Текст книги "Профессионал. Смерть зверя с тонкой кожей"

Глава 6

Трое мужчин, сидевших в машине возле дома Джоан Эббот, двое из Особого отдела и временно приставленный к ним детектив из местного полицейского участка, скучали. Во всяком случае, ребята из Особого отдела. Временно приписанный детектив, или ВД на полицейском сленге, брал пример с них. Если они скучали, он тоже скучал. Если они зевали, то и он зевал.

– Он не придет сюда, – сказал инспектор из Особого отдела. – Он же не настолько глуп.

Сержант закивал в ответ:

– Профессионал не может не знать, что за местом установлена слежка.

ВД открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и сделал вид, что сдерживает очередной зевок. С большими ребятами из подъезда лучше держать рот на замке, если тебе нечего сказать.

– Скажи, ты бы на его месте пришел к своей жене?

– К своей нет, а к твоей бы запросто.

Вдруг из дальнего конца улицы послышались шум и пение.

– Что это? – спросил инспектор. Настала очередь ВД.

– Любители неразбавленного спирта со стройки у канала, – сказал он. – Судя по пению, они уже порядочно налупились.

Теперь они уже могли различить пять фигур, по виду напоминающих бродяг, нетвердо ступающих и продолжающих петь.

– О Боже! – вздохнул инспектор. – Хреновы бродяги алкоголики. Только этого нам не хватало.

Пятерка остановилась в свете фонаря возле входа в дом. Они покачивались, как китайские болванчики и, казалось, спорили.

– Вы когда-нибудь видели более отвратное сборище? – спросил инспектор.

Вдруг началась драка. Еще два агента Особого отдела, следившие за домом на заднем дворе, прибежали на шум. Инспектор и сержант проворно выпрыгнули из машины.

– Оставайся здесь и не своди глаз с дома, – бросил инспектор, обращаясь к ВД.

Трое из бродяг бросились наутек, едва завидев ребят из Особого отдела. Осталось только двое дерущихся.

– Что, черт побери, вы тут устроили? – растаскивая дерущихся, спросил инспектор.

Один из бездомных повернулся к нему, и инспектор невольно отпрянул, уловив зловонное дыхание.

– Этот траханный ублюдок начал!

– Кого ты назвал…

– Заткнись, – прикрикнул инспектор. – И проваливайте отсюда, пока я вас не забрал. Давайте, валите.

Бродяги ушли.

Инспектор и сержант вернулись к машине, два других наблюдателя переместились на задний двор.

– Ну, сынок, – сказал инспектор, садясь в машину, – хочешь что-нибудь рассказать?

– Нет, сэр, – ответил ВД. – Только когда они разделились, я заметил, что один из бродяг побежал за дом.

– А почему, ты думаешь, он это сделал?

– Потому что сзади есть узкий проход между домами, который ведет на соседнюю улицу.

– То есть это был самый разумный путь для бегства.

– Я просто докладывал, – ответил ВД. – Как вы приказали.

– И очень хорошо сделал, сынок. Большое спасибо.

У ВД появилось неприятное чувство, будто инспектор подумал, что он туповат.

Инспектор взял трубку автомобильного радиотелефона, дал позывной сигнал и резко бросил: «Докладывать нечего. Конец связи».

Но это было не так, точнее могло быть не так, если бы он уделил больше внимания тому, что сказал ему временно приписанный полицейский детектив.

* * *

Джоан Эббот проснулась, как от толчка. Кто-то стучал в заднюю дверь, тихо, но настойчиво. Она встала, накинула халат и вышла на кухню, вовремя вспомнив, что нельзя включать свет. Стук прекратился. Она прислушалась, ее сердце колотилось от страха и возбуждения. Затем стук возобновился. Она подошла к двери, которая вела на пожарную лестницу. Сквозь толстое рифленое стекло она едва различала силуэт человека, казавшийся большим на фоне ночного неба.

– Кто это? – нетвердым голосом спросила она.

– Джоан, это я.

Она открыла дверь и впустила его.

– Ричард…

…от меня несет, как из канализации. И я отвратительно грязен

Она приблизилась к нему.

– Не подходи слишком близко, от меня несет, как из канализации. И я отвратительно грязен.

– Хочешь принять ванну?

Это звучало глупо, но она не знала, что еще сказать.

– Я включу нагреватель, – добавила она.

– Но никакого света, помнишь?

– Мне нужно выпить. Ты как?

– Всегда за.

– Виски.

– Отлично.

На самом деле, он бы предпочел чашку крепкого чая, но ему не хотелось просить. Он понял, что она слегка навеселе. Итак, они сидели в темной кухне и пили виски.

– Что происходит, Ричард?

– Разве Фрэнк Смит не сказал тебе?

– Нет. Он сказал, что Департамент хочет схватить тебя и что это срочно. Я спросила, что ты сделал, а он ответил, что пока ничего, но можешь.

– Да, так… – он сомневался. – Тебе лучше не знать всего.

– Это опасно?

– Все будет в порядке.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Да, это опасно.

Она не стала больше расспрашивать. У нее были свои проблемы выживания. Но она была рада видеть Ричарда. В нем было что-то, что ей по-прежнему нравилось: стабильность, уверенность в себе, которой ей так не хватало.

Джоан опустошила свой стакан, почувствовав себя лучше от виски и присутствия Ричарда. Особенно помогло виски.

– Еще виски?

– Я не допил.

Она налила себе и добавила воды уже из-под крана.

– Как ты пробрался мимо полицейских?

– Коллеги ждали одного мужчину. А я подцепил несколько бродяг, купил им выпивки и подговорил их устроить небольшую суматоху на улице, пока я проскользну за дом.

– Умный ход.

– Нет. Инстинкт и тренировка. Разрыв шаблона. Импровизация. Я знаю, как работают их мозги. Их зашоренное мышление, мелкие убогие привычки.

Он улыбнулся.

– У каждого охотника есть свой ритуал. Как в сексе.

«Да, секс, – думала она. – Если бы только мы могли возобновить этот маленький ритуал. Но разрыв длился слишком долго, а после определенного момента подобные вещи необратимы».

– Я постелила тебе в свободной комнате, – сказала она. Ей хотелось добавить: «Но всегда есть еще и моя». Однако у нее не хватило духа.

Некоторое время они пили молча. Затем Джоан наполнила ванну и достала пижаму и халат из вещей, которые он оставил у нее, когда уезжал в Африку.

О, эта ванна! Первая настоящая ванна за два последних года. Было странно и удивительно спокойно лежать там в темноте, окруженному ароматом пенной воды. Чувствовать, как она, лаская, скользит по телу. Так он лежал, пока вода не стала почти холодной.

После этого он вернулся на кухню и нашел уснувшую за столом Джоан.

Он поднял ее, отнес в спальню и бережно уложил в кровать. Она что-то пробормотала.

– Что?

– Но всегда есть еще и моя, – повторила она.

Что-то снится. Он, как ребенка, укрыл ее и тихонько вышел из комнаты.

* * *

Срочное совещание на Холланд Парк закончилось. Начальник Департамента, Фрэнк Смит и старший суперинтендант Шеппард остались обсуждать детали, касающиеся мер безопасности. Начальник Департамента утверждал, что лучше всего будет перевезти Нжала на один из объектов, принадлежащих Департаменту, где легче все контролировать. В отеле он будет слишком уязвим, его будет легко найти и невозможно защитить. Тогда как поместье можно будет превратить в настоящую крепость.

– И прежде всего, Эбботу придется сначала его найти, что тоже будет непросто.

– Он проделывал и не такое, – заметил Смит. – Гораздо более сложные вещи. В любом случае, Ричард наверняка об этом подумал.

– Ты хочешь сказать, что он знает, что мы увезем Нжала из отеля?

– Я хочу сказать, что, как полевой агент, профессионал, он наверняка об этом подумал.

– Если только мое предположение неверно, и он просто сумасшедший.

Шеппард был редкостным упрямцем. Если он вбивал себе в голову какую-то идею, то ни за что потом не хотел с ней расставаться.

Смит изучал его. У суперинтенданта были маленькие сине-серого цвета глаза, посаженные на здорового цвета лице, и очень коротко, по-армейски, подстриженные волосы, поэтому вся голова выглядела, будто над ней поработали стамеской. Кроме того, для тела суперинтенданта она выглядела слишком маленькой. Шеи почти не было видно, только складка из кожи между плечами и головой. «Старая деревянная голова, – подумал Смит, – невежественная и упрямая».

– Есть еще один момент, который мы не учли, – сказал он. – А что, если Нжала не захочет переезжать?

– Мы постараемся его убедить.

– Вполне возможно, что вместе с ним нам придется перевозить всю первую линию танцовщиц изо всех кабаре Сохо.

– Так, значит… – сказал Шеппард.

– Да, – ответил начальник Департамента. – Даже еще хуже. Что ж, если этот маньяк хочет девок, мы ему их обеспечим в промышленном количестве, лишь бы согласился уехать из отеля.

– А стоит ли? – заметил Смит. – Я хочу сказать, может быть, он в большей безопасности там, где он сейчас?

– В отеле, в котором назначает встречи пол-Лондона? – спросил Шеппард. – Где в холле больше народу, чем на Центральном вокзале? Куда кто угодно может зайти в туалет, бар, ресторан, просто позвонить…

– И где, насколько мне известно, как минимум, четыре входа, – добавил начальник Департамента. – Это не считая служебных и черных, плюс, я полагаю, погрузочная.

– Я повсюду расставил своих людей, – сказал Шеппард, – но им остается только держать глаза открытыми и надеяться. Я хочу сказать, что мы не можем там все контролировать. Мы не можем останавливать и расспрашивать каждого. Это отель. У граждан есть право входить и выходить. И Эббот точно так же может это сделать. А мы даже не заметим, пока не станет слишком поздно.

– Постойте, – перебил Смит. – Он же не из «Черного Сентября» и не из Красной Армии Японии! Он не станет косить тридцать человек длинными очередями из автомата в холле фешенебельной гостиницы только для того, чтобы добраться до Нжала.

– Нет? – переспросил Шеппард.

– Нет.

– Вы можете это гарантировать.

– Да.

– Бред, – сказал Шеппард. – Вы ничего не можете гарантировать.

– Эббот пятнадцать лет был моим другом. Я его знаю.

– Я сомневаюсь, что кто-либо может знать, во что он превратился после двух лет в одном из адских клоповников Нжала. Думаю, он и сам этого не знает.

– Я знаю одно: Ричард никогда не делает ничего безрассудно.

– Может быть, он потерял рассудок, – Шеппард никак не хотел отказываться от этой версии.

– Он сбегает из тюрьмы, из которой невозможно сбежать, пробирается через джунгли, которые считаются непроходимыми, и доходит до побережья, не имея ни денег, ни друзей, ни помощи со стороны. Затем, предположительно, он отсиживается где-то в ожидании судна, идущего в Англию. Вероятно, пробирается на какое-нибудь грузовое судно, ходящее под нейтральным флагом, где никому нет дела до документов и бумаг вообще. В любом случае, следующее, что мы о нем знаем, – это то, что он уже у нас под носом со своей устрашающей короткой запиской о выполнении контракта.

Смит сделал паузу, посмотрел на Шеппарда.

– Похоже на то, что этот человек не в своем уме?

– Последнее – очень даже. Я все еще не понимаю, зачем ему понадобилось сообщать нам об этом.

– Если вы не видите причин, это не значит, что их нет.

– О’кей, вы его друг; для вас он нечто среднее между Капитаном Америка, и Супершпионом. А для меня он всего лишь очередной психопат-убийца. Ненормальный. Маньяк. Социопат. Уголовник.

– Вы когда-нибудь с ним работали?

– Однажды. Много лет назад. Я его почти не помню.

– Он вспомнит о вас все.

– Я польщен.

– Если это ему понадобится.

– Я думаю, хватит о характере Эббота, – сказал начальник Департамента. – Меня сейчас больше интересуют его проблемы.

Смит не был согласен. Ему казалось, что ключ был как раз в характере, но он не стал настаивать.

– Я имею в виду, конечно, его насущные проблемы, – продолжал начальник. – Деньги, еда, крыша над головой.

– Если у него достаточно первого, то он может купить все остальное.

– Тогда нужно в первую очередь проверить его банковский счет.

– Мы уже сказали банкирам, чтобы они проинформировали нас, если Эббот появится. Это обычная рутинная практика – следить за счетами всех пропавших агентов.

– Но ведь вы думали, что он мертв.

– Верно. Но мы ждали подтверждения. Если вы помните, на теле не было ничего, что могло бы наверняка подтвердить личность погибшего. Вполне вероятно, что Эббот затаился где-то, прячась от полиции Нжала. Но по прошествии времени эта вероятность начала постепенно растворяться во времени, до тех пор, разумеется, пока он не подбросил свою бумажную бомбу.

– Итак, куда одиночка может пойти за деньгами?

– Его родители умерли, – сказал Смит. – Остались две сестры, обе замужем и обе живут за границей: одна в Израиле, другая – в Канаде. Кроме них, есть еще престарелая тетка в Корнуолле и пара кузенов где-то на севере. Их адреса есть в списке, который я вам дал, но Эббот не виделся с ними много лет и практически не общался. Что касается его друзей, то большинство из них агенты, как и я.

Шеппард потер рукой лицо, сдерживая зевок.

– Таким образом, остается жена.

– Бывшая жена, – заметил Смит.

– Станет ли она ему помогать?

Смиту казалось, что станет. Но инстинкт, то ли благородства, то ли мужского протекционизма, подсказывал ему защитить ее от жестокости Шеппарда и заняться ею самому. Он медлил с ответом, тщательно выбирая слова.

– Мне кажется, что она слишком нервная и ненадежная алкоголичка, чтобы кому-то помочь. Не думаю, что Ричард стал бы так рисковать.

– Психопат намеревается убить Нжала и нагло проинформировал нас об этом. Он боится рисковать?

– Эббот не станет рисковать без особой причины.

– Может быть, это как раз и не напрасный риск. Может быть, у него вообще нет денег. Может быть, он в отчаянии. Может быть, ему больше некуда пойти.

– Может быть, может быть, – сказал Смит. – Все просто, как в школе. Может быть, если бы у моей тети были яйца, она была бы моим дядей.

– Фрэнк, – неодобрительно пробормотал начальник Департамента. Он полагал, что в Департаменте работают одни джентльмены, которые должны выражаться соответственно. Шеф был пожилым человеком, воспитанным в другое время, когда абсолютно все фразы, даже самые на первый взгляд невинные и незначительные, имели значение и могли определить всю дальнейшую жизнь.

– В любом случае, – продолжал Смит, – квартира уже взята под наблюдение.

Каким-то смутным чувством Шеппард ощущал, что напал на след. Он улыбнулся своей кривоватой улыбкой, оставшейся у него после травмы челюсти в молодости.

– Может быть, – сказал он. – В этом деле слишком много «может быть». Но миссис Эббот – это наша единственная зацепка. Может быть, мне следует побеседовать с этой дамой. Может быть, я что-нибудь и выясню. Кто знает.

Он снова улыбнулся.

– Да, может быть, что-нибудь и прояснится.

– Не беспокойте и не давите на нее, – медленно и четко произнес Фрэнк.

Глаза Шеппарда превратились в узкие щелки.

– Если это поможет мне поймать убийцу, я без колебаний это сделаю.

– Фрэнк, – сказал начальник Департамента, – не наше дело учить суперинтенданта, как работать.

– Я знаю, как он это делает, видел, – ответил Смит тем же спокойным тоном. – И я не дам ее мучить, пытать, выкручивать руки.

– Маленькая леди тоже ваш друг, как и ее муж?

– Да, – ответил Смит, – только вас это совершенно не касается.

– Все, джентльмены, – прервал их начальник Департамента. – Давайте все, как говорится, остынем. И сконцентрируемся на том, как нам уговорить полковника Нжала утром первым делом покинуть этот хренов отель.

Он поверился к Смиту.

– Не думаю, что вам приходилось с ним встречаться.

– Лично нет. Видел его пару раз на приемах в посольстве.

– Что ж, – произнес начальник Департамента с оттенком злобы в голосе, – вас ждет большое дело.

* * *

Ричард пытался вспомнить запах цветущего лабазника во влажном лесу, лицо девушки, которую когда-то любил, и другие приятные вещи. Он старался сконцентрироваться на чем-то далеком от реальности.

Охранники били его резиновой дубинкой по почкам. Били не слишком умело. Молодежь нового президентского призыва еще не научилась, например, бить так, чтобы задеть седалищный нерв, чтобы боль отдавалась в голове и расходилась дальше кругами. И, тем не менее, удары были достаточно болезненными. Последний раз, после того как они избили его, он три дня мочился кровью.

Допрос, казалось, длился вечно. Был ли он британским агентом? Они знали, что он им был, поэтому Эббот вполне мог признать это. Какова его миссия? Кто дает ему инструкции? Как связывается с Лондоном? Каким шифром пользуется?

И все это время он пытался думать о том, что происходило в другое время в другом месте. Фокус был в том, чтобы постараться отключиться от своего сознания, как будто бы это не он кричит.

Резиновая палка ударила его по лицу.

Одна полька когда-то в момент страсти сказала Ричарду, что у него красивые белые зубы. Он выплюнул один с кровью. И почувствовал, что теряет сознание.

– Я помню, – хрипло произнес Эббот. – Я действительно помню.

– Что? Что ты помнишь?

Палачи наклонились ниже, пытаясь разобрать его бормотание.

– Запах лабазника во влажном лесу, – сказал он, и град жестоких ударов продолжился.

Глава 7

А тем временем человек, из-за жизни которого возникло столько суматохи, спал с девушкой в своем пентхаусе над Парк Лэйн, впрочем, «спал» будет чудовищно неточным эвфемизмом. Все, что касалось Его Превосходительства Модибо Нжала, было чересчур: его характер, его доблести по части женщин, его интеллект и его дикость. Президент производил впечатление карикатуры, правда, многие знали, что в полковнике нет ничего смешного, напротив, он смертельно опасен. Нжала был большим человеком с соответствующими аппетитами, а также энергией и средствами для их утоления. Полковник всегда находился в состоянии голода по чему-то. Его сексуальные пристрастия были всесторонни: орально, анально, как обычно, – в зависимости от настроения.

После креативного полового акта всеми возможными способами и во всех возможных позах он прошел в гостиную своего пентхауса, съел огромную тарелку овсяных хлопьев «Витабикс» со сливками и почитал конспекты переговоров с кабинетом Ее Величества, составленные вместе с советниками по экономике.

Затем он снова вернулся в спальню, разбудил протестующую девушку и снова начал ее помучивать, хотя на этот раз немного рассеянно.

– Господи, – сказала она, – ты никогда не прерываешься?

– Сколько будет 23 процента от двух и семи десятых миллиона? – спросил он, раздвигая ей ноги. – Скажем, шестьсот тысяч.

– Ой, – вскрикнула она. – Мне больно.

– Может быть, ты хочешь немного хлопьев? Они очень полезны.

– Я бы хотела немного поспать. Это было бы еще полезнее.

– Всю жизнь проспишь, – сказал он, смотря на нее сверху вниз, постепенно входя в ритм. – Не понимаю, что случилось с молодежью в наше время, вам ничего не интересно.

После этого он дал ей поспать и часа на два отключился. Проснувшись, он встал, жадно съел еще одну порцию «Витабикса», снова прочел конспекты, обработал еще несколько цифр, а затем около часа диктовал заметки на магнитофон.

Когда он закончил, уже начало светать, и полковник вышел в сад, разбитый на крыше отеля с видом на Гайд Парк. От травы поднимался жемчужного цвета туман, мокрые черные деревья сверкали после ночного дождя. Одинокий наездник скакал рысью по аллее Роттен Роу, еще более одинокий мужчина, слегка нелепый в своем вечернем костюме, медленно шел в мягком саркастическом рассветном свете, а прямо под Нжала по Парк Лэйн ехали несколько машин, выглядевших совершенно игрушечными. Еще не проснувшийся Лондон был окутан какой-то особенной выжидательной тишиной.

Нжала глубоко вдохнул утренний воздух. Он чувствовал, что его ждет большой день, и мысленно отметил, что нужно бы заглянуть в гороскоп, присланный в посольство по шифрованному каналу телетайпа.

Одетый только в халат, он внезапно ощутил холод и начал дрожать. Полковник вернулся внутрь и принял ванну, сделав воду такой горячей, какую только мог вытерпеть. После этого неторопливо оделся.

Нжала нравилась Англия. В каком-то смысле Президент, когда-то студент элитных Итона и Оксфорда, воспринимал ее как свою духовную родину, что, однако, не мешало ему носить бусы вуду под тщательно пошитыми на заказ рубашками с воротничком под бабочку для смокинга.

Вернувшись в Африку, Нжала как-то вдруг стал революционером не потому, что ненавидел британский колониальный режим (он как раз считал его мягким по сравнению с французским), и не потому, что страстно желал свободы для своей угнетенной туземной страны (всех своих чернокожих собратьев он считал дикарями, ослами, обезьянами, не способными управлять самими собой), а просто потому, что его широкие черные ноздри уловили запах перемен и сопутствующих им денег. И уловили достаточно рано. Если в Африке суждено случиться черному государственному перевороту, то Модибо Нжала должен быть в первых рядах новых борцов за свободу угнетенных.

В семь тридцать принесли завтрак и утренние газеты. Личный секретарь Его Превосходительства Артур, по совместительству дядя его прошлогодней постоянной любовницы, принес почту. У Нжала было много любовниц, и на государственной службе состояло немало их бестолковых родственников. Артур, однако, не был придурком. Он был компетентен, а также достаточно умен, чтобы таковым не казаться. Нжала не доверял слишком компетентным и толковым в своем окружении.

– Некий мистер Смит хочет видеть Ваше Превосходительство, – сказал Артур.

– Смит? Что за необычное имя? Особенно в этом отеле. Вероятно, оно настоящее.

Артур озадачился.

– Это, Артур, была шутка. Ты здесь учился, и я подумал, что ты поймешь. Ладно, кто такой этот Смит, мать его так?

– Я понимаю, он из военного министерства, сэр. По поводу безопасности.

– Контрразведка. Интересно, чего они хотят? Ладно, я встречусь с ним после завтрака.

– Сэр, этот офицер ждет уже более получаса.

– Они заставили меня ждать пятнадцать лет, Артур. И преимущественно в тюрьме.

Нжала нарочно неторопливо отправил в рот ложку хлопьев.

– Я завтракаю, – сказал он.

За едой он просмотрел свою почту, надиктовал ответы там, где они требовались, на магнитофон, отдавая распоряжения относительно различных приемов и своих планов на день, которые всегда включали два часа сна с шести до восьми вечера (два-три часа днем – это было как раз то, что ему нужно, для того, чтобы бодрствовать ночью).

Артур также принес ему последние цифры по нефтяным разработкам.

– Семьдесят тысяч баррелей с нового месторождения. Скажем, десять тысяч метрических тонн. Отлично. Чем больше мы сможем им продать, пока они не начнут добывать сами из Северного моря, тем лучше. Не забудь, они заложили то, что будет добыто в ближайшие несколько лет, чтобы покрыть расходы на разработку.

Нжала был очень озабочен тем, чтобы поскорее, пока можно, нажиться на нефтяном эльдорадо, и постоянно хитрил, двулично строя козни арабам, то внезапно демпингуя, то самовольно вздувая цены. Это, вместе с урановыми концессиями, делало его ценным союзником. Ценным и очень богатым.

Он налил себе еще кофе и сказал:

– Давай сюда этого типа, да, и закажи завтрак для Эрминтруды, после чего выгони ее. Дай денег и скажи, что мы с ней увидимся вечером.

– Я думал, мы сегодня вечером встречаемся с другой Эрминтрудой, – сказал Артур.

– Правда? – нахмурился Нжала, стараясь вспомнить.

– По рекомендации ночного портье.

– Ах да, эта Эрминтруда. Эта большая, с улыбкой. Да, да, конечно. Лучшая из всех, неутомимая. Она мне действительно понравилась.

– Так я скажу этой, что мы позвоним?

– Ага, и чтобы она сама не звонила. Что-то еще, что я забыл?

– Смертные приговоры, сэр. Они сегодня должны быть отправлены с дипломатической почтой.

– Конечно, конечно, парочка юных нигилистов-революционеров.

– Вы читали петицию, составленную их родителями и родственниками?

– Нет, Артур. Поскольку я не имею намерения прощать их, то нет никакого смысла читать какие бы то ни было обращения. В отличие от христиан, я не верю в Прощение. Прости их сегодня, завтра они тебя пристрелят. Почему нет? Уже было несколько попыток. Я подозреваю, что мои шансы быть убитым неизмеримо высоки. Опасная карьера – быть Президентом у нас в стране.

– О нет, Ваше Превосходительство, я уверен, что это не так. Кроме фанатиков-экстремистов…

– Все меня боготворят. Это я знаю, – он говорил сухим, недоверчивым тоном. – Впрочем, диктаторы, бандиты и олигархи иногда умирают в собственных постелях. Но очень немногие. И очень редко. Раз в тысячелетие.

Он засмеялся.

– Не знаю, почему мне это кажется смешным, но это так. Где приговоры?

– В розовой папке.

– Как не стильно. Даже без черной каемочки. Но романтично.

Он вытащил смертные приговоры из папки и принялся их изучать.

– А кстати, сколько лет этим несостоявшимся революционерам?

– Одному восемнадцать. Другому двадцать.

– Тогда они счастливчики, – сказал Нжала. – Они умрут, как говорят испанцы, полными иллюзий юности.

Пока он подписывал смертные приговоры громко и недобро царапающей бумагу ручкой, Артур заказал завтрак для спящей Эрминтруды (для простоты, не всегда, кстати, себя оправдывающей из-за путаницы в идентификации объекта страсти, который экселенц алкал в данный момент, Нжала называл всех девушек Эрминтрудами) и вызвал наверх Смита.

Полковник помахал приговорами, чтобы чернила подсохли. Он не пользовался промокашкой, потому что ему казалось, что чернила, которые назывались «черные вечные», должны оставаться черными так долго, как это возможно. Ему это казалось уместным. Получив образование в Англии, он имел склонность к соблюдению ритуала.

Внутрь Смита провел один из агентов Особого отдела, дежуривший у входа в пентхаус.

Нжала поднялся, ослепительно улыбнулся и протянул руку для рукопожатия.

– Ммм, мистер… э…

– Смит, – подсказал Артур.

– Мистер Смит. Конечно. Прошу прощения, что заставил вас ждать.

– Ничего страшного, Ваше Превосходительство.

– Я, как и англичане, никогда не приступаю к работе, не позавтракав. Кофе, мистер Смит?

«Высокомерный ублюдок», – подумал Смит.

– Нет, спасибо, – вежливо улыбнувшись, ответил он.

Нжала налил себе еще кофе.

– Итак, мистер Смит, – что мы можем для вас сделать?

Смит помедлил, снова вежливо улыбнулся.

– Понимаете, сэр, – нерешительно сказал он, – все это очень неудобно, но… у нас есть основания полагать, что кто-то пытается вас убить.

– Убить меня? – последовала едва заметная пауза. – Да, это было бы крайне неудобно. Садитесь, мистер Смит.

Ублюдок был спокоен, впрочем, этого и следовало ожидать. Покушение на его жизнь не было для него чем-то новым.

– Итак, кто пытается меня убить?

Настал самый трудный момент. Тут Смиту надлежало быть очень осторожным и попытаться рассказать часть правды так, как будто это вся правда. Это было очень важно. Нжала ждет, что он станет врать, и сможет проглотить ложь, но только в том случае, если она будет звучать, как правда. Правдоподобность была главным условием. Названием игры, ее сутью.

Смит показал ему фотографию Эббота.

– Он сбежал из одной вашей тюрьмы два или три месяца назад.

– Ах да, англичанин.

– К сожалению.

– Кто он? Я забыл, какое имя значилось у него в паспорте, но полагаю, документ все равно был фальшивым.

– Он авантюрист, известный под несколькими вымышленными именами. Человек, который продаст информацию любому, кто предложит подходящую цену. Он занимался всем, чем возможно: контрабандой, торговлей оружием…

– И шпионажем.

Смит кивнул.

– Однажды он продал нам какие-то бесполезные сведения.

– Как интересно. Вы знакомы с ним лично?

– Нет.

Смит понял, что допустил ошибку. Всегда лучше держаться как можно ближе к правде, это известно любому лжецу. Впрочем, это был вопрос с подковыркой, и маленькая ошибка была лучше, чем заметное сомнение.

– Знаете, что мы думаем? Мы думаем, что его послали убить вас.

– Русские? – вкрадчиво спросил Нжала, что заставило Смита нагло улыбнуться.

– Возможно.

– И вы полагаете, что он все еще не отказался от этой затеи?

– Судя по некоторым докладам, которые мы получили.

– Из каких источников?

– Боюсь, это секретная информация.

– Я так и думал.

– Мы также знаем, что он уже в Лондоне. Его сейчас разыскивают полиция и Особый отдел.

Нжала встал, давая понять, что беседа окончена.

– Что ж, спасибо за предупреждение, мистер Смит, впрочем, я полагаю, вы и джентльмены из Особого отдела профессионально обеспечите мне необходимую защиту.

– Безусловно, мы постараемся, – сказал Смит, – но, боюсь, не здесь.

– Простите?

– Этот отель… не самое безопасное место. Слишком много входов, слишком много входящих и выходящих людей. С точки зрения безопасности, это совершенно неподходящее место.

– Мистер Смит, если вы полагаете, что я соглашусь запереть себя в посольстве и жить, как священник, давший обет безбрачия…

– Нет, сэр, совсем нет. У нас есть прекрасное место в деревне…

– Деревне?!!

Он повернулся к Артуру, который только что вернулся в комнату, пинками разбудив сонную и протестующую Эрминтруду и организовав для нее завтрак.

– Он хочет послать нас в деревню, Артур, потому что считает, что какой-то псих пытается нас убить. Этот. Помнишь его?

Он указал на фотографию Эббота.

Артур кивнул.

– Английский шпион.

Нжала повернулся к Смиту спиной.

– Я не выношу английскую деревню. Старые поместья. Эти продуваемые всеми ветрами дома, полные немыслимых людей, каждый второй из которых оказывается сыном приходского священника. И эти женщины с лошадиными лицами…

– Но это всего в часе езды отсюда, сэр, – сказал Смит почти в отчаянии. – И вы можете пригласить с собой своих друзей. Кого угодно.

– Он имеет в виду девушек, Артур.

– В сущности, кроме ночных клубов…

– Нет, мистер Смит. Единственным местом, которое мне здесь нравилось, был Оксфорд, но я тогда был значительно моложе. Итон был адом, населенным букмекерскими сынками. Я люблю Лондон, я счастлив в Лондоне, я остаюсь в Лондоне.

– Но, Ваше Превосходительство…

– И никакой псих не выгонит меня отсюда.

– Мы не уверены в том, что он сумасшедший, – Смит не знал, что сказать.

– Нет? После двух лет в одной из моих тюрем он далек от того, чтобы считаться нормальным. Это я вам лично гарантирую.

Смит попробовал что-то сказать, но остановился. Он только что заметил Эрминтруду, стоящую в проеме двери, ведущей в спальню, сонную и совершенно голую.

Что, черт побери, ему следовало делать? Как, согласно дипломатическому протоколу, следует вести себя, когда встречаешь голую проститутку, любовницу главы государства, приехавшего с официальным визитом? Он чувствовал, что это должно быть где-то установлено. Следует ли сделать вид, что он ее не заметил, будто бы ее нет? Или, может, сказать что-нибудь, на французском, конечно, на языке дипломатии (Enchante, madame, de faire votre connaissance)? В любом случае, он чувствовал, что в присутствии леди, обнаженной или нет, следует как минимум встать. Он встал и чопорно ей поклонился. Это не могло быть ошибкой.

Нжала и Артур, с некоторым удивлением наблюдавшие за Смитом, одновременно обернулись и увидели Эрминтруду.

– Эрминтруда, зайка моя, – сказал Нжала, – что ты тут делаешь?