– Нет. Ты вне подозрений, потому что…

Джулия внезапно прикусила губу и умолкла. Какую безмозглую дуру делает из тебя ревность. Однако если она постоянно тебя донимает, ты однажды не выдерживаешь и говоришь то, чего никак не собиралась.

Он насмешливо посмотрел на нее.

– Лестно, но неубедительно. Я бы хотел знать, почему ты не видишь во мне возможного отравителя.

Джулия ответила серьезно и бесхитростно:

– Потому что Лоис тебе нравится. Она была очень дорога тебе.

Энтони покачал головой:

– Дорогая, это не так.

Она неожиданно вспыхнула.

– Ты был влюблен в нее!

– Это совсем другое, мое дитя.

 
Вчерашний огонь давно догорел, вчерашний пепел остыл;
И ничего не купишь на деньги, что в прошлом году пропил.
 

У Джулии радостно екнуло сердце: Энтони говорил то, во что ей больше всего на свете хотелось верить. Екнуло и упало снова. А что еще он мог сказать? Не скажет ведь он ей или кому бы то ни было, что до сих пор влюблен в жену двоюродного брата. Она уныло проговорила:

– Завтра мне нужно вернуться туда, и там будет сущий ад. Новая прислуга Лоис явится только через две недели, поэтому нам придется держаться там до тех пор. Элли и Минни работают, поэтому не могут уехать. Да и деваться им некуда. Минни, рада сказать, не пойдет к этой отвратительной старухе мисс Грей, Элли пока что не смогла найти комнату – Ронни отправляют в Брайтон, а там полно приезжих. Мне придется быть рядом, пока они там. Только надеюсь, что обойдется без финальной ссоры с Лоис.

Энтони издал сухой смешок.

– Уверена в себе?

Джулия резко заговорила:

– Я не должна ссориться с ней из-за Элли. И постоянно твержу это себе. Знаешь, Энтони, я не даю волю ненависти к ней, но могу дать.

– Дорогая, ты превосходно притворяешься.

Джулия посмотрела на него – глаза ее были мрачными, свет из них исчез, а брови сошлись в прямую черную линию.

– Я много думала об этом. Ненавидеть можно по-разному. Думаю, ненавидеть умом нормально. Умом ненавидишь не людей – ненавидишь отвратительные поступки, которые, наверно, всем ненавистны. Это нормально, но когда начинаешь ненавидеть сердцем, это опасно, это выводит тебя из душевного равновесия, и ненависть затмевает твой разум. Ты не знаешь, куда она тебя заведет, что вынудит сделать. Я всеми силами стараюсь ненавидеть только поступки Лоис, но иногда мне становится страшно.

Энтони встал. Слова Джулии сильно его затонули, но он не хотел этого показывать. Поднес ей с полдюжины книг и, когда она взяла их, положил руки ей на плечи и слегка встряхнул ее.

– Ты глупое дитя, но намерения у тебя добрые. Следуй им! Элли не будет пользы, если ты подольешь масла в огонь.

Джулия засмеялась, давая выход радости, которую всегда испытывала, когда он ее касался. Между ними не только шел разговор, но и, казалось, проходил сильный ток. Джулия искренне сказала:

– Я не хочу ссоры.

Глава 13

Энтони поехал в Леттер-Энд на другой день. Нехотя – интуиция восставала против этой поездки, но он поехал. Не по просьбе Джулии. Ему было трудно отказать ей, но он отказал. И надеялся упорствовать в своем отказе, однако в тот же вечер ему позвонил Джимми. Сказать «нет» Джулии было возможно, хотя и трудно. Сказать то же самое Джимми во время трехминутного телефонного разговора оказалось никак нельзя.

– У меня есть очень важная причина желать твоего приезда. Собственно, я хочу поговорить с тобой о девочках. Им потребуются какие-то деньги. Старая Элиза Рейвен оставила мне кое-что – ты знаешь, что я ездил улаживать ее дела. Так вот, я хочу передать эти деньги девочкам. Подумал, что, может, ты будешь их попечителем. А потом Минни – не скрою, я очень из-за нее расстраиваюсь. Мне нужно поговорить с тобой.

Говорить все время «нет» невозможно. Впоследствии Энтони задавался вопросом, изменилось бы что-нибудь, если бы он не приехал. Могло измениться очень многое, могло не измениться ничего. То, что зависело от злого умысла, возможно, было уже подготовлено. То, что зависело от случайности, могло случиться так, как случилось. Или, возможно, ничего случайного не было, и тогда трагедия оказалась бы гораздо тяжелее. Как повлияло на произошедшее его присутствие в Леттер-Энде, он так и не сумел решить. Несомненным было только, что, узнай он о предстоящем, то даже в последнюю минуту, даже в деревне Рейл, развернул бы машину и вернулся в город.

Энтони взял с собой Джулию. Что до ее настроения, то барометр поднялся, небо разъяснилось, светило солнце. То, что это был не по сезону дождливый сентябрьский день, не имело значения. Джулия возила свою погоду с собой, и когда рядом находился Энтони, пасмурных дней не случалось. Пусть бы бушевала буря, пусть бы произошло одно-два землетрясения, вспыхнул пожар – все равно бы потоками лился солнечный свет, красовались бы очаровательные радуги. В тот день ей было совершенно не важно, что идет дождь, что в сельской местности их взгляд упирается в мокрые живые изгороди и белые завесы тумана. Все равно можно было говорить. И Джулия говорила:

– А Лоис все-таки досталось по кумполу.

– Дорогая – что за выражение!

Она засмеялась:

– Знаю, знаю! Но иногда нужно давать себе волю. Иначе становишься зажатой и церемонной. Вот пишу я, соблюдая все правила.

– Dulce est desipere in loco![8]8
  Отрадно предаться безумию там, где это уместно! (лат.)


[Закрыть] Ладно, от кого досталось Лоис по кумполу?

– От Джимми. Он встретился со старым Ходсоном на тропинке, и Ходсон отчитал его, как следует: «Такого не случилось бы во времена вашего отца, тем более деда – выгнать из дома бедного человека, чтобы пустить туда чужаков!» И все в таком духе. Джимми только стоял, разинув рот. А когда произнес: «Но я думал, вы хотели уехать к снохе», Ходсон ответил: «А кто сказал вам такую грязную ложь, мистер Джимми?»

Энтони присвистнул:

– И что последовало? Кстати, как ты все это узнала?

– Я была там. И не помню, когда так радовалась. Джимми сообщил Ходсону, что произошло недоразумение, что он может жить в этом коттедже, сколько хочет. Потом отправился домой и вышел из себя. Я ушла, но перед этим слышала, как он сказал Лоис, что она должна оставить управление усадьбой ему. Надеюсь, этот урок пойдет ей на пользу.

– Добрая надежда не принесет вреда, – сухо заметил Энтони. – Когда все это произошло?

– Перед моим отъездом оттуда. Энтони, я очень расстраиваюсь из-за Минни. Думаю, у Элли все будет хорошо, если мы поможем ей продержаться еще полгода. Джимми хочет оказать ей денежную помощь, и если она снимет комнату в Брайтоне, то сможет каждый день видеться с Ронни, и ей не придется заниматься изматывающей работой по дому. Думаю, у нее все будет в порядке – мне нужно так думать, иначе просто взорвусь. Но Минни – знаешь, она гордая при всей своей мягкости. Денег у Джимми не возьмет ни в коем случае. Вот что меня пугает – ей не на что будет жить. И вид у нее ужасный – Джимми очень расстраивается из-за этого. Сделать что-то может только Лоис. Мог бы ты поговорить с ней?

Энтони хмуро смотрел на длинную мокрую дорогу, убегавшую в туман.

– Уже говорил.

– Есть какая-то польза?

– Тогда я подумал, что да. По крайней мере, что есть надежда. Теперь так не думаю. Дело в том, что Минни действует на нервы Лоис – и тут ничего не поделаешь. Там все будет выметено под метелку и устроено по-новому. Думаю, после этого появляться в Леттер-Энде все мы будем нечасто.

После долгого молчания Джулия заговорила:

– Это почти как… ампутация, правда? Я не должна бы ощущать этого, потому что редко там бываю, но все равно больно. Глупо с моей стороны, но в числе некоторых вещей мне больше всего не нравится, что мамин портрет висит на стене за креслом этой женщины. Меня это больно ранит.

– Джимми отдаст тебе этот портрет, если попросишь.

Лицо Джулии потемнело.

– Не могу! Это все равно что выгнать маму из дома – ради нее!

Какое-то время они ехали в молчании, их обволакивал туман. Создавалось впечатление, что они находятся в комнате с белыми стенами, такой маленькой, что невозможно отодвинуться друг от друга. Энтони улавливал ее мысли – их ритм и окраску. Что улавливала Джулия, оставалось ее секретом. Вскоре она произнесла:

– У меня возникло желание поехать не туда.

Энтони непринужденно отозвался:

– Желания ничего не стоят. Куда тебе хочется?

– В Леттер-Энд десять лет назад.

Он засмеялся:

– Я только что окончил школу, а вам с Элли было по четырнадцать лет.

– И там не было никакой Лоис. Это был бы рай, правда? – Потом Джулия сказала с неожиданной силой: – Знаешь, что она теперь сделала? Взяла в дом эту мерзкую Глэдис Марш.

– А что сталось с Джо?

– Уехал к сестре в Девоншир. Будто бы затем, чтобы вступить в дело шурина. На самом деле его терпеть не могут в деревне – возмущаются тем, что он отправил мать в приют. А Глэдис терпеть не может Рейл – им хочется уехать. Наверняка чем скорее, тем лучше. Но пока что Глэдис в Леттер-Энде и ведет себя гнусно.

– Что она там делает?

– Что-то шьет, прислуживает Лоис – и по обязанности или нет подслушивает под дверями. Элли уперлась, сказала ей, что она должна сама убирать свою комнату, но та задрала нос: «Вот еще. От домашней работы грубеют руки, и я к этому не привыкла». – Джулия издала гневный смешок. – Я сказала Элли, что подниму скандал на весь дом, если она сдастся, и Элли держится. Теперь Глэдис корчит из себя аристократку – с оскорбленным видом стирает пыль тряпкой и щеткой, словно никогда в жизни не делала уборки в комнате.

Энтони успокаивающе положил левую руку на колено Джулии.

– Дорогая, выключи газ и остынь! Если будешь так кипеть, то вся выкипишь и вспыхнешь, а этого нам не нужно. Лучше расскажи мне о своей новой книге.

Джулия бросила на него взгляд, гневный и вместе с тем нежный.

– Я занята не книгой, а этими неприятностями. Не могу писать, когда творится такое.

Однако тем не менее принялась рассказывать о книге.

Глава 14

Едва ступив в Леттер-Энд, Энтони убедился, что лучше было бы оставаться в городе, махнув рукой и на Джимми, и на дела. Десять дней назад, когда он уезжал, обстановка в доме казалась нерадостной, но то был рай по сравнению с тем, что обнаружилось теперь. Вид Минни прямо-таки ужаснул его. Она походила на лунатичку, не замечавшую окружающих в каком-то горестном сне. Ему вспомнилась картина, которую он видел однажды и с тех пор не мог забыть. Художник изобразил девушку, которую вот-вот расстреляют как шпионку. На картине она выглядела еле живой. И вспоминалась ему при каждом взгляде на Минни Мерсер. Неудивительно, что бедняга Джимми беспокоился из-за нее.

Во время разговора в кабинете с двоюродным братом Энтони забеспокоился и о нем. Что-то было неладно, и ему стоило лишь увидеть за ужином его и Лоис, дабы понять, что между мужем и женой возникли трения. Лоис выглядела превосходно и не упускала возможности покрасоваться. На Джимми она поглядывала с легким презрением. Обращалась к нему «дорогой» ледяным голосом – который тут же ласково смягчался при обращении к Энтони. Потом понижался почти до шепота, который Джимми, сидевший на другом конце стола, тщетно пытался расслышать.

Энтони сидел рядом с ней. От хозяйки нельзя отворачиваться. Нельзя пересесть на другое место. Он говорил довольно громко, старясь сделать разговор общим. Отвечала только Джулия. Элли выглядела изможденной. Минни пребывала будто во сне, а Джимми определенно находился в каком-то странном настроении. Обычно пьющий меньше всех, он налил себе такую большую порцию виски, что Лоис подняла брови, и выпил, почти не добавляя содовой. Потом повторил.

Вспоминая впоследствии этот вечер, Энтони задался вопросом, мог ли он своим поведением что-то изменить. И пришел к безысходному сознанию, что слишком много людей было вовлечено во все это. Существовало очень сильное подводное течение. Его усилий оказалось бы недостаточно, чтобы остановить поток, несущий их к катастрофе.

Если бы Джимми не попросил Джулию спеть, не настаивал бы, пока отказ не стал глупостью; если бы Энтони не пошел в сад с Лоис; если бы Джимми не взвинчивал свое упрямство, уязвленные чувства и смутные подозрения большими дозами виски; если бы Глэдис Марш не вздумала принимать ванну… Что проку во всех этих «если бы»? Порой нарастающий гнев, подобно огню, начинает поглощать то, что предназначено для тушения, обращать все усилия обуздать его в еще больший жар.

Устраивая в гостиной перестановки, Лоис убрала оттуда пианино. Считалось, что оно где-то хранится, но Джулия откровенно сказала, что Лоис его продала. Однако в классной комнате было старое пианино, и все перешли туда, когда Джимми потребовал, чтобы Джулия спела.

Лоис подняла брови и издала ледяной смешок:

– Мой дорогой Джимми, как допотопно! Я полагала, что с «чуточкой музыки после ужина» давно покончено!

Он бросил на нее возмущенный взгляд:

– А вот я люблю музыку после ужина. Я хочу послушать пение Джулии. Не слышал его несколько лет. Садись и начинай. Может, пение подсластит этот отвратительный кофе.

Брови Лоис поднялись опять.

– Тебе не обязательно его пить.

– Черт возьми, ты прекрасно знаешь, почему я его пью.

Лоис засмеялась.

– Последняя причуда Джимми! – сказала она Энтони. – Если меня отравят, он отравится тоже. Трогательная преданность – не так ли? – Взяла свою чашку с подноса и подошла к окну, где Энтони стоял вполоборота к комнате. – Настроение у него отвратительное, правда? – Она даже не потрудилась понизить голос. – Мы поссорились из-за коттеджа Ходсона. Понимаешь, мне он нужен для Гринэйкров. И все было уже устроено – старик собирался ехать к снохе в Лондон, где за ним был бы должный присмотр. Но теперь Джимми разбивает мой замечательный план, говорит, что не потерпит этого. Что скажешь об этом? Я вне себя.

Энтони улыбнулся:

– Думаю, тебе лучше оставить этот коттедж в покое.

Лоис подалась к нему поближе.

– Пошли в сад, утешь меня. У тебя нет противоестественной тяги к сентиментальным песенкам, правда?

– Я хочу послушать, как поет Джулия.

Она бросила на него острый, язвительный взгляд, села на диван у окна и закурила.

Чуть поколебавшись, Энтони сел тоже. Он выпил свой кофе и поставил чашку на поднос. Джимми, кривясь, упорно допивал свой. Чашка Лоис, где оставалась только гуща, стояла между ними на широком дубовом подоконнике.

Энтони обратил взгляд на Элли, одиноко сидевшую в углу. Ему стало интересно, о чем она думает. Если бы он узнал, его бы это не особо обрадовало. Она вновь и вновь возвращалась к тому, что произошло днем в госпитале. Ну и что там произошло? Элли твердила себе: «Ничего – ничего – ничего». Но бессмысленно это говорить, когда ты сама не своя от горя. Ничего не произошло – совершенно ничего. Следует все время это повторять. Кажется, будто сидишь в лодке, которую заливает вода через невидимую течь, и воду нужно без остановки вычерпывать. Но если течь слишком велика, это бесполезно – вода зальет лодку.

Ей представлялось лицо Ронни, радостное, сияющее, каким она увидела его, войдя в госпиталь. И оказалось, что радовался он не ей. Элли с полминуты думала, что муж рад видеть ее, а потом он сказал, что медсестру Блэкуэлл переводят в Брайтон, в тот же санаторий, что и его. Медсестра Блэкуэлл была той самой хорошенькой смешливой девушкой. Она всегда выглядела такой свежей, будто ей не о чем было заботиться, кроме своей внешности. Ронни сказал: «Разве это не замечательно?» Элли ответила: «Замечательно…» Ее голос прозвучал угасающим эхом. И она почувствовала себя угасающей. В сердце проник какой-то холод.

Джулия взяла несколько аккордов и запела. Ее голос Энтони однажды назвал голосом сливок и меда – благозвучным, мягким, но ограниченного диапазона. Контральто часто бывают негибкими. Голос Джулии свободно лился в старых народных песнях, которые требовал Джимми, – «Барбара Аллен», «Дочь бейлифа». На манерно растянутое замечание Лоис: «Какая-то детская школа, вам не кажется?» – никто не обратил внимания.

Джимми попросил «веселую, что ты пела – со всеми животными. Мы еще называли ее “Зоопарк”».

Джулия засмеялась совершенно искренне.

– «Путь любовь найдет»? Ладно.

Она проиграла оживленную прелюдию и запела старую очаровательную песню:

 
По тропинкам горным,
По бурным волнам;
По пустыням черным,
По белым снегам;
В пучинах бездонных
Океанских вод;
В дебрях потаенных
Путь любовь найдет.
 
 
Даже не старайся
Ей грозить тюрьмой;
Даже не пытайся
Мнить любовь слепой;
Как ей ни препятствуй,
Сыщет в мраке брод;
В ходе трудных странствий
Путь любовь найдет.
 
 
Сокола ты сможешь
Приучить к руке;
Чудо-птицу феникс
Стиснуть в кулаке;
И голодной львице
Сунуть руку в рот;
Но сквозь твои границы
Влюбленный путь найдет.
 

На последнем слове Лоис встала и бросила окурок в окно. Голос ее отчетливо прозвучал сквозь заключительные аккорды Джулии:

– Ну, оставляем вас наслаждаться народными песнями. Я к ним равнодушна. Мы с Энтони идем в сад.

Об этом Энтони тоже впоследствии задумывался. Если бы он остался там, сказал с такой же откровенностью холодно и совершенно правдиво, что любит старые песни, любит слушать, как их поет Джулия, изменилось бы что-нибудь? Возможно, Лоис тоже осталась бы, стала бы возиться с вещами, которые постоянно носила в сумочке – портсигаром, зажигалкой, пудреницей; говорить, не понижая голоса; играть на нервах у Джимми. Похоже, лучше было уйти с ней в сад, оставив Джулию повышать Джимми настроение.

Энтони перешагнул через низкий подоконник и протянул Лоис руку. Она задела свою чашку подолом платья. Чашка упала на пол и покатилась, но осталась цела.

Минни вышла из своего угла, чтобы поднять ее. Осмотрела чашку, потом поставила вместе с блюдцем на поднос.

– Чашка не разбилась, – сказала она, – только с ручки откололся крохотный кусочек. Марсия очень любила эти чашки, их осталось мало. Я рада, что она не разбилась.

Она говорила так, словно разговаривала с собой – словно была одна в комнате или одна в своем сне. Потом взяла поднос и ушла.

В саду Энтони всеми силами старался развлекать хозяйку. Во всяком случае, избрал для себя роль занимательного гостя. К сожалению, чтобы разыграть сцену, требуются двое. У Лоис была своя идея для сцены, какую она хотела разыграть. Прекрасный солнечный вечер; теплый воздух; пение птичек; яркие осенние краски цветочного бордюра – такой являлась декорация. А персонажи – что могло быть более многообещающим, чем скучающая красавица и мужчина, у которого некогда пределом мечтаний было заняться с ней любовью?

Лоис начала показывать ему, что не будет против его ухаживаний. Будь это и все, то ничего особенного. В словесной пикировке Энтони мог держаться с ней на равных. Но с каждой минутой он ощущал в этой сцене что-то подспудное. Какой-то ток под опасно сильным напряжением, готовый заискрить.

Он начал искренне жалеть, что не остался дома. А потом Лоис внезапно изменила тон. Из него исчезла беспечность. Она сказала доверительным, искренним голосом:

– Энтони, я здесь смертельно скучаю.

Он с облегчением улыбнулся:

– Что я должен ответить – «Спасибо за комплимент»?

Теперь нахмурилась она:

– Я не могу жить здесь. Глупо было пытаться.

– Да ведь ты только начинаешь, – заметил Энтони. – Недели две назад ты только и говорила о том, что собираешься сделать.

Лоис сказала странно унылым тоном:

– Утрачено главное. Я не могу жить в деревне. Сниму квартиру в городе.

– Не думаю, что ты сможешь склонить Джимми жить там.

– Смогла бы, если бы постаралась, но стараться не стану.

Энтони проницательно посмотрел на нее. Такой Лоис он еще не знал. Она казалась подавленной и смотрела мимо него с каким-то заставшим выражением, ее зрачки сузились от света. Он небрежно произнес:

– Какой смысл ты вкладываешь в эти слова? Или не вкладываешь никакого?

Она негромко и упрямо ответила:

– Вкладываю. Думаю, ты понимаешь, что это за смысл.

– Надеюсь, что нет.

– Не надейся. Я не хочу и дальше жить так.

Энтони продолжал небрежным тоном:

– Потому что вы с Джимми поссорились?

– Нет, – Лоис сделала эффектную паузу, а потом добавила внезапно потеплевшим голосом: – Энтони, неужели ты не понимаешь, что жить и дальше так я не могу?

– Честно говоря, не понимаю.

– Не понимаешь? Так постарайся! Постарайся, прошу тебя. Два года назад я была дурой. Вот – говорю это сама. Если бы знать, что этот вопрос с Даблдеями не будет рассматриваться в суде… Знаешь, я не могу жить без денег – бессмысленно делать вид, будто это не так. В этом отношении я всегда была совершенно честной, правда?

– Совершенно.

– Я не могу жить без денег и не могу жить без людей. Мне нужно вернуться в город.

Энтони серьезно заговорил:

– Лоис, по-моему, ты ведешь себя глупо. Чего ради ты устраивала все эти перемены, если не собираешься жить здесь? Освобождаешь комнаты в доме, нанимаешь новый штат прислуги. Собираешься принимать гостей, приглашать людей сюда. Джимми не станет тебе препятствовать – он любит большое общество.

Она рассмеялась:

– Нет, препятствовать мне Джимми не станет.

Энтони не ожидал ее смеха, но невольно тоже засмеялся.

– Хорошо, тогда чего ты хочешь?

Лоис повернула голову и, улыбаясь, посмотрела мимо него.

– Скажу. Или, может, сам догадаешься. А когда я чего-то хочу, то обычно добиваюсь этого.

– Вот как?

Их взгляды встретились. Ее глаза искрились. Ток снова стал опасным. Она опять засмеялась:

– Я сниму квартиру в городе. Ты станешь навещать меня там, так ведь? По выходным можно будет устраивать здесь вечеринки, чтобы заставлять слуг пошевеливаться и давать деревне пищу для сплетен.

– Звучит замечательно. А теперь, может, вернемся в дом?

– И присоединимся к поющим? – Лоис понизила голос. – Боишься оставаться со мной наедине, дорогой?

Энтони нахмурился:

– Послушай, Лоис…

– Что, святой Антоний?

Его взгляд из-под нахмуренных бровей стал холодным.

– Надеюсь, ты понимаешь, что за игру ведешь.

– А ты?

– О, конечно. Ты поссорилась с Джимми и хочешь вызвать у него раздражение, флиртуя со мной. Говорю совершенно серьезно и откровенно, что у тебя ничего не выйдет и тебе следует быть осторожнее. Я не позволю использовать себя для того, чтобы раздражать Джимми!

Лоис посмотрела на него с соблазнительной улыбкой.

– Из тебя вышел бы очень симпатичный священник. Не подумывал о том, чтобы принять духовный сан?

– Лоис, послушай! Ты скучаешь. Ты сердита на Джимми…

– А ты кружишь мне голову. Продолжай, дорогой! Это так волнующе!

– Да, продолжаю. Я сказал, что тебе следует быть осторожнее, прислушайся же к моему совету. Я уже видел Джимми в раздражении – не часто, раза три-четыре. Так вот, тут неизвестно, чего от него можно ждать. Как-то он не поладил с отцом – мне об этом рассказывала Марсия, – тогда ему было около двадцати. Так он ушел из дома и пропал. Около года не знали, жив он или нет. Потом он вернулся – с самым приветливым видом, как ни в чем не бывало. Однако никогда не рассказывал, где был и что делал. Это Джимми в совершенно ином свете, правда?

– О да, очень интригующе. Хочешь предупредить меня, что Джимми исчезнет из моей жизни, если я погуляю с тобой полчаса в саду при дневном свете? Знаешь, кажется, я смогу это пережить.

Энтони посмотрел на нее с мрачной суровостью.

– Я пытаюсь тебя предостеречь. Ты постоянно добиваешься, чего хочешь. Уезжают девочки, уезжает Минни. Все мы разъедемся по своим делам, и дом станет всецело твоим. Ладно – ты этого хочешь. Но Джимми это не нравится. Он семейный человек и не видит никаких причин, мешающих семье по-прежнему вести родовую жизнь в Леттер-Энде. Это вовсе не современно – родственники так больше не живут. Так вот, обходись с ним помягче, пока все меняешь. Большинство людей не любит перемены. Джимми ненавидит их. Он вознес тебя на высоченный пьедестал. Сейчас не время его раскачивать: падать будет очень далеко.

Энтони было безразлично, разозлится Лоис или нет. Она не выказывала гнева, но стояла там, подняв лицо к его лицу и неотрывно глядя на него веселыми глазами.

– Ты говоришь, я добиваюсь, чего хочу. Я сказала тебе, что обычно так и бывает.

– Избавляешься от нас, так?

– Думаешь, я хочу избавиться от тебя?

На последнем слове было сделано отчетливое ударение. Лоис шагнула вперед и оказалась очень близко к нему. Не настолько, чтобы коснуться, но создалось ощущение касания – очень беспокойное ощущение.

Энтони часто бывал рад видеть Джулию, но больше всего обрадовался в эту минуту, когда она появилась из-за угла тисовой изгороди примерно в десяти футах. Джулия подошла к ним и твердо произнесла:

– Джимми хочет поиграть в бридж. Пойдете в дом, чтобы нас стало четверо?