Текст книги "О чем думала королева? (сборник)"

Леонид Шифман
Плагиатор

Предисловие

Я поставил точку.

Каждый, кому хоть раз довелось писать повесть или что-нибудь подобное, знает, что означает поставить последнюю точку в последнем предложении. Это как последний вздох любимых героев, уже живших своею жизнью и диктовавших автору свои поступки. Их жизнь в пространственно-временном континууме повести или, говоря попросту, на ее страницах, окончена. Автор им больше не принадлежит. Но для автора, освободившегося от волюнтаризма своих героев, жизнь продолжается.

Ему еще предстоит пробежаться по строчкам повести, подправляя диалоги, рассыпая по тексту только что пришедшие на ум метафоры, удаляя надоедливую шелуху слов-паразитов. А затем дать ей вылежаться, чтобы как следует забыть о ее существовании, а заодно забыть все те слова и эпитеты, которыми награждал себя, как тычками подгоняют ленивую скотину.

Потом, спустя какое-то время, может, через две недели, а может, два месяца, что-то щелкает в голове, ты находишь в компьютере нужный файл и с удивлением перечитываешь свою повесть. И самое удивительное, это не мириады ошибок, откуда-то взявшихся за время ее лежания в долгом ящике рабочего стола, а то, что это твоя повесть, и она не столь плоха, как ты полагал, ставя в ней последнюю точку.

Теперь самое время подумать о читателях. Ведь каждый писатель хочет, чтобы они у него были. Дорога к читателям проходит через издательство. Другого пути нет. Печатающий книгу за свои деньги должен помнить, что ему придется подарить больше, чем продать. Ведь теперь он не сможет заявить друзьям, что авторские экземпляры давно закончились. Да и вообще, пусть каждый занимается своим делом – собака лает, ветер носит, а караван идет вперед.

«Рассел и сыновья» уже выпустили четыре мои книги, и я не сомневаюсь, что взялись бы и за эту. Но платят они… Нет, об этом я лучше помолчу. Поэтому, прежде чем послать новую повесть Расселу и его многочисленным сыновьям, я посмотрел новости сайта ассоциации издателей. Издательский дом «Флагман», что-то новое. Ого! Гонорары в два раза выше, чем у Рассела! Чем черт не шутит. Решено, начну-ка я с «Флагмана». Если согласятся взять, вот тогда и начну выяснять, что это за флагман такой и куда он плывет.

В это почти невозможно поверить: ответ из «Флагмана» пришел на следующий день. Вот, что значит молодое издательство, не успевшее закостенеть и обрасти жирком! Он гласил: «Благодарим Вас за предложение. Мы ознакомились с любезно присланным Вами синопсисом. Не сомневаемся, что Ваша повесть станет замечательным подарком для наших читателей. Проект договора прилагается». Коротко и ясно. Автор сего текста укрылся за инициалами Дж. Г., что вызвало у меня некоторое недоумение. Но по настоящему я удивился, когда ознакомился с договором. Этот договор ничем не отличался от общепринятого стандарта, кроме одного пункта. Тут мне пригодилась моя природная наблюдательность: был опущен пункт, в котором обычно издательство обязуется издать книгу. Вот тебе и на…

Я человек прямой, даже произвожу впечатление чрезмерно колючего. Я не стал долго размышлять на тему, пропущен этот пункт умышленно или некий Дж. Г. просто прозевал его – я переадресовал вопрос «Флагману».

На этот раз ответ пришел через день. «Нет, – писал мне все тот же Дж. Г., – издательский дом “Флагман” не гарантирует издание книги, но гарантирует выплату гонорара сразу же по получении полного текста повести». Вот так. Опять коротко и опять ясно.

Передо мной встала дилемма. Мне предстояло решить, что для меня важнее: заработать или добраться до читателя. Получить деньги можно хоть завтра, но тогда читателям придется ждать пять лет. Именно на такой срок «Флагман» просил эксклюзивные права. Впрочем, я не сомневался по личному опыту, что можно ограничиться и четырьмя годами: как правило, в этом пункте издательства идут на уступки. Но не нравился мне этот «Флагман». Что это за издательство, что это за бизнес, который платит большие деньги и… все? Нет, что-то здесь нечисто.

Я вспомнил свою бабушку Лауру, благословенна ее память. Она любила повторять: «Если тебе предлагают выбрать между помидорами и огурцами, выбирай… салат!» Я вегетарианец и ничего против салата не имею.

Я послал повесть во «Флагман» и получил гонорар. Для порядка подождал с полгода, но никаких признаков жизни за это время издательский дом не подал, и тогда я, в нарушение договора, послал повесть Расселу. Почему-то я уверен, что никаких последствий это иметь не будет. Конечно, мне пришлось рассказать все Расселу-старшему, но он, будучи не слишком щепетильным в подобных делах, ограничился требованием письменных гарантий, что всю ответственность я беру на себя. Странно, что он не снизил мне гонорар.

А вот и повесть.

Глава 1

Пронзительный полицейский свисток настиг Джека, перекидывающим ногу через хребет старенького «кавасаки». От неожиданности он задрожал в унисон с мотоциклом и чуть не перелетел седло. «Кавасаки» злобно заревел и встал на дыбы. Джек поддал газу, и железная кобылица рванулась вперед.

До спасительной лестницы Джеку оставалось футов сто двадцать. С перепугу он чуть не проскочил мимо. При резком повороте мотоцикл занесло и развернуло на лишних градусов сорок, так что Джек с трудом проскользнул между огромными каменными шарами, преграждавшими въезд на лестницу четырехколесному транспорту. Джек успел бросить взгляд на двух копов, бегущих вслед за ним. Но разве им угнаться за мотоциклом?! Даже таким старым, как этот бедняга «кавасаки», которого Джек позаимствовал утром на рынке, пока его владелец торговался с продавцом помидоров. А стрелять копы не посмеют: слишком много народу на улице в этот час.

Лестница вела к морю. Двенадцать пролетов по полсотни гранитных ступеней. Каждая ступень считала своим долгом дать Джеку добрый пинок под зад. В его планы не входило пересчитать все ступеньки – после пяти-шести пролетов Джек собирался свернуть вправо и проехать футов семьсот по узким переулкам нижнего города до места, где его поджидал собственный форд.

Очередной особо сильный пинок заставил его вспомнить счастливо-беззаботное детство, проведенное на ферме в Техасе, где он иногда объезжал диких мустангов. Но насладиться воспоминаниями Джеку не пришлось: только сейчас он заметил, что на всех парах несется навстречу толпе, поднимающейся по лестнице.

Свернуть было некуда: толпа растеклась по всей ширине каменных ступеней. Люди двигались вверх, плотно сомкнув плечи. В руках они держали флаги и транспаранты. Джек успел прочитать лишь один, самый большой, который несли двое атлетически сложенных негров. Он гласил: «Мир, пиво, секс!»

А вот выругаться Джек не успел. До демонстрантов оставалось не более двадцати футов. Он надавил на тормоз. Железная кляча взбрыкнула, но остановила свой бег, повалившись набок. Джек вылетел из седла, как из пращи, и на полной скорости угодил в «пиво». Ткань транспаранта оказалась неожиданно прочной и даже не порвалась, но атлеты не смогли удержать его древки в руках. Джек, запутавшись в силках мира, пива и секса, свалился как снег на головы демонстрантам. К их счастью, транспарант полностью погасил скорость падения Джека.

Из объятий мира, пива и секса Джек выбрался с минимальными потерями: куда-то укатился мотоциклетный шлем и слетели защитные очки. Но он уже не нуждался в них.

Негры подхватили свою ношу, и демонстранты продолжили восхождение. У Джека не было выбора: толпа влекла его за собой навстречу копам, собравшимся у выхода на площадь. Но узнать Джека без очков и шлема в этой тысячеголовой толпе, тысячей ртов скандирующей свои лозунги, было невозможно. Джек сообразил это и что есть мочи заорал:

– Мир, пиво, секс!

Ему решительно нравился этот клич. Особенно заключительная часть!

Демонстрация выплеснулась на площадь, запрудив все проходы и проезды. Только оказавшись перед зданием, где располагался Дж. П. Морган Чейз Банк, Джек сунул руку под куртку и с облегчением обнаружил в целости и сохранности битком набитый мешок, надежно притороченный к поясу.

Митинг длился чуть дольше получаса, пока не начал накрапывать мелкий осенний дождик. Раздались хлопки вскрываемых банок с пивом, припасенных для этого момента, и ликующая толпа растеклась во все стороны по примыкающим к площади улицам. Кто-то из доброхотов, смотрящий на мир выпученными глазами, сунул Джеку банку «бада». Пиво оказалось теплым и противным, но выкинуть банку он не посмел, посчитав это плохой приметой. Через силу потягивая его, Джек без приключений добрался до своей машины…

Жены не было дома, на что и рассчитывал Джек. Утром он отвез ее на железнодорожный вокзал. Раз в месяц она навещала свою мать, доживавшую свой век в частной клинике в Бредлоу.

Они снимали небольшую квартирку недалеко от Чайна-тауна, в шумном и грязном, но дешевом районе. Большего они не могли себе позволить. Пока.

Очутившись в холле, Джек первым делом отстегнул от ремня полотняный мешок и пересчитал деньги – полмиллиона с лишним, очень даже неплохой улов! Все-таки Джулия молодец! Джек с теплотой подумал о жене, что в последнее время случалось все реже и реже, хотя их браку было всего около четырех лет.

Место для хранения денег Джек приготовил заранее. Он принес с балкона стремянку и достал с антресолей старую коробку из-под пылесоса. Вытащил из нее пенопласт и небрежно вывалил в нее добычу, прикрыв сверху мешком и пенопластом. Затем отправил коробку обратно на антресоли. Унося лестницу, Джек задел дверцу массивного сейфа, стоящего у стены. Сейф принадлежал хозяину квартиры – перевозить такую махину ему не хотелось. Но и Джеку с Джулией хранить в нем было нечего, кроме грязного белья. Конечно, сейф – самое подходящее место для денег, но Джулия наверняка обратила бы внимание на то, что сейф заперт. А признаться Джулии Джек не мог – она не поймет. Чистюля! На таких, как она, держится мир.

Ей он скажет, что устроился на работу. Теперь он, Джек Говард, страховой агент из «Феникса». Эта должность позволяла ему хорошо одеваться и иметь свободное расписание. Теперь он сможет навещать крошку Патрисию, когда ему заблагорассудится, не опасаясь допросов жены. Ах, Патрисия… А почему только Патрисию? Теперь он богат и сможет позволить себе больше удовольствий.

– Мир, пиво, секс! – замурлыкал Джек и проследовал в душ.

«Все-таки Джулия молодец, – снова подумал Джек, массируя голову под струями горячей воды. – Как здорово она написала, и глазища у банкирши оказались в точности, как в романе Джулии – большущие и изумрудные! Красивые глаза, между прочим. Вот бы…»

Джек вспомнил записку, которую он просунул в окошко кассы и усмехнулся: «Пистолет настоящий, он стреляет. Никаких шуток! Наполните мешок!» Женщина с изумрудными глазами и не думала шутить: у нее на этот счет имелись строгие инструкции. Она без особого удивления и интереса посмотрела на Джека и на игрушку, которую он держал в правой руке так, что она была видна лишь кассирше. Пистолет Джек пронес под мышкой, как это сделал и Кларенс Джулии. Разглядеть грабителя служащая банка не могла. Он надежно укрылся за белым мотоциклетным шлемом с козырьком и дымчато-синими очками. Она молча выполнила требование Джека. В романе Джулии банкирша произнесла: «Хорошо, сейчас». Вот и все отличие. Джек сунул в окошко еще одну записку: «Не вздумайте поднять шум прежде, чем я выйду из банка! И верните мне обе записки!» и, получив свои записки, не оборачиваясь, быстро пошел к выходу. Как и в романе, зеленоглазая банкирша выполнила и это требование Джека.

Джек подумал, что Джулия вполне могла пройтись по банку и списать свою банкиршу с реальной. Так что напрасно он удивляется их внешнему сходству. Нет сомнений, что Джулия прогулялась по лестнице, по которой ее Кларенс скакал на украденной «хонде».

Все прошло как по маслу. Правда, полиция появилась раньше, чем в романе, но ведь копы, в отличие от Джека, не имели возможности прочитать роман Джулии и ничего не знали о маршруте бегства.

Джеку сопутствовала удача: ведь все могло кончиться иначе. Эта чертова демонстрация! Не успей он затормозить, его бы растерзали на месте. А так он даже не ушибся. Затеряться же в толпе сам бог велел. Может, эта демонстрация ниспослана ему свыше?

«Надо бы поделиться с Джулией. Она это заслужила», – решил Джек. Он подарит ей… Джек немного подумал, выдавливая на ладонь шампунь. Он подарит ей посудомоечную машину! С первой зарплаты! Джек расхохотался так, что мыльная пена затекла ему в рот. Вкус мыла напоминал теплый «бад». Джек отплевывался, пока вкус дармового пива не перестал его мучить.

Как обрадуется Джулия! К тому же она перестанет пилить его. Джек теперь солидный клерк солидной компании. Джулия, наконец, начнет его уважать. А еще он подарит Джулии компьютер, столик под него и вращающееся кресло. Пусть ей будет удобно писать свои романы, может, придумает еще что-нибудь стоящее!

Но… Что будет если этот роман Джулии с претенциозным названием «Калифорния, как она есть» опубликуют? Что тогда? Ведь наверняка найдется умник, который обратит внимание на то, что ограбление банка в романе полностью совпадает с описанием реального происшествия, которое непременно попадет на страницы всех сегодняшних вечерних газет. Следовало об этом подумать раньше. Впрочем, нет. Ничего страшного не произойдет. Все решат, что это Джулия использовала газетные материалы при написании романа. Ведь когда еще его опубликуют. Да и вообще, кто сказал, что первый роман начинающей писательницы возьмут и опубликуют? Не такой уж это шедевр, черт возьми. Ну, может, в каком-нибудь женском журнале смилостивятся над ней, искромсают роман до неузнавания, сократят, выкинут самое интересное и опубликуют по частям. Так что, может, даже текст записок изменят.

Джек успокоился, выключил воду, нашел на полке полотенце и принялся промокать голову. Протерев глаза, он уставился в зеркало.

– Привет, – сказал Джек и помахал своему отражению рукой.

Отражение молча помахало в ответ.

Джек вытирался и с удовольствием рассматривал себя в зеркале. Короткие черные волосы, залысины, карие глаза, чувственные губы. Жаль, пришлось расстаться с усиками: Джек их сбрил неделю назад, чтобы избавиться от особых примет. Обильная растительность на груди, ну просто мачо. Даже брюшко, которого в двадцать девять могло бы и не быть, не смутило его. Ну и то, что ниже него, ничем не разочаровало Джека.

Оставшись довольным осмотром, Джек достал из холодильника жареную курицу и запихал ее в микроволновку. Дождавшись сигнала, он, энергично орудуя ножом и вилкой, извлек курицу из печи и водрузил на тарелку.

– Жизнь прекрасна! – сказал Джек и перерезал курице горло…

Глава 2

Поздняя осень в Бредлоу – самый замечательный сезон. Такого буйства красок здесь нет ни в одно другое время года, даже весной, когда ровная зелень травы нарушается тут и там появляющимися на свет анемонами. Осенью деревья облачаются в бурые, желтые, ярко красные наряды. То же самое творится и под ногами. Джулия с удовольствием проделала пешком путь в полторы мили, отделявший железнодорожную станцию от лечебницы.

Частная лечебница Рубинштейна занимала три старинных усадьбы, расположенных в шахматном порядке среди вековых деревьев, верхушками так далеко отдалившихся от земли, что земные проблемы перестали их касаться.

Миссис Маргарет Лестер жила здесь второй год. Гуляла по парку, пряталась в тенистых аллеях с книжкой, а во время, когда болезнь ненадолго отпускала ее, помогала доктору Рубинштейну и его ассистентам. Ведь до недавнего времени она преподавала психологию в одном из университетов.

Болезнь началась внезапно лет пять назад. Маргарет впала в ступор. Неподвижно сидела в холле своей небольшой уютной квартиры, уставившись в одну точку. Внешний мир на время покинул ее. Когда же он вернулся, нерастраченные силы привели ее в буйство: она перевернула все вверх дном. Выплеснув всю энергию наружу, Маргарет двое суток обессилено лежала. К счастью, Джулия приехала на каникулы и помогла матери потихоньку прийти в себя.

Подобные приступы повторялись сначала раз в год, затем все чаще и чаще… В конце концов, по настоянию врачей ее, еще совсем не старую женщину, лишь недавно отметившую пятидесятилетие, определили в лечебницу Рубинштейна, где ей был обеспечен надлежащий уход. Муж Маргарет, Герберт Лестер, оставил ей приличное наследство, так что лечебница не стала непосильным бременем для Маргарет и ее дочери.

Джулия навещала мать раз в месяц, стараясь выбрать время, когда Маргарет сохраняла ясное сознание. В эти периоды о болезни Маргарет напоминали лишь черные круги под глазами. Она реагировала адекватно, проявляла ненапускной интерес к жизни и даже пыталась писать научные статьи. Ее навещали бывшие ученики, и она вела с ними долгие беседы, обсуждая последние новинки в психологических журналах, которыми ее в большом количестве снабжала доктор Женни де Кастро, ассистентка, непосредственно занимающаяся Маргарет.

Визиты дочери также поддерживали Маргарет. Она живо интересовалась семейными проблемами Джулии, которые наслаивались, как снежный ком. Главную проблему Джулии звали Джек.

Джулия была откровенна с матерью: обманывать или что-либо утаивать от нее не имело смысла. Маргарет чувствовала фальшь лучше, чем натренированная собака чует взрывчатку или наркотики. И Маргарет обладала тактом. Она никогда не переходила границы дозволенного, хотя постоянно балансировала на ней. У Джулии не было причин обижаться на мать.

Но в этот визит все было иначе. Джулия чувствовала жуткое напряжение при мысли, что мать начнет расспрашивать про Джека. «Как там твой Джек?» – непременно спросит мать, и Джулия взорвется…

– Как поживает твой Джек? – спросила Маргарет, когда они с Джулией обосновались на заброшенной скамейке в самом удаленном углу парка.

Было прохладно. Джулия укрыла мать теплым пледом и подоткнула концы. Она решила, прежде чем ответить, досчитать до двадцати. А потом еще до десяти.

– Мне кажется, я скоро созрею для развода, – как можно спокойнее произнесла Джулия.

– А Джек?

– Что Джек?

– Как к этому отнесется Джек?

– Ему придется смириться. Есть вещи, которые жена может решать самостоятельно. Только не говори мне, что ты знала это заранее.

– Не буду, раз тебе это известно.

– Он не создан для семейной жизни. Никакой ответственности. Скачет по жизни, как заяц. За все хватается, ничего не доводит до конца. Сколько работ он сменил за эти годы…

– Где он удержался дольше всего?

– Дома! Уже пять месяцев не работает. Ломаного цента в дом не принес. Сидит на моей шее.

– Значит, ты позволяешь. Не корми его. Голод – хороший учитель.

– Может быть. Хорошо бы. Но говорят, что учитель приходит, когда ученик готов.

– И наоборот.

– Лучше я разведусь, пока у нас нет детей, – со злобой в голосе сказала Джулия.

– Тебе только двадцать шесть. Ты молода и красива. У тебя все впереди, дочка! – благословила ее мать.

Пошел дождь. Его капли не доставали Джулии и Маргарет, надежно прикрытых широкими листьями вязов и платанов, но воздух сделался настолько влажным, что обеим захотелось спрятаться в теплом помещении. Дождавшись, когда дождь ослаб, мать и дочь укрылись в корпусе лечебницы, где находилась столовая. Раздобыв горячий чай, они еще немного поболтали о том о сем.

Дождь перестал, но судя по серому небу, не навсегда. Джулия решила воспользоваться паузой, чтобы добраться до станции. Ей повезло: доктору де Кастро надо было в город, и она предложила Джулии подбросить ее до поезда.

Поезду не пришлось ждать Джулию. Увидев его на платформе, она перешла на бег и влетела в вагон за пару секунд до отправления поезда. Пассажиров было немного. Отдышавшись, Джулия устроилась у окна. Ей предстояла полуторачасовая поездка в отдающем хлоркой вагоне.

Даже под монотонный перестук вагонных колес Джулия не смогла уснуть. К тому же ее мучила проблема по имени Джек. Не стоит обманывать себя – отношения с Джеком всегда представляли проблему.

Джулия относилась к тому типу людей, которые учатся только на своих ошибках. И поэтому совершают их не мало. Все ее подруги в один голос утверждали, что Джек ей не пара. Джулия, красивая шатенка с томными глазами, чуть вьющимися длинными волосами, знала о своей привлекательности. Ее талия и пышные формы не отвечали критериям модельного бизнеса, но зато нравились подавляющему большинству мужчин. У нее не было проблем в отношениях с противоположным полом, у нее вообще не было проблем, пока она не повстречала Джека.

Джека можно понять. Он увидел ее на университетской вечеринке и сразу воспылал. Но что она нашла в этом двадцатипятилетнем балбесе, давно отчисленном из университета за низкие показатели в учебе, а теперь промышляющем наполнением баков на автозаправке? Даже у Джулии нет ответа на этот вопрос. Отбиваясь от нескончаемых наскоков подруг, она сказала как-то: «Просто, я приняла вызов судьбы». Остановимся и мы на этой версии.

С упрямством, не достойным никакого применения, вопреки здравому смыслу и советам подруг, она, презрев традиции, сделала предложение Джеку, повергнув того в замешательство и страх. Еще никто не делал такого предложения ему, Джеку Говарду. Боб Стефенсон не в счет. Джек всегда считал себя дамским угодником, но ни одна из его женщин не предлагала ему жениться на ней. Но ни одна из них не имела форм Джулии… О содержании Джек не думал: он все равно не мог его толком оценить.

Это был вызов и для Джека. Он метался, советовался с друзьями, даже с Бобом Стефенсоном. Мнения разделились. Боб и все подружки Джека советовали жениться на Джулии, а все остальные рекомендовали… ограничиться обещаниями! Он не знал, как ему поступить. И потому поступил как всегда: принял предложение дамы.

Любопытно, что Маргарет легко восприняла выбор дочери и воздержалась от каких-либо комментариев. Джулия оценила это по достоинству.

Училась Джулия на педагогическом факультете, через год ей предстояло вновь переступить порог школы, на этот раз с указкой в руке, и научить детей английскому языку и американской литературе. Так почему бы не попрактиковаться на великовозрастном недоучке, не отличавшем дядюшку Римуса от дядюшки Тома?

Свадьбу решили не играть. Джулия опасалась бойкота подруг, а у Джека не было друзей. Они просто зарегистрировали брак в мэрии и на выходные поехали навестить Маргарет.

Маргарет приняла Джека приветливо, хорошо справляясь с новой для себя ролью милой тещи. Милая теща не лезла в душу, не задавала каверзных вопросов, не ставила зятя в неловкое положение. Зато вкусно кормила и рассказывала смешные истории из своей психологической практики. Джек поначалу сильно стеснялся, не мог связать трех слов, но затем освоился и даже рассказал вполне приличный анекдот и к месту.

А потом – поездка в Техас. Отец Джека учил Джулию кататься на лошади, а мать – отличать спелые огурцы от перезревших. Родители Джека со всей душой одобрили выбор Джулии. Но закончилась поездка печально: она объелась огурцов со всеми вытекающими последствиями. Несколько дней Джулия не рисковала отдаляться от дома более чем на сотню футов.

Первый год их семейной жизни не был лучшим, как это часто случается, но и не привел к разрыву. Джек и Джулия, энергично обмениваясь пинками, притирались друг к другу.

Джек находил утешение у подружек, спуская пар. А Джулия принимала их скандалы за очередной вызов, работала над собой и какое-то время наслаждалась миром в семье. Что касается наслаждений, то Джек умел не только их получить, но и доставить своей партнерше.

Джулия не досталась Джеку девственницей, и ей было с кем сравнить его мужские прелести. Надо отдать должное Джеку – почти все сравнения были в его пользу. Уже первыми прикосновениями, ласковыми поглаживаниями Джек отправлял Джулию в полет в неведомые выси. Она утрачивала представление о времени и пространстве и наслаждалась полетом, а когда ей казалось, что Джек, парящий рядом с нею, вот-вот пойдет на посадку, тот прибавлял обороты, доводя Джулию до полного неистовства. Джулия кричала так, что Джек прикрывал ей рот рукою, опасаясь, что соседи прибегут вызволять его законную супругу из лап напавшего на нее злодея.

В день, когда Джулия приступила к работе в школе, Джек ушел с бензоколонки. Джулия не придала значения этому совпадению, но спустя несколько лет она уже не считала это совпадением.

Финансовых проблем они не знали. Джулия истратила на учебу лишь половину отцовского наследства. Но на зарплату начинающего учителя особо не разбежишься. Джек ушел с работы якобы потому, что хозяин бензоколонки издевался над ним. Теперь он искал работу: пропадал на весь день, а когда возвращался домой, от него несло дешевым вином или пивом.

От Бетти Хэмильтон, своей лучшей подруги, Джулия узнала, что в колледж, где работает брат Бетти, требуется сторож. На этой работе Джек продержался чуть больше двух месяцев, а затем перестал там появляться, скрыв это от жены. Весь день где-то болтался, а к запахам Джулия уже привыкла. Джек менял работу за работой. Дольше всего он продержался в морге. Там он мог позволить себе выпить в обеденный перерыв: никого не смущал запах алкоголя, исходящий от него. Джек продержался бы там и год, но как-то перепутал покойников, и выдал семье для похорон не того, кого следовало. Те похоронили чужого дядьку. А потом пришла другая семья, а ее покойника нет. Поднялся шум, а когда разобрались в чем дело, разразился скандал. С Джека содрали десять шкур и выпихнули из морга еле живым.

Джулия тоже не сидела на месте. Сменив пару школ, она поняла, что преподавание – это призвание, а у нее такового нет. В школе ей неинтересно, и она мучается там. А значит, мучает и детей. Этого она не могла себе позволить ни за какие прибавки к жалованью. Но любовь к языку и литературе осталась. Джулия начала писать рассказы. Бетти, работавшая редактором литературного отдела в журнале мод, пристраивала их у себя. Джулия решила публиковаться под своей девичьей фамилией, справедливо полагая, что она ей дана раз и навсегда.

Модницам нравились опусы Джулии, и они забросали редакцию журнала положительными отзывами. Главный редактор вызвал Джулию и предложил заключить договор на двенадцать рассказов – год Джулии Лестер.

И Джулия решилась. Она оставила школу с намерением посвятить себя литературе. Конечно, первое время на литературные гонорары не проживешь, а на мужа, как Джулия уже успела убедиться, надежды не было никакой. Но еще оставались деньги от отцовского наследства. Это давало Джулии возможность развить первый успех и попробовать закрепиться на новом поприще.

На написание рассказов Джулия не тратила много времени. При одном только виде чистого листа бумаги Джулия хваталась за ручку и стремительно выводила первые фразы, а затем еще и еще, вводя новых героев и переплетая их судьбы сложными конфликтами. А на следующий день она эффектно разруливала ситуацию, находя неожиданную концовку рассказа. Третий день она целиком посвящала пишущей машинке, печатая рассказ начисто. Порой этот день становился решающим: допечатав до трети, а то и до половины рассказа, она начинала работу сначала: ей приходила в голову сногсшибательная идея, полностью переворачивающая сюжет. Тратя по три дня на рассказ, в свободное время Джулия делала наброски и выстраивала интригу своего первого романа…

* * *

Поезд плавно подкатил к платформе. Джулия, воспользовавшись подземным туннелем и минуя главное здание вокзала, вышла на Рузвельт-сквер. Моросил дождь. Джулия подняла руку, завидев проезжающее такси…

Счетчик выкинул круглую сумму, и Джулия не дала таксисту на чай. В отместку он вместо того, чтобы помочь даме, сражающейся с заевшим зонтиком, мерзким голосом изображал из себя клаксон. В конце концов, нетерпение передалось Джулии, и она, плюнув на зонтик и противный дождь, выбралась из машины и побежала к подъезду своего дома.

Таксист рванул с места. Это уберегло его от оказания помощи даме, распластавшейся в луже. У правой туфли Джулии отлетел каблук, нога подвернулась, а место приземления ей выбрать не удалось. Помочь ей было некому: улица была пустынна. Джулия поднялась, держась за стену дома. До входной двери оставалось всего футов пять. Хромая и чертыхаясь, морщась то ли от боли, то ли от омерзения, в мокром замаранном платье Джулия поднялась на второй этаж и открыла дверь в свою квартиру.

– Джек! – обессиленным голосом позвала она мужа. – Джек, черт тебя побери!

Нет ответа.