Текст книги "Однажды в платяном шкафу"

Глава 8
Изгнание

Подготовка к экзаменам двигалась вяло: после визита к мистеру Льюису и от мыслей о Джордже голова просто кипела. Привычную концентрацию на цифрах и расчетах нарушали новые истории и мысли о Подрике.

Со времени той встречи прошло четыре дня, и Подрик уже дважды оставлял в моей комнате записку с приглашением выпить по пинте пива, – на оба раза я ответила отказом. Не потому, что не хотела видеться с ним или слоняться по пабам с его друзьями, а потому, что не могла прийти в себя. К тому же, мне такие развлечения особенного удовольствия не доставляли. Я не знаю, как вести себя в шумной компании, о чем говорить, что надевать и какую делать прическу. На дворе уже пятидесятые, а мне кажется, что я отстала от современной моды десятилетия на два.

Я села на поезд до Вустера, прихватив покупки из книжного магазина Блэквелла – охапку бумаги и цветных карандашей для Джорджа, сложенных в сумку. На эти покупки ушла вся моя недельная стипендия – и я была рада потратить ее на них.

Добравшись под вечер до дома, я сбросила пальто и пошла греться к маме на кухню. После этого я, взяв заветную сумку, незаметно проскользнула в спальню к Джорджу, надеясь устроить ему сюрприз.

Но в комнате его не было. Может, он убежал в другой конец дома, в мамин кабинет, где громоздились стопки мистических детективов? Иногда Джордж любил устроиться в ее кресле, свернувшись калачиком, и читать.

Но тут я заметила приоткрытую дверцу платяного шкафа. Я осторожно раскрыла скрипучие створки и увидела Джорджа. Он сидел, скрестив ноги, и смотрел прямо на меня, словно ждал, когда его найдут.

– Джорджи-Порджи! – я наклонилась к нему. – Ты снова здесь?

– Мне тут нравится. – Кудри взъерошены, словно их растрепал ветер, пока Джордж играл в лесу. – Здесь темно, тихо и ничто меня не тревожит.

Я показала ему сумку. – Смотри, что я тебе принесла!

Джордж выпрямился и протянул руку. Я отдала ему подарок, но выходить из шкафа он не стал. Расстегнул сумку и заглянул в нее.

– Спасибо! – Глаза, смотревшие на меня, светились неподдельным счастьем. – Я изрисую каждую страницу. Вот увидишь.

– Жду не дождусь!

Взяв с кровати подушку, я кинула ее на пол перед шкафом и по-турецки уселась на нее.

– Но это еще не все.

– Не все?

– У меня для тебя три новых истории.

– Целых три! – он захлопал в ладоши. – Мистер Льюис рассказал, откуда взялась Нарния? Где она находится? Где живет Аслан?

– Нет, так просто он не хочет отвечать.

Джордж кивнул.

– Понимаю.

– Думаю, он хочет, чтобы мы сами во всем разобрались. Собрали ответ по кусочкам, как пазл. Другого объяснения у меня нет.

– Не знаю. – Джордж уставился куда-то в окно, мимо меня. – Мне кажется, он пытается нам сказать, что никакого ответа на этот вопрос нет вовсе.

– Ты уверен?

Я открыла свою записную книжку.

– Давай лучше вернемся к историям, – попросил Джордж и затих.

Он пошире распахнул дверцу шкафа, и теперь мы сидели в свете лампы, стоявшей в другом конце комнаты, и смотрели друг другу в глаза.

* * *

Джордж глядел на сестру и улыбался. Она так трогательно пытается связать все воедино, но ему больше всего на свете хотелось услышать, что произойдет дальше.

– А дальше речь пойдет про школьные годы, – сказала Мэгс. – Он учился в пансионе, и это было время не из приятных.

– Давай, рассказывай скорей!

– Однажды в платяном шкафу, не так давно… – начала она с хитрой улыбкой.

– И неподалеку отсюда, – подхватил он.

И вот, началось. Джордж покинул пределы своей маленькой комнатки, где он сидел в шкафу, и перенесся в библиотеку, сплошь заставленную книгами, окутанную запахом мягкой кожаной обивки кресел и тлеющих в камине дров – о такой библиотеке он всегда мечтал.

Книги были повсюду. В переплетах из кожи и ткани, старые и новые, одни лежали на столах и полках, другие – на полу и даже на стульях. В библиотеке Литл Ли за партой, слишком широкой для маленького мальчика, сидел, склонившись над огромным древним атласом мира, девятилетний Джек. Затертый по краям от частого использования, переплет атласа был обернут в мягкую ткань. Джек листал страницы и улыбался, как будто нарисованные моря и континенты вырастали перед ним прямо из книги.

Дойдя до середины атласа, Джек остановился: Италия.

Проведя пальцем по очертаниям границ города, он громко, на всю библиотеку, произнес: «Нарния». Сделав паузу, он снова произнес, смакуя каждый звук: «Нарния».

Мальчик перевернул страницу.

– Джекси.

Знакомый голос вывел его из задумчивости.

Обернувшись, Джек увидел высокую фигуру отца, который от скорби как будто съежился, потускнел и уже не выглядел таким грозным, однако в тишине библиотеки, где Джек часто искал покоя и уединения, оклик отца звучал строго и жестко.

– Пришла пора тебе тоже отправиться в Виньярд, к брату.

Джек знал, что этот день рано или поздно настанет, но его все равно охватила паника.

– Не пора, – Джек выпрямился, подражая осанке и тону отца, и вздернул подбородок, будто они стояли в зале суда, а не в библиотеке.

– Пора. Тебе это пойдет на пользу.

Решимость Джека стремительно улетучилась, нижняя губа задрожала.

– Но ведь есть же Энни и Лиззи. Я могу учиться дома. И не надо будет никуда… уезжать. Я не хочу уезжать.

– Это дело давно решенное. Мы все уладили, еще когда была жива ваша мать.

С этими словами отец быстро вышел из комнаты, оставив сына сидеть в мягком кожаном кресле. Джек закрыл глаза. Он чувствовал себя беспомощной соломинкой в бурном потоке событий, уносящем его куда-то, где ему совсем не хотелось оказаться.

Так, лишившись мамы и права выбора, Джек сложил свои вещи в дорожный сундук и чемоданчик и отправился навстречу будущему, в новую, неизвестную жизнь. Он понятия не имел, чего от нее стоило ожидать, и наверняка знал только одно: там будет его брат.

Это было большим утешением.

Первым испытанием на пути в Англию стал неудобный – и к тому же невыносимо колючий – шерстяной костюм, который казался Джеку, привыкшему к уютной домашней одежде, по меньшей тяжелым рыцарским доспехом. Всю дорогу до Белфаста Джек, сидя рядом с отцом, задыхался в тугом воротничке, пока их экипаж подбрасывало на каждой кочке. Добравшись до порта, они пересели на большой быстрый паром до Ланкашира.

Стоя на борту судна, преодолевающего волны Ирландского моря, Джек вспоминал, как глядел на гавань из окна на чердаке и мечтал, как когда-нибудь взойдет на большой корабль с высокими мачтами и отправится в великое путешествие. Ему казалось, что тот мальчик по-прежнему сидит на подоконнике, провожая уходящий паром взглядом. От отрывистых звуков английской речи, лишенной ирландской певучести, на душе делалось тоскливо и пусто, а доносившиеся отовсюду голоса пассажиров уже заставляли его чувствовать себя чужим.

Причалив в Ланкашире, путники пересели на поезд с маленькими грязными окошками. Затем последовала пересадка в Лондоне, потом – еще один поезд, на этот раз до города под названием Уотфорд. Ехали молча, тишину нарушал только стук колес. Джек всю дорогу сидел, не двигаясь, и смотрел, как за окном постепенно растворяется знакомый мир, где всегда можно было рассчитывать на мамину поддержку и заботу, а на смену ему приходят покатые холмы, которые сменяются очертаниями промышленного пригорода, за которым снова начинается череда холмов. С каждой пересадкой, с каждым городом, который они проезжали, Джек понемногу прощался с детством.

Теперь он должен был заботиться о себе сам. Пока же вся эта история со школой походила на самую настоящую ссылку.

* * *

Сжимая ручку чемодана, Джек нахмурившись стоял перед школой Виньярд. Она размещалась в унылом и приземистом кирпичном здании, которое глядело на улицы Уотфорда девятью окнами, неравномерно раскиданными по обеим сторонам от входной двери. Над крышей торчали две трубы, но над ними не было ни намека на дымок. С первой секунды было ясно: теплом и уютом тут и не пахло. Когда Джек наконец заставил себя подойти к воротам, сердце у него заколотилось где-то в горле. Даже серые облака, казалось, выглядели особенно зловеще и будто придавливали к земле.

Попрощавшись с отцом, Джек занялся распаковкой вещей. Ему выделили место в безликой общей спальне, где отовсюду разило уборной, сыростью и затхлостью. От отвращения Джека передернуло. Он надел школьную форму, накрахмаленную до хруста. Прошел час. Джек стоял в скупо меблированной холодной комнате – кабинете директора. Сам директор – англиканский священник, к которому следовало обращаться «отец Кэпрон» – за спиной все называли его Стариком, – восседал за деревянным столом. У него были седые волосы, зачесанные назад, высокий лоб, и тонкие, почти бесцветные губы. Толстые, широкие руки лежали перед ним, как два куска мяса на прилавке.

– Ты брат Уоррена Льюиса, не так ли? – директор говорил неровным голосом, скачущим вверх-вниз на каждом слове.

– Да, сэр.

Джек сложил руки за спиной, чтобы не было заметно, что они дрожат. Вот бы Уорни был рядом…

Старик встал из-за стола, и его одутловатое, рыхлое лицо колыхнулось в такт его движениям.

– Еще один Льюис, – он покачал головой. – Заруби себе на носу: я ваших ирландских выходок не потерплю. Понятно?

– Да, сэр.

Так началась учеба в школе Виньярд.

Через пару дней, когда Джек наконец освоился с местным распорядком и научился избегать столкновений со Стариком, расхаживающим по коридорам, Уорни взял брата с собой на игру в крикет. На грязном поле уже собрались другие ученики, одетые в спортивную форму: черные шорты, высокие темные гольфы, белые рубашки-поло и мягкие кожаные ботинки. Быстрыми, уверенными движениями мальчики передавали друг другу мяч – Джеку о такой ловкости оставалось только мечтать.

Захлебываясь от восторга, Джек бегал по полю рядом с братом. Он был счастлив, что вырвался на свежий воздух из надоевшей классной комнаты, где изо дня в день корпел над учебниками. Но легкость, с которой Джеку давалось письмо, отличная память, его сообразительный, живой ум и способность схватывать на лету – все то, что помогало ему в стенах школы, оказалось совершенно бесполезным на спортивной площадке.

Мальчишка постарше дал Джеку пас. Джек растерялся, не смог отбить и, поскользнувшись, упал. Барахтаясь в грязи и пытаясь встать на ноги, Джек поднял глаза и увидел, как над ним нависают лица игроков, столпившихся вокруг. Эти лица, в которых вдруг проступило что-то звериное, скалились, гримасничали и корчили рожи, сливаясь в одно мутное пятно. Они смеялись. Они смеялись над ним – и что-то у него внутри екнуло. Он никогда не будет хорошим спортсменом.

Никогда.

Меньше всего на свете ему хотелось быть похожим из этих мальчишек.

Джек почти поднялся, но поскользнулся, потом поскользнулся опять – а потом все-таки встал.

Когда игра закончилась и все разошлись кто куда, Уорни задержался на лавочке, чтобы поговорить с Джеком. В раздевалке пахло потом и грязью, всюду валялись мячи, биты и спортивная форма. Наступало время обеда, но братья не торопились – они обреченно сидели на скамье, обсуждая свое печальное положение. Но тут к ним сзади подкрался мальчик с плоским, словно отутюженным лицом, и тусклыми голубыми глазами, в которых читалось что-то недоброе. Он внезапно ударил Уорни по голове торцом биты. Раздался жуткий треск.

Джек вскрикнул; Уорни застонал и схватился рукой за голову: у него шла кровь. Джек вскочил, готовый было наброситься на обидчика, но Уорни его остановил.

Мальчик рассмеялся и убежал. Джек вырвался из цепкой хватки брата.

– Почему ты меня остановил?

– Этого дьявола зовут Уин. Он сын Старика. Если дашь сдачи, потом придется намного хуже.

Джек посмотрел на брата.

– Сколько осталось до каникул?

– Ровно девяносто два дня, – ответил Уорни, присев на жесткую скамейку в раздевалке. По щеке у него стекала кровь.

– За что он тебя так?

– Такая у него обязанность – следить за тем, чтобы все пришли на обед вовремя. А я медленно переодевался.

Джек был вне себя от ярости, и это состояние ему не нравилось. Он представил Лиззи и Энни, вспомнил об ирландских сказках и Самшите, о крохотной комнатке на чердаке Литл Ли и величественном виде на изумрудные холмы перед Белфастским заливом.

Почему мама покинула их именно сейчас?

Уорни положил руку Джеку на плечо.

– Пойдем обедать.

Быстро переодевшись в тесную, колючую школьную форму, братья успели вовремя добежать до обеденного зала с длинными деревянными столами и скамейками. Они сели на свои места, как раз когда подали еду – серую комковатую массу неизвестного происхождения. Неизвестного, потому что и мясо, и картошка, и прочие овощи всегда были одного и того же цвета.

Джек едва сдерживал слезы. В горле стоял ком, но мальчик понимал, что слезы только порадуют обидчиков, практически втоптавших его в грязь, и станут поводом для дальнейших истязаний. К потасовкам он давно привык и не видел в этом ничего страшного. Но вот их жестокость он находил гадкой и неизбежной.

Джек толкнул Уорни локтем.

– Взгляни. Уин ест то же, что и отец, а его сестры с матерью давятся той же бурдой, что и мы.

И действительно, за директорским столом рядом с отцом сидел Уин. У них на тарелках лежали бараньи ребрышки с веточками тимьяна, пюре с маслом и горка листьев салата. Слева от Старика, склонив голову над тарелкой, сидела его жена. Волосы у нее были спутанные, мышиного цвета. Рядом с ней ютились три молчаливые сестры в бледно-желтых капорах. У них в тарелках, как и у всех учеников, лежала мерзкая серая субстанция.

Напротив Джека сидел Эван – мальчик из Северной Англии, говоривший с мягким, исконно дворянским акцентом. Он наклонился вперед.

– Никогда не перечь Старику. Два года назад он, говорят, так избил ученика, что того отправили в больницу, и он там умер. Старика почти арестовали, но в последний момент отпустили. Ему дай только повод, он точно тебя убьет, клянусь. Лучше молчи и ешь свою похлебку.

– Он злодей, – заключил Джек.

– Что ты сказал? – проревел сзади чей-то голос. Джек обернулся и увидел учителя, с которым еще не был знаком.

У Джека было два варианта: солгать или промолчать. Выбор пал на последний. Он уставился на учителя, который брызгал слюной от злости и так прищурил глаза, что те сузились в две маленькие щелочки. Угрожающий вид портила лопоухость, из-за которой при одном взгляде на него хотелось рассмеяться.

– Что ты сказал? – повторил учитель, на этот раз громче, так что на этот раз их услышали и мальчишки, и Старик вместе с его сыном. Сестры в капорах и жена с растрепанными волосами продолжали сидеть, опустив глаза.

– Ничего, сэр, – ответил Джек.

– Тогда и на обед у тебя будет ничего.

Мужчина забрал тарелку Джека. Он сдержал порыв тошноты, подступившей к горлу, и почувствовал, как она застревает там комом из страха и стыда.

В тот же вечер, сидя у себя в комнате, Джек взял лист белой льняной бумаги (отец позаботился, чтобы у них была хорошая бумага), и начал писать письмо.

Дорогой отец,

Это никакая не школа, а дом ужасов. Ты должен как можно скорее приехать. Нам нужно подыскать новую школу. Еда невыносима, учителя жестоки, плосколицый сын Старика – настоящее чудовище.

Он был уверен, что отец пулей примчится в экипаже и заберет их домой в Литл Ли, где их продолжат обучать Энни и Лиззи.

– Джек, не надо, – раздался у него за спиной голос Уорни. Ножки стула скрипнули, когда Джек развернулся лицом к брату. Тусклый вечерний свет лился из окна на бумагу.

– Не пиши отцу об этом. Старик все прочтет и расправится с нами.

– Но отец должен все узнать, Уорни. Как иначе он поймет, что нас нужно забрать домой?

– Он не приедет за нами. И писать ему обо всем бесполезно. Мне он никогда не верил. Старик запудрил ему мозги своими лживыми россказнями. Он всегда принимал сторону директора. Нам остается только выживать и считать дни до каникул.

Джек скомкал лист дорогой бумаги и швырнул его в мусорное ведро, сдерживая слезы, но совсем не такие, что он проливал, горюя по матери. Эти имели мерзкий привкус ненависти и гнева.

Как спастись от всего этого? Чем заняться?

– Давай создадим читательский клуб, – предложил Джек.

– Читательский клуб? – Уорни подвинул свой стул ближе к брату.

– Да. Будем читать и пересказывать друг другу истории из журналов. – Джек не мог позволить себе покупать все издания, какие хочется, а мечтал он и о журнале «Captain», и о «The Strand», и много о чем еще.

– Это будет клуб специально для нас, интересный и без дурацкой беготни по грязи.

– А что, давай! – согласился Уорни.

Первым членом клуба по приглашению Уорни стал Эван, мальчик, который сидел рядом с ними в столовой и предупредил Джека о крутом нраве директора. Вскоре к ним присоединилась целая толпа учеников. Штаб-квартирой служила библиотека или гостиная. Мальчики выписывали разные журналы, которыми обменивались, обсуждая прочитанное.

«Как считаешь, тот или иной человек достоин своего положения?»

«Как он смог найти выход из этой пещеры?»

И снова Джек обрел утешение в воображаемом мире, существовавшем бок о бок с тем, в котором приходилось выживать. В реальном мире, в котором Старик избивал, унижал, терроризировал и кормил детей всякой бурдой, Джек читал сказки, делал уроки и терпел, отсчитывая часы и дни до каникул и долгожданного возвращения в Ирландию.

Временами и в плохом можно было найти хорошее. Так, например, по воскресеньям они шагали на службу в англиканскую церковь по мощеным улицам спящего города, зато после этого слонялись без дела остаток дня. Они смотрели, как поезда пропадают и появляются в тоннелях, покупали сладости, блуждали по набережным канала и, вместе с другими мальчиками, искали свой путь в жизни.

Помимо этого, Джек нашел новое увлечение – энтомологию.

– Знаешь, – сказал он однажды вечером за обеденным столом, – здесь все обращаются с животными, как с безмозглыми созданиями. Даже насекомых убивают и рассматривают под микроскопом.

– Ты же сам боишься пауков как огня, – усмехнулся Уорни, и Джек вздрогнул. Паук в волосах был одним из самых больших его кошмаров, и знал об этом только старший брат.

– Да я не о пауках сейчас. Но даже над ними я бы не стал издеваться.

– Ну, не все такого мнения о животных… большинство считает, что они нам не ровня.

– Но ведь это неправда: мы ничем от них не отличаемся.

Джек представил Короля Кролика и мистера Жабу и подумал о насекомых, которых препарировали ради науки. Он не мог представить, как в этих красивых, бесценных созданиях можно видеть лишь объект для исследований.

Затем была математика – предмет, приносивший Джеку больше страданий, чем спортивные игры. А Старик, казалось, был одержим геометрией.

Одним пасмурным зимним днем Джек корпел над уравнениями. Цифры, оси X и Y и прочие «иероглифы» сливались в одну сплошную абракадабру, от которой болела голова. Он уставился в тетрадь, держа наготове карандаш, в ожидании, что все написанное вот-вот обретет смысл. Чуда не происходило, но сдаться и опустить карандаш было попросту нельзя.

Поправив очки, сползшие на нос, Старик подошел к одному из учеников – к мальчику с сальными волосами, который от страха вжался в стул, – и взял его работу.

– Что это за пустой лист бумаги? – спросил он таким тоном, который не давал шанса оправдаться, и остальные мальчики принялись в спешке что-то нервно черкать в своих тетрадях, не имея ни малейшего понятия, откуда взять правильный ответ.

Бедняга поднял взгляд.

– Мне нужна помощь с этим примером. Я не…

Старик схватил мальчика за ухо, вывел к доске и заставил так стоять перед всем классом. Никто не смел посмотреть ему в глаза; он был так же напуган, как кролик Питер, за которым устроили охоту в саду мистера МакГрегора.

Джек оглядел класс в надежде найти заступника, но все сидели, уткнувшись в свои тетради.

– Вытяни руки. Сейчас же.

Старик взял стоявшую у стола тонкую рыжеватую трость из ротанга с закругленным концом, похожую на пастушью.

Мальчик протянул руки. Джек не совсем понимал, что сейчас будет происходить, но был уверен в жестокости и совершенной несправедливости наказания. Это явно был новый вид унижения.

Старик замахнулся и с такой силой ударил мальчика по ладоням, что тот вскрикнул и спрятал руки за спину.

– А теперь возвращайся на свое место и продолжай работу, – сказал Старик в гробовой тишине.

Мальчик поспешил сесть за парту и схватиться за карандаш.

В тот вечер Джек представил, как, должно быть, болели ладони этого бедняги. Свисавшие над окнами сосульки напоминали прутья клетки, и Джек придумал историю о маленьком мальчике, сбежавшем из подземелья драконов.

На следующий день, во время построения на завтрак, Джек внимательно изучал взглядом пыльный пол, когда к нему подошел Уорни.

– Ты сдал домашнюю работу?

Джек кивнул. За нерешенную задачу лишали завтрака.

– Скажу по секрету, – начал Уорни. – Учителя берут одни и те же задачи из одного и того же учебника. Если правильно решишь несколько первых примеров, дальше не смотрят. Так что делай упор на них, а про остальные можешь забыть. Завтрак будет обеспечен каждое утро.

Джек молча кивнул и еще сильнее возненавидел математику, от которой теперь зависело, будет он завтракать или нет. Посмотрев на брата с немой благодарностью, он сел на ледяную скамью в ожидании каши.

Так подошел к концу учебный семестр, во время которого братья наловчились ускользать от внимания Старика в коридорах и умело ретироваться, если все-таки попались ему на глаза. Джек и Уорни коротали время за учебой и устраивали встречи читательского клуба. Просыпались, когда еще не было и семи утра, и умывались ледяной водой. Молча ели свой пастернак и серое картофельное пюре. Старались вести себя тише воды, ниже травы, чтобы вернуться в родной дом и жить тихой жизнью, которая уже никогда не будет прежней.