Текст книги "Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни"

Павел Черкашин
Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни

Часть 1
Смысл жизни

Зачем мы нужны этому миру?

За последние 12–15 лет электрические методы обогащения… получили повсеместное признание и заняли прочное место в обогатительной технике[1]1
  Данный и все последующие эпиграфы взяты из книги «Электрические методы обогащения», Н.Ф.Олофинский, Госгортехиздат, 1962 г.


[Закрыть].

– Вот ты знаешь, зачем ты нужен этому миру?

– Знаю.

– И зачем?

– Чтобы стать богатым и знаменитым и перешевелить всех супермоделей.

– И даже Клаву Шиффер?

– А почему нет?

– Ну, она уже замужем за лордом каким-то. И без грима страшная, как вахтерша.

– Значит, у нее дочка должна быть симпатичная.

Друзья помолчали, глядя на море, пока кальянщик колдовал с угольками…

– А как же там дерево посадить, сына вырастить, дом построить?

– Это само приложится. Когда ты богатый и знаменитый, то и дом можно отгрохать что надо, и жена умница-красавица будет детей плодить, и леса хоть гектарами сажай вокруг своей загородной фазенды.

– Может, ты и прав. Только вот у меня все равно что-то не складывается… Не хватает чего-то важного. Не верится, что только деньги счастье приносят – об этом, между прочим, и пишут много, и по телику показывают. Да и многие вещи банально не купишь за деньги – здоровье, удачу, душевное равновесие. Вон сколько богатых сидят над сундуками денег и плачут от бессилия.

– Санчес, тебе с таким мировоззрением в духовную семинарию нужно было идти, а не в физтех. Я тебе не духовный наставник, поезжай, блин, в Шаолинь на пару лет – пусть они там тебе вернут душевное равновесие… Я же не спорю – счастье на деньги не купишь. Вопрос только в том, что душевное равновесие достигается легче, когда ты сидишь в своем огромном доме где-нибудь в Майами и слушаешь классическую музыку, а в это время пара мулаток знойных тебя радуют вдохновенно. А теперь представь, что сидишь ты в однокомнатной квартире где-то в Капотне с мамой-алкоголичкой и живешь на сданную стеклотару. Как думаешь?

– Ну да, тут, в общем, не поспоришь. Только как бы в борьбе за свой дом в Майами не растерять… даже не знаю, как сказать… Хочу сказать «душу», но это как-то пошло будет звучать для такого матерого материалиста, как я.

– Для этого сила нужна. Чтобы горы двигать. Без настоящей силы ты никто в этом мире.

– И карма, чтобы эту силу контролировать. Куда ты будешь эту гору двигать? Варианта три – к свету, в сумрак или куда по телику скажут.

– Карма… Ее беречь надо, это точно. Пронести через всю гадость и бытовуху. Не растерять. И потом в своем новом доме посадить в горшочек, вырастить и лелеять до конца дней. До предела сходимости. Так я считаю, старик.

– Да. Красиво сказал. Как в кино.

Мир выглядит совершенно иначе, когда смотришь на него с обратной стороны. Вселенная сплющивается до плоскости в 140 на 220 см, а душа человека, покоящегося на этой плоскости, парит под высоким потолком реанимационной палаты и занимает всю освобожденную пространственно-временную бесконечность.

В состоянии комы привычные органы чувств бездействуют. Входные порты – зрение, слух, обоняние – надежно заблокированы. С внешним миром человека связывают только шланги и провода системы жизнеобеспечения. Отчаяние близких, усилия врачей, ругань прохожих и ярость природы за окном недоступны ему.

Представьте себе атеиста, попавшего после смерти в ад. Он так потрясен устройством загробного мира, что перестает страшиться ожидающей его мучительной бесконечности и начинает доставать чертей практическими вопросами…

Так было с Санчесом. Похоже, любознательность и азарт были прошиты на самом глубоком уровне его подсознания. Глубже, чем инстинкт самосохранения. Холодок накрывшей его наркотической комы он чувствовал всей поверхностью собственного мозга, плавая в ней, как в бассейне ранним утром, ощущая приятную прохладу воды сразу всем телом. Напрямую – нервными окончаниями. Тем не менее этот холодный и неуютный мир был наполнен новыми непривычными информационными сигналами, а потому не выглядел пугающим или отталкивающим. Скорее он был загадочным и познавательным. В конечном счете, это был мир его собственного подсознания.

Санчес, возможно, никогда и не узнал бы границы своих сил и возможностей, если бы сама жизнь не потребовала преодолеть их. Он провел больше трех недель в состоянии перезревшего овоща, который никак не хотел оторваться от питающих его стеблей искусственного жизнеобеспечения. Потом он начал возвращаться в материальный мир: редкими всплесками сознания, ограниченными переменными включениями разных источников информации, ручейками новых данных, которые тревожили встрепенувшийся мозг. Его сознанию за время болезни неожиданно открылся доступ к яркому n-мерному[2]2
  Термин евклидовой геометрии, означающий многомерность, пространство большого числа измерений. Прим. ред.


[Закрыть] внутреннему миру – и теперь он не хотел возвращаться в привычные нам три скучных измерения. Кроме серых будней, лживых новостей и чужой неискренности ему там нечего было ловить. Санчес изо всех сил разгонял стаи пробирающихся в его сознание внешних раздражителей, как толстый омоновец – галдящих несогласных. Слишком богатым, интересным и насыщенным был мир его собственного подсознания по сравнению с тем, что подстерегало снаружи.

У него были все шансы в этом волшебном мире остаться навсегда. Но любопытство, благодаря которому Санчес оказался в столь плачевном положении, стало для него одновременно и фактором выживания: пытаясь разобраться в устройстве собственного подсознания, он начал увлеченно стягивать в один узел тысячи ниточек, связывающих осознанное «я» с самыми отдаленными и загадочными уголками его внутренней вселенной. Двигаясь вдоль каждой из них, он мог постоянно получать новую информацию, тем самым удовлетворяя ненасытное свое любопытство. Он стал собирать эти нити, систематизировать, сплетать в пучки. И постепенно мир обретал реальность, концентрировался, сгущался, становился все более осязаемым и конкретным… 140 на 220 сменялись бесконечностью вселенной…

Комплекс классовой неполноценности в среде российских предпринимателей правильнее всего измерять в метрах. Над уровнем Москвы. Можно еще ввести классификацию успеха, проводя замеры от уровня пола до нижней кромки юбки личного ассистента. Обе шкалы делают этих субъектов редкой находкой для психоаналитиков.

Впрочем, здесь все такие. Верхние этажи «Москва-Сити» представляют собой удивительно красочную ярмарку достижений личного хозяйства… Зайди в любой из шикарных кабинетов выше сорокового этажа – и непременно окажешься в гостях у очередного шустрика с лоснящейся лысинкой, детскими ранами на душе и парой миллиардов чего-нибудь еще.

Панорамные окна. Широкий стол из отшлифованной ветрами грубой доски, которая, похоже, была выломана из палубы настоящего старинного парусника. Рядом – большой кожаный агрегат с таким набором рычагов настройки, будто это не офисное кресло, а капсула космического спускаемого аппарата. Ладно, простительно для человека, чьи синусоиды вынуждены часами томиться в деловом заточении. На стенах – картины и какие-то поблекшие вырезки из журналов под стеклом. Эгоистичный ген в этом обществе неистребим.

Часы. Боже мой, сколько тут часов. Три роскошных экземпляра… Нет, целых четыре на стене и огромные напольные – в углу. Все добросовестно идут. Еще коллекция карманных и наручных – под стеклом. Спрятал от таких, как я, подальше, судя по всему… Неужели этот перестук не надоедает? Страсть хозяина кабинета к часам широко известна. Тут я ничего нового не накопаю. Отними у мужчины хобби, и он сразу превратится в женщину.

Ладно, пошли дальше. Открытые книжные полки. Случайная офисная макулатура – позор человека читающего. Яркие каталоги, брошюры всяких конференций, подарочные издания с уродскими золотыми корешками. «Бизнес-атлас Тюменской области», «Innovation in Russia»… О! «Остров сокровищ». Ни разу не открывался даже, понятно. Безделушки всякие.

Вот интересная книга. Странно, что она тут делает? Истертый корешок смотрится в этом окружении, как старый профессор в очках, скрепленных скотчем, – на сцене областного конкурса красоты. Ну-ка… Любопытство меня когда-нибудь погубит… Забытый запах библиотеки: пожелтевшей бумаги, канцелярского клея, сотен рук, листавших эти страницы. На синей шершавой обложке почти стерлась заглавная тисненная серебром буква «Э», когда-то, судя по всему, представлявшая собой единственное доступное полиграфическое излишество шестидесятых годов. Человек, который, работая над оформлением этой книги, додумался перечеркнуть букву наискосок острой молнией электрического разряда, искренне верил, что в 2010 году ее читатель будет полноправным представителем общества победившего коммунизма. Сидя где-нибудь на Марсе. Ха! А мы и Москву толком обустроить не можем. Ну да ладно… Зато шрифты отличные! Умели полиграфисты работать… Правда, какая-то библиотекарша бездушная испортила полиграфическую гармонию обложки надписями химическим карандашом и наклейками с инвентарными кодами. Интересно, неужели он умыкнул книгу из библиотеки? Отличное получится дополнение к истории про известного предпринимателя!

«Электрические методы обогащения».

Н. Ф. Олофинский.

Госгортехиздат.

1962

Видно, что книга встретила свою законную старость на библиотечных полках некоего НИИ ПСУ. Издание второе, переработанное и дополненное. Интересно, кто такой Н.Ф.? Николай Федорович? Натан Феоктистович? Никанор Франкенштейнович?

Хозяин кабинета заметно опаздывает – его важная встреча явно затягивается. Секретарша – ходячий памятник мужскому тщеславию на двух тоненьких хворостинках – поминутно заглядывает в кабинет. Все извиняется за Александра Витальевича. Ладно уж, никуда я не тороплюсь. Я спокоен. Это она сама то и дело глазками зырк-зырк. Волнуется, бедняжка, что подозрительный гость в засаленной жилетке что-нибудь сопрет из кабинета, оставшись надолго в одиночестве.

Я сажусь в кресло, кладу книгу на колени, достаю мобильный телефон и иду в Google.

Николай Филиппович Олофинский. Обогащение горной руды… Электросепарация… Коронно-вибрационная машина… Трибоадгезионная сепарация…

Странно… Зачем венчурному инвестору и интернет-предпринимателю держать у себя в офисе книгу по горному делу? Могу поспорить, он никогда в жизни в шахту не спускался. Биографию его я читал – совершенно домашний мальчик. На подарок тоже не похоже. Случайно завалялась? Может, разочаровался в виртуальном бизнесе и решил податься в реальную экономику? Надо будет спросить – для популярной статьи такие детали имеют огромное значение…

– Что, заинтриговала книжка?

Судя по всему, он стоит уже какое-то время, прислушиваясь к мыслям незнакомца в своем кабинете. Неловко вышло, как будто он застал меня со своей милой секретаршей на коленях, а не с затертой книгой. Хотя он сам виноват, я уже двадцать минут здесь маринуюсь по его милости.

– Нет, к горному делу я никакого отношения не имел. – Он берет книгу у меня из рук и идет к своему креслу. – Это просто мой талисман, фетиш, если угодно. Товарищ подарил. Когда все только начиналось.

– Странный подарок, не кажется?

– Ничего странного, игра слов. Прямо про нашу отрасль. Настольная книга всех инвесторов в сфере высоких технологий. Мне сказали, вы хотите взять интервью. О чем будем говорить?

Санчес открыл глаза и долго пытался сосредоточиться, определяя свое местоположение.

«Скажите номер вашей планеты в Тентуре или хотя бы номер галактики в Спирали».

Матовый потолок. Лампа. Телевизор высоко подвешен в углу на штативе. Кондиционер мигает цветными лампочками. Какие-то медицинские приспособления… выключены, кстати…

Санчес начал осторожно вертеть головой, затем открыл рот и сладко, как хорошо выспавшийся человек, зевнул. Рядом послышалось вежливое покашливание.

Человек. Мужчина. В яркой рубашке с коротким рукавом. Лицо знакомое. Санчес напряг непослушные мышцы глаз, наводя резкость. Короткая стрижка. Улыбка Санчеса. Очередной сон? Зеркало? Нет… Костя! Старший брат Костя Санин. Вот это да!

Костя увидел, что брат пришел в сознание. Глаза его радостно заблестели, но он сдержался, сохраняя спокойный и серьезный вид. Напустил на себя безразличие, как и полагается старшему брату.

– Вот, приехал тебя навестить, брат. Цветы, апельсины, все дела…

– Ни фига себе, из Канады? В Москву? Навестить? Неужели я так плох?

– Ты не в Москве…

– Ну под Москвой… Не важно, ты понял.

– Ты в Индонезии. Остров Бали. Реабилитационная клиника для наркоманов. Ты знаешь, как родичей напугал? Мне аж через Северный полюс было слышно, как мамка наша голосила. В тот же день сорвался – приехал тебя забирать. У меня друг детства здесь живет. Помог тебя тут в местную клинику устроить. Пришлось страховку задним числом оформлять за взятку, Россия ж не Канада – у вас все можно. Потом тебя из страны вывозили. Целая история, а ты даже не хочешь знать…

– Очень даже хочу…

– Потом расскажу. Сейчас для тебя главное поправляться. Врач сказал – жить будешь. Отравление у тебя какой-то дрянью канцерогенной, легко мог копыта откинуть. Мамке мы об этом не скажем, ладно?

– Фигня какая-то…

– Ты мне ничего рассказать не хочешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Это я у тебя спрашиваю. Так сказать, на правах старшего брата. Говори как на духу.

– Ты чего, думаешь, я наркотой балуюсь?

– А что мне еще думать? Ты же бизнесмен крутой, даже в Канаде про вашу Lab34 писали. Да еще и девица эта твоя странная…

– Полина?

– Полина. Темнит что-то, глазки свои шустрые прячет. Я с ней встречался, понять хотел, что происходит. А она, мол, сам виноват, довел себя. Вы с ней поругались, что ли?

– Да не то чтобы поругались… Остроты нет, притупилось что-то. Может, еще все наладится.

– Не наладится, я таких стервозных девиц хорошо знаю. Это она на тебе крест поставила, поэтому и острота пропала. Бесперспективный ты для нее, а она на перспективу работает. Бросай ее к ежам, найдешь себе нормальную. Опять же, если такие Полины не висят у тебя на шее круглые сутки и водичку не подносят – значит, что-то случилось. Бизнес стал бесперспективным? Ты сам занаркоманился? Или казенные деньги растратил и теперь за тобой бандиты гоняются? Ну, давай, колись.

– Не было ничего такого. Чего пристал!

– Ладно, не хочешь – не говори. Только в твоих интересах как можно скорее разобраться во всей этой Воркуте. Я здесь тоже всю жизнь с тобой нянчиться не смогу. Прейскурант местной клиники, даже с учетом страховки, очень оздоравливает. Просто-таки бодрит! Деньги заканчиваются, а бактерий виртуальных я не изобретал, извини… Слушай, может, ты своими бактериями отравился? Как из компьютера они – ра-а-аз на тебя? Кстати, кто такой Освальд?

– Какой еще Освальд?

– Не темни!

– Да не темню я! Слушай, брат, когда я с тобой темнил?

– Всегда.

– Неправда. Ты мне близкий человек, ты мой брат. Даже несмотря на то что ты старше и я по всем фрейдистским законам должен тебя бояться и ненавидеть.

– Очень смешно. Некто под именем Освальд передал мне в Москве коробку жестких дисков с какими-то файлами. Сказал «Аквариум». Основной или главный…

– Большой. Большой аквариум.

– Да. Очень большой. Несколько терабайт какой-то хрени программистской. Я ни фига не понял, но на всякий случай на свой сервер канадский закачал, чтобы через границу не везти. Кто его знает, может, провокация какая.

– Костя, что ты несешь? Ты в шпионов решил поиграть? Совсем заскучал у себя в Канаде?

– Я тебе сейчас врежу подзатыльник и не посмотрю, что ты пять минут назад сознание свое нашел! Или ты еще от дури своей не до конца отошел?

– Я ничего не принимаю и не принимал, сколько раз тебе говорить!

– Тогда слушай и не выступай. Как, ты думаешь, я должен ко всему этому относиться? Звонит мать в слюнях-соплях – сынок в реанимации лежит, врачи не знают даже, от чего лечить. Прилетаю – девушка глазками косит, как собачка побитая, на работу твою не пускают, дома у тебя все вверх дном…

– Это у меня всегда так по средам, в четверг Любовь Григорьевна придет убираться…

– Да? И телевизор разобран? И в кухне отодраны шкафы от стены? Даже проводку из стен вынули. Святая женщина у тебя Любовь Григорьевна, если каждую неделю такое убирает. Дай телефончик…

– Погоди, этого всего не было, когда…

– Когда что?

– Давай по порядку. Мне плохо стало в офисе. Это помню. С утра ездил в Банк Развития на встречу, по дороге показалось, что укачало. Или простыл. Когда приехал, еще так-сяк говорить мог, а потом прямо на встрече с сотрудниками, похоже, грохнулся в обморок. Дальше ничего не помню. Нет, помню, как санитары «скорой» везли меня и обсуждали по дороге. Говорили – кирдык пацану, типа. Обдолбался. Слушай, я могу позволить себе стакан вина. Даже целую бутылку по случаю. Косяк могу выкурить. Но ничего такого даже близко, чтобы в реанимацию попадать. Тем более на работе. Это бред какой-то!

– Вот и я думаю, что бред. Мы хоть и не виделись несколько лет, но все-таки родные братья. Я же знаю тебя. Так вот, слушай. Вся эта фигня точно с твоей работой завязана – голубой зуб[3]3
  Имеется в виду Bluetooth. Прим. ред.


[Закрыть] своего компьютера даю! Знаешь, сколько шума ваша собачка говорящая наделала? Все твиттеры с фейсбуками сбежались посмотреть. А тут еще этот Освальд загадочный с дисками, аквариумы какие-то…

– Что за Освальд? Вообще ничего не щелкает. Ты с ним встречался вообще?

– Да, парень какой-то молодой и угрюмый, сразу видно – программист.

– Программисты не угрюмые, у них просто мозг иногда подвисает. Матрица не отпускает…

– Ладно-ладно, хохмач. Говорить этот Нео со мной не захотел, только коробку с дисками передал и записку.

– А в записке?

– В записке только то, что эти диски имеют для тебя жизненно важное значение и что их тебе обязательно нужно передать, когда ты поправишься.

– Ладно, с этим еще разберемся. А с квартирой моей что? Ее ограбили?

– Возможно. Скорее разгромили. Какие-то вещи пропали: ноутбук, системный блок от компьютера, все диски. Не знаю, были ли у тебя еще какие-либо ценности в квартире, но телевизор, например, разбит. Может, он слишком большой для них оказался или задели в спешке. Но монитор двадцатитрехдюймовый не тронули. Это странно.

– Что же мне теперь делать?

– Телевизор все равно вредно смотреть, так что не переживай. А фильмы можно и на компьютере. Черт, его у тебя тоже унесли… Да, теперь я понимаю, что ты по-настоящему в беде!

– Закончил издеваться? А по делу?

– Главное – не горячиться. Но и руки не опускать. Ты хоть и младший в нашей семье, но самый упертый. Ты, кстати, меня этим всегда восхищал. И родители в тебе души не чают именно поэтому. У нас в семье все на науке повернутые, но что отец, что я, что сестра – все больше бумажки перекладываем. А ты не успел еще толком школу закончить – уже в эпицентре научных потрясений. Тут тебе и революционное открытие в области искусственного интеллекта, и бизнес, и детектив нешуточный. Я как прочел, что вы с товарищем твоим изобрели, как демо посмотрел на YouTube – так аж дух захватило. Ты сам-то хоть представляешь, что это означает для мировой науки? Это совершенно новый уровень исследований! Полжизни уходит на рутинные поиски закономерностей, на анализ неструктурированных данных, построение гипотез. А ты можешь своей софтиной эту проблему решить в один момент, я правильно понял? Это же круто! Это же нобелевка, если ты, конечно, от осознания своей важности не лопнешь до вручения премии. Главное – не бросай. Не отступай. Ты же с детства роботами умными бредил, так давай теперь – покажи им всем, на что они способны!

– Куда мне теперь, смешно… Зря ты губу раскатал. На софтину нашу, похоже, легла чья-то тяжелая медвежья лапа. Поможешь мне сесть?

– Сесть не помогу, врач запретил пока строго-настрого. А вот подняться я тебе помогу. Затем и приехал…

Когда еще не знаешь – ты мальчик или девочка

Для процесса электрической сепарации необходимы электрическое поле высокой напряженности и заряженные частицы.

Размеренное и, казалось, так хорошо заранее спланированное течение жизни Санчеса в начале 2007 года вдруг стало сильно меандрировать[4]4
  Деформировать, изменять плановые очертания. Прим. ред.


[Закрыть] под воздействием трех малосвязанных друг с другом сил. Во-первых, зима получилась даже по московским понятиям промозглой и противной. Во-вторых, парламент Грузии в очередной раз потребовал вывести «российские миротворческие силы» со спорных территорий. И, наконец, Машка вдруг ни с того ни с сего начала без конца ныть на тему серьезных отношений. Первые две силы на Санчеса, человека одинаково далекого как от метеорологии, так и от геополитики, воздействовали лишь по касательной, слегка корректируя его свободное падение в космосе беззаботной студенческой жизни. Однако в масштабах всей его последующей жизни они, как выяснилось позже, имели огромное значение. С Машкой все было наоборот. С нее и начнем. Их любовная история была похожа на бурную аннигиляцию, как при лобовом столкновении двух скучающих в своем микромире частиц, разогнанных мощью большого адронного коллайдера навстречу друг другу. Казалось, цепная реакция неизбежна, накопленная субатомная энергия слишком велика. Однако дым рассеялся, а частицы продолжили свой полет дальше как ни в чем не бывало. Ну правда, какие могут быть серьезные отношения на шестом курсе физтеха? К тому же с однокурсницей… Хотя, наверное, со стороны отношения первой красавицы потока с главным интеллектуалом выглядели рекламно-идеальными. Прыщавые сокурсники, изнуренные переизбытком тестостерона, просто-таки пожирали Машку на лекциях своими взглядами. А он спокойно мог украдкой погладить ее красивую коленку. Но в какой-то момент все ее претензии, вздохи и взгляды, вызванные скорее отсутствием конкуренции по женской линии, уже порядком надоели Санчесу. Ощущения поблекли и перестали приносить удовлетворение. И уж точно не стоили всех этих заморочек простые, житейские, безыскусные удовольствия, которые Маша хоть и искренне, но как-то уж слишком обыденно и по-семейному доставляла ему время от времени.

– Она добра и умна… И вообще, у нее отличная комплектация. Если бы она была роботом, то самой последней и совершенной моделью. Разве что графическая плата чуть слабовата… – делился он своими сомнениями по скайпу со старшим братом.

– Нам в отношениях с женщинами достаточно осознавать наличие открытой сессии связи. Бабам этого мало. Им нужно постоянно эту связь поддерживать, трафик гонять. И если вдруг пинг[5]5
  Утилита для проверки доступности сервера. На сленге программистов – время ответа компьютера на запрос. Прим. ред.


[Закрыть] возвращается тайм-аутом – сразу подозрение на ошибки в маршрутизации. Сечешь?

– А то…

Санчес принял волевое решение заканчивать отношения с Машкой и сделал это в полном соответствии с постулатом Клаузиуса[6]6
  Постулат Клаузиуса – другая формулировка второго закона термодинамики: «Невозможен процесс, единственным результатом которого являлась бы передача тепла от более холодного тела к более горячему». Прим. ред.


[Закрыть] и принципом сохранения полезной работы – просто перестал ей звонить и отвечать на звонки. Она несколько раз вежливо и удивленно интересовалась его самочувствием и даже порывалась поговорить по душам, но, не получив никакой обратной связи, тихо исчезла с горизонта. Его приятно удивил тот факт, что процесс расставания с современными прогрессивными московскими барышнями, обладающими к тому же высшим техническим образованием, может проходить так легко. Неожиданно Санчес обнаружил, что у него расправилась спина и где-то в районе лопаток появилось щекочущее чувство аэродинамического вакуума, как будто слежавшиеся крылья рвались проверить свою работоспособность. Потянуло на подвиги. Но насладиться этим чувством в полной мере он не успел.

Холодная и влажная зима беспощадно скорректировала планы – Санчес свалился в постель. И теперь это было не просто соглашением с самим собой, что першение в горле – уважительная причина утром в понедельник на первую пару не ходить и еще немного поваляться под одеялом. Он слег по-настоящему, с какими-то осложнениями на уши и горло, с вызовом неотложки, – и болел так сильно, кажется, впервые со времен начальной школы. Самое обидное заключалось в том, что Санчеса срубило как раз в тот момент, когда он наконец-то решил добить дипломную работу, подчистить возникшие от чрезмерной самоуверенности талантливого студента хвосты. На несколько недель он полностью выпал из жизненного круговорота. И это, блин, накануне защиты! Чтобы не потерять связь с учебной реальностью, Санчес пригласил в партнеры по написанию диплома своего товарища Димыча, который учился с ним в одной группе. Уговор был прост: Санчес берет Димыча в соавторы почти готовой дипломной работы по теме «Основные принципы применения законов нечеткой логики в программировании систем с элементами искусственного интеллекта». В обмен на это Димыч становится глазами и ушами Санчеса в Долгопе, помогает ему утрясти детали с придирчивым научруком и пройти необходимые процедуры подготовки к защите. Обмен не так чтобы очень равнозначный – все-таки Санчес почти два года занимался своими скрытыми закономерностями. Но, с другой стороны, почему бы не сделать приятное почти-лучшему-другу. Санчеса очень тяготили бесконечные унылые дни в одиночном заточении своей съемной квартиры, а Димыч был как раз из тех людей, которые никогда и никому не дадут скучать.

Они познакомились и сблизились еще летом. Симпатия вспыхнула почти мгновенно, но все как-то не находилось достойного повода, чтобы сойтись, как настоящие друзья.

Санчес, конечно, предпочел бы коротать время с какой-нибудь симпатичной напарницей. Каждый вечер его накрывала удушающая волна досады и раскаяния от того, что он так не вовремя расстался с Машкой. Из нее получилась бы идеальная сиделка и учебный советник одновременно. Пусть даже всего на несколько недель его болезни. Может, от безделья и нарушения нормального кровообращения в области таза, а может, из-за постоянного жара, но Санчес вдруг убедил себя, что бездумно и безответственно потерял главную любовь своей жизни. Он мучился угрызениями совести, писал покаянные смс-послания, но, получив в ответ только красноречивое «иди на фиг», малодушно отступил. Собственно, за советом по поводу Машки Санчес изначально и обратился к Димычу, более сведущему и опытному в амурных вопросах.

– Пускать в дом Марию Кюри – прямой путь в онкологическую клинику! Зачем тебе это надо? – авторитетно заявил товарищ и пообещал помочь в поиске достойной замены – без курсовой по физике твердых тел, но с опытом в более мягких и теплых дисциплинах.

За те несколько недель, что Санчес провалялся в постели, они с Димычем вычистили дипломную работу, избавились от всех хвостов, получили необходимые рекомендации для безболезненной защиты и сильно подружились. Санчес видел в Димыче образец уверенности в себе и жизненной силы, которых ему самому так не хватало. Дмитрий, в свою очередь, восхищался спокойствием и рассудительностью Санчеса, его способностью не только предвидеть будущее, но уметь четко и доходчиво формулировать его. В тридцатитрехметровой клетке Санчеса они сблизились настолько, насколько только позволяет понятие «крепкая мужская дружба» между двумя бескомпромиссно-гетеросексуальными мужчинами.

К выпуску друзья были неразлучны, как два медных провода в витой паре[7]7
  Витая пара (англ. twisted pair) – вид кабеля связи, представляет собой одну или несколько пар изолированных проводников, скрученных между собой (с небольшим числом витков на единицу длины), покрытых пластиковой оболочкой. Прим. ред.


[Закрыть].

Они нашли на удивление много общих интересов. Санчес наконец получил собеседника, с которым можно было говорить не о тачках или бабах, а о философии, религии, современном искусстве, науке и любви – в той форме и тех выражениях, которые были понятны и интересны им обоим, без стеснения и ханжества. Димычу льстило искреннее внимание главного интеллектуала курса. Санчес, конечно, был конченым романтиком, и при этом значительно более открытым, добродушным и интересным, чем большинство старых друзей Димыча. К тому же со свободной хатой, карманными деньгами от родителей и почти готовой дипломной работой на гарантированную «пятерку».

Главной темой их бесконечных разговоров за кухонным столом над банкой шпрот с черным хлебом и парой пива был, конечно, будущий собственный бизнес. Учеба достала, в аспирантуру идут одни лузеры. В науке ловить нечего – разве что только в Канаду к брату Санчеса податься, но это же целая история… Костя, конечно, мог бы помочь и с документами, и с рекомендацией. Предлагал неоднократно. Но идти по стопам старшего брата как-то неспортивно! Это значит признать его безоговорочное лидерство и победу в вечном семейном соревновании.

Вкалывать «на толстого дядю» – тоже совсем не круто. На что может рассчитывать выпускник? Документацию писать в какой-нибудь софтверной конторе или код за более взрослыми и ленивыми программерами подчищать. Нет уж! Нужно свое дело заводить. Пусть даже придется поголодать сначала. Зато потом – финансовая независимость, свобода от обязательств. Никаких тупых начальников, нудных совещаний и вредных коллег.

Они успели перемечтать обо всем: о поставках компьютеров из Китая, программировании интеллектуальных систем управления предприятиями, стриптиз-клубе, пищевом производстве, продаже экологических продуктов питания через социальные сети и разработке приложений для iPhone. Большинство идей отметалось из-за необходимости вкладывать большие деньги, которых не было, или из-за отсутствия нужных связей и знаний…

По женской линии Димыч не подвел. Отсутствие уютных Машкиных объятий он с лихвой компенсировал Санчесу широким спектром новых подружек, которых цеплял на каждом углу с маневренностью рыболовецкого траулера. Сам Димыч жил со своей мамой в Химках, и квартирка Санчеса стала для него и холостяцким пристанищем, и поводом предложить «продолжить вечеринку у друга – ботана и неистребимого романтика». Санчесу обычно доставалась «страшненькая подружка», но любовные предпочтения друзей редко совпадали: Димыч западал на губастых гламурных стройняшек, а Санчесу было важнее, чтобы «с ней можно было еще о чем-то поговорить». Обычно они уживались без лишних противоречий в пределах одной комнаты, в крайнем случае задействовали софу на кухне или ванную территорию.

В начале весны ничего не подозревающие друзья вдруг попали, как выражаются телевизионные дикторы, «в самый центр эскалации напряженности» на российско-осетино-грузинской границе. То есть ясное дело, что никакого влияния на ход событий в зоне конфликта никто из них не оказал. А воюющие стороны даже предположить не могли, что определили будущую судьбу каких-то молодых московских инженеров. События, за которыми Санчес рассеянно, с апатичностью безголового манекена наблюдал, сидя перед телевизором в трусах и с бутылкой пива, вдруг неожиданно ворвались в его жизнь звонком обеспокоенного сокурсника. Редкая военная радиоинженерная специальность, которой Санчес в составе мужского большинства своего факультета добровольно-принудительно овладел на военной кафедре университета, дабы не маршировать солдатом-срочником, вдруг стала крайне востребованной в Российской армии с учетом новых геополитических нюансов на южных рубежах страны. Указ о призыве младших офицеров его профиля, по слухам, уже лежал на столе президента.