Текст книги "13-й отдел НКВД. Книга 2"

Глава 4

Библиотеку покинул в состоянии глубокого философского осмысления превратностей судьбы. С одной стороны, много узнал ожидаемого и закономерного, подтвердившего мои подозрения, с другой – лучше бы не знал ничего вовсе.

Иваныча подставили, это сто процентов. Он никогда не стал бы предателем. Исключено. Как он сам говорил, у каждого есть цена. Так вот его цена за предательство партии или того, кто стоит у ее руля, несоизмерима. Я не могу представить, кто способен ему эту цену предложить, а главное – в каком эквиваленте.

Пусть дед никогда не вел со мной задушевных бесед, пусть мы не были близки, как до́лжно, однако, даже отталкиваясь от минимального знания, которое о нем имею, он слишком твердолобый, упрямый, чтоб выбрать один путь, и потом внезапно свернуть на другой. Характер не тот.

А заговор против генсека – вообще из области фантастики.

Кстати, о фантастике. Попросил милую девушку выдать ещё до кучи художественную литературу, где бы главный герой перемещался во времени. В ответ получил удивленный взгляд и два произведения: Джека Лондона «Межзвёздный скиталец» и Герберта Уэллса «Машина времени». Вторым вопросом, который задал этой книжной фее, стала тематика демонов, дьявола или чего-то подобного. Взгляд из удивленного превратился в сомневающийся. Ясное дело, не думаю, будто честным гражданам свойственно интересоваться подобным. Однако, профессионализм взял верх над подозрением, и к уже существующим экземплярам добавился ещё один – Булгаков «Мастер и Маргарита». На обложке были нарисованы несколько персонажей, но более всего среди них мое внимание привлек здоровый черный кот. Везде, сволочь, отметился. Даже в советской литературе.

В итоге, из библиотеки топал, как школьник в начале учебного года, со стопкой книг, нести которую было, между прочим, очень неудобно. Ни сумки с собой, ни портфеля, ни завялящего пакета. Я же не ожидал, что возьму все это домой. А изучить, однозначно, надо более подробно.

Прямой наводкой направился к остановке, стараясь по дороге не растерять интеллектуальное богатство. Его ещё необходимо будет вернуть на место, в библиотеку. Нужный троллейбус подошёл практически сразу. Запрыгнул, отдал пять копеек за проезд, а потом с облегчением плюхнулся на свободное сиденье. Время перевалило далеко за обед и приближалось где-то к семи вечера.

Движение на дороге стало более насыщенным, хотя, привычных для современности пробок все равно не наблюдалось. У них, наверное, просто меньше машин. Но я, честно говоря, особо не обращал внимания на то, что творилось за окном троллейбуса. Снова задумался о Лизе. Она, выходит, тут. Не мог я ошибиться. Не мог.

Если рассудить логично, вряд ли девчонка потащила кучу детей, за которых учителя отвечают головой, с одного конца города на другой. Она, конечно, с причудью, но совсем не практично, даже из соседнего, в другой район идти с подопечными пионерами.

Теоретически, значит, там, где я их увидел, должны быть школы или школа. Нужно просто узнать, где именно, а потом пройти по учебным заведениям. И все же… учительница? Это как если бы кошка взялась заниматься досугом мышки. Девчонка имеет очень сомнительные связи с очень сомнительными личностями. Ее к детям никак нельзя. Может ли быть так, что на улице мне встретилась просто сильно похожая родственница? Не знаю. Не уверен ни в чем и ничего отрицать нельзя. Однако… Я ее как-будто чувствую. Смотрю и точно понимаю, Лизонька.

В любом случае, этот вопрос оставлю до завтра. Утром отправлюсь на поиски блондиночки.

Задумавшись, не заметил, как оказался в своем районе. Вышел из троллейбуса и, не торопясь, направился, к дому.

Во дворе народу оказалось в разы больше, чем днём. Пацаны играли в футбол, дети помладше – ковырялись в песочнице на детской площадке, расположенной в стороне от стола, где обосновались местные любители домино, а у подъездов на лавочках, наконец, сидели те самые бабушки. Даже жить стало легче при виде их. Раз они тут, значит, конец света откладывается. Бабушки на лавочке – это символ стабильности и покоя. Хотя, некоторых так язык не повернется назвать, скорее женщины средних лет. Мое появление они встретили гробовым молчанием. Только что говорили, обсуждали какие-то свои важные темы, но едва заметили меня, топающего к подъезду со стопкой книг, моментально умолкли. Причем, лица у них были, словно каждая увидела нечто сильно шокирующее. Буквально застыли изваяниями, а потому со стороны смотрелись, как монументальная группа – «Честь и Совесть двора».

– Добрый вечер. – Культурно поздоровался. Это – очень опасные, но очень нужные личности. Их надо уважать, причем наглядно, демонстративно. Они знают все, всегда и о всех, вплоть до цвета трусов особо ненавистной соседки.

Женщины одновременно кивнули в ответ, при этом, глядя на меня все с тем же выражением лиц, которое сложно было подогнать под четкое определение.

– Иван… А чё это? – Одна всё-таки не выдержала.

– Где? – Оглянулся в поисках предмета, ставшего причиной интереса.

– Да вот же! – Она ткнула пальцем в книги.

– Это, Никитишна, учебники. Видишь, Иван решил… – Вторая соседка принялась перебирать губами в поисках подходящих вариантов, но их у нее, похоже, не нашлось. – Иван, а что эт ты решил?

– Да ничего. Вот, почитать хочу. Занимаюсь самообразованием.

– Чем, чем? – Та, которая Никитишна, сдвинула летний вязаный берет на бок, освободив одно ухо и развернувшись им ко мне.

Ну, ясно. Началось представление. Сейчас они меня тут раскатают в блин.

– Решил стать порядочным человеком. Буду менять жизнь к лучшему. – На провокации поддаваться я не планировал. Знаю, как ведут себя эти дамочки. Имел честь, или трагедию, допрашивать одну подобную особу, лет восьмидесяти, в первый год работы в ментовке. Расстались мы через три часа. Она ушла довольная, что, наконец, хоть с кем-то поговорила и этот кто-то вынужден был по долгу службы ее слушать. Я же остался с нервным тиком и желанием убивать всех без разбора.

– Ох, ты ж смотри-ка… Неожиданность… Это ты трезвый нынче, значит? – Подруга Никитишны прищурилась.

– Конечно! Больше ни капли! – Широко улыбнулся всем сидящим на лавке сколопендрам.

– Ох, Иван… Не давал бы ты поспешных обещаний… – Протянула Никитишна, а потом посмотрела куда-то мне за спину. Естественно, я оглянулся. По двору шла моя ненаглядная супруга, а рядом – точная ее копия, только годами постарше и грудью размера на два побольше.

– Ага. – Поддакнула товарка Никитишны. – Теща твоя пожаловала, тут грех не выпить. Для профилактики от яду.

Остальные соседки просто сидели молча, в ожидании представления. А они его реально ждали. Одна бабуля даже достала очки из кармана и напялила их на нос.

– Ва-а-а-аня-я-я… – Начала Ксения ещё не доходя до подъезда.

Господи, что ж она так мерзко произносит мое имя… Тянет его, как жвачку.

Я повернулся к этой парочке лицом. Теперь имелась возможность нашу мать рассмотреть во всей красе. Росту она была приличного, гренадерского. Выше дочери почти на голову. Размах плеч навевал мысли о команде по спортивной гребле, где ей, теще, уверен, были бы рады. Лицо не отличалось излишней привлекательностью и один в один напоминало лицо Ксении. Такие же блеклые, навыкате глаза, нос картошкой, светлые брови, подведенные темным карандашом и, конечно, грудь. На ней, на груди, в час тоски прилегли бы пара, а то и тройка особо утомившихся.

– Ваня, ну, что ты? Не рад? Смотри, к нам мама в гости приехала. – Ксения широким жестом указал в сторону родственницы.

Ване, если честно, вообще было глубоко плевать и на маму, и на саму Ксению. У Вани дед в предатели попал, а по городу бегает столетняя ведьма, которая ни на год не постарела. Поэтому Ваня молча развернулся и пошел к подъездной двери.

Бабушки разочарованно выдохнули. Видимо, спектакли, где в главных ролях выступало наше семейство, здесь были в чести.

В этот момент, соответственно законам жанра, во дворе появился ещё один человек. Молодой мужчина, в приличном костюме, с галстуком и портфелем в руке. Внешне, может, не красавец, однако, несомненно, вид имел представительный.

Бабушки сново выдохнули, но теперь это был звук ожидания. Похоже, начинался второй акт.

– Анатолий! – Радостный крик принадлежал нашей матери. Женщина – гренадер распахнула руки и двинулась навстречу человеку, который при ее виде сильной радости не выказал, а, вроде как, даже напрягся.

Соседки на лавочке одновременно повернулись ко мне, ожидая ответного хода.

– Здравствуйте, Елена Ильинична. – Мужчина не дал родственнице Ксении подойти ближе и слиться с ним в объятиях. Он резко выкинул руку вперёд, именно резко и именно выкинул, словно хотел не предложить рукопожатие, а засадить моей теще в печень. Ну, хотя бы теперь знаю ее имя. Представляю реакцию, если бы я поинтересовался, как зовут нашу мать.

– Здравствуй, Анатолий! Прекрасно выглядишь. Как дела? Говорят, очередное повышение? Все же ты удивительный молодец. В достойном месте трудишься, не то, что некоторые… – Елена Ильинична каждую свою фразу сопровождала косым взглядом через плечо.

Все они, конечно, предназначались мне и по ее разумению, должны были жалить мое самолюбие, заставив его истекать кровью.

Мог бы сказать откровенно женщине, что плевать хотел на ее манипуляции, но с интересом продолжал наблюдать за этим увлекательным представлением. Не только я, кстати. Даже мужики за столом перестали лупить костью. Похоже, все ждали сцены в стиле «Кармен» или «Отелло», расценив нас с бедным Толиком, как соперников за сердце Ксении, которая при появлении бывшего ухажера, расправила плечи и принялась «стрелять глазами», в большей мере промахиваясь мимо нас обоих.

– Анатолий, ты заходи к нам. Мы тебе всегда рады. В любое время. Особенно Ксения. Вы же одноклассники. Школьные годы они – на всю жизнь.

К нам? Интересно. Квартира моя, куда это «к нам» женщина – гренадер зовёт Толика? Лично я вообще никому не рад. Дел невпроворот.

– Ладно. Вы тут вспоминайте школьные годы, а мне двигаться надо. – Открыл дверь, планируя войти в подъезд, но Ксения шустро подскочила, оказавшись волнительно близко. Волнительно – в смысле «не дай бог».

– Ревнуешь что ли? – Она своим мизинцем ухватила мой мизинец и загадочно улыбнулась.

– Безумно! – Выдернул руку, а потом двинулся дальше. Как сказал Матвеев, дай бабе, что она хочет, и живи спокойно.

Кстати, по поводу Матвеева. С участковым надо было переговорить на предмет развивающейся брусчато-кирпичной мафии. Мужикам все равно особо сильно за это не прилетит. Уверен, Николай Петрович скорее всего наваляет им люлей, проведет сто пятьдесят шестую профилактическую беседу, как и положено участковому, а мне факт сердечного признания очень даже сыграет на руку.

Поэтому бегом поднялся на нужный этаж, чуть не умерев при этом от напряжения. Черт. Так дело тоже не пойдет. Надо по-тихоньку себя в норму приводить. Сколько здесь пробуду, пока не понятно. Да и вообще. Дело принципа.

Пять лестничных пролетов, а я готов подавиться собственными лёгкими.

Заскочил в квартиру, положил книги на тумбу, стоявшую рядом с вешалкой, но потом подумал о двух гадюках и убрал драгоценные экземпляры в шкаф, который находился в спальне. Даже сверху вещей немного эстетично накидал. Книги им, конечно, даром не нужны, но ради пакости могут что-то предпринять.

Вышел обратно в подъезд и спустился на улицу. Все участники трагикомедии были на месте, однако, без главного зрителя, то есть меня, огонек из их выступления пропал. Женщина – гренадер уже не смотрела на Толика с обожанием, а тот, бедолага, судя по несчастному лицу, не чаял, как уйти от нее живым. Однако, сто́ило мне появиться, Ксения сразу раскрылилась, Анатолий напрягся ещё больше, бабушки на лавочке довольно зачмокали губами.

Я быстро пробежал по соседкам глазами и выбрал самый достоверный источник информации.

– Никитишна, уж простите, имя забыл, где тут у нас место дислокации участкового?

Специально использовал такое пространное определение. Не понятно, о чем конкретно спрашиваю, то ли про отдел, то ли про адрес жительства. Бабуля не подвела и выдала оба. Кстати, участковый пункт находился там же, где и должен.

Я поблагодарил за помощь, а потом, обогнув Ксению, тещю и Толика, направился к Матвееву для доверительной беседы.

По дороге упорно продолжал рассматривать все попадающиеся на пути кусты. Что за гадская тварь этот кот. Вот сейчас я был бы ему очень рад. И ему, и Наталье Никаноровне, и Белиалу. А ведь подумать не мог совсем недавно, что так сильно захочу увидеть данных товарищей.

До нужного адреса идти было недолго. Буквально пять минут и я уже открыл дверь с табличкой «участковый пункт». Внутри оказалось пусто. Сначала, прямо у входа, имелась комната для посетителей, если можно так назвать, потом коридор уходил налево. Уже там значились два кабинета, один из которых не был закрыт и оттуда слышался голос Матвеева.

– Да. Я понял. Есть! Нельзя допустить лишних разговоров и паники. Да. Конечно, три убийства это уже совсем не смешно. Так я и не смеюсь, товарищ подполковник, это нервное. В моем районе история, от которой выть хочется.

Я медленно попятился назад, возвращаясь ко входу. Старался это делать максимально тихо, ещё лучше, вообще беззвучно. Интересный, однако, разговор. Николай Петрович обсуждает со старшим по званию то, что ему приказали скрывать от жителей, не допустив утечки информации. И речь идёт об убийствах. Вопрос. Если все, кроме меня самого и политической ситуации, осталось, как есть, не о моем ли маньяке идёт речь…

Приоткрыл дверь, а потом со всей силы, аж штукатурка с потолка посыпалась, хлопнул ею, чтоб майор точно знал, пришли посторонние.

Матвеев буквально сразу выскочил в коридор.

– Симонов! Что надо? Только виделись сегодня.

– Разговор есть важный. Очень важный. Думаю, Вам не понравится. Информация, можно сказать, секретная.

Участковый мгновенно напрягся.

– Тут видите, какое дело… Его, конечно, афишировать не стоит. Опасно. По головке не погладят…

Матвеев, несмотря на свой возраст и комплекцию, а он далеко не стройный юноша, скажем честно, оказался рядом за одну секунду, и, сжав мое плечо, зашипел прямо в лицо.

– Откуда знаешь про убийства?!

Эх, товарищ майор, что ж ты такой… Ну… лох. Да. А иначе не скажешь. На пенсию пора, точно. Это же чистой воды психологический прием. Тема последнего разговора ещё сидит в голове из-за ее незавершённости. Ровно пять минут после внезапно прерванной беседы именно она, эта тема, является отправной точкой восприятия. Любой вопрос, не имеющий конкретики, мозг автоматически адресует к сигнальному маячку, который сам же себе и установил. Какие бы многозначительные фразы, кто бы сейчас не произнес, машинально участковый оценивает их в контексте насущной проблемы, потому что продолжает о ней думать. Вот так я хотел сказать, но, конечно, вслух озвучил совсем другое.

– Какие убийства, Николай Петрович? У нас?! Да Вы что? Кого убили? Женщин? Троих? Первая была найдена в посадке возле трассы. Вещи на месте. Ничего не украдено. Лежала, раскинув руки и ноги. На спине. Вырезаны глаза, рассечен рот, отсутствует язык. Вторая в таком же виде спустя меньше двух недель. Противоположный конец района. Там, где вырыт котлован. Третья – буквально несколько дней назад. Убийства – серийные. Вы про это?

Глава 5

Выпалил все одним заходом и замолчал, ожидая, пока участковый придет в себя и что-то скажет в ответ.

– Симонов… Кто тебе донес информацию? – Матвеева было жалко. Честно. Он выглядел, как человек с сердечной недостаточностью. Дыхание стало свистящим и с одышкой.

– Так видите в чем дело. Живу в другой реальности. Там я – мент. Расследую эти самые убийства. Поэтому и знаю.

Участковый на секунду завис, потом с пониманием хмыкнул, отпустил мое плечо и даже одним движением отряхнул смявшуюся ткань, расправляя ее.

– Очень смешно, Симонов. Обхохочешься просто. Юморист, смотрю.

Я в ответ тоже усмехнулся. Отличный вариант – в ситуации, когда не знаешь, что сказать, руби правду – матку. Чем она нелепее, тем больше вероятность, никто тебе не поверит. Сочтут за шутку. Заодно, сами придумают оправдание.

– Моя кому-то рассказала, да? Сколько раз говорил ей, бестолковой, не суй нос не в свое дело. Нет, ходит, подслушивает, а потом обязательно «по секрету» растрепет хотя бы одному человеку. Моя? Ну, говори.

Я сделал загадочное лицо и развел руками. Мол, додумайте сами, товарищ майор, намекая тем самым, что предположение его верное, но как порядочный человек в даму пальцем тыкать не могу.

– Да моя, конечно! Больше некому. Свидетели сидят тише воды, ниже травы. Собственной тени боятся. Первую девушку пацан нашел из училища. Бегать пошел утром, и наткнулся. Любитель здорового образа жизни, чтоб его. – Уточнение Матвеева выглядело доне́льзя глупо. Можно подумать, пацан в чем-то виноват. Или, не найди он труп, тот бы сам к обеду испарился.

– Вторую – собачатник. – Продолжал причитать Николай Петрович, – Псину свою выгуливал. Ну, а третью вообще дружинники. Вот. А подполковник говорит, смотри, чтоб никто не узнал, чтоб разговоров среди народу не было. Не будет тут, как же! Если под боком вражина сидит. Вчера ещё, главное, выпил когда водочки, сам с собой вслух сидел рассуждал. В кухне. Думал, спит. А она опять караулила. Ты хоть скажи, много людей знают?

– Очень мало. – Ответил совершенно честно. Потому как реально мало. Из простых граждан, не считая свидетелей, выходит, я один.

Матвеев удручённо покачала головой, а потом пошел обратно к своему кабинету, махнув мне рукой, чтоб я следовал за ним. Конечно же приглашение было принято.

– Ты смотри, Симонов, пока бабы что-то там буробят, это – сплетни. Когда мужик подобные истории рассказывает, это – информация. Понял, да?

Участковый сел за стол, я, естественно, скромненько на стульчик.

– Вот так вот. Три убийства… В нашем городе. В нашем районе. Это вообще, конечно… И главное, никаких следов. Понимаешь?

Конечно, понимаю. Сам чуть до инсульта с ними не дошел. Рядом с телами не было улик. Вообще никаких. Ни следов обуви, ни случайного волоска, ничего. Жертвы – то же самое. Под ногтями – земля. Кожа рук – ни царапины, ни синяка. Такое ощущение, будто женщины сами пришли на место гибели, сами с собой все это сотворили, а потом легли звездой и умерли. Ну, или некто таинственный умеет летать. Спустился с неба и туда же отправился, сделав свое паршивое дело. Хотя, в данном случае, жертвы должны были просто лежать и ждать, когда все закончится. Бред конечно.

– Понимаю. Вас напрягают сверху из-за опасений, что может начаться паника?

– Симонов, не может. Она начнется. Это первое. А втрое, встанет закономерный вопрос, чем это у нас занимается милиция. У граждан встанет. У руководства он уже встал. Завтра ждём чекистов. Народный комиссариат подключили. В общем… хрен мне, похоже, а не кролики… – Матвеев тяжело вздохнул и подпёр щеку кулаком, грустно глядя вдаль.

– Николай Петрович, я, собственно говоря, чего пришел. Мы же днем говорили. Помните? Насчёт деда и моего исправления. Так вот… Решил доказать свое стремление к порядочной жизни делом. Леня…

– Ну, нет… – Майор даже не дал мне договорить. – Филимонов. Опять? Только этого сейчас не хватает. Да что ж все сразу – то. Если катиться к черту, так до самого конца. Ну! Рассказывай! Чего молчишь?

– Так я говорю. Решили сегодня ночью брусчатку со стройки воровать. На нее уже есть покупатель. Но… тут подумал. Вы же обещали насчёт деда помочь. А я обещал бросить пить, и далее по списку.

Замолчал, демонстрируя участковому сильные муки совести, все же товарищей «слил».

– Ясно. – Николай Петрович снял фуражку с головы, положил ее на стол, а потом выдал. – Уволюсь, не дожидаясь пенсии. Иначе просто не доживу. Сдохну. Ладно. Информацию принял. Ситуацию понял. Будем решать. Иди домой, Симонов. Молодец, что пришел, что покаялся. Достойный поступок достойного гражданина. За них не переживай. Сейчас соберусь, пойду проведаю по десятому разу. Накручу хвоста. Если что, про тебя говорить не буду. Скажу, птичка принесла в клювике информацию.

Ээээ… нет. Тут такие дела, а он меня отправляет восвояси. Выходит, убийства есть. Снова. Значит, тот, кто затеял это в моей реальности, то же самое делает и здесь. Очень вряд ли это разные люди. Специфика слишком узкая. Лиза же сказала, идёт подготовка к ритуалу, схожему с тем, который в свое время провел Мацкевич. И тут меня осенило.

– Николай Петрович, нужно выяснить за одного человека. Есть ли он в нашем городе?

– Симонов, ты совсем того? Чокнулся? Или обнаглел? Может, отправишь меня в магазин за «чекушкой» метнуться? А? А чё нет то. – Матвеев схватил фуражку и решительно водрузил ее обратно на голову. – Ты края не путай!

– Вы не понимаете. Это очень важно. Очень. Если вдруг мое подозрение окажется небезосновательным, оно сильно может повлиять на ситуацию.

Черт, как же ему преподнести все? Вот тут невольно порадуешься, что Матвеев человек хороший, но немного глуповат, иначе не сидел бы в участковых, да и знаю я его не первый день. Что там, что здесь, он, в принципе, один и тот же. Был бы кто помоложе, посообразительнее, не вышло бы у меня такого кардебалета, который провернуть собираюсь.

– Николай Петрович, тут такое дело… – Снова многозначительно закатил глаза и тяжело вздохнул.

– Симонов, ты мне это брось. Повторяешься. Что ещё? – Майор побагровел и вытер покрывшийся испариной лоб. Явно ничего хорошего от этой жизни он уже не ждал. Погоди, Николай Петрович, сейчас я тебя прямо обухом по голове.

– Завербовали меня.

В комнате повисла звенящая тишина. Лицо у Матвеева было, будто он сейчас либо заплачет, либо встанет и даст мне в морду. Второй вариант менее вероятен.

– Кто?!

– Так чекисты. Пришел человек домой, сказал, надо бы к Вам проявить пристальное внимание. Мол, до пенсии всего ничего, есть некоторые вопросы. Подробно объяснять не стал. Сами знаете, они не объясняют. Но вроде как, если правильно себя поведу, то появится шанс снять пятно позора с фамилии.

Майор пристально смотрел на меня минут пять, а потом резко вскочил из-за стола и принялся расхаживать по комнате. Честно говоря, было его искренне жаль. Но когда на кону своя жизнь и жизнь деда, тут выбор очевиден.

– Так и знал! – Он подошёл к столу и со всей силы ударил кулаком по столешнице. – Чувствовал. Что эти сук… эм… эти люди моей персоной интересуются. Поди уже на здешнее место подходящего человека нашли. Эх… дожил…

Конечно, я пер по бездорожью, в наглую, напролом. Но и сидеть в ожидании чуда можно бесконечно долго. Мне нужна информация и по делу, и по убийствам. Все это имеет большое значение. Маньяк приведет к демонам. Он ведь не случайный человек, не от балды такие вещи страшные делает. Сто процентов прекрасно знает о ритуале и о том, в чем его суть. Соответственно, можно потянуть ниточку, которая даст возможность вернуться обратно в 1941. Что-то в этот раз никто не торопится меня никуда отправлять по своему желанию. А если ни Клетчатый, ни Наталья Никаноровна так и не объявятся? Или с Лизой все же вышло недоразумение? Мало ли. Может, глюкануло на почве увлеченности девчонкой. И как быть тогда? Оставить все, как есть? Ну, уж нет. Значит, я добьюсь, чтоб эта чертова Звезда Давида снова заработала.

– А почему ты меня тогда попросил узнать про деда? – Очень далеко в мыслях Матвеева все же проскочило, видимо, сомнение.

– Так чекисты могут правды и не сказать. Даже быстрее всего, не скажут. А Вы скажите.

– Эх, Симонов… – Участковый подошёл ближе, положил мне руку на плечо. – Спасибо, Иван. Что предупредил. Я этого ввек не забуду. Так а что ты говорил? Про человека? Кто такой?

– Хорошо бы узнать, не живёт ли в нашем городе кто-то с фамилией Мацкевич.

По сути, все это выглядело, как гадание на кофейной гуще. Но и выбора пока нет. Если наличие потомков Мацкевича подтвердится – это будет самый лёгкий путь. С моей удачей – сомневаюсь. Если же людей с такими данными нет, будем думать дальше.

– Понял тебя, Иван. Хорошо. Договорились. С меня, значит, информация по двум вопросам, с тебя – сам знаешь, что. Хочу уйти нормально, с почестями. – Матвеев был серьёзен и сосредоточен.

– Хорошо, товарищ майор. Туда, – Многозначительно поднял глаза вверх, – Буду отчитываться, что все хорошо. Если возникнут вопросы, сразу к Вам.

– Сам не боишься?

– Боюсь. А как же иначе. Организация серьезная. Но ещё знаю, каково это, оказаться виновным. Хоть не на своем примере, личном, а все равно знаю. Потому захотел выяснить, что там было в деле. Да и с Вами мы уже сколько бок о бок. Все мы не без изъянов, но человек вы сто́ящий.

Мы с Николаем Петровичем посмотрели друг на друга долгим взглядом, потом встали одновременно и обнялись крепко, как два настоящих советских мужика. Мысленно же, на самом деле, попросил у него прощения. В этой реальности он и правда нормальный мент.

– Идём, Симонов. Я наведаюсь к твоим товарищам, а ты шуруй домой. Отдыхай. Завтра по человечку твоему будет информация, тогда подробнее объяснишь, кто такой. – Участковый указал мне на дверь, и сам взял ключ, собираясь покинуть рабочее место.

Из участка мы вышли порознь. Так настоял Матвеев. Я, собственно говоря, не возражал.

На сегодня программа минимум была выполнена. Сведения, необходимые для первых шагов, успешно получены. Более того, ещё и нарисовалась поддержка в лице участкового. Неожиданно, но в этом несомненный плюс. Николай Петрович в моем сложном деле будет очень полезен.

Можно теперь идти домой и заняться изучением истории этой реальности на протяжении добрых восьмидесяти лет. Все равно данное занятие будет гораздо продуктивнее и приятнее, чем общение с членами моей, прости Господи, семейки. По Иванычу тоже нужно посмотреть, что ещё имеется. Каждый факт пригодится. Мне нужно максимально быть готовым ко всему.

Я направился к своему двору, чувствуя пусть небольшое, но удовлетворение. Сильно радоваться пока нечему, хотя, какие-то шаги уже сделаны.

На улице смеркалось. Люди расходились по домам, собираясь заняться семейными делами, чтоб готовиться к завтрашнему новому дню, поэтому прохожие на пути практически не встречались.

Интересно. Меня вернули, получается, в день, следующий после смерти деда. Обратно, по идее, нужно попасть туда, где я решил Тихонову отдать книгу. Думаю, это был неверный поступок.

Правда непонятно, Никаноровна утверждала, будто я должен предотвратить ошибку. То есть ошибкой, выходит, было решение Иваныча отдать эту дьявольскую вещь? И я тоже отдал. Или, наоборот, дед хотел не отдавать? А я напортачил. Твою ж мать… Голову сломать можно.

Ну, ладно. Хорошо. Если рассмотреть вариант, что дед книгу не отдал. Я исправил ситуацию. Вручил чёртову вещицу Тихонову. И?

Демонам какой от этого толк? От того, что я поступил иначе, чем Иваныч. Книга попала к чекистам, война все равно случилась, но Союз не развалился. Если не считать мою отвратительно сложившуюся жизнь и ситуацию с дедом, в остальном же все хорошо. Так оно выходит. Предположительно, даже лучше, чем могло бы быть. В этой реальности страна не знала периода перестройки и того, что началось после развала Союза. А это уже ого-го сколько значит. Я был маленький в начале десятилетия, но поздние девяностые все равно застал в более-менее сознательном возрасте. Несомненно, они оказались очень насыщенные, энергичные, и при этом очень опасные. Одни чеченские войны чего стоили. Людей сколько полегло. Да как глупо. Вспомнишь, вздрогнешь.

Так сложилось, имелась возможность один раз общаться с тем, кто в первую чеченскую попал. Причем, реально попал. В полном смысле этого слова. От того, что он рассказывал, вставали волосы дыбом.

Помню, во время стажировки, когда готовился стать снайпером, обратил внимание на одного из инструкторов. Было в нем что-то… специфическое, особенное, привлекающее взгляд. Пожалуй, и не объяснишь толком. Что именно, понял значительно позже.

Он повел нашу небольшую группу в лес. Это было первое занятие подобного плана. Не полигон, не наглядная мишень, а реально сложные условия, в которых зачастую, на самом деле, придется работать снайперу.

– Самая главная ваша цель – стать невидимым. – Инструктор стоял напротив нас в камуфлированной шляпе, надвинутой на самые брови. Званий обучающих мы не знали, обращались по именам. И те не уверен, что настоящие. Этот представился Максимом. – Сейчас, в данный момент, вы все под прицелом. Где стрелок? Определите?

Мы принялись вглядываться, крутить головами, щуриться. Ничего. Пусто. Деревья, как деревья.

– Нет там никого. – Я ещё был полон безосновательной уверенности в себе и решил блеснуть дедукцией. Мне казалось, она у меня есть. – Вы нас проверяете просто.

– Да вот же он, прямо у вас перед носом! – Инструктор, усмехнувшись, рукой указал на рядом стоящее дерево, до которого приблизительно тридцать шагов, не такая уж густая листва, но я хоть убей никого там не видел.

– Нету? – лицо у него было серьезное, однако, по глазам только дурак бы не заметил, что специалист смеётся над нами.

– Нету, – Я снова пожал плечами, совершенно уверенный в своей правоте.

– Серега, подай голос! – Инструктор, сложив руки рупором, крикнул куда-то в сторону леса.

Я хмыкнул. Разводит нас и дальше. Ну-ну. Считал себя уже опытным человеком, все же не один год спецназа и СОБРа за плечами.

– Чего? – Когда ответ прилетел из леса, нужно было видеть наши лица. Мы просто охренели. Выходит, реально снайпер здесь.

Но все равно не могли понять, откуда он отзывается. Даже направление звука проследить невозможно.

– Ну, ладно… Вот ты. Подойди – Инструктор, пробежав взглядом по нашему строю, поманил меня рукой. – Теперь смотри. А здесь есть кто-нибудь?

Мы обошли ближайшее дерево, проламываясь сквозь кустарник, я поднял голову – опаньки! – прямо надо мной, упираясь ногами в ствол, висел камуфлированный боец. Он смеялся глазами, да ещё помахал мне рукой. Ствол винтовки торчал прямо из дерева.

– Пока снайпер невидим – он жив, – Сказал Максим, – Даже после выстрела противник не должен его обнаружить. Вот смотри, стрелок забрался не абы на какое дерево, оно стоит так, что звук от выстрела рассеется среди остальных растений и понять, откуда стреляли, будет невозможно. Ты же слышал, как он отозвался? Направление не угадал? То-то и оно. Невидимый, неслышимый – призрак. В первую очередь вы должны научиться не только стрелять, но и выжить.

Потом, спустя несколько дней, а было это 31 августа, как сейчас помню, вечером вышел на полигон. Настроение было какое-то тревожное. И вроде видимых причин нет, а маятно. Издалека заметил силуэт человека, сидящего на большом камне в самом конце территории. Подумал, кто-то из курсантов и, не сомневаясь, пошел к нему. Оказалось – Максим, тот самый инструктор. Он, даже не повернув головы, едва я приблизился, задал вопрос.