Текст книги "Золото Приамурья"

Более десяти лет, проведенных в якутской тайге, даровали Баллоду бесценный опыт. И в 1887 году Баллода – бывшего политкаторжанина, ущемлённого в гражданских правах, – приглашают занять респектабельную, более того, доходную должность главноуправляющего акционерной Ниманской золотопромышленной компании. Весьма высокий пост, для многих предмет вожделений и зависти к человеку, его занявшему. Правление компании находилось в Петербурге, а директором-распорядителем был В. И. Базилевский – приятель Баллода по университету. Последнее, по-видимому, и предопределило назначение Баллода, «политика», как тогда говорили, то есть человека неблагонадёжного.

Богатейшие Ниманские прииски находились в самых верховьях реки Буреи, одного из крупнейших амурских притоков. Места глухие, таёжные, попасть туда нелегко и сейчас. А в то время они были ещё менее доступны.

«Ниманские прииски, благодаря отдалённости от населённых пунктов и неудобству путей сообщения по высоким плоскогорьям, покрытым болотами и лесами, а также вследствие суровости климата, находятся не в особенно благоприятных условиях для разработки и, несмотря на богатое содержание россыпей, не дают их владельцам тех выгод, какими пользуются владельцы приисков, расположенных в более удобных местностях»[44].

Баллод принял дела в возрасте 50 лет. Впервые в жизни он твёрдо стоял на ногах. Вскоре (в 1889 г.) женился на поступившей к нему на службу «недурной наружности» конторщице, 20-летней Елене Константиновне Иордан, отец которой тоже был из «политических». Родились сын Владимир (в 1891 г.) и дочери Вера (1890) и Елена (1892).

О порядках, заведённых им на приисках, вскоре заговорила вся округа. Про Баллода рассказывали легенды. Устроиться на прииски считалось удачей.

«Приисковый клуб, в котором устраивались чтения, вечера, любительские спектакли, много способствовал оживлению местной жизни. Всем служащим отпускались также, сверх столовых, хлеб, соль и спирт по надобности, а семейным, кроме того, и молоко для детей. Квартира с обстановкой и отоплением предоставлялась от компании бесплатно» [162].

Впрочем, существовало и несколько отличное от приведённого описание, принадлежащее некоему Торгашову, тоже «политическому», по приглашению Баллода некоторое время служившему в Ниманской компании.

«…Восемь месяцев мозолистые руки колют мёрзлую тундру, кострами оттаивают каменистые напластования, динамитом и порохом рвут скалы, чтобы снять вековые покровы и добраться до золотосодержащего пласта. Остальные 4 месяца в году, когда тундра оттаивает на 1–11/2 аршина сверху, когда вскрываются горные реки и ключики, драгоценный пласт, обнажённый зимними работами, промывается на особо устроенных машинах с 4-х часов утра до 9 часов вечера…

В эти 4 месяца золотой страды не было ни праздников, ни воскресного отдыха. Раз в месяц назначался один день для отдыха, но если лето стояло сухое и являлось опасение, что не хватит воды для промывки песков, то и день для отдыха откладывался до другого месяца, или же отдыхали по группам, чтобы не останавливать работ…

Даже в таких приисковых районах, как Ниманская тайга, где были школа, библиотека, больница, где зимой служащие устраивали спектакли, – даже здесь для приискового рабочего было мало отвлечения от тяжёлого полузвериного прозябания, была ничтожная крупица для его духовной пищи…

На приисках Ниманской К° во главе дела стоял человек идейный, и попасть на время наёмки на эти прииски было заветной мечтой каждого рабочего, но и тут было немногим лучше, чем на других приисках: нельзя одновременно служить богу и мамоне»…[164].

Анализируя забастовочное движение в золотопромышленности, современники Баллода Л. Л. Тове и Д. В. Иванов подчеркивали, что при Баллоде забастовок на приисках вообще не было. Но мы про себя заметим, что забастовок здесь не было с 1884 года – с тех пор, как Ниманская компания перестала нанимать на работу забайкальских староверов-семейских, о чём уже было сказано в главе об А. Л. Шанявском.

Так или иначе, главноуправляющий Пётр Баллод, занимаясь организацией добычи золота на Нимане, стремился расширить предприятие, снаряжая дорогостоящие экспедиции в Якутию, на притоки Алдана, впадающего в Лену. И вот результат – алданское золото было найдено!

Л. Л. Тове в составленном им совместно с В. Д. Ивановым обзоре золотопромышленности Приамурья так описывает поиски, которыми руководил Баллод:

«Одной из крупных заслуг Ниманской компании, а в особенности инициатора и организатора дальних поисков П. Д. Баллода, следует признать открытие целой системы по р. Делинге, притоку Сутама, впадающего в Гонам, приток Учура, являющегося в свою очередь одним из главных притоков Лены… Одиннадцать интереснейших отводов Ниманской компании оплатились уже податью в 1899 году… Площади, открытые партией ниманской компании, явились первым опорным пунктом золотопромышленной системы Алдана»[162].

Баллод и сам оставил воспоминания о своих золотоискательских трудах и днях, охватывающие восьмилетний период [31]. Начинает он с рассказа об изучении западной части бассейна реки Маи, одного из крупнейших Алданских притоков. Упоминаются Большой и Малый Аим – притоки р. Маи-Алданской. На Омне он едва не погиб с голоду, так как при организации поисков ошибся: на карте Омня значилась длиной 60 верст, а оказалась – около 400. Поиски были безуспешными, пришлось перейти в следующий район – на Маю, её притоки Маймакан, Одолу, Батомгу и Евикан до вершин Станового хребта, откуда видны уже Охотское море и Шантарские острова. Здесь поиски тоже не привели к успеху.

На следующий сезон Баллод с партией перебрался на Учур и его притоки Тыркан, Идюм, Алгому и Гонам. И только там, после восьми лет неотступных поисков, напал на след «настоящего» золота.

В пользу Ниманской компании в Якутии было заявлено восемнадцать площадей, которые компания впоследствии стала сдавать в аренду.

Отправляя поисковые партии к далёкому Алдану, Баллод искал рудное золото и поближе, в верховьях Буреи, там, где уже много лет, исправно промывая россыпи, работали прииски Ниманской компании. И в конце концов удача улыбнулась ему и здесь: Баллод нашёл большое количество обломков кварца с высоким содержанием золота и в 1897 г. оформил две заявки на открытые площади.

Но Ниманская компания не захотела расходовать деньги на разведку, и Баллод решил действовать самостоятельно. Он организовал товарищество «Надежда» и стал искать инвесторов среди иностранцев, готовых вложить деньги в добычу рудного золота. Ему удалось договориться с иностранным Русским товариществом, и разведка оказалась успешной.

«Из всех попыток разведки золотосодержащих кварцевых жил, производящихся в Амурской области за все время её существования, наиболее интересной, бесспорно, является производившаяся в 1898 году разведка ниманских жил… Инициатива разведки принадлежала Баллоду…

… Большая часть разведок встречала разложенную руду; в некоторых местах попадалось много колчеданов, особенно мышьякового. Во всех случаях золото получалось свободное и легко промывалось на американском «рап-е» [162].

Однако, затратив свыше 200 тысяч рублей и не имея уже средств для продолжения каких-либо работ, Русское товарищество прекратило дальнейшие разведочные работы.

«Во время работы главноуправляющим на приисках, – делится позже своими воспоминаниями дочь Баллода Вера Петровна, – к нему очень часто приезжали иностранцы, как, напр., англичане, французы, немцы, поучиться у него, как надо работать на приисках, чтобы столько намывать золота» [31].

Впрочем, Вера Баллод была ещё слишком мала и вряд ли могла понять, почему так часто стала в их доме звучать иностранная речь. Не учиться приезжали иностранцы, а в надежде получить прибыль от своих вложений. А над её отцом тем временем собиралась гроза.

Крупномасштабные поисковые работы, предпринятые Баллодом, требовали значительных дополнительных затрат. Длительное время эти затраты не окупались. Это пришлось не по вкусу хозяевам НЗК. Упали доходы компании, акционеров, и директором-распорядителем вместо вдруг ставшего банкротом В. И. Базилевского стал сенатор В. А. Ратьков-Рожнов. И в 1898 году Баллод был уволен с должности.

Позднее Л. Дейч конфликт с компанейской администрацией связывал с другой причиной, утверждая [51], что беды Баллода начались после доноса некоего Розанова. Тот обвинил Баллода и «политических», набранных им в качестве служащих Ниманской компании, что они, утаивая часть намываемого золота, продавали его затем китайцам с тем, чтобы посылать эти деньги другим «политическим», содержащимся в Карийской тюрьме, для организации побега.

Как бы там ни было, у компаньонов были причины для волнений. До того времени компания лишь трижды имела убытки: в 1876 и 1878 годах, т. е. в самом начале, когда она несла затраты на обустройство приисков, и в 1885 г., после которого был отстранён от должности главноуправляющего М. М. Краевский. В первый год работы П. Д. Баллода, в 1888 г., прибыль компании была максимальной – 1 млн 37 тыс. 578 руб. Начиная с 1891 года добыча стала неуклонно снижаться, а вместе с ней снижалась и прибыль. Причём это снижение было ещё более значительным, поскольку возрастали затраты. И в 1895 году прибыль компании, как показано в составленной по поручению В. И. Базилевского таблице [63], равнялась 114 тыс. 499 руб. И это, как оказалось, был ещё не предел падения!

П. Д. Баллод с семьёй на Ниманских присиках. 1895 г.

Балллод понимал, что россыпи исчерпаемы, но его самого, расходовавшего деньги на поиски новых месторождений, не поняли хозяева.

При отстранении Баллода ревизоры составили крайне суровый акт. Они отметили, что при доме главноуправляющего была молочная ферма на 15 коров. Что на визиты посетителей – главным образом, иностранцев – истрачено 800 рублей. Немыслимым расточительством была объявлена покупка двух пианино, по цене свыше тысячи рублей каждое.

Баллоду припомнили и связи с политическими ссыльными. Снова всплыло происшествие лета 1892 года, когда в глухой тайге был ограблен караван с золотом, направлявшийся из Нимана в Благовещенск. Украли 16 пудов золота, и подозрение пало на Баллода. Пока полиция разыскивала сообщников, настоящие преступники успели переправить золото через границу в Китай…

Уволенный, в 1898 году Баллод с семьей переезжает в Благовещенск. Возраст солидный, пенсионный, но на здоровье он не жалуется. «К этому времени он был уже довольно состоятельным человеком, имел в городе собственный дом, паровую хлебопекарню и булочную-кондитерскую» [178]. Изрядный капитал в банке, накопленный за десять лет службы в Ниманской золотопромышленной компании, позволяет стать купцом второй гильдии. Ему суждено прожить ещё 20 лет. Чему будут посвящены эти годы?

В Благовещенске Баллод реализует, наконец, мечту своей молодости: становится владельцем небольшой типографии и газеты «Амурский край». Правда, неофициально: разрешение на издание газеты оформляется на банковского служащего Г. И. Клитчоглу. Единственный штатный сотрудник редакции – ссыльный Л. Г. Дейч, сподвижник Г. В. Плеханова, член первой марксистской группы «Освобождение труда».

Первый номер газеты выходит 31 октября 1899 года.

На страницах «Амурского края» Баллод с невозмутимостью патриарха вспоминает былое. В девяти номерах 1900 года он помещает статьи о жизни в Нерчинских рудниках в 60-е годы. А когда в 1899 году минуло десять лет со дня смерти Н. Г. Чернышевского, Баллод с теплотой вспоминает о нём.

«Когда иногда выходили между ссыльными какие-нибудь недоразумения, совершенно естественные при тех условиях, в каких мы находились, Николай Гаврилович говорил мне, как старосте: «Да вы бы устроили маленькую пирушку, пригласили бы на неё оппозицию, и поверьте, все бы шло как по маслу. Ведь у нас, на Руси, все так делается, как при начале, так и при конце всяких дел»» [180].

Баллод охотно меценатствовал, поощряя местную культурную жизнь. Помимо газеты организовал народный дом, библиотеку, попечительствовал школам. Обзавёлся и превосходной домашней библиотекой, без малого в три тысячи томов. В ней была не только беллетристика, но и литература по философии, истории, географии, геологии, биологии, химии и другим наукам. Особенно широко в его книжном собрании был представлен геологический раздел. Имелась и марксистская литература, в том числе «Манифест Коммунистической партии» и «Капитал» Маркса. После его смерти библиотека «была взята в народный дом». Куда книги делись потом – не известно, в отделе редких книг Амурской областной научной библиотеки сохранились только две книги из принадлежавших Баллоду (автограф Баллода, впрочем, сохранился только на одной) – «Современные политические деятели» и «История царствования Филиппа II».

В Благовещенске П. Д. Баллод вновь стал активным революционером. Кроме легальной типографии, он основал ещё и нелегальную: в подполе под кухней печатались на гектографе прокламации и литографировались открытки антиправительственного содержания. В доме Баллода устраивались приёмы-чаепития, где обсуждались литературные и общественно-политические вопросы. А сам Пётр Давыдович Баллод в 1905–1906 гг. руководил небольшим кружком молодежи, изучавшей «Капитал» К. Маркса.

Участвовал Баллод и в международных антиправительственных изданиях. С 1901 по 1904 годы в Благовещенске жил латышский марксист Роберт Андреевич Пельше (1880–1955), бежавший из Курляндской губернии с началом арестов среди «новотеченцев». Пельше обратился к Баллоду за материальной помощью «Социал-демократу» – журналу, который издавался в Берне (Швейцария) Фр. Розиньшем-Азисом и другими латышскими социал-демократами. Баллод не однажды давал Пельше значительные суммы. Пельше, вероятнее всего, был автором публиковавшихся в то время в «Амурском крае» статей и заметок о жизни в Прибалтийских губерниях.

«В 1907 г. <Баллодом> был организован при помощи молодёжи побег из тюрьмы Алексеевского, который был арестован по делу захвата почты и телеграфа в 1905 году. Побег был организован артистически, он был препровождён в Китай, а из организаторов побега никто не пострадал. Во всё время самодержавия Алексеевский находился в Бельгии» [31].

Несколько лет Баллод жил в Благовещенске на широкую ногу. В 1902–1903 годах совершил зарубежную поездку в сопровождении собственного повара-китайца. Побывал в Японии, Китае и Египте, где сфотографировался на фоне пирамиды Хеопса.

Вернувшись из-за границы, Пётр Давыдович решил пополнить изрядно растраченный капитал и организовал новое золотопромышленное предприятие, «Баллод и K°», но эта компания потерпела неудачу. Неудача постигла и организованное ранее товарищество «Надежда», управляющий которой Ицкович, обокрав его и компаньонов, удрал с капиталом в Америку. Роскошной жизни благовещенского купца второй гильдии и мецената вскоре пришел конец. Ему снова пришлось искать средства к существованию.

Тут Баллод вспомнил, что Ниманская компания осталась должна ему так называемые «попудные» за алданское золото, добытое на открытых им месторождениях. Он едет в Петербург и пытается отсудить у компании причитающиеся ему 14 920 рублей. Долг внушительный, и «должник» отбивался от истца как мог. Но Пётр Давыдович не отступался.

Будучи весьма стеснён в средствах, он просит помощи у того, с кем познакомился в якутской ссылке и кому доверял – у писателя В. Г. Короленко.

«Владимир Галактионович!

Я обращаюсь к Вам с просьбой. Я живу в Петерб. с февр. и пытаюсь взыскать с Ниманской Кº долг. Издержался окончательно – нет у меня ничего, на тяжбу не хватает.

Не найдёте ли Вы возможным ссудить меня 200–300 р. на некоторое время.

Не знаю адреса Аптекмана. Хочу и его попросить.

Ваш слуга

П. Баллод» [120].

В итоге, как следует из другого его письма В. Г. Короленко, хранящегося среди других подобных писем в отделе рукописей Российской Государственной библиотеки, Баллод добился правды.

«Простите пожалуйста, дорогой Владимир Галактионович, что я так давно не возвращал Вам взятых мною у Вас 300 р. Теперь Вы, надеюсь, их получили. Раньше никак не мог уплатить Вам, так как бился всё время кое-как, пока не покончил с высокопоставленными хулиганами. Теперь я с ними кое-как почти покончил. Кое-как удалось выручить у этих живоглотов причитающиеся мне деньги благодаря Сенату, который не признал решения Окр. Суда и Петерб. Судебной палаты…

Покончив дело в Питере, я предпочёл возвратиться в Благовещ., откуда мне всё-таки ближе до тайги, в какую я всё-таки опять как-нибудь соберусь.

Ваш П. Баллод.

28 июня»[120].

Пётр Баллод не оставил автобиографии или мемуаров. Он не пытался философствовать и подводить итоги. Но осталось несколько тетрадей с выписками и заметками о прочитанных книгах и статьёй о танцах. В ней автор, между прочим, писал:

«…Передовые люди всегда считались и будут считаться нарушителями порядка, нравственности и безбожниками. А так как толпа всегда идет рука об руку со своим обманщиком, грабителем и убийцей, который всегда видит опасность для себя в уме с честностью, то получается всегда благословение толпы для обманщика, а голгофа для честного»[80].

Последние годы жизни Баллод провёл в Благовещенске. Здесь получил известие о смерти сына Николая, мобилизованного на фронт и заболевшего тифом в немецком плену.

Сам Пётр Давыдович Баллод умер в результате паралича 23 января 1918 года, так и не успев насладиться свободой, за которую всю жизнь боролся.

Дом Баллода, «усадьбу помещика», народная власть национализировала.

Сейчас в Благовещенске нет уже ни дома Баллода, ни его могилы. Лишь две книги из его знаменитого собрания хранит отдел редких книг областной научной библиотеки…

Эрик Иванович Аминов
(1879–1960)

Имя барона Аминова, давно уже забытое жителями нынешнего Приамурья, всё же нет-нет, да и мелькнёт где-нибудь на газетной странице. Упоминается оно и в некоторых других источниках. Как председатель Совета съезда золотопромышленников Зейского горного округа он отмечен в «Историко-статистическом обзоре города Зеи, Амурской обл. К. Ф. Шмидта» [67]. Как главноуправляющий Верхнеамурской компании упоминается в протоколах съездов золотопромышленников. Как золотопромышленник, владелец приисков Байкал (позже прииск назывался почему-то Боре-Байкал) и Золотая гора – в «Порайонном списке работавшихся в 1915 году предприятий по добыче золота в Зейском горном округе» [129] и газетных материалах 1919 года.

О горном инженере, геологе Эрике Аминове, с уважением отзывался другой горный инженер и геолог – Э. Анерт в своей работе «Богатства недр Дальнего Востока» [6]. Аминов помог Анерту, сообщив новые для того сведения о геологическом устройстве Дамбукинского и Гилюйского приисковых районов, а особенно – рассказав о результатах своих экспедиций в верховья р. Уды.

На одной из конференций историков, проводимых Амурским областным краеведческим музеем, один из участников конференции рассказал, что во время гражданской войны Эрик Иванович Аминов, как многие из тех, кто сотрудничал с японцами, уехал в Харбин, а через некоторое время и дальше, якобы в Австралию. Автор неоднократно пытался связаться с русскими эмигрантами в Австралии, но долгое время попытки были тщетны. Потом выяснилось, что в национальном архиве Австралии есть документы Адольфа Ивановича Аминова, прибывшего туда из Финляндии. Сменив направление поиска, удалось в конце концов получить нужную информацию.

Итак, Эрик Иванович Аминов родился в Финляндии в 1879 году. Получил горно-инженерное образование в Германии, в г. Фрайбург, затем работал в США, Канаде и Мексике. В 1911 году получил предложение занять пост главноуправляющего Верхнеамурской золотопромышленной компании – весьма высокую должность в весьма уважаемой компании. Основанная в 1867 году Дмитрием Бенардаки, эта компания продолжала разрабатывать золотые россыпи на территории нынешних Тындинского, Зейского и Сковородинского районов Амурской области, но старые прииски были давно выработаны, часть их – продана, часть – сдана в аренду. Требовались новые участки, новые идеи, новые технологии. Может потому и решили акционеры пригласить почти русского горного инженера, имевшего большой зарубежный опыт ведения горных работ.

Почти одновременно Аминов занял и другой высокий пост – председателя совета съезда золотопромышленников Зейского горного округа.

Он всегда представлялся не иначе, как «барон Аминов», вспоминали современники. Но не из-за снобизма, а исключительно потому, что гордился своим древним родом и не хотел, чтобы к нему относились как к «чухне», как пренебрежительно великороссы звали финнов. Тем более что и сам род финских баронов Аминовых имел русские корни.

Считается, что Аминовы произошли от Радши, как и некоторые другие русские дворянские фамилии, в частности, Бутурлины и Пушкины. Историки утверждают, что Иван Юрьевич, потомок Радши в десятом колене, носил прозвище Аминь, и от него пошли Аминевы, а потом Аминовы. Но фамилия Аминовых разделилась на две ветви, одна из которых угасла в XVIII веке, а другая переселилась в Швецию и Финляндию, где существует и по настоящее время.

История переселения достаточно любопытна: Федор Григорьевич Аминов, будучи воеводой в Иван-городе, в 1611 году передал свой город шведам и принял подданство Швеции. Был назначен на губернаторство во Гдов, а в 1618 году причислен к шведскому дворянству. Две дочери Федора Григорьевича, выйдя замуж, тоже стали родоначальницами династий: с Аграфены, жены Григория Опалёва, начался род шведских дворян Аполловых, а от Наталии, ставшей женой Никиты Калитина, произошли шведские дворяне Калитины. Один из внуков Федора Григорьевича, последовав в Италию за шведской королевой Христиной, там женился и стал католиком, а другие его внуки приняли в Швеции лютеранскую веру.

Эрик Иванович Аминов

В Швеции двое из рода Аминовых, Густав, ландсгедвинг Саволаксо-Карельской губернии, и брат его, вице-канцлер Абовского университета, Иоанн-Фридрих, 15 октября 1808 года возведены были королём Густавом Адольфом IV в баронское достоинство. Но в это время Финляндия была уже присоединена к России, и соответствующий диплом на баронское достоинство был выдан 6 мая 1812 года уже российским императором Александром I. Впоследствии император Александр I возвел барона Иоанна-Фридриха Аминова в графское достоинство великого княжества Финляндского, но графский титул наследовался только первыми в роде сыновьями, все остальные могли называться только баронами.

Сейчас многочисленный род Аминовых опять почти весь оказался за пределами России. Однако выходцы из Финляндии бароны Аминовы успели за время вхождения её в состав Российской империи оставить свой след. Так, полковник Генерального Штаба барон Аминов наряду со Скобелевым и Федченко упоминается в числе первых исследователей Туркестана. Другой барон Аминов, талантливый инженер-гидротехник и действительный статский советник, прославился тем, что руководил сооружением Обь-Енисейского канала. Правда, этот грандиозный проект, соразмерный со знаменитым Панамским каналом, оказался в итоге невостребованным из-за начавшегося вскоре строительства Транссибирской железной дороги, по которой и пошли грузы. Ещё один барон Аминов, мичман крейсера «Россия», отличился во время крупного сражения с японской эскадрой, состоявшегося 1 августа 1904 года…

Эрик Иванович Аминов оказался, по-видимому, последним главноуправляющим (по-нынешнему – генеральным директором) Верхнеамурской компании. Ему досталось решать не простую задачу: золотой промысел к тому времени измельчал, крупные компании, начинавшие в то же время, что и Верхнеамурская, большей частью прекратили своё существование, и на старых амурских приисках работали преимущественно китайские и корейские артели лоточников-золотничников.

Опытный горный инженер, барон Аминов понимал, что его компания может существовать в дальнейшем только в двух случаях: если максимально механизировать процесс добычи золота и если суметь найти новые месторождения. И, поставив задачу, он взялся за её выполнение.

Первым делом Аминов решил испробовать гидравлический способ добычи на одном из приисков компании. И уже в 1913 году в третьем номере журнала «Золото и платина» появилась статья «Некоторые впечатления из путешествий по Зейской и Алданской тайге», в которой автор отмечал: «Большая заслуга Верхнеамурской компании, что она наконец пошла по новому пути применения успехов техники, достигнутых в других странах, к своим Амурским приискам, применения, основанного на старательских изысканиях (а не на глаз) и на осторожных расчётах» [88].

Последовавшая вскоре первая мировая война, мобилизация и отток рабочих с приисков не позволили развить успех, но с подачи барона Аминова гидравлику стали применять и на других зейских приисках, а затем на некоторое время гидравлический способ добычи золота стал на Зее одним из главных.

Так же рьяно взялся Эрик Аминов и за поиски новых месторождений. Он не просто организовывал и отправлял экспедиции – он сам возглавлял поисковые партии, надолго уходя в тайгу. Сошлюсь снова на публикацию в журнале «Золото и платина» [88], в которой даётся небольшой, но яркий словесный портрет барона-предпринимателя:

«При сообщении о поисках и разведках в Буреинском горном округе приходится упомянуть о партии некоего барона Аминова (так он себя рекомендовал); партия эта производила довольно странное впечатление. Вся она состояла из начальника – барона Аминова, одного служащего и одного рабочего, причём все члены партии передвигались пешком и всё необходимое несли на себе: ни лошадей, ни оленей не было…»

Не всегда эти поиски приводили к нужному результату, но Эдуард Анерт упоминает, что на р. Чогар (бассейн р. Уды) Аминов обнаружил колчеданные прожилки с золотом и платиной. Кроме того, есть сведения, что Верхнеамурская компания в этот период подала несколько заявок на открытие площадей в бассейне Уды. Но так и не приступила к добыче: наступил революционный 1917-й год.

Впрочем, этот год не стал для амурских золотодобытчиков ни переломным, ни вообще сколько-нибудь заметным, разве что именно тогда хищники, т. е. золотодобытчики, не имевшие своих приисков и намывавшие золото украдкой и где придётся, нашли рудную жилу на прииске Золотая Гора. Этот прииск был открыт в 1911 г. мелким золотопромышленником Василием Парыгиным в верховьях Хугдера, правого притока р. Гилюй. Но площадь была занята скорее всего «на всякий случай». В этом районе уже давным-давно разрабатывались прииски, площади которых, плотно примыкавшие друг к другу, не позволяли втиснуться кому-либо ещё, и небольшой прииск Золотая гора, прилепившийся сбоку от других, не казался перспективным. По-видимому, первым владельцем был заложен глубокий шурф, но золота он так и не увидел, а потому в списках разрабатывавшихся прииск Золотая гора не фигурировал.

Сейчас, по прошествии почти ста лет, трудно восстановить события того времени, но возможно кто-то из рабочих, копавших шурф для Парыгина, обнаружил на большой глубине если не золото, то по крайней мере признаки его близкого залегания. От хозяина эту информацию скрыли, надеясь когда-то позже заполучить Золотую гору. И после того как располагавшийся на отшибе прииск остался без контроля, в заброшенный шурф «находчивые» золотничники стали помаленьку «поныривать», каждый раз возвращаясь с богатой добычей. Однако утаить информацию от коллег по промыслу не удалось, вскоре тайна «фартовых» хищников была раскрыта, и им пришлось делиться: в 1917-м году на прииске Золотая гора занималась добычей уже «трудовая артель».

В 1918-м году в Приамурье было объявлено об установлении власти Советов. Одним из первых её постановлений стало постановление о национализации приисков. Повсюду воцарились хаос и сумятица. К распространившимся к тому времени шайкам хунхузов и прочих разбойников стали быстро добавляться всё новые любители поживиться за чужой счёт. Власти опомнились, объявили национализацию поспешной и незаконной и создали комиссию по денационализации приисков, но на местах за право владения приисками шли кровопролитные бои.

Ошарашенные золотопромышленники сопротивлялись, как могли. Они вооружались сами, организовывали собственные охранные отряды, привлекали милицию, слали телеграммы казачьим атаманам, и наконец, отчаявшись, обратились за помощью к японским войскам как к последнему средству. Но воцарившийся после прихода японцев покой оказался недолгим: очень многие, кто до этого времени не одобрял действий грабителей всех мастей, теперь увидели в узкоглазых солдатах главного врага, главного виновника несчастий и бед, и золотопромышленники, чьи прииски охраняли японцы, также оказались отныне общими врагами.

Таким врагом народа стал и барон Аминов – работодатель, который не давал работу тем, кому не доверял, который платил двойное жалованье милиционерам, чтобы привлечь их на охрану своих (и Верхнеамурской компании) приисков, который расквартировал на Сергиевском прииске – расположенной неподалёку от Золотой горы резиденции всей гилюйской приисковой группы – японских солдат. Но главное – Аминову официально был передан прииск Золотая гора, и это также настроило против него всех тех, кто с недавнего времени считал себя здесь хозяином.

Сам Аминов относился к хищникам как к разбойникам, грабившим законных владельцев. И как мог, пытался защитить прииски от грабителей. Среди массы телеграмм, писем, записок и прочих документов того времени, сохранившихся в областном архиве, мне попалась телефонограмма (тогда их звали телефонадами), отправленная Аминовым тогдашнему председателю совета съезда золотопромышленников А. К. Викулову.

«На китайское зимовьё, которое находится в 1/2 верстах от Петровского прииска за последнее время завозили очень много муки. Просите начальника милиции сделать срочное распоряжение прапорщику Салину конфисковать весь товар и закрыть его, т. к. шайка находится поблизости от Сергиевского. Здесь легко могут приобретать необходимые припасы. Аминов» [68].

Но никакие меры не помогали. В начале августа 1919 года на прииски Сергиевский и Золотая Гора было совершено разбойное нападение, о котором написали все издававшиеся в то время в Амурской области газеты. При этом больше пострадал прииск Золотая гора – очень богатый, ещё совсем недавно, при советской власти, считавшийся собственностью «трудовой артели» хищников, но теперь возвращённый владельцу.

«На прииске Аминова грабители похитили 388 золотников золота, 25000 рублей деньгами, разграбили и сожгли амбары и склады; квартиры Аминова и служащих ограблены. Всё, что грабители не хотели или не имели возможности взять с собой, уничтожали на месте», – писала благовещенская «Амурская жизнь» [23].