Текст книги "О чем думала королева? (сборник)"

Глава 6

«Лучше бы я и впрямь вышла за какого-нибудь голландца! Была бы я сейчас какой-нибудь фрау Ван Хейнекен и каталась как голландский сыр в голландском масле», – мечтательно рассуждала Джулия, валяясь на диване. Свои стройные ножки – предмет зависти подруг – она перекинула через диванный валик и мерно покачивала ими в такт своим мыслям. Злости на Джека уже не было. Этот жалкий тип окончательно перестал для нее существовать. Даже шашни Джека с его так называемой коллегой оставляли тонкую ниточку надежды, еще как-то связывавшую их. А теперь? Теперь Джулия не будет испытывать даже намеки на угрызения совести – ее решение о разводе стало необратимым.

От мыслей о разводе ее оторвал пакет, с шумом хлопнувшийся на пол возле входной двери – принесли почту. Одним движением вскочить с дивана у Джулии не получилось: она давно утратила спортивную форму. «Голландская корова», – усмехнулась про себя Джулия и фыркнула.

Подняв с полу увесистый пакет (интересно, как почтальону удалось просунуть его в щель?), Джулия грустно покачала головой. Пакет из «Бетельгейзе» мог означать лишь одно: «Калифорния, как она есть» отвергнута издательством. Джулия вскрыла пакет и обнаружила сопроводительную записку. В очень вежливой форме и с дифирамбами в адрес романа Джулии предлагалось обратиться в издательство вновь эдак года через два-три. А дальше тысяча извинений, но никаких причин для отказа.

«Рукописи не рецензируются и не горят», – Джулия вспомнила известные присказки. Все правильно. Они возвращаются. Но нет повода для переживаний: Джулии хорошо известна причина отказа – она его ожидала.

Джулия подошла к письменному столу и запихала рукопись, даже не высвободив ее из почтовой обертки, в самый нижний ящик. Забыть! Завтра же она пойдет на биржу труда и попробует найти работу.

Завтра… На следующий день ни на какую биржу Джулия не пошла. Она достала калькулятор и последние отчеты из банка. Через полчаса, перепроверив полученные результаты, она удостоверилась, что отцовских денег хватит ей еще года на три, а если экономить и не позволять себе ничего лишнего, то и на все четыре. Работа не волк…

Джулии хотелось писать. Пишущая машинка, доставшаяся ей от отца, тянулась к ней всеми своими клавишами с облезлым лаком. Но судьба ее первого романа останавливала Джулию, не позволяла ей поддаться искушению. Она решила, что ей необходим небольшой отдых, и с «Книгой иллюзий» Пола Остера улеглась на диван, завернувшись в теплый шотландский плед.

* * *

А жизнь тем временем продолжалась. Джек отправился под суд и, конечно, не за фальшивые деньги – это обвинение, с учетом всех обстоятельств, с него было снято – а за ограбление банка. Точнее, за попытку ограбления. Ведь никакого материального ущерба Дж. П. Морган Чейз Банк не понес. Хотя теперь каждый грабитель знает, что надо брать на дело не только игрушечный пистолет, но и настоящий приборчик для проверки подлинности банкнот.

Джек получил три года, что означало, что он проведет за решеткой около двух лет. При хорошем поведении, разумеется.

Для человека в заключении время тянется, проходит со скоростью близкой к нулю, а если не делать зарубки на стене, так и вовсе остановится. Таким образом, любой срок превращается в бесконечный, а заключенный получает бессмертие, которое с радостью бы обменял на любой плод, не обязательно с дерева познания добра и зла.

Новые дружки надоедают через месяц, когда точно знаешь, кто, за что и сколько. И хорошо, если они не трогают тебя. Четыре часа нудной работы в тюремном цеху по изготовлению картонной тары за зарплату, хватающую на сигареты. Развлечения по выходным: футбольные матчи, самодеятельные представления. Кино раз в месяц – и на том спасибо!

Джека такая жизнь не могла устроить. Но что делать? Бежать? Но куда и как жить дальше? А если поймают, то уж дадут по полной программе. Да и с таким сроком, как у него, из тюрем не бегут: на подготовку уйдет больше времени.

Подруги не сразу забыли Джека. Патрисия раза три сделала передачи и даже однажды пришла на свидание в обтягивающем платье, вызвав поток слюней не только у Джека, но и у надзирателя, надзиравшего за Патрисией куда больше, чем за Джеком. Но потом она исчезла и перестала отвечать на письма, скорее, короткие записки, которые ей иногда посылал Джек.

Джулия же ограничилась присылкой документов на развод, общаясь с Джеком исключительно через своего не в меру упитанного адвоката. Джек подмахнул все бумаги не глядя. Так Джек пытался искупить свою вину перед женой.

Для Джулии время тянулось иначе. Она с утра до вечера барабанила по клавишам уже дышащей на ладан пишущей машинки. После краха с «Калифорнией, как она есть» она поклялась не писать детективных романов. Каждый раз она старательно выстраивала сюжетные линии, ведя героев сквозь невзгоды и интриги, сквозь любовь и разочарование, к счастливому или не очень, концу.

Но, как это обычно бывает, в какой-то момент герои отбиваются от рук и начинают творить такое, что автору становится не по себе. Героев романов Джулии объединяла одна общая черта: все они мечтали о богатстве, которое вдруг в один прекрасный день свалится на их головы. Большинство из них не укладывались в рамки закона и с легкостью выходили за них. Они обладали изощренной фантазией и действовали в соответствии с ней. Но Джулия была к ним беспощадна: зло наказывалось, преступники, если даже и избегали тюрьмы, то насладиться плодами своих трудов неправедных не могли. Она карала их. Обладая фантазией, ничуть не меньшей, чем ее герои, Джулия насылала на них казни египетские десятками.

Джулия ни за что не призналась бы, да она и не осознавала это, но прототипом большинства ее героев был… Джек! Они без конца оказывались в ситуации нравственного выбора и не могли устоять перед соблазнами. Предвкушение жизненного успеха возбуждало и ослепляло их. Их энергия утраивалась, и они, сметая все на своем пути, неслись в пропасть.

Эти романы уже нельзя было отнести к детективному жанру, но это не делало их хуже. Чем плох триллер? Их с удовольствием бы взяли в любом издательстве. Такого мнения придерживалась их единственная читательница Бетти. А Бетти знала в этом толк. Женский журнал, в котором она работала, печатал в литературном отделе лишь рассказы. Но Бетти подрабатывала в нескольких книжных издательствах, редактируя для них женские романы.

– Ты просто преступница, Джулия, – сказала Бетти, возвращая Джулии рукопись последнего романа. – По сравнению с тем, что проходит через мои руки и идет в печать, твои романы настоящие шедевры. Ты просто обязана их опубликовать. В конце концов, ты трудилась столько времени и должна получить за свой труд деньги.

– Нет, нет и еще раз нет, – упорствовала Джулия. – Я же тебе уже объясняла. Мои романы – пособие для бандитов. Хочешь, я уберу из них весь криминал?

– Нет, тогда они потеряют свою изюминку, а их герои превратятся в ничем не привлекательных героев дамских романов.

– Вот видишь!

– Но все равно, они будут лучше того, что публикуется сейчас.

– Возможно, но мне это не интересно. А раз так… Понимаешь, я не хочу ничего делать только ради денег. Еще пару лет я продержусь. А уж если дойдет дело до этого, я лучше пойду преподавать в школу или подамся в секретарши. А может, ты мне подыщешь что-нибудь в журнале или издательстве.

Подобный разговор повторялся после каждого нового романа Джулии. Она стояла на своем, как Джордано Бруно.

Работала она не щадя себя. В каком-то журнале Джулия прочитала о сублимации и твердо решила не подпускать к себе мужчин. Нечего тратить сексуальную энергию на пустяки, когда ее можно обратить в творческую! А сексуальной энергии Джулии было не занимать.

Быстро покончив с разводом (к счастью, Джек не артачился), Джулия тут же выкинула бывшего мужа из головы. А когда женское начало в ней брало верх, в очередном романе появлялась неистовая эротическая сцена. Ее герои получали полную сексуальную свободу и активно пользовались ею. «Ну, ты даешь!» – мечтательно говорила ей Бетти, не находя других слов для оценки этих сцен.

Но все это не имело читателей, и, следовательно, не существовало. Джулия, наконец, нашла применение сейфу, занимавшему столько места в холле. Она складывала в него рукописи и запирала на ключ, чем изрядно веселила Бетти, отпускавшую по этому поводу всяческие шуточки.

Глава 7

Больше, чем овсяную кашу, Джек ненавидел только манную. Но эта ненависть осталась в Техасе, в далеком детстве Джека. Дела у его родителей шли неважно. С утра до вечера они вкалывали на ферме, но то неожиданный падеж скота, то неурожай, а то и ураган с каким-нибудь ласковым женским именем собирал свою жатву за счет трудолюбивых фермеров.

Но Джой Говард считала, что ребенку не должно быть дела до трудностей родителей. Ведь детство так быстро проходит. Никому не по силам остановить его, но надо сделать так, чтобы оно не прошло мимо. Одним из немногих практических следствий из философии Джой Говард стала манная каша, которую она варила каждый вечер на медленном огне, а утром по-быстрому разогревала и ставила дымящуюся тарелку перед Джеком, по воскресеньям подслащивая кашу щепоткой сахарного песка.

Однажды Джек устроил голодную забастовку: сидел перед тарелкой и даже не взял ложку в руки. Джой быстро справилась с бунтарем: когда пришло время обеда, перед Джеком оказалась все та же тарелка, на этот раз с холодной безвкусной кашей…

Джек доел свою порцию пересоленной овсянки и даже облизал ложку.

– Говард?! – раздался властный голос.

Джек обернулся. У него за спиной стоял надзиратель, поигрывая связкой ключей.

– Встань и следуй за мной, – распорядился он.

Джек повиновался под завистливые взгляды сотрапезников, которым предстоял нудный рабочий день в тюремном цехе.

Как только Джек вышел в коридор, надзиратель пропустил его вперед и велел свернуть в навесной переход в административный корпус. За год, проведенный в тюрьме, Джек был здесь лишь единожды, в самом начале своего заключения. Тогда начальник тюрьмы просто хотел познакомиться с новым заключенным. Формальная дань традиции этого заведения.

На этот раз начальник улыбался, приветствуя Джека, как старого друга. Даже вышел из-за стола, чтобы пожать ему руку, чем полностью сбил его с толку. Но улыбка не шла строгому, даже печальному выражению лица начальника тюрьмы. Куда больше подходили ему вечно налитые кровью глаза, в точности как у быков на ферме Говардов.

Начальник усадил Джека в кресло, сам устроился напротив и предложил Джеку сигару. Джек бросил курить очень давно, еще когда работал на бензоколонке: таковы были условия работы. Но в тюрьме он ценил дозволявшиеся удовольствия. Сигара оказалась очень крепкой, и Джек закашлялся. Начальник дружески похлопал Джека по спине и подождал, пока тот не пришел в себя.

– За что вы сидите? – участливо спросил начальник. Джек чуть не онемел от такого вежливого обращения. Если бы начальник добавил «сэр», то ответа, скорее всего, он бы не получил.

– За ограбление банка, – сразу сознался Джек.

Начальник пожевал свою сигару, затем загнал ее в угол рта и продолжил допрос:

– Вам известно, что в случае хорошего поведения вас могут освободить через восемь месяцев?

– Да.

– А кто это решает?

Джек молчал. Начальник дал ему несколько секунд подумать, а затем нетерпеливо спросил:

– Вы как думаете?

– Вы, – догадался Джек.

– Совершенно верно. Но это вовсе не означает, что это зависит от того, что взбредет мне на ум. Все ваши проступки заносятся в специальную тетрадь, и когда подходит время, я беру эту тетрадь в одну руку и аптечные весы в другую и выношу свой приговор.

Джек попытался представить начальника тюрьмы с завязанными глазами в образе статуи Свободы. У него получилось. Начальник продолжал:

– Скажу вам откровенно: принятие решения по поводу досрочного освобождения для меня трудная задача. Не сплю ночами. Чувствую огромную ответственность за судьбы людей. Ведь простым росчерком пера я могу изменить судьбу человека, – для убедительности он достал из наружного кармана мундира авторучку и поводил ею по воздуху. – Так вот, на мое решение может повлиять любая мелочь, например, драка или даже простая ссора… Вы меня понимаете?

Джек не очень понимал, чего от него хотят, но уверенно закивал головой.

– Это хорошо, что вы такой понятливый, – многозначительно произнес начальник. – А знаете что? Вы бы не отказались выйти на свободу через две недели? Впрочем, простите мне этот идиотский вопрос.

Глаза у Джека вспыхнули. Неужели его освобождение так близко? Но… сейчас ему назовут цену.

– Конечно, – выдавил из себя Джек.

– Но сначала вы окажете нам услугу. Сущие пустяки. От вас почти ничего не потребуется. Вас посадят в камеру предварительного заключения с одним типом. Вы ему расскажете свою историю, ну… как вы грабили банк. Ведь она у вас весьма занимательная. Скажу вам честно: именно поэтому выбор пал на вас. А заодно послушаете, что расскажет вам он. Уж постарайтесь его разговорить.

– Кажется, это называется подсадной уткой.

– Правда? Я не знал… Очень остроумно! – Начальник тюрьмы рассмеялся. – Так что, согласны?

Джек призадумался.

– Можете, конечно, подумать. Часа вам хватит? У нас, в отличие от вас, времени не так много, – хохотнул начальник.

– Я согласен, – сказал Джек, а про себя подумал: «Черт с тобой!»

– Я искренне рад за вас. – Начальник пожал Джеку руку. – Надеюсь, мы больше не увидимся. По крайней мере, в этих стенах. Рад был нашему знакомству.

Слова начальника тюрьмы звучали так искренне, что Джек чуть не сказал: «Взаимно».

Джеку дали два часа на сборы, хотя хватило бы и пяти минут. По инструкции начальника Джек оставил друзьям короткую записку, сообщая им, что его переводят в другое место, но он постарается вернуться. К записке он приложил весь свой запас курева. Пусть ребята его помнят. Джек был совершенно безобиден. Даже в тюрьме он не сумел нажить себе врагов.

За ним приехал полицейский пикап. Ему надели наручники и втолкнули в кузов. Лязгнул замок на дверце. Но Джек и не помышлял о побеге. Ведь ему оставалось лишь две недели. А может, если он справится с заданием быстрее, то еще меньше. Сыграть роль – ему не составит труда. Когда-то он блистал в студенческом драмкружке. Увы, его пришлось оставить вслед за университетом.

От монотонного движения Джек задремал и очнулся лишь, когда заскрипела распахиваемая дверца.

– Добро пожаловать в Сан-Мартини! – гаркнул коп и помог Джеку выбраться из пикапа.

После короткого инструктажа Джека впихнули в камеру. Там его поджидал громила с глазами на выкате и совершенно лысый. Нижняя челюсть немного выдавалась вперед, придавая громиле воинственное выражение лица. Он спал или притворялся. Джек почувствовал себя неуютно. «Жизнь – это театр», – припомнил он и усмехнулся. Он улегся на свободные нары.

В конце концов, громиле надоело спать или притворяться. Он открыл один глаз, осмотрел Джека и остался совершенно безразличным к своему соседу. Джек получил строгие указания ни в коем случае не приставать с расспросами самому. Главная его стратегия: ждать.

Четыре дня прошли в полном молчании. Их иногда вызывали на допросы. Джека допрашивали о поведении громилы, а затем запирали на час в комнату с единственным зарешеченным окном и парой старых газет на небольшом столике.

Джек мучился от безделья. Громила игнорировал его. Ни о каком общении не было и речи. Странный таки тип. Все тело в наколках. Тертый калач. Джек подумал что будет, если громила так ничего и не скажет. Неужели придется возвращаться в тюрьму? Надежда на быстрое освобождение делала эту мысль невыносимой. Нет. Он должен что-нибудь придумать. Придумать?

Джек ничего не знал о громиле. Чтобы сохранить естественность, копы даже не сказали ему, что громиле вменяется в вину. Это разумно, решил Джек, ставя себя на место копов. Вряд ли этот тип убийца, хотя такому убить, как позвать во сне маму. Не могли же его посадить к убийце? Вдруг… Нет, скорее всего, он тоже кого-то ограбил. Чтобы им было о чем поговорить. Надо придумать какую-нибудь захватывающую историю. Жалко, Джулии нет рядом, она бы за пять минут придумала такое, что вся полиция встала бы на уши. Джек вспомнил скучающую библиотекаршу: вот бы сюда все ее книжки…

Но волнения Джека завершились на пятый день: громила заговорил.

– Э-э-э… друг! – прохрипел он.

От неожиданности Джек вздрогнул.

– Чего тебе? – притворяясь озлобленным, ответил Джек.

– Ты того, местный?

– Да.

– А я из Нью-Мехико. Залетел малость.

Джек понимающе кивнул.

– Ты молчишь все… Не думай, я не из копов, – продолжал хрипеть громила. – Я бы им всем бошки поотрывал.

Джек представил себе эту картину и расхохотался.

– Чего ржешь? Тебя-то за что? С виду такой интеллигентный, только галстука не хватает, – смех громилы вызвал гулкое эхо. Джек уважительно помолчал, пока оно не утихло.

– За дело.

– Звучит как признание, – оживился бандит.

Но тут им принесли завтрак, и беседа прервалась на самом интересном месте. Пшенная каша показалась Джеку заморским деликатесом, а компот из сухофруктов освежил давно стершиеся из памяти вкусы.

После завтрака его забрали на допрос, и он радостно сообщил, что сосед стал разговорчивее. Джеку пообещали пару дней не беспокоить громилу. По дороге в камеру Джек решил разыграть спектакль. Когда коп втолкнул его в камеру и захлопнул дверь, Джек принялся барабанить по ней и истошно вопить:

– Все копы сволочи! Ублюдки! Я еще поквитаюсь с вами!

Громила удивленно следил за действиями Джека, а затем меланхолично заметил, что выступать бесполезно. Себе же во вред. Джек прислушался к совету товарища и прекратил буянить.

– Я им все рассказал! Чего они от меня еще хотят? – яростно прокричал Джек.

– Доказательств. Они любят, когда ты делаешь за них их работу.

– У тебя, наверное, большой опыт общения с ними.

– Да. Больший, чем хотелось бы. А ты, видно, новичок.

– Ну, ограбил я банк, а они фальшивые деньги всучили. Обвели вокруг пальца как ребенка. Я потом на этом и попался. Что еще? Отрицать все равно бессмысленно.

– Это ж действительно как ребенка. Они могут и настоящие деньги выдать, но помеченные, и номера купюр все переписаны. С такими деньгами надо за границу бежать, только там с ними можно что-то реальное сделать.

– Теперь буду знать, – огрызнулся Джек.

– А я поинтересней способ придумал. Снюхался я с одним парнем, он на заводе сейфы проверял. Так он в программу каждого сейфа заносил тайный код, по которому сейф открывался. А потом отслеживал, кому этот сейф продавался. Секешь? Мне оставалось только подобраться к сейфу, а это куда легче, чем вскрыть хороший сейф, не зная кода. Главное, что деньги и драгоценности в сейфе самые настоящие!

Громила загоготал. Его рассказ произвел на Джека сильное впечатление. Конечно, именно этого секрета ждут от него копы. Он им все расскажет и выйдет на свободу. Но… Уж больно идея хороша! А что, если впарить копам какую-нибудь муть, а идейку оставить себе – вдруг пригодится?! Но надо с громилой договориться, чтобы и он этой версии придерживался.

И Джек предложил громиле подумать на эту тему вместе. Громила одобрил план Джека, и они до обеда разрабатывали его. После обеда Джека вызвали на допрос. Но допроса не было. Ему надели наручники, затолкали в пикап и отвезли в тюрьму.

Джек не понимал, где же он прокололся. Он сделал все, что от него требовалось – разговорил бандита. Даже если копы прослушивали весь их разговор, то Джек всегда мог сказать, что его план был лишь для того, чтобы втереться в доверие к громиле и выпытать из него еще что-нибудь интересное. Но с ним даже не стали разговаривать. Такова благодарность.

Первым делом Джека отвели в кабинет начальника тюрьмы.

На этот раз начальник вел себя, как и положено начальнику, даже сесть не предложил.

– Ну и дурак же ты Говард!

– Не понимаю. Я сделал все, о чем меня просили. Этот бандит все рассказал.

– Вот я и говорю, что ты дурак! Какой бандит? Что рассказал?

Джек часто заморгал, как будто соринка попала в глаз. А начальник тюрьмы продолжал витийствовать:

– Ты что думаешь, тебя вот так сразу без подготовки, без проверки на серьезное задание отправят? Бандит, говоришь? Это ты про сержанта Смита? Бедняга с тобой в одной клетке пять дней промучился, изо всех сил старался, а ты завалился в последний момент.

Джек стоял, понурюсь. Ну почему он такой доверчивый? Ну, словно младенец.

– У тебя есть последний шанс выйти отсюда через восемь месяцев – молчать об этой истории.

– Я буду нем, как карась.

– Вот именно, как карась. А иначе потонешь в этом болоте. А дружкам скажешь, что косил под психа, но тебя разоблачили. Свободен!

Джека отконвоировали в его камеру, где он был встречен друзьями с такой сердечностью, что ему стало неловко за мечты поскорее избавиться от их общества.