Текст книги "Курсант. На Берлин"

Павел Барчук, Павел Ларин
Курсант. На Берлин

© Павел Барчук, Павел Ларин. 2024

Финляндия, Хельсинки, март 1939 г

* * *

Старое трёхэтажное здание, находившееся на углу улиц Фредрикинкати и Ратакату, в Хельсинки знал каждый добропорядочный гражданин. Впрочем, надо признать, недобропорядочные граждане знали его еще лучше. У них при виде этого здания невольно начинался нервный тик и возникало ощущение паники, поэтому они старались обходить его стороной.

Серый дом из крупного камня, как уверяют знатоки, был выстроен в стиле классицизма, а это серьезная заявка на звание местной достопримечательности. Опять же, по мнению всяких умников.

Возможно и так. Однако столь широкая известность этого мрачного дома точно крылась не в исторической ценности и даже не в угнетающем внешнем виде.

С 1920 года здесь находилось финское ведомство государственной безопасности. И ладно бы только оно. В этом же доме квартировала Центральная сыскная полиция. Тут уже заявочка посерьезнее будет.

А еще, раньше, много лет назад, в здании располагалось жандармское управление Российской Империи. Наверное, именно поэтому нынешние сотрудники ведомства между собой именовали свое учреждение по-русски «охранкой» или говорили попросту «лавка». Тоже по-русски. Привычка, чтоб ее.

Не смотря на то, что теперь Финляндия считалась свободной, самостоятельной страной, русского в ней осталось слишком много. Да и русских, честно говоря, до черта.

Впрочем, не стоит преуменьшать значение данного здания и ограничиваться рамками столицы. Этот дом знал каждый гражданин Финляндии. Знал и старался обходить стороной. Мало радости оказаться в «гостях» у тайной сыскной полиции. Еще меньше радости встретиться с ее начальником – Эско Риекки.

Этот средних лет господин на первый взгляд производил впечатление спокойного, слегка меланхоличного человека. Он никогда не повышал голос на подчинённых. Говорил тихо, не торопясь, будто обдумывал каждое слово. И уж тем более, никогда не повышал голос на тех, с кем ему приходилось сталкиваться, благодаря специфике своей службы.

Однако, стоило жуликам, ворам, фальшивомонетчикам или другой какой шушере услышать имя Эско Риекки, одна их половина сразу превращалась в глухонемых, а вторая всерьез задумывалась о своем не самом законопослушном образе жизни.

Хотя начальника сыскной полиции можно было бы даже назвать интеллигентным, рассудительным и добродушным. Примерный семьянин, хороший отец, почетный гражданин. По крайней мере с первого взгляда на людей незнакомых он производил именно такое впечатление.

Можно было бы… Однако никому ничего подобного в голову никогда не придет. Потому что каждый, кому случалось в той или иной мере столкнуться с господином Риекки, знали, лучше бы от таких встреч держаться подальше.

С 1923 года Эско бессменно руководил Центральной Сыскной Полицией. А это, на секундочку, почти шестнадцать лет. Недруги называли его старым лисом и в таком сравнении не было совсем ничего положительного. Почему именно лис? Да потому что Эско в любой, даже самой отвратительной ситуации, звериным чутьем ощущал, куда конкретно нужно бежать, чтоб выбраться из запутанной норы. Звериным чутьем он чувствовал, когда нужно напасть, а когда притаиться. А ещё он ужасно, до зубовного скрежета ненавидел русских. Так же сильно, как коммунистов.

Даже в юные годы, от которых остались одни лишь воспоминания, Эско Риекки числился рьяным активистом и боролся за независимость Финляндии. Верил в свою идею со всем пылом, на который способны только фанатики. Еще юношей он участвовал в егерском движении, собирал разведданные против Российской империи, за что угодил за решетку. Случилось это, само собой, незадолго до революции 1917 года.

В Петроградской тюрьме Эско успел завести много знакомств и даже, ходил такой слушок, начал создавать там агентурную сеть. Мало кто знал, что на самом деле именно в тюрьме Риекки понял, как устроен этот мир. Понял, наблюдая за настоящими преступниками: ворьем, жульем и убийцами. Хочешь выжить – будь сильнее, хитрее, опаснее остальных. Страх – вот правильный рычаг управления людьми.

Уже будучи начальником центральной сыскной полиции, Эско очень хотел взять под контроль тайный сыск по всей Финляндии. Разоблачение шпионов, вербовка агентов, секретные операции стали для него не столько профессиональным, сколько очень личным делом. А потому подходил он к этому вопросу основательно, практично и с подлинным рвением.

Каждый мелкий воришка в стране работал на осведомителей Эско. Потому что для законопослушных граждан грабители и налётчики – зло. А для начальника сыскной полиции – полезный источник информации.

Принято считать, что финны – это уравновешенные и медлительные люди, им чужды сильные эмоциональные порывы. Но за внешним спокойствием северного характера скрывается упрямство и сильная тяга к воле. Так любил говорить сам Эско Риекки. И сегодняшний день лишний раз подтверждал эту истину.

Правда, данный факт совсем не отменял поганого настроения начальника сыскной полиции. А оно было очень поганым. Таким же поганым, как и мартовский день, с самого утра огорчивший Эско хмурым небом и мелким дождем. Особенно раздражал дождь. Из-за него элегантное серое пальто господина Риекки промокло и стало похоже на тряпку.

Хотя на самом деле причина столь дурного расположения духа начальника сыскной полиции крылась в чертовом полковнике Ларсе Рафаэле Меландере, который заправлял в Финляндии военной разведкой.

Между двумя ведомствами существовала конкуренция, иногда переходившая в откровенную борьбу. Центральная сыскная полиция подчинялась Министерству внутренних дел Финляндии, хотя занималась в том числе внешней разведкой и контрразведкой.

А в Генеральном штабе Оборонительных сил многие полагали, кстати вовсе небезосновательно, что полиция лезет не в свое дело. Поэтому никого не удивляло, что военная разведка недолюбливала сыскную полицию, и последняя отвечала разведке тем же.

И вот вчера, уже поздним вечером, когда Эско в кои-то веки сидел дома, как порядочный, примерный семьянин, к нему явился один из его приближенных людей с крайне интересной новостью.

– Пограничная комендатура Кайнуу отличилась. Они поймали советского шпиона. К завтрашнему дню его планируют доставить в Хельсинки. Полковник Меландера осведомлен и сильно ждет этой встречи.

– Прям поймали? – Эско с недоверием и сарказмом посмотрел на лейтенанта Элиуса Корхонена, являвшегося его старшим заместителем.

Этот молодой человек, которому не так давно исполнилось всего лишь тридцать лет, был одним из немногих, кого Эско не считал идиотом. Поэтому начальник сыскной полиции знал, если Элиус явился в дом к руководству, да еще в темное время суток, да еще в тот день, когда Риекки решил провести вечер с семьёй, что случалось не очень часто, значит на то есть причина. Весомая причина. В любом другом случае Корхонен просто не осмелился бы волновать Эско.

– Нет. Он вышел к ним сам. Сказал, что через Карельские леса добровольно пробрался на территорию Финляндии. Несколько дней плутал, заблудился.

– Хм… Шпион, который сам, своими ногами пришел сдаваться… Странно. – Эско задумчиво потер лоб, а затем оглянулся через плечо на супругу, вместе с двумя дочерьми сидевшую в столовой. Похоже, тихий, уютный вечер перестал быть тихим и уютным.

Из-за того, что глава семейства вышел из-за стола, девочки, как и жена Эско, отложили в сторону приборы. Они ждали его возвращения. Ну ничего. Потерпят.

– Идём. – Эско кивнул заместителю на свой кабинет, который находился тут же, слева от входной двери.

Следующий час начальник сыскной полиции был занят и ему точно не хотелось больше ужинать.

История выходила презабавная, даже в некотором роде любопытная. Если верить осведомителю, а врать этот человек не осмелится, буквально несколько часов назад в комендатуру Кайнуу явился молодой мужчина с интересным заявлением. Мол, он является сотрудником НКВД, но добровольно желает перейти в руки финских властей, дабы бороться с «красной большевистской заразой».

Само сочетание двух столь несочетаемые фактов, НКВД и ненависть к большевикам, стало причиной горячего, весьма сильного желания Эско заполучить «перебежчика» в руки сыскной полиции.

А потому, сразу из дома начальника Элиус Корхонен срочно отправился в восточную часть Финляндии, имевшую границу с Советским Союзом. Естественно, у Элиуса в кармане лежала специальная бумага, которой его сопроводил господин Риекки, и парочка сотрудников в помощь.

Цель перед Элиусом стояла предельно ясная – вырвать ценный экземпляр из рук военной разведки, которая, конечно же, успела подсуетиться и отправила за этим русским своих людей.

Поэтому с самого утра Эско Риекки пребывал в некотором раздражении. Он ждал и, честно говоря, нервничал. Да, начальник сыскной полиции озадачился тем, чтоб его заместитель без всяких препонов забрал «перебежчика», а затем привёз его в Хельсинки. Однако в то же время Эско знал, что и полковник Меландера не сидит сложа руки.

– Разрешите?

Когда дверь кабинета открылась и на пороге появился Элиас, Риекки выдохнул. Судя по довольному лицу заместителя, все получилось. Ай, как хорошо, как приятно стало у Эско на душе. Умойся, Меландера! Вот что хотелось сказать ему вслух. Но… Приличия – штука важная. Особенно для начальника сыскной полиции.

– Заходи. – Кивнул он Корхонену. А потом сразу, без каких-либо прелюдий спросил. – Здесь?

– Так точно, господин полковник. – Элиас буквально светился довольством. – Как распорядитесь? Привести его сюда или вы предпочитаете беседовать в камере?

– Элиас, ну что ж ты поддаешься повальной заразе кретинизма, которая активно распространяется в рядах современной молодежи. Конечно, сюда. Шпион он или нет – бабка на двое сказала. А вот ненависть к большевикам, ее надо оценить по достоинству. – Эско вскочил из-за стола, потирая руки.

Он испытывал сладостное, волнительное предвкушение. Такого у него еще не случалось, чтоб сотрудник НКВД сам шел на контакт. От тех возможностей, которые открывались, у Эско слегка кружилась голова. Хотя, возможно дело в этой чертовой весенней погоде, которая поднимает давление.

Старший заместитель вышел в коридор и через пять минут в кабинете господина Риекки уже стоял «перебежчик».

Первая мысль, которая посетила Эско – это шутка. Парень… а это был именно парень, не старше восемнадцати лет, явно не походил на сотрудника НКВД. Совсем. И уж тем более, он не походил на сотрудника, решившего сменить «хозяев». Слишком уверенный. Слишком… хм… да пожалуй, слишком наглый.

Русский покрутил головой и огляделся по сторонам. Видимо, он оценивал помещение, в котором оказался. Потом, не дожидаясь приглашения, парень пошёл к столу, отодвинул стул и уселся на него с невозмутимым видом. Запястья «перебежчика» были скованы наручниками, но отчего-то у Эско возникло ощущение, что при желании этот молодой человек вполне мог бы их снять. А Эско своим ощущениям доверять привык.

Да, внешний вид у парня был потрёпанный. Сомнений нет, он действительно несколько дней скитался по лесу. Но при всем том, исходила от перебежчика аура какой-то властности и непоколебимой уверенности.

Эско приходилось встречаться с подобными людьми. Давно. Во времена Российской империи. Как говорится, сейчас таких уже и не делают.

Все, кто мог бы высокомерно, с хозяйским видом осматривать кабинет начальника сыскной полиции Финляндии, либо погибли в Гражданской войне, охватившей умирающую империю, либо в составе первой волны эмиграции благополучно отчалили в Париж и Китай. Ну какое, к чёртовой матери, НКВД?

У парня на лице стоит печать ума и хорошего происхождения. Не то, чтоб господин Риекки считал чекистов дураками. Просто ум им априори не сильно нужен. А иной раз, так вообще лучше его хорошенько припрятать за маской исполнительного дурака.

– Вы, так понимаю, начальник сыскной полиции? Господин Риекки? – Начал «перебежчик», не дожидаясь вопросов.

И это, как бы, выглядело немного неправильно. По идее, начать разговор должен был Эско. Но чумазый, по уши в грязи и мелкой листве парень предпочёл взять инициативу в свои руки.

Шпион или нет… Пытался сообразить Эско. Для внедрения такая история выглядит слишком нагло и даже вопиюще по-хамски. Неприлично выглядит. Явиться самому, перейти границу и сказать, мол, вот он я, сотрудник НКВД. Ну… Странно, странно…

– Мы знакомы? – Эско решив, что стоять молча как-то глупо, занял свое законное место за столом и подхватил диалог.

– Конечно, нет. В том смысле, что буквально нас не знакомили, если вы об этом. – Парень пожал плечами. – Но я, естественно, в курсе, кто вы. По большому счету именно на встречу с вами и рассчитывал. Сами понимаете, попасть в Хельсинки своим ходом я бы не смог, пришлось действовать через ваши пограничные службы.

– Замечательно… – Эско откинулся на спинку стула, внимательно изучая собеседника. – А вы?

Да, первое впечатление не было обманчивым. Нагловатый, уверенный, слишком активный. Для разведки или нелегальной работы вряд ли подойдёт. Слишком бросается в глаза.

Хм… Может это проверка для самого Эско? Может, под него кто-то осмелился всё-таки копать?

– Алексей Сергеевич Витцке. – Сказал парень, с усмешкой наблюдая за выражением лица начальника сыскной полиции.

Он знал! Знал! Этот перебежик наверняка знал, что едва только произнесет фамилию, реакция должна последовать. И она бы последовала, не будь Эско слишком старым, слишком опытным лисом. А потому на его лице не дрогнул ни один мускул.

Витцке… Конечно, Риекки сразу вспомнил. Память у него вообще отличная, несмотря на годы, которые иной раз ненавязчиво намекают, скоро заслуженный отдых.

Сергей Витцке. Советский дипломат. Эско приходилось с ним пересекаться в Германии времен Веймарской республики. Приятный, интеллигентный человек, о котором сложно подумать что-то плохое. Потому Эско совсем не удивился, когда узнал, что в 1927 году Витцке расстреляли как врага советского народа. Именно такой была формулировка. За связи с белой эмиграцией и РОВС[1]1
  РОВС – Ру́сский общево́инский сою́з, русская воинская организация Белой эмиграции. Создана 1 сентября 1924 года главнокомандующим Русской армии генерал-лейтенантом бароном Петром Николаевичем Врангелем.


[Закрыть].

Забавное время наступило в бывшей империи. Чем приличнее человек, тем больше вероятность, долго он не проживет.

Правда… еще тогда, после нескольких случайных встреч с дипломатом, у Риекки возникло легкое ощущение смутного, трудно уловимого обмана. Он, честно говоря, решил, что Сергей не совсем тот, за кого себя выдаёт. Даже заподозрил его в работе на советскую разведку.

Фактов или конкретных ситуаций для подобного обвинения не имелось, конечно. В данном случае Эско отталкивался от своих внутренних ощущений, а потому не судил категорично. Однако, последовавшая вскоре гибель Витцке, да еще от руки ГПУ, начальника сыскной полиции немного успокоила. Выходит, именно в этом случае предчувствия его обманули.

– Вы сын Сергея Витцке? – Переспросил Эско на всякий случай. Мало ли. Вдруг всё-таки неверно расслышал.

При этом он тщательно всматривался в лицо сидевшего напротив парня. Советского дипломата Риекки помнил хорошо. Не факт, конечно, что сын пошел в отца, но с другой стороны, чего бы лишний раз не убедиться.

Черт… Что ж он такой грязный… Будто в земле по самые уши рылся. И в комендатуре тоже молодцы. Не могли его хотя бы более-менее в человеческий вид привести.

– Да, все верно. – Согласился перебежчик. – Я вас помню. Это было в парке. Мы гуляли с отцом. Там лавочка такая смешная стояла, с маленькими львинными головами на подлокотниках. Вы заметили отца первым, подошли и пожали руку. Говорили с ним на немецком. Сказали, что в Берлине непременно нужно говорить только на немецком. Он рассмеялся и спросил, а что делать, если в следующий раз ваша встреча произойдёт в Хельсинки. Финский язык ему мало знаком. И вы на чистом русском ответили, что ради общения с приятным человеком можно и по-русски побеседовать. Я был слишком маленький, плохо помню другие детали. По-моему, обсуждали погоду и прием, который состоялся предыдущим вечером. Именно там вы познакомились с отцом. На вас был серый костюм. Такой… В тонкую светлую полосочку. Шляпа и шейный платок. Его я тоже отчего-то запомнил хорошо. Вернее, не сам платок, а цвет. Терракотовый, осенний. Я в тот момент подумал, как смешно. На улице лето, парк наполнен таким количеством разнообразных цветов, а платок у вас осенний…

Перебежчик замолчал, с легкой усмешкой разглядывая Эско. Начальник сыскной полиции взгляд не отводил. Ему уж точно стесняться нечего. А вот маленький эпизод, рассказанный парнем…

Такое действительно было. И знать об этом кому-то постороннему достаточно проблематично. Слишком мелкий случай. Слишком незначительный. Пожалуй, на него и правда обратил бы внимание только ребенок.

– Как я могу быть уверен, что вы не являетесь, к примеру, солдатом или офицером Красной армии? Вдруг вы получили данную информацию обманным путем для того, чтоб ввести меня в заблуждение? Вдруг это часть коварного плана? – С вежливым интересом спросил Эско.

Его все же не оставляла мысль, не является ли происходящее проверкой. Вроде бы некому на такое сподобиться, но мало ли…

– В Красной Армии нет офицеров и солдат, есть командиры и бойцы. Это – первое. – Перебежчик усмехнулся еще откровеннее, – Вам самому это известно, господин Риекки. А второе – вам же передали, уверен, мой короткий предварительный рассказ. Я – действующий сотрудник НКВД. Мне есть, что предложить правительству Финляндии вообще и начальнику сыскной полиции в частности.

Глава Первая: В которой я становлюсь предателем

Я с интересом наблюдал за человеком, сидевшим напротив. Если бы мне не было известно, что он из себя представляет, подумал бы, какой приличный мужчина. Просто образец для подражания.

Спокойный, вежливый, одет с иголочки. Смотрит ласково, будто он – мой родственник, а я несчастное дитя, потерянное, но так благополучно разыскавшееся.

Знакомый взгляд. Я этих взглядов за последние шесть месяцев накушался до чёртиков. До тошноты их обожрался. Видимо, судьба моя теперь такая, все время находиться в обществе аллигаторов, желающих меня сожрать. И это я еще в самом начале пути.

Вот только личное дело этого персонажа в отутюженой рубашечке, этого истинного финского отца семейства, я видел своими глазами. Читал. Очень внимательно.

Естественно, персона Эско Риекки слишком значимая, чтоб на нее не обратили внимания чекисты. Они его словно под лупой, со всех сторон рассмотрели.

Родился, учился, женился – все как положено. Ах, да. Еще же сидел в местах не столь отдаленных… Причем с точки зрения самого Эско Риекки, сидел за правое дело. Но благороднее он от этого не стал. Наоборот.

По сведениям советской разведки, в Финляндии каждая приблудная псина, каждая уличная крыса «стучит» начальнику сыскной полиции. А он за это позволяет им потихоньку грабить и воровать. Но так, скромненько, не наглея. Чтоб добропорядочные граждане сильно не пострадали.

На самом деле, за маской добряка, сидящего напротив, скрывается та еще гнида. Жестокий фанатик, помешанный на величие своей страны и ненависти к коммунистам. Ради этого он без малейших сомнений меня на составные части разберет, если потребуется. Или если заподозрит подвох.

Я мысленно усмехнулся. Великая Финляндия… Как же им всем тут хочется величия. Великая Германия, Великая Америка, Великая Британия. Последние вообще заморачиваться не стали, просто страну сразу так и назвали.

Интересно, а если Эско Риекки сейчас рубануть правду-матку? Ну так, прикола ради. Про советско-финскую войну. Про их линию Маннергейма хваленую. Времени-то осталось всего ничего. К осени его самодовольная, сытая рожа уже не так радостно выглядеть будет, когда советские войска границу Финляндии перейдут.

Или вообще… Сообщить, к примеру начальнику сыскной полиции, что я ни разу не Алексей Витцке. Что я – его внук. И закинуло меня в дедушку прямо из 2024 года. Рассказать, как очнулся я полгода назад в спальне детского дома под Свердловском. Очнулся и охренел.

Во-первых, сразу понял, что совершенно в другом времени нахожусь. Навороченный двадцать первый век с предвоенными годами сложно перепутать. А во-вторых, мне в тот момент как раз остальные детдомовцы решили люлей навешать. За хреновый, упертый характер. Гонор дедушкин им не понравился. Хотя, надо признать, дед и правда пацаном был с принципами, с понятиями.

Видимо, по этой причине я и оказался в 1938 году. Думаю, деда беспризорники всё-таки убили той ночью. Не специально, конечно. Хотели чисто уму-разуму поучить. А вышло так, что по башке слишком сильно отоварили.

В этот случай все и упирается. Ведь по идее, быть такого не должно. Дед-то вполне целым и частично здоровым войну прошел. Наверное, меня потому на замену и отправили. Думаю, его персона слишком значимой была для предстоящих событий.

Я, между прочим, тоже по голове получил. В тот же самый день, но в 2024 году. Пьянка у нас с друзьями была в ресторане. Конкретная такая пьянка, со всеми атрибутами в виде бесчисленного количества алкоголя и легкодоступных женщин.

Как частенько происходит в увеселительных заведениях, у нашей компании получилась ссора с другой тусовкой. Кто уж мне по голове бутылкой приложился, рассмотреть не успел. Не до этого как-то было. А когда очнулся – вокруг только лысые, злые детдомовцы и 1938 год со всеми его «плюшками».

Главное, в обычной своей жизни я о дедуле и не знал ни черта. Он меня не то, чтоб родственной любовью не баловал, я его вообще за все годы пару раз только видел. Загадочный он был тип. Это я теперь понимаю, почему. Видимо, в разведке так и остался до самого конца.

И вот очнулся я в детском доме, сообразил, что на месте деда оказался, в себя прийти не успел, а меня уже забирают в недавно созданную секретную школу НКВД.

Да ещё группа наша, как выяснилось, экспериментальная, полностью из детдомовцев собранная. В общем стало понятно, светит мне неизбежное будущее разведчика.

Хреновый расклад, когда знаешь, что за беда очень скоро, годика через три, последует. И сказать никому не скажешь, в дурку упекут.

А потом вообще со всех щелей такая чертовщина полезла, хоть стой, хоть падай. Оказалось, дед являлся сыном советского дипломата, который в 1927 году, находясь в Берлине, получил кое-какие важные документы и немалую кучку алмазов.

Сергей Витцке, прадед мой, (если реально нашу кровную линию отслеживать), дураком не был. Это у нас, похоже, семейное. Он и документы, и камешки так спрятал, что больше десяти лет никто найти не может. Знал, во что ему все выльется. Знал и предчувствовал близкий конец.

И хрен бы с этим алмазами. Хотя… Тоже, ничего б себе! Если их в денежный эквивалент перевести, можно две небольшие революции где-нибудь в Латинской Америке устряпать.

Однако самым волнительным оставался для многих товарищей факт существования архива. В этом архиве – компромат. Я так понял, что компромат практически на всю верхушку партийной элиты, включая Берию и черт знает еще кого. Сведения особой важности.

А выяснил я это благодаря снам. Они мне почти каждую ночь сниться начали. Только сны были не мои, а маленького Алёши Витцке. Настоящего. Даже не сны, воспоминания.

Чего только не насмотрелся. Например, как прабабку чекисты убили во время ареста. Случайно, конечно, но суть от этого не меняется. Как в Берлине шестилетний Алеша с папой по банкам всяким шлялся, людей разных встречал.

Во всех моих ночных видениях был глубокий смысл. Оказалось, кроме Алёши никому архив не найти. Потому что прадед ухитрился след запутать и ключик сыну в голову вложить. Даже не ключик, а инструкцию. Карту сокровищ.

Загвоздка была лишь в том, что сны мне снились кусками и через одно место. Образно, естественно, выражаясь.

Из реальных подсказок по факту – только дневник маленького Алеши, где он рисунок изобразил с зашифрованным в нем кодом, и часы отца, сделанные на заказ. Все. Ну еще очень, очень сумбурные воспоминания деда.

Потом новое откровение. Оказалось, в секретную школу Алешу, то есть меня, не просто так притащили. Бывший отцовский друг постарался. На него, кстати, в архиве компроматик тоже имелся. Ради чего вся суета и была устроена.

Игорь Иванович Бекетов. Товарищ старший майор госбезопасности. Человек, который двух наркомов пережил, а теперь и третьему служить остался.

Ягоду расстреляли. Ежова расстреляли. Бекетову хоть бы хны. Хитрая, подлая тварь. Именно по его доносу в 1927 году Сергея Витцке вызвали в Союз, арестовали и убили.

Соответственно, товарищ старший майор госбезопасности больше всех и суетился. Только ему было известно, что сын дипломата остался жив. Остальные считали, будто мальчик утонул.

Это он в секретную школу меня хотел засунуть, чтоб я потом в Берлин попал и архив ему в зубах принес. Вот только не зря говорят, что на каждую особо стоумовую задницу непременно найдется хрен с винтом.

Бекетову пришлось рассказать все Берии, который как раз место наркома занял. Откупился Игорь Иванович секретной информацией, которую долгие годы хранил. После его признаний, естественно, моя персона в свою очередь заинтересовала Лаврентия Павловича. Очень сильно заинтересовала. В спрятанном архиве и его грешки имелись.

В общем, на данный момент Бекетову до меня пока не добраться. Но не факт, что это сильно продлит мою жизнь. Слишком неугодная я персона для многих. Сейчас, пока архив не найден, терпят, сцепив зубы. А потом…

И вот интересно мне стало, если всю историю, как есть, я вывалю на голову начальнику сыскной полиции Финляндии, который сидит в данный момент напротив…

За кого он меня примет? За психа, наверное. Причем, за психа особо опасного. Ибо подобное ни один шизофреник придумать не способен.

Но… Шуточки шуточками, а дело серьёзное. Не стоит забывать, где я в данную минуту нахожусь и кем являюсь. Поэтому, естественно, опасные мыслишки были изгнанны из головы, а сам я, сообщив в который раз о своей службе в НКВД, сидел под пристальным взглядом начальника сыскной полиции, выдерживая паузу. Пусть проникнется до конца. Вижу, как сильно хочется поверить господину Риекки в свалившееся на голову счастье.

– Интересно, конечно. – Эско перестал меня гипнотизировать. Взгляд его окончательно подобрел. – А как же так вышло, Алексей, что ты вдруг стал сотрудником НКВД? Я ведь в курсе, что твоего отца в 1927 году расстреляли. Сам понимаешь, должность обязывает следить за любыми мало-мальски важными событиями. Он и с поезда сойти не успел, а его уже ждали. Неужели не волновал тебя данный факт, когда ты в ряды чекистов вступал?

– О-о-о-о-о… Тема эта интересная. Долгая… – Протянул я многозначительно.

– Так может, чайку?! – Риекки вскочил на ноги, с громким скрежетом отодвинув стул. Взмахнул руками, будто курица-наседка крыльями. Очень, очень он старался показать мне образ доброго дядюшки. Суетился нарочито, кудахтал. – Что ж мы, будто совсем чужие люди! Ведь знакомы уже…

Эско закатил глаза и даже губами принялся шевелить, словно подсчитывает годы.

Ох и брехло, конечно, этот начальник сыскной полиции. Он давно все прикинул и посчитал. Едва я только назвал свою настоящую фамилию. Актер недоделанный. Хотя… Признаю. Отменно выходит у него изображать выбранную роль.

– Ого! Уже, получается, двенадцать лет прошло с той встрече в парке. – Эско покачал головой и причмокнул губами. А в следующую секунду взгляд у него стал холодный, острый. Всего лишь на мгновение, но я заметить успел. Будто на солнышко туча набежала и тут же исчезла. – Хорошая память у тебя, Алексей. Отличная, можно сказать. Было-то всего тебе…

– Семь почти исполнилось. Без нескольких месяцов. Не напрягайтесь. – Прервал я начало очередной актерской зарисовки «добрый дядюшка вспоминает детство племянника». Иначе мы никогда такими темпами к главной сути не перейдём. А я, между прочим, устал, как собака. – Шесть лет еще было, когда с вами встретились. Но у меня день рождения в декабре. Можно сказать, почти семь. Запомнил, да… Знаете, мало, если честно, помню из детства, но вас отчего-то четкой картинкой сознание запечатлело. Сам удивляюсь.

Вообще, это воспоминание из прошлого деда оказалось, как нельзя кстати. Оно всплыло у меня ровно в тот момент, когда на стол в учебном классе легла толстая папка и я увидел личное дело начальника сыскной полиции. Вернее, когда увидел его фото.

– Черт… Я знаком с этим мужиком! – Вырвалось у меня вслух.

– Слушатель Реутов! – Рявкнул стоявший рядом Панасыч, мой куратор и воспитатель, – Ты, пожалуйста, за языком-то следи. Мужик… Надо же как ты его. Это – Эско Риекки, начальник сыскной полиции Финляндии и недооценивать его очень опасно.

– Финляндии? – Я поднял голову, с удивлением уставившись на чекиста. – Зачем мы смотрим личное дело какого-то, извиняюсь, дурацкого начальника полиции какой-то дурацкой Финляндии, если нам нужен Берлин? Я вам, Николай Панасыч, сейчас, возможно, секрет открою, но Германия это совсем не Финляндия. А Берлин, в свою очередь, до сегодняшнего дня числился столицей именно Германии.

– Реутов… – Панасыч тяжело вздохнул.

Думаю, он в данный момент испытывал сильное желание стукнуть меня по голове. Признаюсь честно, в последнее время, после встречи с Берией и особенно после гибели одного из своих врагов, я заметно расслабился в общении с Шипко. Иной раз позволял себе лишнего.

Что интересно, зная мою настоящую фамилию, Панасыч все равно называл меня той, которая много лет прятала сына Сергея Витцке от посторонних глаз.

– Я вот стесняюсь спросить, Алексей, ты как себе это представлял? Что тебя специальным рейсом прямо в Берлин доставят? Оркестр, может, пригласят? Транспаранты всякие нарисуют. Мол, добро пожаловать советский разведчик, товарищ Реутов. Или собрался половину Европы пешком по лесам идти? А потом что? Граница нынешней Германии это тебе не проходной двор.

Вот тогда-то Шипко и объяснил всю суть задумки чекистов.

Вариантов, с помощью которых нелегалу можно попасть в Германию, было немного. И Финляндия – самый оптимальный из всех. Во-первых, граница с СССР удобная. Во-вторых, фины сейчас близко с немцами сотрудничают. Особенно спецслужбы. А уж когда выяснилось, что маленький Алеша пересекался с начальником сыскной полиции, стало понятно, вариант вообще остался один.

А я ведь до последнего надеялся, что дурной сон под названием «Путешествие в прошлое» вот-вот закончится. Не закончился. Похоже, я действительно окончательно стал дедом. Получается, моя настоящая жизнь – хрень собачья. А вот дедуля для страны – человек особенно важный.

Когда стала известна точная дата моего отбытия, двое товарищей, Подкидыш и Бернес, которые входили в нашу особую спецгруппу, решили сделать сюрприз и организовать «проводы».