Текст книги "Штирлиц, или Вторая молодость"

Глава 5
Шесть месяцев в заточении

Штирлиц очнулся в отвратительном настроении. Так часто бывает, когда просыпаешься в заточении на железной кровати. Он вяло откинул одеяло и обнаружил на себе полосатую пижаму заключенного.

При детальном осмотре на левой стороне живота обнаружился большой шрам, замотанный бинтами. Под бинтами болело.

«Распотрошили, – подумал Штирлиц. – Садисты».

На соседней койке лежал заросший, нечесаный парень, который что-то бормотал во сне. Целый час Штирлиц прислушивался, но так ничего и не понял. Наконец, парень проснулся. Он резво вскочил и, не обращая на соседа никакого внимания, начал бегать по комнате, распевая:

– Эх, долго ли, коротко ли, шел я по кривой дорожке, да пришел черт-те знает куда…

– Эй, гражданин! – окликнул Штирлиц. – Где я?

– Здесь, – беспечно ответил придурковатый парень. – В жопе.

Штирлиц встал и схватил паренька за грудки.

– Я тебя, кажется, о чем-то спросил!

Парень посмотрел на Штирлица мутными глазами.

– Только тронь, попробуй! Я драться не умею, я если бью – сразу насмерть!

Штирлиц дал ему по зубам, парень повалился на кровать и заплакал.

– Ну что, пацан, будешь говорить?

– Какой я тебе «пацан»? – захныкал сосед. – Мне восемьдесят два года! Я здесь уже пять лет сижу… Меня Толик зовут… Как там наверху? Говорят, какая-то перестройка? Кто нынче у власти?

– Свои, – лаконично ответил Штирлиц, отпуская уже поднятый кулак.

– Здесь тепло, кормят каждый день, – сменил тему паренек, перестав плакать, и радостно запрыгал на кровати. – Хочешь я тебе неприличную частушку спою?

– Одну?

– Ага.

Толик вскочил с железной кровати и вприсядку прошелся по комнате. Обнаружилось, что одна штанина обмотана у него вокруг ноги, вторая оторвана вовсе. Потанцевав, Толик встал, широко раскинул руки в стороны и прокричал в лицо Штирлицу:

– Триппер – это не болезнь, то ли дело сифилис! Моя Манька заболела, все клопы повывелись! И-эх!..

– Чудак ты первой величины! – заметил Штирлиц, вытирая непрошеную слезу.

Да, тяжело жить рядом с придурком. Штирлиц вздохнул. Впрочем, это был не первый дурдом в его жизни.

Заскрежетали железные двери, в комнату вошел Шкафчик, одетый в белый халат.

– Здорово, старички. Пожрать вам принес…

– Ты санитар? – спросил бывший разведчик.

– Теперь санитар.

– Так бы сразу и сказали, зачем было лапшу вешать про пенсию…

Штирлиц нехотя поел. Потом Шкафчик нацепил на него какие-то датчики и полчаса снимал показания загадочных приборов. Закончив, он сделал Штирлицу укол, от которого разведчик снова забылся. На мгновение ему показалось, что сквозь дымку и пелену сна над ним склонилось лицо Бормана. Штирлиц перекрестился и пробурчал ему «Сгинь, нечистая сила!» – и отключился полностью.

Дни Штирлица были пусты, как глаза обнищавшего наркомана.

Месяцев через шесть Штирлиц обнаружил, что у него обновилась кожа, осанка выправилась, стали слушаться руки и ноги. Да и шрам, оставленный подземельным хирургом Стыдобой, вскоре бесследно рассосался. Штирлиц подошел к зеркалу и уставился на свое отражение. Перед ним стоял молодцеватый офицер СС, правда в изношенной больничной одежде, но все равно – красавец штандартенфюрер!

– Едрена вошь, господин Штирлиц! – сказал русский разведчик зеркалу. – Видимо, придется нам еще повоевать.

Когда снова пришел Шкафчик, Штирлиц принял самый воинственный вид.

– По какому праву меня держат в заточении?!

– Помолчал бы ты, старик, по-хорошему, – посоветовал Шкафчик.

– Я – Герой Советского Союза! – возмутился Штирлиц. – И не позволю, чтобы со мной разговаривал в таком тоне какой-то коновал!

– Советского Союза больше не существует, – ответил санитар, поставил на столик скудный паек, зевнул и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

– Зато герои пока не перевелись!

Штирлиц схватил столик и стал лупить им по стальной двери. Гул от раздаваемых ударов понесся по всей подземной лаборатории. Не прошло и пяти минут, как в комнату вошел, кто бы вы думали? Борман!

– Борман! – удивился Штирлиц.

– Здравствуй, Штирлиц.

– Ты куда пропал после Кореи? Я тебя искал, думал, сходим в пивняк, пивка попьем…

Штирлиц не кривил душой, он действительно разыскивал Бормана, чтобы взять у него в долг денег.

– Работал в аппарате на Брежнева, – важно молвил Борман, присаживаясь на койку. – Теперь вот участвую в секретном проекте ГКЧБ.

– КГБ? – переспросил Штирлиц.

– Нет. Главного Комитета Чрезвычайной Безопасности, это гораздо круче.

– Спасибо, что пришел меня освободить, – похвалил его Штирлиц.

– Видишь ли, отпустить тебя не в моей компетенции, – ответил Борман, осторожно отходя к стене на некоторое расстояние от Штирлица.

– Как это, не в твоей компетенции? А говорил, твоя новая контора гораздо круче КГБ?

– Понимаешь, когда тебя взяли, никто же не знал, что ты – Штирлиц. А теперь ты стал строго секретной информацией. Тебя уже никогда не выпустят отсюда, так что привыкай… Это дело государственной важности.

– Борман, сволочь! Где благодарность? Я выполнил уже около тридцати самых важных государственных заданий!

– Ну и что! – отмахнулся Борман. – Я бы и сам их выполнил, если бы мне их поручили!

– Ну, знаешь ли! – Штирлиц обидчиво отвернулся от Бормана, но тут же решил, что обижаться рано, надо выманить из бывшего партайгеноссе побольше информации. – Постой, я что-то не понял, а в чем заключается секретный проект? Я о нем ничего не знаю, меня можно смело выпускать.

– Ты сам – часть секретного проекта «Вторая молодость», – объяснил Борман.

– Ничего не понимаю, это как-то связано с партийными миллионами за границей? – осторожно спросил Штирлиц.

– Да нет, при чем здесь партийные миллионы?

– Ким Ир Сен?

– Какой в задницу Ким Ир Сен? Он уже давно забыл про тебя из-за склероза. Хватит тебе, Штирлиц, на кофейной гуще гадить! Если хочешь знать о проекте «Вторая молодость», я тебе все расскажу, хотя тебе это не пригодится.

Борман присел на стул.

– Вот представь себе, человек трудится в поте лица всю жизнь, идет-идет по служебной лестнице, спотыкается, скатывается вниз, поднимается снова и вот – становится Генсеком. Потом он работает-работает и вдруг умирает от старости! Разве это справедливо? Сколько людей мы из-за этого потеряли! Поэтому нашему секретному отделению ГКЧБ было поручено заняться проблемой омолаживания: вставляешь в Генсека капсулу «Второй молодости», и он спокойненько работает дальше.

– Тем более, что в любой момент можно нажать на кнопку и убрать Генсека, если он станет делать что-то не так, верно? – обронил Штирлиц.

Борман ядовито хрюкнул.

– Ну… В сообразительности тебе, Штирлиц, не откажешь… Но кнопки возможны только если бы Генсеков резали, как тебя. Однако, руководители проекта хотят обходиться без операций. Им ведь тоже когда-нибудь понадобится… Проект «Вторая молодость» был предназначен для Брежнева, но ты, наверное, знаешь, не уберегли мы его, не успели. Зато теперь все отлажено. Посмотри на себя – ты живой и здоровый! Как огурчик!

– Что значит «отлажено»? – переспросил Штирлиц.

– Мы отлавливали никому не нужных пенсионеров, которых потом никто бы не стал искать. Документы уничтожали, так что человека, считай, что и не было. На них-то и проводили опыты, все равно ведь помрут! И государству польза, экономия на пенсиях, и нам удобно, – Борман заулыбался, что-то вспоминая. – Сначала ничего не получалось. Пенсионеры или просто загибались, или молодели, но впадали в старческий маразм. Вот, посмотри на Толика – этот хоть выжил. А ты, Штирлиц, пока наша единственная удача! Полный успех!

– Ну да, успех! Изрезали всего вдоль и поперек!

– Я же уже говорил! – обиженно воскликнул Борман. – Это только на первых порах резали. Сейчас мы работаем над созданием специальной таблетки. Уже почти закончили. Выпил одну – десять лет скинул, выпил две – двадцать. Стыдоба – гений!

– А ты – фашист!

Игнорируя замечание Штирлица, Борман хихикнул.

– Ты пойми, Штирлиц, я бы тебя выпустил, мне не жалко. Но тебя теперь изучать надо, чтобы других омолаживать. А выпусти тебя, так ты же можешь спутать Большую Игру. Кто знает, что тебе придет в твою умную лобастую голову?

Штирлиц пожал могучими плечами.

– Вот видишь! – воскликнул Борман и задумался. – Ладно, уговорил. Чего не сделаешь по старой дружбе. Дай честное слово старого коммуниста никому не говорить об этом секретном проекте, и я о тебе похлопочу.

– Я на сделки с предателями Родины не иду, – ответил морально устойчивый Штирлиц.

– Я – не предатель! – обиделся Борман. – Я работаю на представителей высшего эшелона власти!

– Вот и кати на своем паровозе в Тунгусскую степь! – ответил Штирлиц, лег на кровать и отвернулся лицом к стене, показывая, что разговор у него с предателями короткий.

Не тратя время на разговоры, Борман быстро ретировался за стальную дверь. Все равно он не собирался хлопотать, просто хотелось посмотреть на унижающегося Штирлица.

После разговора с Борманом Штирлиц тосковал до тех пор, пока у него не возник план. Он снова принялся бить столиком в стальную дверь, сопровождая свои удары громкими требованиями выполнить его личную просьбу.

Штирлиц злодействовал два часа, причем, орал он таким противным голосом, что достал даже Толика, который мучительно сочинял вторую неприличную частушку. Вдохновение у идиота ушло, оставив, впрочем, первую творческую удачу.

Наконец стальная дверь открылась и в проем заглянул Шкафчик.

– Ну чего тебе?

– Скажи, пусть мне вернут мои ботинки, у меня по ночам без них ноги мерзнут.

– Хорошо, – после минутной паузы ответил Шкафчик, – но только без шнурков.

– Это еще почему?

– Господин Борман сказал, что с тобой надо быть осторожным. Ты можешь веревочную лестницу сплести, как граф Монте-Карло, – ответил Шкафчик.

«Козел!» – подумал Штирлиц и прилег на кровать отдохнуть.

На следующее утро Шкафчик облазил всю помойку, пока не нашел грязные и дырявые ботинки Штирлица.

– На, дед, носи, – сказал он, бросая их в камеру через окошко. – Этим ботинкам, небось, лет триста.

Когда санитар ушел, Штирлиц кинулся к своим ботинкам. Это были та самая диверсионная обувка, в которой он побывал в Корее. Оторвав зубами подошву, Штирлиц достал то, что было под ней спрятано. Долгие годы в этой обуви у него сильно сбивались ноги, натирались трудовые мозоли, и вот только теперь мучения Штирлица были вознаграждены. Исаев высыпал добычу на кровать.

Проявляя чудеса изворотливости и изобретательности, из каких-то безобидных винтиков и проволочек, он быстренько собрал мощную рацию, действовавшую на расстоянии до пятидесяти километров. Из-под другой подошвы Штирлиц извлек напильник, гвозди, четыре метра прочной веревки и свой самый любимый кастет.

Толик зачарованно смотрел за работой Штирлица.

– Штирлиц? Ты че удумал-то?

– Побег. Рванешь со мной?

– А куда?

– Туда, – сказал Штирлиц, кивая на потолок.

– А на фиг?

– А фигля!

– А че там делать-то? Жрать нечего. Да и найдут нас все равно эти гекечебисты…

– Я же тебе рассказывал, что я засекреченный супер-агент. Я так сбегу, что меня ни одна собака не найдет!

– Тогда как же ты сюда попал? – спросил Толик.

– Я был на пенсии, – ответил Штирлиц. – Ну, так как?

– Нет. Мне и здесь хорошо, – ответил Толик. – Буду и дальше косить под идиота, а меня будут кормить-поить. Я вот новую неприличную частушку придумал. Хочешь, могу спеть.

– Не хочешь бежать, сиди тихо, придурок!

Толик задумчиво посмотрел на своего сокамерника и покрутил пальцем у виска. Штирлиц менялся прямо на глазах. Например, на лице бывшего разведчика появилось злое и упрямое выражение, и он действительно стал похож на супер-агента.

– Прием! – сказал разведчик в рацию. – Как слышите меня, прием?

– Вам кого? – отозвался испуганный голос.

– Шлага!

– Какого «шланга», – ответил голос, в котором Штирлиц признал голос своего агента.

– Товарища Иванова! – поправился Штирлиц.

– Ах, директора! – обрадовался голос. – Он ушел кормить бегемота. Что ему передать?

– Директору или бегемоту?

– Директору…

– Пусть накормит бегемота как следует! – ответил Штирлиц и задумался: «Какие еще бегемоты?» – Прием, прием! Шлаг, это Штирлиц, отвечай немедленно, а то пожалеешь!

Рация замолчала, это опечалило супер-агента. Пастор Шлаг был единственным агентом Штирлица, который предположительно находился в Москве. Сразу после Кореи Шлаг приехал в СССР из ФРГ как турист, встретился со Штирлицем и, после недельной пьянки, попросил политического убежища и русскую фамилию «Иванов». Об этом писали газеты.

В пять вечера для вечерних экзекуций к подопытным заключенным снова пожаловал санитар Шкафчик. В руках у него был большой шприц с мутной жидкостью, который он нацелил на Толика.

– Снимай штаны, Толян, щас тебе успокоительное вколем! Ты, Исаев, тоже готовься.

– Послушайте, Шкафчик! – вежливо поинтересовался Штирлиц. – А что это вы все время одним и тем же шприцом колете? Вы про СПИД слышали?

– Тебя, старого козла, не спросили! – огрызнулся мордоворот Шкафчик.

Штирлиц ядовито усмехнулся.

– Ну ты и урод! – бросил он санитару. – Тебя надо было не Шкафчиком назвать, а, например, Лифчиком.

– Чего?! Нарываешься, козел? – рассвирепел грубый санитар. – А в рыло?

– Можно и в рыло, – не стал возражать Штирлиц и навесил санитару кастетом прямо в нос, отчего Шкафчик отлетел к стене, а потом, отпружинив, повалился было на Штирлица, но русский разведчик успел отпрыгнуть.

– В живых людей шприцом тыкать, да? – распалял себя Штирлиц. – Ах ты, фашистская морда!

Отдавшись волне энтузиазма, Штирлиц начал лихо пинать непрестанно поскуливающего санитара ногами, приводя Шкафчика в неузнаваемое состояние. На помощь Штирлицу коршуном подлетел Толик, ударивший санитара табуреткой по голове. Шкафчик затих.

– Что-то ты не подрассчитал, – заметил Штирлиц. – Он отрубился, и теперь ему не больно.

– Я же тебе говорил, я, если бью, сразу насмерть!

Штирлиц, пожимая плечами, внимательно посмотрел на Толика.

– Ну что, идешь со мной?

– Не, – отозвался Толик, таким же коршуном возвращаясь в свое гнездо.

– Тебя же за этого раздолбая убьют…

– Меня-то за что? – справедливо возмутился Толик. – Я им скажу, что это ты его уложил.

– Логично, – согласился разведчик.

Штирлиц обыскал образовавшийся труп и достал тяжелые камерные ключи. Кивнув на прощанье своему соседу, легендарный разведчик вышел за дверь из мрачной камеры, в которой он провел шесть долгих месяцев.

Штирлиц помнил код стальной двери, через которую его когда-то привели в подземную лабораторию, чего тут не запомнить – год смерти Ленина, Сталина, первый полет Юрия Гагарина: «24531961».

– Эй! – раздалось за спиной русского разведчика, пока он набирал код. – Ты что тут делаешь?

Штирлиц обернулся и обнаружил перед собой доктора Стыдобу с пистолетом в руке.

– Доктор, вы – гений! – признал Штирлиц. – Я просто восхищаюсь вами!

– Хм, – Стыдоба скромно потупился. – Ну, что вы…

Возразить доктор не успел, потому что Штирлиц резко выбросил вперед руку и нанес гению сильный удар кастетом. Лицо Мавра Феоктистовича превратилось в кровавую маску, и он упал бездыханный.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Штирлиц вышел за дверь и плутал потом по подземным переходам всю ночь, выбравшись на поверхность только под утро. Эту дорогу он запомнить не смог, зато Бормана пообещал найти и пристрелить, как бродячего музыканта!

Глава 6
Партийные миллионы профессора Плейшнера

Штирлиц проснулся под забором, возле которого была свалена большая куча строительного мусора.

Оставшись без крыши над головой и без средств к существованию, Штирлиц приуныл, но ненадолго. В конце концов он получим «вторую молодость», крепкие мускулы и тридцатилетнюю внешность. А острый ум у него был всегда. Штирлиц снова был своим среди своих, но сейчас эти «свои» могли его забрать в любую минуту.

Разведчик стал снова вызывать пастора Шлага, но тот упрямо молчал, видимо, не на шутку перепугавшись от вызова Штирлица. Пообещав себе припомнить это пастору, разведчик осмотрел себя с головы до ног. В тюремной одежде он походил на бомжа, чем и решил воспользоваться.

Штирлиц поселился на Казанском вокзале среди нищих. Сначала у него возникли с ними некоторые разногласия, но двумя ударами своих кулаков, он быстро осуществил «мирное сосуществование». Вскоре он даже сдружился с нищим по имени Евлампий, который добровольно одалживал ему на ночь свою телогрейку.

Нищенствуя, Штирлиц уже через неделю набрал необходимую сумму, чтобы обновить гардероб и поселиться в «Метрополе». На этом Исаев простился со своими новыми друзьями.

В гостиничном номере Штирлиц смог наконец-то расслабиться. Через пару дней, смотря по телевизору «В мире животных», он понял, что упомянув о бегемоте, пастор Шлаг, проговорился. «Неужели кто-то доверил пастору быть директором зоопарка?» – покачал головой Штирлиц. Теперь он знал, в каком месте пастор Шлаг мог кормить бегемота.

Через двадцать минут обновленный супер-агент вышел из номера и быстрым шагом направился к Московскому зоопарку.

Если не считать женщин, то самой большой любовью пастора Шлага с детства были бегемоты. Изучению этих замечательных животных он посвящал все свое свободное время. В берлинском зоопарке было четыре бегемота, пухленький Шлаг часто ходил посмотреть на своих толстых любимцев и чем-нибудь их угостить. Он читал только о бегемотах и соглашался говорить только о них. Из-за своего необыкновенного увлечения Шлагу с большим трудом удалось окончить духовную семинарию. Хорошо еще, что и в Библии упоминались бегемоты.

Потом настала война. Фашисты зверствовали направо и налево, пастор попал в руки Гестапо, но его спас Штирлиц.

Работая на Штирлица, пастор Шлаг оказался в Москве, где и осел в виде «законсервированного специального агента». Долгие годы от Штирлица не поступало никаких известий, пастор Шлаг повеселел и решил наконец-то удалиться на покой. Он приложил все усилия, чтобы устроиться на работу в зоопарк и с годами дослужился до директора зоопарка, сменив свою фамилию на Иванова, чтобы не считали евреем. Выбирать ремесло, в общем-то, не приходилось. Шлаг хотел стать православным священником, но в Советской России те, у кого имелись деньги, были партийными атеистами, а у остальных денег не было, поэтому набрать для своей церкви прихожан пастору не удалось.

Когда Штирлиц вызвал его по экстренной связи, директор Иванов не на шутку перепугался и в тот же день уничтожил опасную рацию, кинув ее в бассейн к бегемоту. Штирлиц был способен внести в его строгую и налаженную жизнь кромешный абсурд и идиотский бардак. Снова попадать в руки супер-агента пастору Шлагу не хотелось. Шлаг и так уже прожил долгую, полную опасностей жизнь и хотел умереть спокойной смертью, по возможности, среди любимых им бегемотов.

Штирлиц стоял возле бассейна и с доброй улыбкой кормил бегемота вкусными булками с маком. Заглатывая жратву, бегемот радостно похрюкивал и подмигивал Штирлицу своими хитрыми глазами. Бегемот был старым, как дедушкин шкаф, но глаза его смотрели на Штирлица с живой и неограниченной любовью.

Пастор Шлаг затравленно наблюдал за Штирлицем из-за кустов.

– Вот ты где, – не оборачиваясь, сказал Штирлиц. – Я тебя повсюду ищу.

Пастор Шлаг задрожал, как осиновый лист, в который вогнали осиновый кол. Он выполз из своего укрытия и виновато подошел к начальнику.

– Сбегай-ка за пивом, а то я поиздержался на твоем бегемоте. Прожорливый, как я в молодости. Вместе с пивом купи три упаковки «Педигри Пала», знаешь, такой корм для собак…

«Бегемот не ест собачью еду», – подумал пастор, но повиновался.

Через час они сидели со Штирлицем в дирекции зоопарка, и Штирлиц, молча глядя на пастора Шлага, обдумывал план предстоящей операции.

– Штирлиц, вы что-то опять замышляете? – поинтересовался пастор.

– Ага. Поживу пока у тебя. Кстати, попробуй, «Педигри Пал» с пивом – это просто класс!

Штирлиц вовсю захрустел собачим кормом.

– Сын мой, я не пью горячительных напитков.

– Бегемот мне твой понравился. А то бы я тебе все зубы выбил, – сообщил Штирлиц, посмотрев на пастора своими добрыми глазами.

– Они у меня и так вставные, – перекрестился пастор.

– С сегодняшнего дня будешь снова работать на меня. Вот возьми, отнеси на телеграф.

Штирлиц протянул пастору листок бумаги, после чего повалился на служебный диван и оглушительно захрапел.

В этот же день пастор дал срочную телеграмму в Швейцарию на имя профессора Плейшнера. Это был не тот профессор Плейшнер, который выпал из окна, нарвавшись на засаду, а его брат-близнец. Телеграмма была написана понятным, доступным языком, исключающим неправильное или двусмысленное толкование, как это часто бывает, когда пользуешься шифровками.

«Профессору Плейшнеру от Штирлица. Загружай два полных чемодана того самого, что мы клали в банки, и СРОЧНО вылетай в Москву. Если дорожишь своей вставной челюстью, не задерживайся, иначе я за себя не отвечаю. Встречаемся в дирекции московского зоопарка. Пароль тот же. Твой начальник Штирлиц».

Выбравшись из застенков ГКЧБ и получив «вторую молодость», Штирлиц решил пожить в свое удовольствие.

Несколько лет назад, с блеском закончив операцию в Северной Корее, он по личному поручению Леонида Ильича занимался переправкой миллионов коммунистической партии в Швейцарские банки. Связным у Штирлица был профессор Плейшнер, который как раз и открывал для коммунистов счета. С годами все остальные агенты порастерялись, и номера счетов знал теперь только профессор Плейшнер. И это знал Штирлиц.

Разведчик улыбнулся. Профессор Плейшнер вылетит в Москву ближайшим рейсом. У Штирлица длинные руки, что-что, а это Плейшнеру было прекрасно известно, и ослушаться он не осмелится.

Вскоре у Штирлица будет два чемодана валюты и никаких хлопот.

Выйдя на свободу, знаменитый пилот Руст снова купил себе спортивный самолетик и полетел на Красную площадь. По привычке он приземлился возле Мавзолея, и его незамедлительно «завинтили».

– Люблю писать мемуары, – заметил пилот в интервью газете «Аргументы и факты». – У вас в Лефортово так хорошо пишется!

«Писателя» увезли в полицейской машине, никто и не узнал, что и на этот раз спортивный самолет Руста нес еще одного пассажира – профессора Плейшнера с двумя тяжелыми чемоданами.

Профессор выпрыгнул из самолета над московским зоопарком и стремительно полетел к земле. Основной парашют почему-то не раскрылся, а запаски не было, поскольку самолет был маленький, и Руст возражал против лишнего багажа. Плейшнер сильно ударился ногами, а потом головой, но это было ничего. Помня о том, как погиб его брат, профессор полгода тренировался по прыжкам с высоты без парашюта и приобрел стойкий иммунитет на падение, так что все кончилось благополучно, если не считать того, что от удара о землю у профессора выскочила вставная челюсть и, откатившись, упала в бассейн к бегемоту.

Отряхнувшись и отпугивая посетителей чернотой своего рта, профессор пошел к дирекции. Штирлиц встретил его объятиями и спросил:

– Чемоданы принес? Молодец! А почему без зубов?

– Там феть было шкажано: «шлочно!» – отрапортовал самый быстрый агент Штирлица.

– Молодец, – Штирлиц похлопал профессора по плечу. – Садись, перекуси после дороги… Пастора Шлага возле бегемота не видел?

Поглощая предложенную манную кашу, Плейшнер отрицательно помотал головой.

– Шлушай, Штишлиш! Я жато ждешь такохо штрауша фидел! Штоит, понимаешь ли, а холову жарыл в пешок, и шо он там телает?

– Свои яйца ищет, – заметил Штирлиц, осматривая профессора Плейшнера. – Слушай, брат, ты, я смотрю, постарел еще больше, чем я!

– Да што ты Штишлиш! Ты фофсе не поштафел!

– Еще раз, назовешь меня «Штишлиш», и я тебе все зубы вышибу! – пригрозил Штирлиц, которому уже надоело такое обращение.

В ответ профессор Плейшнер показал свой беззубый рот и радостно заулыбался. Это был первый раз, когда он не испугался угрозы Штирлица.

«Все норовят меня провести, – подумал Штирлиц. – Ладно, к чему ссориться с друзьями, когда можно жить дружно…»

– Пожрал? Давай вставай, выворачивай карманы.

– Да бфось ты, Штишлиш, ты мне што, не дофефяешь?

– Нет, – не стал скрывать русский разведчик, ставя профессора лицом к стене. – Ноги на ширину плеч, руки за голову… Так, это что такое?

– Это мне фафушка оштафила… – Плейшнер с жадностью посмотрел на извлеченные из его карманов доллары.

– Не может быть у таких, как ты, бабушек, – ответил Штирлиц, вычищая карманы профессора. – Садись.

Пристыженный профессор сел за стол.

– Эти деньги получишь на карманные расходы, когда я обменяю их на рубли, – Штирлиц открыл чемодан и бросил в него найденные у профессора две пачки долларов. – Не хватало еще, чтобы тебя посадили за валютные махинации. Сейчас здесь с этим строго…

– Шоглашен, – кивнул своей плешивой головой профессор Плейшнер.

– Будешь, как и раньше, работать на меня. Ставлю тебя на довольствие, деньги будешь получать только из моих рук. Если узнаю, что ты подрядился работать на кого-нибудь еще, во! – Штирлиц выставил перед профессором свой пудовый кулак. – Удавлю, гнида! Я твоих шуток не понимаю!

– Я шоглашен. У меня и план есть! Нато нам фифму офганижовать! Типа ШРУ!

– Вставь сначала зубы, потом поговорим…