Текст книги "Манагер Антон"

Глава 10

Чтобы не насыщались силою твоею чужие, и труды твои не были для чужого дома…

Притчи 5:10

Когда-то Марку одна из бывших девушек сказала, что он своим грустно-удивленным выражением лица и большой головой похож на комика Бена Стиллера. Он поначалу обиделся – все-таки считал себя классически притягательным брюнетом. Но по прошествии лет уже иронично подчеркивал «нюансы»: носил темные бейсболки, иногда переворачивая на затылок козырек. Даже с костюмами, что шились на заказ. А в кабинете раскидал пару ковбойских шляп. Но лоск американской бравурности никого не обманывал, за исключением самого Марка – как ни старался он светиться китчевым успехом, начался нисходящий период.

Семь лет назад он продал продуктовые магазинчики, добавил кредит и вложился в небольшой автосалон «Лада», надеясь, что новый бизнес пышнее зацветет, и он таким образом обманет свою, казавшуюся скомканной судьбу. Недорого сменив бренд на «Фольксваген», он оставил большую часть продавцов и механиков, вложившись в их переобучение, и его давний и единственный главбух Лариса Аркадьевна с помощницами легко переключились на новую автомобильную сферу. Торговля, она торговля и есть.

Поначалу Марк вставал перед входом в автосалон, личным примером зазывая опрятных, по его мнению, прохожих на тест-драйв. Диво, но помимо пугавшихся, как им казалось, завуалированной назойливости, встречались и те, кто соглашался зайти внутрь. У иных доходило и до покупки машины…

Процессы быстро закрутились, продажи пошли, и сервисные подъемники мало простаивали – работа за пару лет наладилась. Казалось, автосалон надолго, если не навсегда. Но вскоре новизна исчезла, конкурентный предел стал понятнее и бизнес начал финансово сдуваться. Настало время думать о другом деле, заново – продолжать барахтанье иллюзий не было.

Поэтому, когда Антон попросил увеличить бонус за выполнение плана, он откинулся в кресле и рассмеялся.

– Дружище, о чем ты? Какие прибавки? Мне, возможно, придется закрыть лавочку. Не шутка. Посмотри, например, из того, что ты принес вчера, не более десяти процентов заедут в итоге в салон. Просто заедут. А купит сколько? И так каждый день. А сколько денег вложено в аренду места, чтобы выставить машину в торговом центре? И это наш маркетинговый бюджет на два месяца. Мы стараемся из последних сил с акциями на техобслуживание. А толку? Ничего не отбивается. Чертова конкуренция с Москвой, – произнес он, взмахивая сигаретой. – И люди. Люди не могут постоянно покупать или ремонтировать машины.

Антону нравился Марк. Он редко врал, и если говорил, что дела унылы, то это напоминало правду, а не удачный предлог для отказа. Плохую правду. Если Марк прикроет салон, придется искать новую работу, заново втягиваться и привыкать. Денег не прибудет, а раз не избежать перемен, то надо быть готовым, и он пошел в бухгалтерию к Ларисе Аркадьевне, бухгалтерше, высокой женщине с черными вьющимися волосами, острым носом и доброй улыбкой, какую все любили. Антон знал о ней немного. Одинока, отвечала за финансовую жизнь конторы, знала проекты и чаяния по бизнесу Марка, тот ей доверял всецело.

– Как дела, Антон? Сложная сделка?

– Нет, никаких юрлиц, и все без косяков. Я хотел в целом узнать: автосалон закрывается?

– Сколько я знаю Марка, он всегда что-нибудь закрывает. Иногда дело действительно заканчивается закрытием. Наверное, в одном случае из сотни. Не чаще, – она перестала смотреть в экран компьютера и убрала руку с мышки. – Что он опять наговорил?

– Толком ничего. Но я бы хотел быть готовым, если что. И не искать работу по факту, а заранее устроиться. В нашем городе не так много салонов, понимаете? Нужно все планировать.

– Ну прямо явных предпосылок нет. Завтра не закрываемся. Это по бухгалтерии. Но конкурировать с московскими дилерами все сложнее. Продажи у нас падают – это не секрет, – Лариса Аркадьевна пожала плечами. – Антон, а почему вы не расскажете ему о своей идее расширить сервис под другие бренды, а не только «Фольксваген»? Я уверена, что пойдет неплохо, клиенты есть и сарафанное радио сработает. А?

– Думаете, пора?

– Антон, раньше всегда лучше, чем позже. Это надо не в день закрытия автосалона обсуждать, а заранее.

– Пойду и поговорю. Спасибо, Лариса Аркадьевна. Я ему скажу, что буду претендовать на долю, а не просто спасибо и небольшая премия.

– Так и надо. Скромность в бизнесе не украшает. А с Марком и подавно. Не всю же жизнь в продавцах вам ходить. А я со своей стороны поддержу вас. Вашу кандидатуру.

Когда Антон снова появился у Марка, тот качался в кресле.

– Ну что? – пробормотал он. – Что еще? Ни минуты на медитацию не найти!

– У меня идея, Марк Михайлович. А что, если сделать небольшую пристройку к основному зданию? Понатыкать там пару-тройку подъемников, поставить диваны с телевизором и кофе-аппаратом и обслуживать другие машины? Да и у клиентов, что к нам со своими «фольксами» приезжают, полно друзей-знакомых – пообещать им, например, пару монет за приведенного на сервис? Конечно, это все будет выглядеть автономно, с отдельным заездом, и проблем с импортером не должно быть. Ну как?

Марк оценил простую и логичную идею, но так как она была не его, то, естественно, начал ее ругать.

– Конечно, это не мечты стать миллионером, продавая барахло на маркет-плейсах, – согласился он, – но это опять вложения? Нужно устанавливать дополнительные посты, докупать инструменты. Ох. У меня нет денег.

– У меня есть сбережения, небольшие, но есть. Купим пару постов, а там посмотрим.

– А если представители «Фольксвагена» узнают?

Антон не смог удержаться от усмешки.

– Договоримся. Люди себе в доход работают… А я хочу треть прибыли от нового бизнеса. Идея моя. Плюс операционка на мне. И деньги даю на подъемник и часть кузовного оборудования. На удивление серьезные намерения, ведь так?

– Антон, будь взрослым до конца. Любой официальный бренд в автоиндустрии хочет быть моно. И в ремзоне тоже!

– Повесим металлическую штору, а как нагрянут, будем закрывать. И вход у нас всегда отдельный. Надо пробовать, Марк, а проблемы решать по мере их наступления.

– Дружище, но треть – это борзовато. Давай, четвертую часть тебе? Ты лишь платишь за оборудование половину и организуешь сервис. А территория, бухгалтерия и ремонтники мои.

– Треть или ничего. Мне нужны деньги.

– А если я скажу, что не согласен? Или сделаю все сам, а?

– Самому сложно сервис раскрутить. А я пойду в другой салон, поработаю пару месяцев и предложу. Сейчас доходы у всех официалов в небольших городах сократились, любой центр мечтает о диверсификации бизнеса – должны ухватиться.

Улыбка Марка стала уже, а глаза злее.

– Другой салон? – тихо проговорил он. – Где платят три копейки?

– Марк, давно нет таких зарплат. Если вы не согласитесь на треть, ее дадут другие. Закрывать шторкой, используя простаивающие подъемники, отличная идея. Все хотят заработать побольше.

Марк никогда в жизни не торопился, но, видя решительность Антона, решил не откладывать с согласием. Он хозяин сделки и всегда сможет отыграть ее назад.

– Хорошо, – кивнул он. – Пусть будет треть. Но что случилось? Зачем тебе деньги?

– Мне не только для себя, – с трудно сдерживаемой улыбкой пробормотал в ответ Антон.

Марк посмотрел на него:

– Да ладно. Девчонка?

– Я пошел заниматься делами. Сегодня же и начнем.

– Молодец. Согласен. Я буду здесь до половины одиннадцатого. Держи меня в курсе. Никаких общих трат и намерений без согласования. Никаких!

– Хорошо.

Антон уже выходил из комнаты, когда Марк окликнул его:

– Эй, Антон…

– Да, Марк?

– Ну, а какая она? Красивая? Дорогая? Срослось или в процессе? – сказал он, подмигивая.

– Да, – сказал Антон и быстро вышел.

Марк откинулся в кресле и забился в мысленных конвульсиях о судьбе – в том, что считал самым важным: «Любовь… Господи, вот и ему повезло. И полно людишек, кому прет. А что со мной не так? С института ничего. И ведь нормальный я. Нормальный и хороший! При деньгах. И мне нужна нормальная. Для жизни. Нормальная головой, симпотная и любящая. Настоящая! Господи, ну и где она? Суженая, ау!»

Глава 11

И вот тебе знамение…

Исаия 38:7

Вечер случился ясный и свежий. Отлично дышалось, и спокойно было на душе. Антон, всматриваясь в сумеречное небо, думал о том, как волшебно, словно рисуемая акварелью, светит луна, настойчивым покоем озаряя мир.

Он молча стоял в центральном сквере с плакатом «Мэрия! Хотим честность и качество!» Рядом перетаптывался десяток незнакомых людей: одни пытались разнообразить согласованный мэрией же митинг, весело болтая с полицейскими, другие зависли в мессенджерах, часто прерываясь на неустанные селфи. Сегодня митингующие переживали за обновленный дважды за год асфальт на центральной площади и перекрашенные кое-как скамейки.

Когда отметилась местная телестудия, начало смеркаться. Все немного замерзли и наитием ждали чьего-то предложения мягко расходиться.

Антон пришел сюда по настырной просьбе Вани, валявшегося с температурой, но бешено настаивавшего не пропускать казавшееся важным событие. Сосед не пропускал ни одного, как говорил, обязательного для приличного народа ивента, выкладывая потом килограммы текстов и фотографий своей воинственной гражданской позиции в «Инстаграм», «Телеграм» и «Фейсбук». Другие соцсети он игнорировал, считая скучными пародиями.

Антону же участие в протестах казалось пустым: мир не менялся из-за любующихся друг другом общественников, загоняемых ежедневной праздностью в активную тусню. Скорее наоборот, ручейным копошением намертво утяжеляли жизнь океану – большинству. Не имея любви его, не осознавая глубинных целей, со школ забыв лозунг «верхи не могут, низы не хотят», они не желали останавливаться, нутром чувствуя бесплодно, а порою и бесславно прожитую жизнь: обыденную, без лавров и подлинных достижений. На криминальный азарт, деньги или личные страсти не хватало ни жажды, ни сил, а многим воспитанным еще советской моралью они казались банальной, тусклой бытовщиной. И скромной радостью оставалось лишь участие в медийно заметных прогулках с речевками и песнями да призывные посты на заряженных идейной злобой страницах в интернете. Главным было не утонуть в лавине поводов: коммунальные тарифы росли, экология не улучшалась, а коррупция и произвол власти, как всегда, зашкаливали.

Люди начали расходиться, когда вдруг появилась Машка. Естественна и узнаваема унисексовым «Клиник хеппи фо мен», его она покупала им двоим. Тихо подойдя к Антону сзади, закрыла ему глаза ладонями. Прошла секунда, и руки предсказуемо соскользнули вниз, схватившись за его бедра, а губы дотронулись теплой влагой до правого уха. Ожидаемо до правого, левое она никогда не целовала.

– Привет, Антошка! Чего мерзнешь здесь? А где твой друг?

– Я один сегодня. Ваня не смог прийти. А ты как здесь?

– Какой спокойный. Порадостней сказать не можешь, что ли?

– А надо?

– Ты чего, Антон?

Машка встала перед ним и дотронулась до верхней пуговицы рубашки. Но так и не решила, застегнуть ее или оставить. Он не приобнял девушку, как обычно, и ее медленно закрываемые в предвкушении нежности глаза остались нецелованы.

– Антош, а чего ты молчишь-то?

– Ну а что сказать? Я на митинге. Стою с плакатом от Ивана. Здесь серьезное мероприятие, а тут появляешься ты и требуешь переключиться. Мне все бросить?

– Я ничего не требую! Занимайся своим мероприятием!

– Ну серьезно, Маш, вот слева и справа люди, а мы с тобой должны начать целоваться?

– Никто никому ничего не должен! Либо люди рады друг другу! Либо нет! Если любят, то вот такие случайные встречи – они и есть настоящая жизнь! Жизнь в любви!

– Случайные?

– Какая разница, Антон? Да я мимо шла и тебя вдруг увидала! Не специально, а от женского врача. И да, если вдруг тебе интересно, как дела твоей девушки, то я здорова! Это была плановая проверка! В двух улицах отсюда кабинет. Можешь проверить! – Машка махала рукой так, что к ним начали присматриваться не только стоящие рядом митингующие, но и полиция. – Делать мне нечего следить за ним!

– Маш, спокойнее говори. Тише.

– Тише? Ладно.

– Да, вот так.

– Хорошо. Я и была спокойна. И рада тебе. А тут такое.

– Какое такое? Я на митинге.

– Ты меня не обнимаешь при встрече, как раньше. Всегда обнимал, а сегодня нет. И глаза. Где твой взгляд? Тот самый взгляд. Ты смотришь на меня… Как на всех!

– Нормально я смотрю.

– Вот именно! Что на меня, что на замызганную скамейку! Что произошло? Ведь сидели во дворике, считай, только что. Ведь было счастье тогда. И еще больше будет. Антон, ну что происходит?

– Да ничего. Я замерз. И все.

– Не надо разговаривать со мной так. Слышишь? Не надо, – самым громким в мире шепотом произнесла Машка. – Я не истеричная женщина. Не требую постоянно внимания. Это не так. Ты знаешь! Но! Но… Я чувствую! Раньше я тебе нравилась. Каким же взглядом ты смотрел! А сейчас… Другие глаза! Все другое. Что изменилось. Что? Скажи честно, а?

– Да ничего.

– Как?

– Да вот так. И хватит. Я здесь по делу.

– Твоя девушка рядом, а ты размениваешься на ерунду? Это разве дело? Стоять с листиком «Долой мэрию»? Серьезно, Антон? Тусовщики вокруг для тебя важнее? Ты же посмеивался над ними. Ну ты что, Антон! Ну как же так… – глаза девушки покраснели, но слезы сдержать удалось. Она оставила в покое верхнюю пуговицу Антона. – Ладно. Я поняла.

Машка развернулась и быстро ушла, со сдерживаемой обидой унося с собой запах «Клиник хэппи» – аромат их ожидаемого и радостного будущего, еще недавно понятного и родного. А теперь исчезающего безвозвратно. Навсегда.

Антон сделал для блогов Ивана обзорные фотографии и огляделся, раздумывая идти домой или выпить капучино в кафе – потеплей и поуютней. Взглянув в сторону одного из ресторанов, метрах в двухстах, он заметил пару, направившуюся оттуда прямо в сторону их угасающего митинга. Свет фонаря упал на красиво идущую женщину, Антон узнал ее – Нелли!

Его сдержанное сердце забилось сильнее. И теперь в предчувствии душевной радости.

Мгновение он колебался, подойти или не мешать. Она была с кем-то. С мужчиной, что казался смутно знакомым. Что делать, Антон не знал. Молча стоять в надежде поймать ее взгляд? Кашлянуть, да погромче? Или пройти рядом невзначай, будто не замечая их? Но каждым микроном тела отслеживать, почувствовала ли она его рядом, в радость ли случайная встреча, в удивление или в досаду, как от назойливого писка июньского комара.

Он достал телефон, старательно изображая срочность чтения с экрана – так, чтобы свет падал ему на лицо. Через секунду Антон стал заметен и улыбнулся оказавшейся в двух шагах Нелли. И, зря. Взаимности не произошло: Нелли отвернула свое ставшее родным лицо и пошла дальше.

Все рухнуло внутри. Все, кроме скрыто лелеемой обиды. Бессознательно ожидаемой и пугающей. Но и в ней понежиться не удалось – он почувствовал руку на плече. Антон развернулся, оказавшись перед брюнетом, какой был с Нелли, он немного отстал.

– Не понял. – Антон наклонился, стряхнув руку брюнета с плеча. – Че надо?

– Меня не устраивает, когда моей женщине лыбятся. При мне. И не пойму, что меня удерживает, чтобы не сломать тебе, например, руку.

– А вывезешь?

– Что?

– Ну руку мне сломать получится?

– И не только руку.

Антон почувствовал, как в нем тысячей нейронных искр разгорается гнев. Но брюнет вдруг резко развернулся и ушел прежде, чем Антон ему ответил.

Прахом развеялось и хорошее настроение, миг назад грозящее началом судьбоносного счастья. Почему Нелли не улыбнулась? Хоть краешком губ, так чтобы он понял? Лишь он, а? Может быть, она не узнала? А хрен рядом с нею, он кто? Не уличный хахаль, это понятно. Все так странно… Гнетуще странно.

Расстроившись до сдерживаемой дрожи, он решил, что на сегодня достаточно нагулялся, и направился по узким дорожкам к выходу из центрального сквера. Едва сделал несколько шагов по еле освещенной аллее, как сзади его окликнули. Он повернулся, но единственное, что заметил, это кряжистый силуэт, вжатую голову с короткими, при этом спутанными волосами. На человеке, если присмотреться, была черная кожаная курка и брюки такие же, и только голова выделялась светлым пятном в темноте. Будто парила в воздухе.

– Вы мне? – спросил Антон. – Помочь чем?

Человек приблизился. В свете уличного фонаря волосы показались еще более странными – они были пепельно-рыжего цвета.

– Тэ любишь улэбаца, да? – спросил он, необычно гнусавя.

– А что, плакать? Есть повод?

– Не шути, пожалуйста. Тэ?

– И что? Я не понимаю. Вы…

Он не успел развить мысль – из темноты прилетел кулак. Антон уклонился, поняв мгновением позже, что это был первый удар – слабый, обмануть, проверить реакцию и бойцовые навыки. Пружиной выпрямился, подняв к груди руки. Еще не удалось восстановить равновесие, как второй, основной, удар – в подбородок – уронил его на мокрый, пропахший резиной и древесной гнилью асфальт. Привстать не получилось – лежачему, ему до хруста разнесли ногой висок.

За несколько минут до этого Нелли видела Антона, узнала, но было слишком поздно, чтобы увлечь в сторону Гочу. Они почти прошли мимо, но, когда Антон любящим дураком заулыбался, Гоча вспомнил его и велел Нелли зайти в клуб «Лас-Вегас», видневшийся невдалеке, и ждать там.

Она вошла внутрь, с трудом удерживаясь, чтобы не вернуться. В баре было пусто. Бармен в бирюзовой футболке с Микки Маусом, перестав протирать и так чистые бокалы, не без удивления уставился на нее.

– Привет! – сказал он, облокачиваясь на стойку и осматривая ее голубыми глазами. – Рановато, не так ли? Залетные еще не пришли. Вчера появился один новый. Глаза… Ты его увидишь. Я покажу.

– Налей мне дайкири, и, сорян, но просто помолчи, – Нелли повернулась к полной блондинке с зелеными глазами и огромными, но сухими губами.

– Привет, Надь, – сказала Нелли, протягивая ей сигареты.

– Добрый вечер, подруга. А где Гоча?

– Гуляет. Курит. Придет, раз скучаешь, – сказала Нелли, намереваясь спрятать трясущиеся руки или под стол, или за двумя дайкири. – Будешь со мной?

– Не откажусь, спасибо.

Надя взяла сигарету, уселась на высокий стул рядом и повернулась к бармену:

– Мохито с двойным ромом. Тебе идет новая прическа.

– Да? Правда? – бармен вытянул шею так, чтобы видеть себя на большом зеркале за бутылками на стене. – Это круто. Неплохо, а? Новый стилист у меня. Отличный. Просто замечательный парень! Чудесный! Но все-таки слишком укоротил… Вам не кажется?

– Ну понеслось. Иди своими делами займись: мой чашки, протри стойку или пересчитай деньги, – Нелли резко прекратила его начинающийся треп.

Бармен налил в стакан воды, бросил лимон и, жеманно сжав свои и без того тонкие губы, удалился.

– Не нужно с ним так разговаривать, – сказала Надя, – он обижается.

– И что? Надоели обидчивые гомики. Я разве обязана слушать о чужой жизни, когда мне не хочется? – она протянула стакан Наде.

– А как твои дела? У тебя усталый вид.

– Я устаю, подруга. Временами так тяжко, что боюсь. Реально боюсь.

Нелли посмотрела на ее нездоровое лицо с серой кожей. Надя не отказывалась выпить, не прочь была и понюхать дорожки с белым порошком, когда угощали. Помимо работы у Гочи тусила с теми, кто платил. И главное: она долго вела такую жизнь. Нечего удивляться, что она чувствовала себя плохо.

– Ты ходила к врачу? Обследовалась?

– О, нет, я боюсь. А вдруг доктора найдут что-то ужасное? – сказала Надя. – Для меня уж лучше болеть, не зная об этом.

– С ума сошла!

– Нет! А вдруг это рак? И как жить, зная, что скоро уйдешь? А?

– Замолчи! Наверняка что другое, но запускать нельзя.

– Ты думаешь? Мой так же говорит, – Надя вздохнула и продолжила гораздо нежнее: – Такой он милый. Ждет вечерами, готовит ужин. Мы в театре были, представляешь?

– И живете вы больше на твои бабки, а не его, да?

– Нет. Да. Ну и ладно. Какой он хороший. Неллечка, тебе бы такого заботливого. Если бы не чертова усталость, наверное, я бы была счастлива.

Надя вдруг замолкла, и взгляд у нее стал мечтательным.

– Мне для счастья за глаза хватает Гочи, – заметила Нелли.

– Это другое. Нужен человек для души. Понимаешь, Неллечка, чтобы заботиться, а о Гоче нельзя заботиться, у него много денег, он слишком высокомерен и, если начистоту…

– И что? – безразлично сказала Нелли.

– У вас особые отношения. С Гочей. Я это понимаю. Не служебный роман, но особые, – Надя говорила медленно, выискивая спокойные и невзрывоопасные слова. – Но это не вечно. Я… общительней тебя. Мне нравится слово «эскорт», но я – не эскорт. И работа наша уголовка. Труднодоказуемая, но уголовка. И я срулю, Неллечка, при малейшей возможности. При первом нормальном мужике. Может, и Ромик раскрутится.

– Такие не раскручиваются. А если выгонишь его, он быстро найдет новую дурочку.

– Ну он лапка. С ним душой отдыхаешь. На великах катаемся, гуляем, держась за ручки. Тебя давно держали за ручку, не перед чем-то, а просто ласково, а?

– Давно.

Нелли допила коктейль. Не так давно она обозвала Надю идиоткой за то, что та гробила себя для Ромика. Зарабатывала деньги она, скатилась в проституцию, никаких интересных и ярких схем, но работала безудержно. Без отдыха. И все ради того, чтобы у нее был парень, держащий ее за руку на прогулках. Такой Нелли никогда не был нужен. Антон другой. У него блестят глаза. Блестят честно. Он будет для нее стараться и денег заработать и ласковое слово в ушко вложить. И ведь тянет к нему. Ох, а и правда тянет! Может от того, что с Гочей буря успокоилась и в будущем, кроме грязного общего бизнеса, нечего ждать? Или тянет ПРОСТО ТАК?

Нелли не могла остановиться и все думала об Антоне, и чем больше думала, тем больше он ее влек. Может, подруга права? Попробовать нормальные отношения, заботу о нормальном мужчине? Просто потренироваться. Рано или поздно семья появится. Или подобие. И хорошо бы не с мудаком, пусть и богатым. Хотя и нищий лузер нах не нужен.

Мысли прервал вошедший Гоча и мрачно взглянул на Надю.

– Привет, – сказал он. – Иди зарабатывай. Лови клиентов, а не спи дурой.

Надя зло улыбнулась Гоче.

– Ты прав, Гоча. Ты всегда так здорово одет, приветлив и…

– Поязви мне, – настроение Гочи было неясно обоим.

– Где ты был? – спросила Нелли, когда Надя ушла.

– Одного улыбаку пришлось успокоить.

Нелли замерла.

– В смысле? Как? Я не понимаю.

– Ты, красота, видела, кто там был? Вася! Тот самый Вася. И он улыбался тебе. Он тебя запомнил.

– Что ты ему сделал? – продолжала настойчиво она.

– Я поручил Вагифу заняться им. Вага лишь слегка его припугнул. Так, чтобы думал, когда можно улыбаться чужим женщинам. А когда нельзя. Это же твой спаситель? Чувство благодарности к нему, да? Не беспокойся, Вага сказал, что ничего серьезного с ним не сделал. Жить будет. Забочусь о тебе, да? – он попытался дотронуться до щеки Нелли с намерением то ли потрепать, то ли погладить. Она подскочила.

– Он простой парень. Простой и нормальный, понимаешь? Честный. Зачем ты сделал это? Ушли бы, и все.

– Не зли меня, красота. Я все сказал.

– Твой урод избил его? Сильно, да? Что Вага с ним сделал, а? Люди должны договариваться! А ты превращаешься в зверя!

– Или и был им всегда.