Текст книги "Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)"

Глава 15

Игра в бридж не была увлекательной, но, по крайней мере, давала возможность не общаться с глазу на глаз. Джимми был слегка пьян, обидчив – возникшая у него подозрительность уже исчезла, но оставался во всех отношениях собственной противоположностью. У него имелись великолепные карты, и он играл ими с чрезмерным пренебрежением ко всему, кроме сиюминутной прихоти. У Джулии, его партнерши, вид был отсутствующий. Выражение лица казалось замкнутым. С начала до конца она не произнесла без необходимости ни единого слова. Лоис выглядела просто скучающей. Если она ничего не говорила, было ясно, что это не стоило труда. Нет, игра была не увлекательной, но гораздо предпочтительнее уединения с Лоис.

– Боюсь, завтра мне придется уехать чуть свет, – обратился Энтони к кузену. – Мне нужно успеть на встречу с одним человеком. В Лондоне он будет проездом – едет на юг из Шотландии. Мне важно встретиться с ним. Думаю, лучше всего подойти к нему во время завтрака. Свободного времени у него будет мало.

Джимми хмыкнул:

– Как-то неожиданно, а?

– Не сказал бы. Неожиданным был мой приезд. Пришлось рассчитывать время, так как ты хотел увидеться со мной по делу.

Лоис подняла брови:

– По делу?

– По моему делу, – ответил Джимми Леттер.

Джулия внезапно устремила взгляд на Энтони. Ее сонное лицо оживилось. Она ничего не сказала, почти сразу же взяла карты и принялась сдавать.

Лоис засмеялась:

– Надеюсь, ты не ожидаешь, что кто-то из нас встанет проводить тебя?

В половине одиннадцатого все пожелали друг другу доброй ночи.

Энтони поднялся в комнату, которую занимал с десяти лет. Она находилась на втором этаже, но отличалась от остальных спален тем, что там имелась дверь на черную лестницу. Лестница круто спускалась от площадки, по ее левую сторону располагалась маленькая швейная мастерская, где работала служанка Марсии Уэйн в те дни, когда служанки шили для хозяев, а по правую – комната, которую до сих пор называли «комнатой Энтони». Там же находилась и ванная.

Когда он шел принять ванну, по лестнице поднималась какая-то женщина. Энтони замедлил шаг, дабы дать ей пройти, и увидел, что она пошла по коридору к старой швейной мастерской. Перед тем как войти туда, женщина оглянулась на него. Он увидел чрезмерно завитые светлые волосы, чрезмерно подкрашенные ресницы, алые губы и пытливые голубые глаза.

Энтони вошел в ванную и закрыл дверь. Если это была Глэдис Марш, то его не удивляло, что она не ладила с Джулией и Элли. Открыв краны и мысленно поблагодарив Мэнни за то, что нагрела воду, он подумал, что если бы Джо Марш не повел себя так по отношению к матери, то, видимо, тоже не остался бы без работы у Лоис.

Энтони нежился в горячей воде и размышлял. Худшее позади. Он выедет еще до семи часов, и ничто не заставит его снова приехать в Леттер-Энд – может, уже никогда. Серьезны намерения у Лоис или нет, но ясно, что она собирается устроить сцену. Зачем? Энтони думал об этом тогда, думал в ужасные дни впоследствии – и никак не мог найти ответ.

Отбросив эти мысли, он задумался о своих делах с Латимером. Без сомнения, его книга была замечательной. Правда, фирма решила, что некоторые эпизоды нужно переработать, и Энтони поручили работу с автором, известным своей обидчивостью. Энтони служил вместе с Латимером в начале войны, и между ними возникло нечто вроде дружбы. Пожилые партнеры похлопали новичка по спине и предложили заняться этим. «Тебе нужно будет проявить такт. Мы не хотим терять его, но не можем напечатать эти главы в таком виде». Энтони задался вопросом, насколько раздосадуется Латимер, а потом поймал себя на мысли, что должен быть благодарен ему за такой хороший повод для раннего отъезда. Никто, кроме Джулии, не знал, что он и Латимер обедали вместе. И теперь можно будет устроить то же самое. Завтрак после проведенной в поезде ночи, очевидно, не время для оценки по достоинству тактичного подхода, но как предлог для раннего отъезда вполне годится.

Энтони вернулся в свою комнату и осознал, что, видимо, проведет здесь последнюю ночь. Его книги по-прежнему заполняли полки огромного старого книжного шкафа до потолка высотой – на нижней полке стояли переплетенные тома его детских сочинений; на следующей – книги, полученные в школе в виде призов, которые остались непрочитанными; и так далее, от любимых в подростковом возрасте вещей до длинных рядов небольших изданий в кожаных переплетах на самом верху. Кое-что ему хотелось забрать. Что до остальных, что делать с реликтами своей юности? Их следовало сдать в утиль во время войны, но он явственно представлял Джимми, властно говорящего, топнув ногой: «Вещей мистера Энтони не касаться!» Если Энтони не мог решить, что делать с книгами, то с фотографиями тем более – там были групповые снимки в школе, в колледже – бесконечные ряды лиц, спортивных курток, фуфаек. Единственный выход – сжечь. Годы войны создали неодолимую пропасть между ним и тем, что было запечатлено на фотографиях.

Энтони постоял, глядя на несколько последних групповых снимков, и пришел в уныние. Билл Роджерс погиб в битве при Эль-Аламейне, Джервис под Дувром, Мэплтон при бомбежке Лондона, Энсти в Бирме, Дэнверс во Франции, Макдональд пропал без вести неизвестно где. Не стоит оглядываться назад. Хорошие ребята, с которыми он дружил, однако жизнь продолжается… Он подумал, что у войны есть и другая сторона. Томпсон стал бригадным генералом. Странно, у солдат он не пользовался особым уважением. А Энтони Леттер, которого тогда очень уважали, остался всего лишь капитаном. Все зависит от везения. Хотя ему повезло, что остался жив после Эль-Аламейна, что получил рану, после которой два года не участвовал в боях… Возмущало же то, что он сломал ногу во Франции, когда его подвозил на джипе парень, впервые севший за руль этой машины и сам не получивший даже царапины.

Энтони решил попросить Джулию убрать все ненужное ему из комнаты, но потом передумал – это могло обидеть Джимми. И тут негромкий звук заставил его обернуться.

Кроме обычной двери в этой комнате имелась еще одна. Ее не заметишь, если не знаешь о ее наличии: она оклеена теми же обоями, что стены, и ручки с этой стороны у нее нет. Комната некогда была сдвоенной, и каморка за оклеенной дверью представляла собой гардеробную, но, сколько Энтони помнил, гардеробная служила платяным чуланом Марсии. Пользоваться ею во время игры в прятки строго запрещалось, но они всегда пользовались. Это казалось очень соблазнительным. Из каморки был выход на площадку главной лестницы. Оттуда не имелось выхода в комнату Марсии, находившуюся на другой стороне, но можно было проскользнуть из ее двери в чулан, оттуда в его комнату, а потом на площадку черной лестницы, а там подняться или спуститься, а то и выйти через вращающуюся дверь снова на площадку главной лестницы. Стратегически очень важно.

Все это пронеслось в голове Энтони, когда он обернулся, не особенно удивившись, так как все здесь давно знал. Оклеенная обоями дверь открывалась. Через секунду она открылась, и вошла Лоис.

Это его потрясло. Энтони перенесся мыслями в прошлое – ее там не было. Ей нечего делать в чулане Марсии. Эта первая инстинктивная реакция сменилась мыслью «Конечно, теперь эта каморка принадлежит ей», но тут же пришло потрясающее заключение – ей нечего делать в его комнате.

Уже наступила полночь. Очевидно, все остальные в доме спали – по крайней мере, Энтони на это надеялся. Он был в пижаме, она в неглиже, какое носят соблазнительницы во всех альковных сценах: нечто прозрачное, телесного цвета, сползающее с плеча. Энтони так рассердился, что не мог ни найти слов, ни произнести их. Лоис не ждала этого и торопливо заговорила:

– Мне нужно поговорить с тобой. Энтони, пожалуйста, выслушай.

– Лоис, ты в своем уме? Мы не можем разговаривать здесь – вот так. Ради бога, возвращайся в свою комнату.

Она тихо засмеялась серебристым смехом.

– Думаешь о моей репутации, дорогой?

Энтони резко ответил:

– Я думаю о Джимми. Тебе тоже стоит о нем подумать.

Лоис подошла поближе и сказала:

– Лучше буду думать о тебе.

– Лоис…

– Ты уже два года не целовал меня. Не хочешь поцеловать сейчас?

– Лоис…

– Раньше ты не был таким холодным, мой милый.

– Раньше ты не была женой Джимми. И приходится тебе напомнить, что два года назад – это два года назад.

– Тогда ты меня любил.

– А теперь не люблю ничуть.

Она засмеялась и, сощурившись, посмотрела на него.

– Иосиф!

Энтони был так сердит, что ее слова не могли его задеть. Раз Лоис на это напрашивается, пусть получает.

– Ты в самом деле стремишься быть женой Потифара? Это отвратительно, тебе не кажется?

Дверь снова пришла в движение. На обоях были изображены букеты фиалок на белом фоне, и эти букеты шевельнулись. Энтони заметил это поверх плеча Лоис – плеча, с которого сползало ее чертово одеяние. Дверь отворилась полностью, и вошел Джимми.

Только этого и не хватало, чтобы превратить всю сцену в дрянной фарс. Однако несмотря на ярость Энтони понимал, что у этого фарса зловещий оттенок. Джимми, в голубой пижаме, с сильно взъерошенными светлыми волосами, должен был походить на комичного мужа, но не походил. Его фигура представлялась трагичной. Шагнув вперед, он смотрел на них. Его светлые глаза казались неподвижными между покрасневшими веками, лицо было мертвенно-бледным, залитым потом. При виде его даже Лоис утратила дар речи. Заговорил Джимми:

– Марш к себе в комнату!

– Право же, Джимми!

– Я слышал, что ты говорила.

Лоис издала отрывистый смешок, пожала плечами и прошла мимо него.

Энтони напоследок удивило, что хотя она едва не задела Джимми, он не шевельнулся, чтобы избежать столкновения. Ее словно бы не было здесь, и спустя секунду не стало. Дверь в стене закрылась за Лоис, но для Джимми Леттера ее не стало еще раньше. Больше не было никакой Лоис.

Вся сцена длилась одну минуту. Энтони овладел собой и приготовился спасти то, что еще можно было спасти. Произнес: «Джимми, старина…» – и Джимми обратил на него взгляд светлых глаз.

– Я слышал, что она сказала. – Потом: – Она сказала «Два года назад». Я хочу знать… что произошло… два года назад.

Его голос звучал без всякого выражения – ни следа его обычной манеры говорить. Между словами были жуткие паузы. У Джимми – у которого слова не поспевали друг за другом их бывало слишком много, чтобы аккуратно сложиться во фразу. А теперь эта однообразная монотонность: «Я хочу знать… что произошло… два года назад».

– Ничего особенного. Поверь мне. Я был влюблен в нее и сделал ей предложение. Она отказала мне и вышла за тебя. Вот и все. Я думал, ты знаешь.

Джимми кивнул. Сказал по-прежнему с трудом:

– Твоей… вины… нет…

Энтони подошел и положил руку ему на плечо.

– Слушай, Джимми, – заговорил он, – не придавай этому слишком большого значения. Ничего дурного не случилось. Право, не придавай. Я скажу тебе чистую правду. Ради бога, поверь мне. Лоис поссорилась с тобой – из-за коттеджа старого Ходсона…

– Она солгала мне по поводу коттеджа.

Плечо под рукой Энтони было холодным и твердым, как лед. Он упорно продолжал:

– Так вот, вы поссорились, и Лоис разозлилась. Она злится, если не добивается своего. И решила отомстить тебе. Лучшим способом для этого ей показался флирт со мной. Мы знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы разговаривать напрямик – и я сказал ей, что у нее ничего не выйдет. Тут вышла Джулия и позвала нас в дом. Женщины не любят оставлять ссору незаконченной – они ищут способа рассчитаться и оставить за собой последнее слово. Я искренне верю, что это привело Лоис сюда. Это было чертовски глупо с ее стороны, и ты имеешь полное право гневаться, но не думай, что здесь пахло чем-то худшим. Завтра в шесть утра я уеду и не стану появляться здесь – можешь мне поверить. Джимми… Господи…

Джимми Леттер посмотрел на него тяжелым взглядом и произнес:

– Это бесполезно. Я слышал, что она сказала.

С этими словами он повернулся и вышел через дверь в стене.

Глава 16

Энтони уехал из Леттер-Энда, пока все еще спали. Шаги его гулко раздавались в коридоре, словно дом опустел. Когда он отодвинул засовы и повернул в замке ключ, казалось, что кто-нибудь должен проснуться. Он вышел на улицу, трава была в росе, дул легкий ветерок. Вывел свою машину и с чувством избавления выехал на дорогу.

В следующие два дня Энтони был очень занят. Обедал с Латимером, поладил с ним лучше, чем ожидал, и тот увез его в свой коттедж на берегу Темзы. Никаких возражений Латимер слушать не хотел. Рукопись его находилась там, они могли поработать над ней вместе – «Твои партнеры сущие старые бабы, не хватало мне еще спорить с ними». И совершенно неожиданное: «Не пытайся отказываться – ты должен поехать, познакомиться с моей женой».

Латимер женат! Энтони с трудом в это верилось. Ему стало любопытно, что представляет собой миссис Латимер. По приезде он нашел ее приветливой, спокойной домохозяйкой, хорошенькой на сельский манер и прекрасной кухаркой. Такая жена как раз подходила Латимеру. Хотя, зная его, трудно было поверить, что он женат. Однако у него была супруга, и он казался образцовым, очень довольным мужем.

В фирме Энтони охотно дали отпуск, и на другой вечер в шесть часов он вернулся в отель. Едва успел переодеться, чтобы ехать в Хэмпстед на ужин с Мэтьисонами, и провел там очень приятный вечер. Где-то на периферии он все еще испытывал чувство избавления.

В отель он вернулся за полночь и обнаружил в номере записку: «Дважды звонила мисс Уэйн. Просила вас позвонить, когда вернетесь». Прочтя эти слова, Энтони нахмурился. Они напомнили о Леттер-Энде, принесли ощущение катастрофы. Ерунда, конечно, сущая ерунда. У Джулии для звонка мог быть десяток основательных причин… «Дважды звонила мисс Уэйн. Просила вас позвонить, когда вернетесь».

Энтони сел на край кровати, поднял трубку стоявшего на столе телефона, назвал номер и стал ждать. Было десять минут первого. Единственный на втором этаже телефон находился в спальне Лоис. Если Джулия ждет его звонка, то должна быть в кабинете. Энтони очень ясно представилось, как она ждет его звонка: телефон стоит на столе Джимми, а Джулия сидит в кресле перед столом в полной тишине, которая длится и длится.

Соединили их почти через полчаса. При первом звонке он поднял трубку и услышал голос Джулии:

– Энтони?

– Да. В чем дело?

– Кое-что стряслось.

– Что же?

Джулия продолжала по-французски – этот язык она учила в классной комнате под руководством мисс Смизерс. И английское произношение французских слов делало то, что она говорила, еще более невероятным.

– Нечто ужасное, Энтони. Лоис – она мертва.

Он издал какое-то нечленораздельное восклицание.

– От чего она умерла?

– Не знаю. От чего-то в кофе.

– Джулия!

Энтони услышал ее прерывистый вдох.

– Здесь были полицейские. Утром они вернутся.

– Когда это произошло?

– После ужина – как только она выпила кофе. Приедешь?

– Конечно.

– Рано?

– Часам к восьми.

– Приезжай к половине восьмого. Я встречу тебя у первого указателя расстояния перед деревней. Хочу поговорить с тобой.

Их соединило что-то вроде туго натянутой струны. Он сказал: «Ладно», в трубке раздался щелчок, и их разделили тридцать миль.

Энтони тоже положил трубку и почувствовал, что рука онемела от того, как сильно он ее сжимал.

Глава 17

Джулия стояла возле указателя, велосипед был прислонен к изгороди за ее спиной. Когда Энтони подъехал, она подошла к машине.

– Давай уедем отсюда. Сверни на дорогу в деревню. Я взяла велосипед Элли, от тебя не отстану.

Автомобиль заполнял дорогу почти целиком. Но это не имело значения, ведь дорогой почти не пользовались. Джулия влезла в машину, забилась в угол и без всяких предисловий сказала:

– Полагают, что это убийство.

– Почему?

– По всему, – ответила она. – Лучше будет, если я расскажу тебе по порядку.

– Да.

Джулия снова сделала прерывистый вдох. Ее волосы слегка повлажнели от утренней сырости, лицо было бледным, застывшим, голос – тихим и твердым.

– Эти два дня – после твоего отъезда – были ужасными. Видимо, произошла какая-то ужасная ссора. Думаю, ты знаешь, в чем дело. Джимми ничего не говорит. Почти весь первый день его не было дома. Лоис оставалась в своей комнате до обеда, потом спустилась. Джимми не было. За ужином они не разговаривали, поев, он вышел и заперся в кабинете.

– А что там с кофе?

– Джимми пришел за ним в гостиную, выпил залпом, будто лекарство, и ушел. На другой день – вчера – то же самое. Лоис завтракала в своей комнате. Джимми ушел и вернулся уже под вечер. Выглядел он ужасно. Всем – всем — в доме было ясно, что произошла какая-то страшная ссора. Ужин прошел отвратительно. Элли и я вымыли посуду – у Минни был такой скверный вид, что мы отправили ее к себе. Я понесла поднос с кофе в гостиную. Мэнни положила по щепотке ванили в каждую чашку – у меня на глазах. Сахар и коньяк лежали на подносе. Я внесла его в гостиную и поставила на стол. Там никого не оказалось. Я вышла на террасу посмотреть, там ли Лоис, но ее не было, тогда я пошла к кабинету и крикнула Джимми через окно, что кофе в гостиной. Обратно я не спешила. Все было очень скверно. – Джулия сделала паузу и сжалась, чтобы не дрожать от холода. На ней было теплое бобриковое пальто, но ее ничто не могло согреть. Холод шел изнутри.

– Продолжай, – сказал Энтони.

– Да, конечно. Вскоре я подошла к окну гостиной и заглянула внутрь. Все были там. Джимми сидел в своем кресле, чашка кофе стояла на столе перед ним. Он взял ее и, как всегда, выпил залпом. Лоис шла к своему обычному месту возле окна, держа чашку в руке. Минни стояла у камина. Элли – у окна. Я не хотела входить. Сказала Элли: «Дорогая, ложись спать пораньше. Я пойду, прогуляюсь». Через сад я вышла в поля. Вечер был замечательный, и мне не хотелось возвращаться. Не знаю, изменилось бы что-нибудь, если бы я вернулась. – Она снова вздрогнула.

– Продолжай, Джулия.

Джулия не сводила взгляда с его лица.

– Вернулась я в десять часов. Дверь из гостиной на террасу оказалась открыта. Я вошла в нее. Там никого не было, кроме Лоис, и я подумала, что она спит. Мне не хотелось будить ее, поэтому я решила выйти и повернулась к боковой двери. А потом я засомневалась, спит ли она. Лоис сползла в кресле и выглядела как-то неладно. Я подошла и обратилась к ней, но она не проснулась. Тогда я коснулась ее, и она сползла на пол. Я вышла и позвала Джимми. Лоис была еще жива, но мы не могли разбудить ее. Я пыталась связаться по телефону с доктором Грейнджем, но его вызвали к больному ребенку. Потом я попыталась вызвать кого-нибудь из Крэмптона. В больнице шел концерт, и мне пришлось поговорить с тремя сотрудниками, пока трубку не взял доктор Хетуэй. Он велел дать Лоис крепкого кофе и заставить ее ходить. Кофе мы в нее влили, но ходить она никак не могла. Умерла она после того, как Хетуэй приехал.

Дрожь, которую сдерживала Джулия, сотрясла ее от головы до ног.

Энтони положил руку ей на колено.

– Не надо, дорогая моя…

Джулия взяла его за руку. Ее ладонь была холодной как лед. Она продолжила:

– Он велел позвонить в полицию и ничего не трогать. Звонить пришлось мне – Джимми сидел, обхватив голову руками. И тут эта мерзкая Глэдис Марш закатила истерику – чтобы таким образом привлечь к себе внимание. Мы с Мэнни попытались унять ее, и тут из гостиной вышел доктор Хетуэй. Он добросовестный человек и хорошо знает свое дело, но очень уж подозрительный. Глэдис вывела его из себя. Она вопила: «Вы хотите заткнуть мне рот, но вам не удастся! Убийство – вот что это такое – убийство! И вам не скрыть этого!» Так вот, Хетуэй тут же взялся за нее. Велел ей взять себя в руки и, если что-то знает, рассказать.

Энтони почувствовал, как дрожит ее рука. Теперь Джулия на него не смотрела. Она убрала ладонь. Он резко спросил:

– Что она рассказала?

– Ничего хуже этого и представить нельзя. Энтони, в ту ночь она подслушивала под твоей дверью! Я говорила тебе, что она любит подслушивать. Глэдис сказала, что Лоис была в твоей комнате и Джимми застал ее там. И что произошла ужасная ссора.

Лицо Энтони стало холодным, как северо-восточный ветер.

– Это не так. Лоис вошла через чулан Марсии. Само собой, я ее не ждал. Джимми, видимо, следил за ней. Ссоры никакой не было. Он велел ей возвращаться в свою комнату – и ничего больше ей не говорил. Со мной ссоры не было. Джимми сказал, что это не моя вина, а я сказал, что уеду и больше не буду появляться в доме.

Джулия сжала свои холодные руки.

– Глэдис говорит, что Лоис называла тебя Иосифом, а ты ее женой Потифара, и что Джимми повторял: «Я слышал, что она сказала».

– В основном верно. Это и все?

– Нет. Глэдис выложила все – что Лоис говорила, будто кто-то пытается ее отравить, что у нее были приступы рвоты, и закончила вот чем: «Они это сделали – кто-то из них! Отравили ее – вот что было на уме у них всех! И они теперь пытаются заткнуть мне рот! Но если в Англии существует какой-то закон, у них ничего не выйдет!» И все в таком духе.

– Дальше что?

– Приехал инспектор – новый здесь человек. Поговорил с доктором, потом с Глэдис наедине, взял у нас показания. Мы не спали почти всю ночь. Понимаешь, это либо самоубийство, либо убийство, и ни он, ни Хетуэй в самоубийство не верят – из-за Глэдис, из-за прежних приступов и из-за того, что яд оказался в кофе после ужина. Его, конечно, пока не подвергали анализу, но они как будто уверены, что яд находился в кофе. Хетуэй говорит, что если бы Лоис хотела покончить с собой, то сделала бы это, когда легла в постель. Говорит, что самоубийства посредством снотворного всегда совершаются так.

– Почему они так уверены, что Лоис отравилась кофе?

Джулия обратила на него усталый, горестный взгляд.

– Ничем больше не могла. Мы ели на ужин рыбу – жареную треску. Ее подавала Лоис, и ели мы все. Значит, яда в рыбе не было. И сладкий омлет – его тоже подала Лоис. И его тоже все ели. Нет – яд определенно находился в кофе.

– Джулия, у тебя были подозрения относительно Мэнни – ты думала, что это она шутит такие шутки. Ты сказала, что поговоришь с ней на эту тему. Поговорила?

– Да.

– Что она сказала?

Джулия не ответила. Она сидела, опустив взгляд на сжатые руки с побелевшими костяшками.

– Что она сказала?

Отмалчиваться не имело смысла – скрыть это не удастся. Джулия еле слышно ответила:

– Я была права – это она шутила.

– Господи боже! Мэнни!

– Но в том, что случилось вчера вечером, она не замешана. Энтони, она этого не делала – не могла!

– Откуда ты знаешь? Расскажи-ка о вашем разговоре.

Джулия снова обратила на него взгляд.

– Расскажу. Я застала ее одну и напрямик сказала: «Мэнни, ты устраивала эту шутки – отпираться бессмысленно. И это должно прекратиться». Она густо покраснела и ответила: «Не знаю, о чем вы, мисс Джулия». Тогда я сказала: «Знаешь-знаешь, Мэнни. Ты добавляла ипекакуану или что-то еще в кофе миссис Леттер, чтобы ее рвало, и это должно прекратиться. Ты ведь не хочешь оказаться в тюрьме?»

– И что она ответила?

На губах Джулии появилось подобие улыбки.

– «Уходите из моей кухни, мисс Джулия, – наговариваете на меня такое!» Но я видела, что напугала ее, поэтому обняла ее за талию и произнесла: «Мэнни, ты злобная старуха, и это должно прекратиться».

– Как она повела себя дальше?

– Встряхнула головой и вызывающе заговорила: «Что такое небольшая рвота по сравнению с тем, что она сделала другим? Скажите мне, мисс Джулия! Бедную миссис Марш выгнали из своего дома ради этой щеголихи Глэдис! И бедного мистера Ходсона из-за нее чуть не выгнали из своего! Вас и мисс Элли выживают из своего дома, и мисс Минни выгоняют, хотя деваться ей некуда! При взгляде на нее сердце разрывается!» Продолжая обнимать ее, я сказала: «Мэнни, признайся во всем, облегчи душу». Тут она расплакалась и призналась: «Лоис заслуживала наказания, и я добавляла только ложечку ипекакуаны, она даже ребенку не повредит».

После напряженной паузы Энтони проговорил:

– Да, похоже, ложечкой рвотного корня она не ограничилась.

– Нет, нет! – воскликнула Джулия. – Прошлым вечером Мэнни никак не могла бы это сделать!

– Убедить в этом полицейских тебе будет трудно.

Она схватила его за руку:

– Нет-нет – ни в коем случае не говори им! Энтони, ни в коем случае! Мэнни не делала этого – не могла сделать!

– Почему не могла? Она приготовила кофе.

– Да. Приготовила – для Джимми и для Лоис. Она знала – как и все в доме, – что Джимми пил этот отвратительный кофе и почему пил. Думаешь, она положила бы туда что-то, способное повредить ему?

– Кто-то положил.

– Значит, этот кто-то знал, какую чашку возьмет Лоис.

– Кофе был разлит по чашкам?

– Да. Там были две чашки, но Мэнни никак не могла знать, какую возьмет Джимми. Она обожает его – и скорее даст изрубить себя, чем сделает что-то, способное повредить ему.

Джулия почувствовала, что Энтони согласился с этим. И тут же у обоих возник вопрос: «Если не Мэнни, то кто же?»

Никто из них не был готов искать на это ответ. Энтони положил руку на руль.

– Поедем, наверно, а?

– Нет, – возразила она, – постой! Я хочу кое-что предложить. Я подумала, будет лучше, проще, если ты согласишься сказать, что помолвлен со мной – на то время, пока все это не закончится. Потом можно будет разорвать помолвку.

Энтони пристально посмотрел на нее. Смелость – да, в этом ей не откажешь. Произнес:

– Как-то неожиданно, а? Ты случайно не оберегаешь мою репутацию?

Джулия взглянула на него с трогательной простотой.

– Не знаю. Если не хочешь – нет. Я просто подумала, что так будет лучше для Джимми и всех остальных. Подумала: если мы сообщим, что помолвлены, никто не сможет сказать, что ты приезжал из-за Лоис, а потом мы просто разорвали помолвку – когда все будет позади.

Энтони был глубоко растроган, однако на его лице это не отразилось. Оно оставалось мрачным, сосредоточенным. Когда он заговорил, голос его звучал негромко, обыденно:

– Ладно, дорогая моя, раз ты этого хочешь. Пожалуй, ты права – для Джимми так будет лучше. А теперь едем.