Текст книги "Дорога на Элинор"

– Вы хотите откупиться? – удивленно спросила она. – Вы убили человека и хотите…

– Не убивал я вашего мужа! – закричал Терехов и тоже вскочил на ноги. – Не знал я его, не был я у него никогда!

Неожиданная мысль заставила Терехова замолчать. Он вспомнил. Почему он не вспомнил этого раньше? Потому что невозможное нельзя вспомнить. Невозможное не проникает в память, обтекает сознание, погружается в глубину, чтобы там исчезнуть навсегда.

Он прошел к компьютеру, сел во вращающееся кресло, так ему было спокойнее, здесь он привык думать, а на диване ему нравилось заниматься совсем другими делами – читать книжку или целоваться; правда, целовался он на диване только с Аленой и было это очень давно, но все равно: не думалось ему на диване, никакие мысли в голову не приходили.

– Вам знаком мальчик, – начал Терехов, собирая в памяти мозаику, давно уже распавшуюся на не связанные друг с другом элементы, – мальчик лет двенадцати, худощавый… Нос чуть приплюснутый, на левой щеке родинка в форме капли, чуть ниже уха… Серые глаза, брови густые, темные, а волосы русые… Бежевая тенниска, коричневые брюки… Сейчас такие не носят, они были в моде лет тридцать назад, в середине семидесятых.

Медовая смотрела на Терехова, будто зачарованная принцесса на злого волшебника, читавшего ее мысли.

– Вы должны знать, – требовательно говорил Терехов. – Вы знаете!

– Я-то да, – сказала Жанна Романовна, – а откуда знаете вы?

– Давайте по порядку, – потребовал Терехов. – И сядьте, пожалуйста, мне неприятно, когда я сижу, а женщина стоит.

Жанна Романовна присела на краешек дивана – похоже было, что Терехов получил в разговоре инициативу, которую следовало развить.

– Вы хорошо описали Эдика – таким он был в детстве. Конечно, я его знала – то есть, не мальчика, естественно, мы познакомились значительно позже, но в семейном архиве есть много фотографий… Родинку на щеке, кстати, Эдик потом свел, остался небольшой шрам, почти незаметный. И рубашка… На одной фотографии Эдик в клетчатой тенниске, но фото не цветное, можно понять только, что рубашка светлая.

– Бежевая, – сказал Терехов и повторил для убедительности: – Бежевая в коричневую клеточку. Этот мальчик стоял на станции метро «Академическая», ждал, чтобы я взял дипломат. А где был ваш муж в тот день? Вы наверняка должны знать.

– Дома он был, где еще? – сказала Медовая. – Я звонила ему с работы несколько раз, Эдик злился, я мешала ему работать, но мне необходимо было слышать его голос, знать, что у него все нормально…

– Именно в тот день?

– Нет, каждый… Я не могла жить, чтобы хотя бы раз в час не услышать его голос. Он принимал это как факт, как данность, хотя и злился, конечно, если работал, сочинял…

– Странно, – сказал Терехов. – Вы не могли и часа без него прожить, а жили раздельно, хотя и называли себя мужем и женой.

– Это имеет отношение к убийству? – холодно спросила Медовая. – Наши отношения…

– Нет-нет, – поспешно согласился Терехов. – Но история с мальчиком – удивительная.

– А был ли мальчик? Вы все это придумали.

– Жанна Романовна, мы хотим докопаться до истины, верно? Давайте хотя бы доверять друг другу.

Мысль о том, чтобы доверять друг другу, видимо, в голову Медовой не приходила. Прищурившись, она посмотрела на Терехова снизу вверх, подумала и сказала с видимым сожалением:

– Хорошо. Все так запуталось… Давайте начнем сначала.

Глава девятая

Он рвался проводить гостью, тем более, что часы показывали половину второго, и отпускать женщину одну, когда на ночных московских улицах творится беспредел, было не просто неприлично, но возмутительно, преступно и невозможно. Однако Жанна Романовна сказала коротко: «Спасибо, сама», и в словах этих заключалось столько властной энергии, что Терехов не нашелся с ответом, так и стоял посреди гостиной, пока Медовая собиралась – подкрашивала губы (зачем? ночью? по пути домой?), поправляла пряжку на поясе и искала что-то в сумочке.

Подойдя уже к двери, Медовая сказала, улыбнувшись одними губами, не губами даже, а кончиками губ:

– Ваши последние слова можно расценивать, как признание?

И ушла, тихо закрыла за собой дверь, не став выслушивать ответа.

А ведь действительно, по сути он, Владимир Эрнстович Терехов, будучи в здравом уме и твердой памяти, несколько минут назад признался в том, что отправил на тот свет Эдуарда Викторовича Ресовцева, не будучи с ним знаком и не имея никаких реальных мотивов.

Сначала они, сев друг против друга за обеденным столом, зафиксировали (фиксировал Терехов, а Медовая внимательно следила за тем, чтобы он записывал правильно) надежно установленные (то есть, признанные обоими за истинные) факты. К таковым с обоюдного согласия отнесли:

эпизод в метро номер 1 – похищение атташе-кейса с дисками;

эпизод в метро номер 2 – возвращение атташе-кейса с подмененными дисками мальчишкой лет двенадцати, похожим, как две капли воды, на юного Ресовцева;

эпизод номер 3 (по времени, однако, предшествовавший второму эпизоду) – переданное Терехову по телефону требование выкупа (символического по сути) за похищенные диски;

эпизод номер 4 – хакерская атака на компьютер Терехова, в результате которой оказались потеряны все написанные им и сохраненные на «винчестере» тексты;

эпизод номер 5 – передача Тереховым для публикации чужого романа, выданного за собственный;

эпизод номер 6 – посещение Ресовцева человеком, похожим (как две капли воды) на Терехова, вечером накануне выхода книги из печати;

эпизод номер 7 – исчезновение с «винчестера» Ресовцева всех файлов, связанных с разработкой и текстом романа «Вторжение в Элинор»;

эпизод номер 8 – звонок Ресовцева Терехову с обвинением в плагиате, после чего Ресовцев покончил с собой, повесившись на собственной кухне.

Включение в список эпизодов за номерами 1–4 было признано компромиссом со стороны Медовой, а эпизодов за номерами 6 и 7 – со стороны Терехова. Два эпизода – за номерами 5 и 8 – не вызвали возражений у обеих сторон, и потому только они могли считаться доказанными.

Когда согласованный текст был вычитан и перепечатан Тереховым на компьютере (Жанна Романовна в это время готовила яичницу из четырех яиц, потому что оба проголодались, ничего более существенного, чем яйца, в холодильнике не обнаружилось, а яиц оказалось всего пять, одно решено было оставить Терехову на завтрак), стороны сели друг перед другом за пластиковым кухонным столиком, впервые за последние часы посмотрели друг другу в глаза и неожиданно почувствовали, что совместная работа и оттачивание приемлемых выражений создали странный эффект – независимо от их желания возникло притяжение: притяжение мыслей, взглядов и даже, как ни сопротивлялся этому Терехов, притяжение тел тоже возникло, а может, оно появилось прежде всего, он с удовольствием смотрел на свою гостью – мужским взглядом, оценивающим и оценившим, он видел, как под натянутой материей топорщились упругие соски, а в глазах прыгали чертики желания, да, да, прыгали, и пусть эта женщина говорит, что ненавидит его, что он ей противен, потому что погубил ее мужа, но чертики в ее глазах все равно прыгали – даже если он выдавал желаемое за действительное.

Он положил свою ладонь поверх ее руки, когда она потянулась за хлебом, и Жанна Романовна руки не отдернула, даже не попыталась, а потом их пальцы случайно соприкоснулись, когда он передавал ей сахарницу, и еще пару раз возникало нечто такое, неопределимое, без физических прикосновений, но чувственное и влекущее.

Между тем разговор шел жесткий и совершенно не соответствовал возникавшей близости.

– Почему вы так поспешно дали согласие отформатировать диск? – спросила Жанна Романовна. – Нужно было выяснить – или хотя бы попытаться это сделать, – с какого компьютера произведена хакерская атака.

– Это невозможно, – заявил Терехов. – То есть, мне это было не по силам, Сергей ничего такого не предложил, диск, по его словам, был безнадежно испорчен… Послушайте, может, файлы с компьютера вашего мужа тоже исчезли из-за атаки?

– Чушь, – отрезала Медовая.

– Кому? – воскликнул Терехов. – Кому все это было выгодно?

Медовая впервые за весь вечер промолчала – по ее мнению (и Терехову не нужны были уши, чтобы это услышать), выгодно все произошедшее было только и исключительно Терехову.

И тогда, отчаявшись найти хоть какую-то логику в цепи бессмысленных событий, Терехов воскликнул (Медовая уже встала из-за стола и искала что-то в косметичке):

– Если бы не этот проклятый роман, ваш муж был бы жив!

Медовая ничего не ответила и на это восклицание, она больше не смотрела в сторону Терехова, собиралась быстро, на предложение проводить ответила коротким «Спасибо, сама» и уже около двери сказала:

– Ваши слова можно расценивать, как признание?

Оставшись один, Терехов ходил по гостиной из угла в угол и повторял сам себе, шепча одними губами, а потом вслух, все громче и громче, так что и соседи, наверно, могли услышать, если не спали, конечно:

– Да, да, да, признаюсь. Я убил этого человека. Я, Господи! Да, да, да…

* * *

К утру Терехов забылся – это даже не сон был, а провал в другую реальность, призрачную, несуществующую, где литературные персонажи вели с ним разговор, о чем-то спрашивали, в чем-то обвиняли, он молча слушал и в то же время прекрасно понимал, что вроде бы дремлет, и, хотя глаза его были закрыты, он почему-то видел ясно, как по ковру на расстоянии вытянутой руки ползет большой рыжий таракан, противный и нахальный; нужно было этого гада прибить, но как сделать это во сне, глядя из призрачного мира в реальный и ощущая, что ничего изменить невозможно?

После ухода этой женщины (Терехов даже мысленно не называл ее ни по имени, ни по фамилии – только «эта женщина»), он снял с полки «Вторжение в Элинор» и, завалившись на диван, – не переодевшись даже, а только скинув свитер, потому что в комнате почему-то стало жарко, хотя все еще не топили, – принялся читать внимательно, строчку за строчкой. Конечно, он читал этот роман не один раз и знал текст, – то есть, ему казалось раньше, что знал. Сейчас он читал роман будто заново. Видел текст иными глазами – глазами автора, Эдуарда Ресовцева, и Левию, дочь президента выдуманной страны Элинор, узнал теперь сразу – конечно, это была она, эта женщина: и внешне, насколько автору вообще удавались описания внешности персонажей, и, главное, внутренне, по характеру, который чувствовался, несмотря на то, что Ресовцев не очень любил описывать душевные переживания героини – в романе слишком много было, по мнению Терехова, диалогов, и действия тоже оказалось более чем достаточно, правда, не такого, к какому привык читатель – без погонь, стрельбы, крови и разборок, это было скорее интеллектуальное действие, переживания персонажей оставались за текстом, их приходилось угадывать, и если недавно играть в эту игру Терехову не хотелось, а больше всего он мечтал избавиться наконец от романа – пусть книга выйдет, и все, забыли, – то сегодня он вчитывался в каждое слово и узнавал, узнавал…

Неужели Ресовцев полюбил эту женщину с первого взгляда, когда увидел ее на берегу Олизанского моря… то есть, на берегу Каспия, конечно, судя по описанию это побережье Апшерона, где-то в районе селения Бузовны, Терехов был там несколько лет назад и прекрасно запомнил, а Ресовцев побывал значительно раньше, еще при советской власти, когда там работали здравницы, и он, молодой физик, приехал заниматься подводным плаванием. А Левия (то есть эта женщина) оказалась в пансионате случайно – подружка, которая должна была ехать, заболела… Впрочем, эти детали на самом деле не имели значения, Ресовцев мог бы и не писать о встрече, она была интересна разве что ему самому и ей, этой женщине, а теперь и ему, Терехову. А интересное началось потом, когда Левии и Ноэлю пришлось все бросить и идти, ехать, мчаться, удирать, догонять…

И была удивительная ночь под чужими звездами, на самом деле чужими, даже не созвездия изменились, как это обычно описывают фантасты, перемещая своих персонажей в другую звездную систему, – изменились именно сами звезды, они не свет в мир посылали, а лучи мыслей, идей, и как это получилось у автора, как ему удалось словами описать то, что и представить себе почти невозможно?

В ту ночь они были вместе, а потом Ноэль предал Левию, потому что у него была на то уважительная причина, то есть ему казалось, что спасение народа – уважительная причина для того, чтобы бросить женщину на произвол судьбы, не объяснив истинного смысла своего поступка. Так было нужно по сюжету, но ведь сюжет придумал автор, никто его не тянул за фалды, никто не приказывал. И предал Ресовцев эту женщину, похоже, по-настоящему, в реальной своей жизни, было между ними что-то, – именно этот эпизод, похоже, привел эту женщину в смущение, что-то она здесь поняла такое, чего Терехов понять не мог, потому что все-таки, несмотря на описания, не знал всей подноготной их отношений.

Ноэль становится убийцей – на глазах Левии. Он вынужден убить, но убивает невинного, случайного, и долго потом (целых три главы, почти сорок страниц текста) доказывает всем – и Левии прежде всего, – что человек этот на самом деле враг, страшный и беспощадный, но эта женщина думает иначе, видит иначе, и для нее убийство есть убийство, смерть есть смерть…

Погружаясь под утро в серую бездну, которая ни сном не была, ни явью, Терехов успел подумать, что теперь смог бы подобрать в разговоре с этой женщиной иные слова. Смог бы, но не станет ее искать, ни за что, никогда. Поговорили – хватит.

Утром долго звонил телефон, Терехов слышал трезвон из своего сумеречного мира, он потянулся даже, чтобы поднять трубку, но в результате только заснул окончательно – провалился из призрачной серости в плотную, беспросветную черноту.

Глава десятая

– Опять «винчестер» полетел? – спросил Сергей, когда Терехов взял его за локоть в подъезде и с просительными интонациями принялся говорить что-то о необходимости и одновременно невозможности получения информации.

– Нет-нет, – сказал Терехов. – С компьютером все о'кей.

– А я читал ваш новый роман, – неожиданно заявил Сергей. – Точнее – пробовал. До двадцатой страницы дошел и потух. Ну, вы совсем… Фэнтези не фэнтези, триллер не триллер, а любовных романов я не читаю – любви мне в жизни хватает.

Терехов с невольным уважением посмотрел на юного знатока и подумал, что сам не смог бы выговорить эти слова с такой же уверенностью.

– Не понравилось, значит? – спросил Терехов, соображая, как вернуть разговор в нужное ему русло.

– Нет, – решительно отрезал Сергей и неожиданно добавил: – А если вы хотите выяснить, кто на ваш комп порчу навел, то это можно попробовать. Правда, возни много.

– Это можно? Ведь «винт» отформатирован, я в этом не разбираюсь, но информации там уже нет…

– Обижаете, Владимир Эрнстович, – выпятив губу, сказал Сергей, изображая до глубины души оскорбленное самолюбие. – Конечно, я сохранил что мог. Не так уж много, но почтовые установки уцелели, иначе как бы вы с нового «винта» свою почту читали?

– Черт, – сказал Терехов, – я и не подумал.

– Так чего вы хотите? – деловито продолжал Сергей. – Сыщики идут по следу компьютерных взломщиков?

– Примерно. Ты можешь выяснить, с какого компьютера прошла атака?

У Сергея заблестели глаза – в фигуральном, конечно, смысле, но Терехову показалось, что в полумраке подъезда зрачки у парня действительно сверкнули, будто изнутри вырвался на короткую секунду яркий светлый луч.

– Не сейчас, – с сожалением сказал Сергей. – До вечера занят. Дела.

Сказано это было с таким видом, будто дела у него были по меньшей мере связаны с государственной политикой или принятием основополагающих жизненных решений. Наверное, на свиху торопится. Пополнять любовный опыт.

– Девушка? – спросил Терехов, но Сергей не поддался на провокацию.

– Вечером вы дома? – спросил он. – Если я зайду в семь – нормально?

– Нормально, – согласился Терехов.

До семи он успеет сделать еще одно дело. Искать эту женщину Терехов не собирался – дал себе слово, значит, так и будет. Но, может, в интернете что-то есть на Ресовцева, он ведь работал где-то, имел даже степень – так, во всяком случае, можно было заключить со слов этой женщины, – писал, скорее всего, научные работы, обзоры какие-нибудь…

Поднявшись к себе, Терехов рассовал по полкам холодильника принесенные из магазина продукты, переоделся, просмотрел газеты – он обычно покупал «Московский комсомолец» и «Вечерку», а из журналов «Огонек» и «Итоги», но сегодня почему-то выложил тридцатку за журнал фантастики «Если». На обложке был изображен странный инопланетный пейзаж – странность заключалась не в том, что в небе красовались три разноцветных солнца, а в расположении тени: единственной, несмотря на причудливое освещение. Но не этим привлек Терехова журнал – через обложку шла надпись: «Фэнтези – миры, в которых нам привольно». Ресовцеву было привольно в Элиноре. Может, он писал фэнтези?

Перелистав журнал и прочитав оглавление, Терехов решил, что зря выбросил деньги – драконы и гоблины его не привлекали, в Элиноре не водилось никакой фантастической живности, Левия ездила на обычной лошади, а дома у нее был сиамский кот, по описанию такой же, как все коты, и такой же драчливый.

«Огонька» Терехову хватило на полчаса, с «Итогами» он покончил минут за десять и подумал вдруг, что если бы эта женщина сейчас сидела рядом на диване или хотя бы чуть поодаль на стуле, или в кресле у журнального столика, то он не был бы сейчас так раздражен и не ощущал бы в душе раздвоенности: надо в конце концов признаться – он хотел ее видеть, но чтобы она не задавала вопросов, чтобы она молча сидела и смотрела на него, и ждала его решений, его поступков.

Они могли бы вместе пообедать – Терехов умел готовить стейки, но у этой женщины все получилось бы лучше, мягче, воздушнее, и приправу она наверняка смогла бы соорудить для вкуса, а так ему пришлось довольствоваться кетчупом. Он поел, вымыл посуду, представляя, как эта женщина могла бы вытирать тарелки. По идее, найти ее – не проблема, достаточно спросить у продавца матрешек. Но зачем ему это? «Вы убийца». Спасибо, слышал.

Сергей явился на полчаса раньше, чем обещал, избавив Терехова от необходимости вышагивать в ожидании из угла в угол, потому что после ужина напала на него хандра – он называл это вечерней депрессией, не в первый раз, просто он чувствовал, когда за окном сгущались тучи и начинал моросить мелкий нудный дождь. Можно даже не выглядывать – наверняка стекла за шторами уже мокрые от стекающих капель.

Любовный опыт Сергея, видимо, не стал за день больше – парень явился в мрачном расположении духа, прошел к компьютеру без лишних слов, на хозяина бросил косой взгляд – не мешайте, мол, – и Терехов отправился в кухню, пил чай с вареньем, прислушивался к тихому ворчанию соседа (тот разговаривал сам с собой или напевал что-то под нос) и ждал, когда его позовут.

Через час Сергей вошел в кухню и спросил:

– А что, у вас только чай?

– Есть водка, – сказал Терехов, удивившись тому, как быстро молодое поколение пристрастилось к алкоголю.

– А пива нет? – поинтересовался Сергей. – «Бочкарев» – правильное пиво.

– Нет, – сказал Терехов.

– Ну и не надо, – легко согласился Сергей. – Я просто так спросил. Сам я не люблю, но в компании приходится – чтобы за идиота не приняли.

– За идиота я тебя не приму, – улыбнулся Терехов и спросил: – Удалось что-нибудь выяснить?

– Адресок могу дать, – сказал компьютерный гений. – Пришлось взломать несколько промежуточных серверов, чтобы проследить путь… Славная работа, понравилось. Вот.

Он положил перед Тереховым полоску бумаги, оторванную от газетного листа. Почерк был корявым, но вполне внятным.

– Resovtsev, – прочитал Терехов, – mail.ru. Вот так-так…

– Что? – заинтересованно спросил Сергей. – Фамилия вам знакома? Неужто кто-то из друзей вас хакнул? За такие вещи вообще-то морду натирают.

– Я бы и натер, да некому, – пробормотал Терехов. Ресовцев, подумал он. Странно все это. Что же, черт побери, получается? Мальчишка в метро похож на маленького Ресовцева. Вирус попал в компьютер с адреса Ресовцева. Если так, то, обвиняя Терехова в убийстве, эта женщина лицемерила. Прекрасно знала, что ее благоверный по каким-то лишь ему (а может, и ей тоже?) ведомым причинам навязал чужому человеку собственный роман, а чтобы тот не смог отвертеться, уничтожил все файлы в его компьютере, после чего…

Господи, глупость какая! Он ведь покончил с собой, этот Ресовцев, он не в игрушки играл, он сделал все, чтобы, уйдя, обвинить в своей смерти не знакомого с ним автора.

Сделал все? Нет, если бы Ресовцев хотел сделать именно все, он оставил бы записку, где написал бы ясно: «В моей смерти прошу винить гнусного плагиатора Терехова Владимира Эрнстовича, укравшего мою рукопись, которую я писал всю сознательную жизнь». Тогда Терехову действительно было бы не отвертеться – вот он, текст, опубликован, вышел под его именем, а вот черновики, сохраненные в компьютере Ресовцева и датированные разными годами…

Ничего подобного Ресовцев не сделал.

А мальчишка? Сын? Но у этой женщины не было от Ресовцева детей – так, во всяком случае, Терехов понял из разговора с нею. Неужели она лгала ему с первой минуты знакомства, неужели собственного сына узнала по описанию Терехова? А может, сама послала мальчишку на ту встречу? И деньги забрала?

Нелепо. Глупо. Невозможно такое – эта женщина, получается, знала, что муж покончит с собой, передав роман человеку, которого никогда в жизни не видел? Значит, способствовала? Была соучастницей? И вину свою пыталась скрыть, обвиняя Терехова в том, что совершила сама? И приход Терехова к Ресовцеву придумала тоже – если она виновна в смерти мужа, то понятно, почему приплела соседку.

Глупо. Соседку можно спросить, и она признается, что весь вечер носа за дверь не высовывала или вообще спала, а может, ее и дома в тот день не было. Это легко проверить, если… Кто проверять-то станет? Милиция дело уже, скорее всего, закрыла – самоубийства там расследовать не любят, особенно, когда нет записок, а картина ясна: влез человек на табурет, накинул петлю, и был он дома один, никто его сводить счеты с жизнью не понуждал, сейчас многие уходят, время такое, не выдерживают люди, и если каждым случаем заниматься серьезно, то не хватит сотрудников, чтобы искать настоящих преступников…

О милиции нужно забыть. Тогда что же – отыскать наконец дом, где жил Ресовцев, самому найти соседку… И что? Допустим, она скажет, что ничего не знает, ничего не видела, уйдите, не хочу вас знать. Неужели после этого он найдет эту женщину и бросит ей в лицо обвинение точно так, как она бросила обвинение в лицо ему?

Вы – убийца.

Зачем?

– Владимир Эрнстович, – тихо произнес Сергей, – что-нибудь случилось? Что с вами?

– А? – Терехов вернулся на кухню из маленькой комнатки в собственном сознании, где он сидел на полу, поджав ноги, наедине с мыслями, которых не должно было быть. – Нет, Сережа, ничего, просто задумался… Послушай, – Терехову пришла в голову неожиданная мысль, и он поспешил поделиться ею прежде, чем успел оценить и понять, насколько она опасна. – Вот ты узнал адрес, верно? Значит, если хакер с того адреса пролез в мой компьютер и сотворил пакость, то ведь и ты можешь пойти в обратном направлении и узнать хотя бы – я не говорю уничтожить, а всего лишь узнать, – какая информация записана у него на «винчестере». Например, есть ли там файлы с определенными названиями или содержанием. А?

– Ну вы даете, – искренне изумился Сергей. – С чего вы взяли, что кто-то взламывал ваш комп?

– Как? – удивился Терехов. – Ты сам говорил…

– Ну да, я так думал сначала. Но я же дал вам электронный адрес, а не номер компа, правильно?

– Я в этом не разбираюсь, – пробормотал Терехов, – какая, собственно, разница?

– То-то и видно, что не разбираетесь, – вздохнул Сергей и, поудобнее устроившись на стуле, приготовился просветить Терехова в технике компьютерных убийств. – Хакер что делает? Он ищет нужный компьютер по его номеру, взламывает коды, если они есть, а у вас их и не было, влезает в операционную систему и делает что захочет – может сразу вам «винт» отформатировать, а вы будете в это время на экран смотреть и не врубаться, отчего изображение вдруг исчезает… А к вам никто не влезал, понимаете? Вы ведь почту в тот момент получали, правильно? А антивирус у вас был старый, еще с прошлого года, я вам новый поставил, буду его сам обновлять… Так я о чем? Вам пришло письмо с автоматически активируемым вирусом. Есть несколько видов вирусов, которые приходят с почтой. Один начинает действовать, когда вы вскрываете приложенный к письму файл. Другой – когда начинаете читать письмо. А третий – сразу, как только почта оказывается у вас на диске. Такой вирус вы и получили. Это не червь, черви сразу рассылают себя по всем адресам, что находят в вашей адресной книге. Никто из ваших знакомых не пожаловался, что получил от вас бяку?

– Нет, – помотал головой Терехов.

– Значит, не червь. Но сильный вирус, вроде Чернобыля. Он вам сразу снес половину исполняемых файлов, чтобы вы ничего предпринять не успели, а потом принялся методически уничтожать остальное. Если бы вы меня вовремя не позвали…

– Он просто послал письмо… – проговорил Терехов, пытаясь сопоставить новую информацию с тем, что знал раньше.

– Через бесплатный почтовый сервер, – кивнул Сергей.

– Значит, – сделал вывод Терехов, – ты не можешь найти тот компьютер, влезть в него и посмотреть…

Сергей тихо засопел, предложение его, похоже, заинтересовало, ему было интересно, ничего подобного он прежде не делал. Почему нет?

– Почему нет? – сказал Сергей, глядя в пол. – Можно, наверно… Если тот компьютер подключен к сети… Определить комп по электронному адресу… Гм… Это ж надо провайдера взламывать… Вы понимаете, что это значит?

– Нет, – признался Терехов. – Какой еще провайдер?

– Тот компьютер, где у вашего Ресовцева хранится почта.

– А разве не на его собственном…

Сергей только рукой махнул и усмехнулся достаточно презрительно, чтобы Терехов ощутил свою полную компьютерную безграмотность, но все же и снисходительно, что Терехов не обиделся.

– Ну хорошо. Провайдер так провайдер.

– Сложно и опасно, – сообщил Сергей. – Там наверняка защита. Можете схлопотать. И вообще это подсудное дело.

– Понятно, – сказал Терехов. – Не можешь, значит.

– Почему не могу? В принципе…

– Или не хочешь.

– Подумаю, – сказал Сергей, поднимаясь. – Это может не один час занять, а мне еще на завтра математику делать. И вообще…

Сделав неопределенный жест, который можно было истолковать и как отказ, и как согласие, Сергей пошел к выходу, так и не взглянув Терехову в глаза. Будто сообщник по грязному делу, подумал Терехов. Будто я предложил ему банк ограбить, а он и отказать не хочет, и пойти не решается.

– Спокойной ночи, – сказал Терехов.