Текст книги "Ливийский лохотрон"

А между тем дело приближалось к первой зарплате. Отлично помню, когда она была. Это было 8 августа 2011 года. В этом вопросе тоже отметились кое-какие нехорошие нюансы. Когда нас приглашали в эту экспедицию, то обещали для всех одинаковую зарплату: по три с половиной тысячи американских долларов, затем, после посещения офиса и написания нами своего резюме, ставки поменялись. У некоторых товарищей ставка уменьшилась до двух-двух с половиной тысяч. То, что отдельным, как потом выяснилось, доверенным лицам зарплата была назначена в шесть тысяч американских денег. Проверить, сколько каждый получил реально, не представлялось возможным по одной простой причине. В денежной ведомости, которую составляли наши боссы, сумма напротив каждой из наших фамилий аккуратно закрывалась ладонью Шадрова и Кирилла. Каждый получал свой конверт со своей фамилией, расписывался, где указывали, и убывал к себе в номер пересчитывать драгоценные доллары. В конверте, в действительности находились не только доллары, но и ливийские динары. От двухсот до четырехсот долларов, как правило, выдавалась динарами по тогдашнему курсу 3,5 динара за доллар. Куда их было девать в данной ситуации непонятно, ходить по магазинам у нас не было возможности, а обменные пункты давно уже не работали.

Закупкой продуктов занимался Шадров лично, хотя из всех продуктов он закупал только хлеб, но и, то через раз, поскольку с хлебом в магазинах уже была напряжёнка, а остальных продуктов на той корейской базе было предостаточно для автономного проживания такого коллектива, как наш, на полгода, точно. А деньги на питание Шадрову выделялись без учета тех продуктов, которые случайно были обнаружены на базе. Вот и представьте себе расчет на тридцать человек для трех разового питания. Какую сумму Александр Федорович положил себе в карман, никто не знает, разве что догадывается. Наверное, отсюда и динары в наших конвертах с зарплатой. Тех, кто по нашим сведениям получал по шесть тысяч, мы называли – шеститысячниками. И вот эти «доверенные лица», почему то всплыли еще в одном, очень нехорошем деле. Но об этом в нашем дальнейшем повествовании…

А между тем в нашем полку прибыло. Ровно через месяц к нам прибыло пополнение. Это еще восемь, таких же счастливчиков, как и мы. Три белоруса и пять украинцев прошли тот же путь, что и мы. Неделя отдыха в таком же отеле Туниса, ночной марш от границы до нашей базы. Все трое белорусов были минчане, украинцы были из Херсона и Одессы. Среди нашей уже увеличившейся группы больше всего было одесситов. На тот момент времени, вместе с Максимом Шадровым и его сестрой, представителей столицы юмора было четырнадцать человек. Трое севастопольцев, один крымчанин, двое из Харькова, один из киевской области, один из Полтавы, хотя имеет гражданство Белоруссии, четверо с Херсона, один из Мариуполя. Итого, не считая Стаса Селиванова, который убыл сразу через неделю после нашего прибытия и убытия Даши, нас было к моменту прибытия второй группы – тридцать человек. Двое россиян, четыре белоруса и двадцать четыре украинца. Через три недели, примерно за неделю до окончания наших работ, к нам приехал еще один одессит, который сопровождал еще одну даму, тоже, как оказалось одесситку. Ольга, как звали эту особу, была гражданской женой Максима Шадрова и была после убытия Даши единственной женщиной в нашем мужском коллективе. Вся семейка занимала неведомые нам штатные должности, получала, естественно зарплату, думаю не меньше нашей и, наверное, выполняла какие-то работы. Ольга начала работать поваром, наше питание стало несколько лучше, хотя, работая на местах вне базы, и питаясь не всегда вовремя, мы этого не сильно замечали. Макса мы практически не видели, говорят, он все это время занимался по своему плану, то есть болтался по базе, обшаривал склады и помещения. Дима, молодой парень неполных тридцати лет, работал в Одессе таксистом, до этого, вроде бы служа в армии, был охранником толи в тюрьме, то ли на зоне. В нашу группу он влился сразу, работа водителем пришлась кстати. Так наша группа окончательно сформировалась. Нас стало тридцать два человека вместе с дамой, из них украинцев стало уже двадцать шесть человек.

Работы по ремонту и настройке техники ПВО ливийской армии продолжались в разных местах. За три недели до конца августа технические позиции «Волга» и «Печора» перестали существовать. Сначала ракетному удару подверглась позиция «Печоры». Удары были нанесены ночью под утро, Прибыв на место работы, как обычно, еще на подъезде увидели клубы черного дыма и немногочисленную толпу зевак. Войдя на территорию базы, мы убедились в полном уничтожении базы, как таковой. Такое зрелище приходилось видеть впервые. Повсюду обгорелые остовы автомобилей, у которых от высокой температуры расплавились стекла, были видны его застывшие потеки. Останки ракет были разбросаны повсюду. Ракеты, которые находились в контейнерах, взорвались прямо внутри них. Не успевшие сгореть куски пороха валялись по всей территории. В тот ангар, где мы еще вчера отдыхали и готовили пищу, где еще оставались наши чашки и тарелки, прямым попаданием влетела ракета и разнесла всё помещение. Ангар был расположен в углублении, и крыша его была на одном уровне с землей, к воротам был широкий бетонный спуск. Перед входом в ангар, под маскировочной сетью стояла станция проверки ракет. Рядом со станцией стояла подсоединенная к ней боевая ракета. И что удивительно, ракета, которая влетела в ангар, абсолютно не задела ни станцию, ни ракету к нему подсоединенную. Вокруг все горело и дымилось, а станция стояла целехонькая. Зато все остальное на этой позиции было уничтожено. Наша с Михалычем работа на данной позиции была уже завершена, мы проверили и подготовили четыре ракеты, которые были вывезены с позиции за неделю до ракетного удара. Обозревая останки технической позиции, мы встретили генерала Насера. Он не был особо расстроен этим событием, видно все это ему порядком надоело, и он думал о том, куда ему бежать, если придут войска оппозиции. К слову сказать, что ливийский народ в то время был настроен очень даже к нам благожелательно и патриотично. Когда утром, по дороге на объект, бывало, заезжали в какой-нибудь придорожный магазинчик, прикупить что-нибудь к обеду, всегда нас встречали бурными восклицаниями: « Либия, Муаммар, Руссия» или «Либия, Фридом, Муаммар», что означало «Ливия, Муаммар, Россия, Свобода». Это нас тогда, конечно вдохновляло. На нас надеялись, нам верили.

Через неделю участь «Печоры» постигла «Волгу». Сценарий похожий, так же ночью под утро, так же всю технику в клочья. Нашей станции проверки ракет на «Волге» не повезло, так как на «Печоре». Она, бедная, сгорела полностью. Сгорела и химическая лаборатория, одноэтажное строение, в которой было три комнаты, где в свое время проводились анализы ракетного топлива, а уже в наше время она служила нам комнатой отдыха, кухней и столовой.

Позицию разгромили ракетными ударами авиации или беспилотников, причем намного сильнее, чем позицию «Печоры». Если на «Печоре», остались лишь остовы техники, и чудом нетронутая наша станция, то на «Волге» не осталось ничего, кроме осколков и искореженного железа. От этого жестокого удара пострадали и жилые дома, которые находились за забором этой воинской части. Удар, видимо, был такой силы, что взрывной волной и осколками разрывавшихся боевых частей и пороховых двигателей ракет, хранящихся на позиции, было разрушено несколько жилых домов. Как потом выяснилось, там погибли мирные граждане. Причем погибшие оказались родственниками одного ливийского офицера, перешедшего на сторону повстанцев и в свое время, хорошо знавшего Александра Шадрова. Этот офицер поклялся отомстить Шадрову и всем нам за гибель своих родственников, хотя он почему-то хотел отомстить нам, а не тем, кто на самом деле, бомбил эти дома.

Ливийцы и раньше и сейчас недолюбливали Шадрова. В свое время он достаточно их кидал и обманывал, и приобрел для себя множество недоброжелателей. Даже в это время, пока мы работали, он позволял себе всевозможные оскорбления в адрес тех арабов, кто нас возил по местам работ и помогал нам. Часто утром, когда мы собирались на место отправки на работы, Шадров пытаясь организовать наш выезд и в случае каких-то затруднений и проблем, позволял себе кричать на них, прилюдно называл их уродами и тому подобное. Не думаю, что он не знал, что кто-то из них понимает русский язык. Видно ему даны были большие полномочия, поэтому он и позволял себе подобное, не только с арабами, но и с некоторыми нашими товарищами, большей частью, конечно за глаза. Но время шло, и события приближались к развязке.

После уничтожения позиций «Печора» и «Волга» нас с Михалычем, Василием, отца и сына Чегиревых раскидали по другим местам работ, но ненадолго. Через неделю мы снова встретились уже в другом месте. В эту неделю мне пришлось немного поработать на площадке по ремонту антенного поста комплекса С-75. Об этой площадке я уже рассказывал ранее, но только о том, как эту площадку разворачивали с использованием больших морских контейнеров. Мне немного, но пришлось поработать по ремонту аппаратуры кабин управления, наведения и антенного поста. Работал я там еще с одним одесским товарищем Толиком Рубаном. Технически грамотный, умный и скромный мужик. Перед нами стояла задача, заставить антенную систему правильно вращаться вверх-вниз, вправо-влево. С этой работой мы промучились целую неделю, что-то сделали, что-то нет, после чего меня снова перебросили на другой участок. На этом участке мы снова оказались вместе с Михалычем и теми же ребятами. Место это было расположено за двадцать километров от жилой базы и представляло собой строительную площадку. На этой площадке был большой ангар, в котором до нашего прибытия уже стояла станция проверки ракет (КИПС) комплекса С-75, большое количество пороховых двигателей к ракетам, боевых частей к ним, комплектующих к ракетам, ну и самих ракет. И что самое интересное, ангар был разделен на две части кирпичной перегородкой. За перегородкой, во второй половине ангара стояли два автозаправщика ракетным топливом и несколько двухсотлитровых бочек с компонентами ракетного топлива. Для тех, кто не в курсе: топливо для ракет, комплекса С-75 состоит из двух компонентов. Первый компонент это непосредственно ракетное топливо, или горючее. Маркировка ТГ-02 «Самин». Крайне ядовитое вещество, тяжелее воды, при попадании внутрь человеческого организма, вызывает рак крови. Уничтожается такое топливо только сжиганием, разбавив его большим количеством керосина. Работать с этим топливом допускается строго только в специальных средствах защиты, таких как прорезиненный костюм и противогаз. Второй компонент ракетного топлива – окислитель. Маркировка АК-27П «Меланж». Это почти концентрированная азотная кислота, с некоторыми добавками, частично снижающей агрессивность кислоты. Попадая на открытые участки тела, вызывает немедленный ожог. Не спасает даже плотная одежда. Кроме того, окислитель постоянно парит. Достаточно одного вдоха этих паров и, ожог всех дыхательных путей обеспечен, с вытекающими из этого последствиями. Единственными средствами защиты являются специальный прорезиненный комбинезон и специальный противогаз. Средства защиты от горючего и окислителя отличаются друг от друга, выполнены из разных материалов, не взаимозаменяемы. Не допускается даже хранение их в непосредственной близости друг от друга, а должно храниться в отдельных комнатах специального помещения. Такие меры безопасности предусмотрены потому, что при соединении компонентов ракетного топлива друг с другом, даже в малых дозах, вызывает мгновенный взрыв большой силы. Такой экскурс в теорию я даю потому, что хочу обратить внимание на то, какую опасность для нас, работающих с ракетами на жидком топливе, представляли работы, которые мы должны были выполнять по приказам Шадрова.

Итак, за кирпичной перегородкой, в которой кто-то пробил большую дыру, для перемещения из одной половины ангара в другой, находились два автозаправщика, один для заправки горючим, другой для заправки окислителем. Располагались они почти рядом, в пяти метрах друг от друга. Там же рядом с заправщиками, находились и бочки с компонентами топлива. В этой половине ангара стоял специфический запах. Если «горючка» просто пахла, то окислитель сильно парил из-под пробок бочек. По инструкции, все компоненты ракетного топлива должные храниться в специальных емкостях, один из нержавеющей стали, другой из алюминия, на открытых площадках, на определенном удалении друг от друга. На каждой такой емкости устанавливался специальный клапан, для стравливания избыточного давления. Напомню, что был август месяц, Африка, температура воздуха вне ангара не менее чем в сорок градусов. В металлическом ангаре, температура не ниже. Кондиционеров, естественно нет. Единственное спасение большие ворота, которые мы открывали для хоть какого-нибудь движения воздуха.

Таким образом, мы по сути дела были смертниками, вероятность взлететь на воздух была достаточно высока. Клапаны избыточного давления на бочках отсутствовали. До сих пор не пойму, почему мы не отказались даже заходить в это помещение, а не то что работать в нем. К счастью до заправки дело не дошло, а вот проверять и собирать ракеты все-таки пришлось, но, правда, недолго, всего неделю. Кстати взлететь на воздух мы могли не только из-за ракетного топлива, но и от воспламенения пороховых ракетных двигателей (ПРД), каждый из которых был весом в восемьсот кг каждый. Таких пороховых двигателей, или стартовых ускорителей для ракеты было в ангаре штук двадцать. Размещались они в деревянной круглой таре и были уложены в штабель. Примерно столько же было и боевых частей к ракетам. Они также были в деревянной таре, в другом штабеле. Каждая такая БЧ весила не менее сотни килограммов. В нашем распоряжении был автопогрузчик, с помощью которого мы перемещали все эти ПРД и БЧ.

Нашей задачей было проверить первую ступень ракеты на исправность электрооборудования, затем присоединить к ней крылья, вставить внутрь боевую часть и присоединить пороховой ракетный двигатель. Далее предстояло заправить полностью снаряженную ракету компонентами ракетного топлива, перегрузить на транспортную заряжающую машину (ТЗМ). Затем должен был прибыть тягач и отвезти ракету на стартовую позицию. К счастью до этого не дошло. В любом случае, боевая работа зенитного ракетного комплекса С-75 была неосуществима изначально. Во-первых, не было боевого расчета, способного осуществить обнаружение, захват, автосопровождение воздушной цели и пуск ракеты. Перевезти, развернуть комплекс, еще как то можно было осуществить, но вести боевую работу было не кому. Единственным специалистом по С-75 был Александр Цыба из Мариуполя. В состав комплекса входит три кабины, и не может один человек, будь он семь пядей во лбу управлять этой махиной. Чтобы представить себе ситуацию вспомните старый советский фильм «Ключи от неба». Там, как раз и показана боевая работа зенитного ракетного комплекса С-75. Вспомните, сколько человек было в расчете, и какая не простая это работа по обнаружению, сопровождению воздушной цели и пуску боевой ракеты. Так что вся наша возня с риском для жизни была нужна Шадрову для того чтобы пустить пыль в глаза доверчивым и малограмотным, в техническом плане, арабам. Главное для него было создать кипучую деятельность и правдоподобность большого объема работ, чтобы выудить с них больше денег.

После ненужных, как оказалось, наших работ на этой площадке, нас, не с того, не с сего, сняли и перебросили на другой участок. Верней сказать не на новый участок, а на тот же, на котором мне уже приходилось работать, но в другом помещении. Как я уже упоминал, на этой позиции было три рабочих места. На открытом месте под маскировочной сетью, окруженном морскими контейнерами, где ремонтировалась локаторная часть комплекса С-75. Кроме этой площадки было еще два вместительных ангара. В одном из них располагалось рабочее место по ремонту и вводу в строй антенного поста комплекса С-125 «Печора», а также двух гусеничных машин зенитного ракетного комплекса «Квадрат». Одна из машин была станцией обнаружения и наведения, а другая была пусковой установкой для трех ракет. Машины были не на ходу, аппаратура тоже была неисправной, что требовало немалых усилий для восстановления. В том же ангаре находились также и пара пусковых установок для стыковки с локатором. Трудились на локаторе трое наших товарищей, двое херсонцев, один севастопольский. Юрий и два Сергея. С пусковыми установками трудились еще два-три человека. На «Квадратах» трудились белорусы и еще пара украинцев. Там же находилась и дизельная электростанция на сто киловатт. Ее заправлял и обеспечивал электропитанием крымчанин Юра. В другом ангаре находились еще две машины ЗРК «Квадрат», станция проверки бортового оборудования ракет того же комплекса и около десятка ракет в контейнерах, с комплектующими частями к ним. Это еще один, уже третий в моей практике КИПС, который мне предстояло одновременно освоить и эксплуатировать. Снова мы с Михалычем и компанией приняли участие в проверках зенитных ракет. С нами вместе работал также и один ливиец, не помню его имени. Но его, оказывается, знал Михалыч, с ним он сталкивался тоже в своей практике на территории Ливии в прошлом своем посещении. Он тоже, в отличие от многих других ливийских военных, знал свою материальную часть неплохо и во многом нам помогал. Наша задача заключалась в подготовке, как минимум четырех ракет, по две на каждый из двух комплексов «Квадрат». Станция, на удивление оказалась исправной, и мы начали работу по проверке бортового оборудования ракет. Основой радиоэлектронного оборудования ракеты зенитного ракетного комплекса «Квадрат», является головка самонаведения. Ракета наводилась на цель по лучу, отраженному от воздушной цели. Сам комплекс и ракеты к нему поставлялись в Ливию еще в середине восьмидесятых годов, во времена Советского Союза. С виду новые и красивые ракеты были, как выяснилось, никуда не годными. Из десяти проверенных нами, только одна была технически исправной и относительно готовой к стрельбе. Ее оставалось еще заправить сжатым воздухом. Чтобы подготовить эту ракету нам пришлось затратить по времени целый день, перелопатить целую кучу других ракет, снимать, устанавливать и снова снимать, и снова ставить головки самонаведения, которых было около двадцати штук в запасе. Время поджимало, фронт приближался, и эту несчастную ракету срочно требовали зарядить на пусковую установку. Но не тут-то было. Чтобы ракету «выдать на-гора» ее осталось заправить сжатым воздухом. Но в последний момент это стало невозможным. Почему то пропал заправочный пистолет, с помощью которого необходимо было заправить ракету. Также араб, что нам помогал, тоже бесследно пропал. Таким образом, стрельба комплексом «Квадрат» отпадала, оставался лишь С-125, на него и делал последнюю ставку Шадров, Кирилл и начальники арабы. Работа на нем продолжалась круглосуточно не только без выходных, но и практически почти без сна и отдыха. За два дня до этого произошло одно событие, о котором вспомнили лишь после того как произошло еще одно печальное для нас событие. Выходя как то из ангара, я обратил внимание на несколько стреляных пистолетных гильз. Спрашивая ребят, узнал, что между Шадровым и его главным шефом Абдусалямом был разговор на повышенных тонах, с криками и визгами последних, метанием стульев и стрельбой из пистолета толи вверх, толи в землю. Речь шла о том, что Адбусалям предупреждал Шадрова о том, что фронт приближается и через три дня будет здесь. Он требовал немедленно сворачивать все работы и уезжать из страны. Шадров был категорически против этого, и настаивал на стрельбе комплексом по любой воздушной цели, что появиться в зоне видимости. Как-то за пару недель до этого дня он зачитал нам прейскурант на воздушные цели, которые мы должны были сбивать. Этот прейскурант, был якобы утвержден чуть ли не самим Каддафи. За сбитый беспилотник, полагалось полмиллиона долларов. За сбитый истребитель полагался миллион, за транспортный самолет, толи два, толи три миллиона долларов. Конечно, эти расценки вызывали у нас лишь улыбку, никто не верил в то, что вообще дело дойдет до пуска ракет. Верил ли в эту авантюру сам Шадров, не знаю, возможно, он так вжился в свою роль, что и вправду рассчитывал, что ни будь сбить. Своими мыслями он с нами не делился.

Тот день, когда мы мучились со злополучными ракетами «Квадрата» между тем подходил к концу. Было около двенадцати ночи, когда у нас уже не осталось ни одной ракеты для проверки и, по сути дела нам больше делать было уже нечего. Тем не менее, в двух других ангарах работы продолжались в ускоренном режиме. Что-то не совсем ладилось с локатором комплекса С-125, Бычков с Морозом то и дело бегали с блоками аппаратуры, меняли их на запасные, что-то паяли, меняли, короче пытались как можно быстрее закончить ремонт антенного поста. Время поджимало, фронт приближался к Триполи, а еще предстояло перевезти технику на место ее работы, развернуть, подключить к электропитанию, настроить и попытаться выполнить задачу. Локатор станции наведения и сопровождения, который должен был сопровождать самолет или беспилотник коалиции имеет очень узкий луч, не больше двух-четырех градусов, поэтому обнаружить ему самостоятельно воздушную цель не представлялось возможным. Локатору необходимо постоянно иметь координаты воздушной цели. Эти координаты ему обычно предоставляют другие станции, станции разведки и целеуказания, которые просматривают воздушное пространство в широком диапазоне воздушного пространства и имеют широкий луч. Без таких станций комплекс С-125 работать не может. Такие станции у нас тоже были, их также свозили, откуда, только могли, ремонтировали и готовили к боевому применению. С ними работали тоже наши товарищи, профессионалы своего дела, прошедшие армейскую школу и хорошо знавшие этот вид техники. Они все это время параллельно с нами работали в других местах и делали свое дело, испытывая те же проблемы, что и все остальные. Не было у них ни выходных, ни проходных, обед тоже не всегда привозили, забирали в конце рабочего дня тоже не всегда вовремя. В одной из этих бригад мне пришлось поработать в последнюю ночь, перед финалом нашей деятельности. А финал этот был для меня финалом моей военной карьеры, своего рода итогом всего, к чему готовился всю свою службу в войсках ПВО, к чему меня готовили в военном училище. Это противоздушный бой, не учебный, ни командно-штабной, а самый, что ни на есть настоящий. Не всем ПВО-шникам повезло участвовать в таком бою. Те офицеры, которым довелось участвовать в боевых действиях во Вьетнаме и на Ближнем Востоке, Корее, Сирии, в той же Ливии при налете американцев на Бенгази и Триполи в 1986 году, наверное, испытывали те же чувства, что и мы в тот момент. Были у нас, конечно и свои многочисленные полигоны, которые требовали ответственности и самоотдачи, но там не было угрозы собственной жизни. Там были мишени, которые всегда успешно сбивались, и при невыполнении задачи нам грозило лишь возможное взыскание или понижение по службе. Работа в расчете станции радиотехнической разведки была для меня и дебютом и финалом одновременно. Конечно, я изучал работу таких станций по общему курсу в военном училище, знал их названия и технические характеристики, был знаком со многими специалистами по этому профилю, даже иногда помогал в настройке и ремонте некоторых из них за время службы в армии и после нее. Но конкретным специалистом по этой технике я не был.

И вот в последнюю ночь, когда мы с Михалычем уже закончили свою деятельность с ракетами «Квадрата» нам поступила команда садиться в автомобили и убывать на место нашего проживания. Прибыв к месту посадки, Михалыча и других нескольких ребят посадили в одну машину, меня в другую. Первая машина тут же убыла, а я оставался сидеть в другой. Ждать пришлось довольно долго, часа полтора два, был уже первый час ночи. Наконец, прибыл Шадров, и мы поехали. Куда мы ехали, понять было невозможно, во-первых, темно, во-вторых, не знал местности. До последнего момента думал, что еду в жилой комплекс. Однако это было, не так. Подъехали, к каким-то воротам, вокруг был бетонный забор, пара металлических ангаров, какие-то строения, за забором жилые дома и автомобильная дорога. Остановились у ангара, в свете фар появились знакомые лица наших РТВ-шников. РТВ – радиотехнические войска. Эти войска занимаются как раз радиотехнической разведкой, обслуживанием аэродромов, следят за воздушным пространством, сопровождают воздушные суда гражданской авиации и многие другие. РТВ-шников у нас было пять человек. Все это время они готовили несколько станций. Это П-18, и П-19.

В ту ночь на той позиции было только трое ребят. Меня к ним Шадров привез в качестве, как он выразился, дополнительного штыка. Вместо жилого комплекса я оказался на передовых рубежах. Шадров тут же уехал, но обещал еще вернуться. К моменту моего прибытия ребята уже начали вытягивать машины с антеннами из ангаров и перемещать на место их установки. Работать начали только с наступлением темноты, вероятность быть обнаруженными в светлое время была очень высокой, в небе постоянно гудело, все чаще слышались отдаленные разрывы боеприпасов. С востока у линии горизонта уже можно было наблюдать красное зарево, похожее на закат солнца, хотя уже была середина ночи. Я, конечно же, сразу включился в работу. Из двух рабочих автомобилей с аппаратурой на ходу была только одна. Пришлось одну машину использовать в качестве буксира. К счастью ночь была лунной, вроде даже было полнолуние. Тем не менее, помучится, пришлось. Кое-как оттащили машины на нужное место. Одна машина представляла собой установку с мачтой для антенны. На эту мачту нам предстояло смонтировать большого размера антенну. В фургоне второй машины была непосредственно радиоэлектронная аппаратура станции П-18. Монтаж антенны, ее подключение к аппаратной машине заняло большую часть времени, начало уже светать. Скоро могли появиться нежеланные гости в виде вражеских летательных аппаратов, а нам еще предстояло включиться, провести контроль функционирования, настроить индикаторы и другие операции. Обе машины установили рядом, накинули на них маскировочную сеть, хоть как то прикрылись от спутников и самолетов разведчиков. Включать станцию на излучение мы пока опасались, кроме визуальной разведки активно использовалась и радиотехническая разведка. В случае обнаружения нашей станции, по нам тут же могли пустить ракету и уничтожить. Чтобы успеть вовремя приходилось бегать бегом. Хоть и была ночь, и не было так жарко, как днем, но все-же, было тридцать градусов, полное безветрие, духота страшная, пот течет градом, элементы антенны состояли из тяжелых труб и балок, которые одному не поднять. Все мы физически очень устали, а основная работа была впереди. Я восхищаюсь профессионализмом этих ребят, Володи Тычины, Володи Братченко и Вани Лайбу. Они придумали и осуществили очень интересную задумку, которая по сути дела спасла нам жизнь. Они сняли аналогичный блок с индикатором с другой станции, поместили его в небольшом заброшенном фургончике за триста метров от основной станции. До моего прибытия уже был проложен длинный кабель, к которому ночью мы и подключили станцию. Таким образом, у нас получился, как бы удаленный пункт наблюдения за основным индикатором кругового обзора. Там нам и предстояло наблюдать за воздушным пространством, засекать координаты воздушных целей и передавать их на стрельбовый канал С-125, который к тому времени должны были уже передислоцировать в определенное место остальные наши товарищи.

У нас был мобильный телефон и портативная радиостанция, с помощью которой нам предстояло общаться со стрельбовым каналом по передачи им координат, обнаруженных нами воздушных целей и по другим вопросам.

Где то ближе к утру нас посетили Шадров с Кириллом. Они привезли нам ящик питьевой воды и тут же укатили. Наверняка они тоже видели приближающее с востока зарево. От них я узнал еще одну новость. Оказывается, всем кто принимает участие в боевой работе, они выдели дополнительное вознаграждение. Две тысячи долларов за развертывание материальной части на боевых позициях, и пять за работу по обнаружению, сопровождению воздушных целей противника. Ну а за сбитого супостата, там уже речь шла о миллионах.

К сожалению, попить водички нам особо не пришлось. Вся вода ушла в радиатор дизель электростанции. Дело в том, что питание станции П-18 осуществлялось по сети 220 вольт. Небольшой фургон, в котором размещался небольшой дизель, был нами спрятан в кустах в ста метрах от станции. Подготовлен он был ребятами заранее, заправлен топливом, проверен и, работал нормально. После развертывания станции и выдачи на нее электропитания с дизеля все заработало штатно, но через час работы в самый неподходящий момент настройки, дизель вдруг задымил черным дымом. Я с товарищем рванул туда. И вовремя, вода в системе охлаждения дизеля начинала закипать, температура воды под сто градусов, еще чуть и его заклинит. А заглушить дизель, значит снять питание со станции, а времени в обрез. Пришлось рисковать. Осторожно, чтобы не обжечься сбили пробку с радиатора, оттуда сразу же повалил пар. Мы, конечно, позаботились и создали запас воды. Запас был невелик. Всего лишь две шестилитровые емкости для воды. Залили один бутыль в радиатор, температура спала, Ванька ушел на станцию участвовать в дальнейшей настройке, а я остался внутри следить за приборами. Через полчаса, температура опять стала подниматься, ушла вторая бутыль с водой, больше воды нет, если опять будет греться, то дизель встанет, а значит, вся наша работа уйдет насмарку. Сижу, жду, думаю, в чем же причина. Рядом с ревущим дизелем уже ничего не слышу, а температура воды начинает опять расти. Пришлось сбегать за упаковкой с питьевой водой. В упаковки восемь полуторалитровых пластиковых бутылок с питьевой водой. Итого двенадцать литров воды. Решили использовать ее, в крайнем случае. А случай этот настал достаточно быстро. Начали снова доливать воду, и одновременно сжимать резиновые трубки системы охлаждения. В один из таких сжатий что-то булькнуло, часть воды из радиатора ушла в систему охлаждения двигателя, доливаем в радиатор воду, температура начинает падать достаточно быстро. Похоже, проблема с перегревом дизеля была устранена, и мы сосредоточились на основной задаче. Уже занималась заря, немного посвежело, станция была проверена, настроена, можно было уходить в укрытие на наш самодельный командный пункт. Сделав последние приготовления и настройки на станции, включив антенну на излучение, проверив еще раз дизель, мы быстро покинули станцию, и ушли на удаленную небольшую площадку под развесистой кроной эвкалипта, где у нас был спрятан небольшой фургончик с выносным индикатором кругового обзора. Станция работала, индикатор показывал воздушную обстановку вокруг нас в радиусе до трехсот километров. Для полноценного определения координат целей, находящихся в воздухе, был необходим радиовысотомер ПРВ-13, которого у нас не было. На станции П-18, мы не могли точно определять высоту полета воздушной цели, чтобы ее передавать на стрельбовый канал, зато азимут и дальность определялась точно, и мы сразу увидели ИХ. Они были хорошо видны на экране индикатора, шли группой три-четыре самолета, по азимуту прямо на нас на дальности двести километров. По рации начали передавать координаты, однако нас не слышали там, где должны были слышать на приемно-передающем локаторе комплекса С-125 «Печора». По нашим координатам они должны были развернуть свой локатор, или антенный пост в возможную сторону прилета авиации противника, включить поиск и обнаружить те же самолеты, которые наблюдали мы на станции П-18. Конечно, такое целеуказание было пародией на настоящее, но, тем не менее, хоть и грубо, но позволяло с низкой вероятностью, всё-таки обнаружить летящие самолеты коалиции. После многочисленных запросов, нам все же ответили. Ответил нам Шадров, он же передавал переданные нами координаты на антенный пост «Печоры». Пока шла передача сигнала, от нас до Шадрова, от него до локатора проходило много времени, самолеты успевали пролетать десятки километров, и то, что передавал Шадров, было уже устаревшим. Кое-как удалось связаться напрямую с расчетом локатора. Координаты мы передавали им голосом постоянно, сменяя друг друга, до хрипоты в голосе. Нам в ответ: «Мы не видим, мы не видим». За каких-то пять минут, на экране индикатора мы видим, как самолеты подлетают к рубежу в сто километров и, развернувшись, уходят назад. Мы не расслабляемся и наблюдаем за ними. Долетев за двести километров, снова разворачиваются и, не меняя направления, идут на нас. Снова голосом передаем координаты, и снова: « Мы не видим». Все повторяется. Снова подлетают до рубежа в сто км, и снова назад. Так повторяется до десяти раз. И снова наш стрельбовый канал не может обнаружить те самолеты, координаты которых мы им передаем. То ли наше целеуказание было слишком уж грубым, с приблизительной высотой, то ли наши товарищи вообще не включались и не выходили в эфир. Я лично таких тонкостей заметить не мог, но мои напарники, имея громадный опыт работы такого плана, заподозрили что-то не то. Как мне они потом объяснили, при включении другого источника излучения недалеко от нашей станции, на экране нашего индикатора должно было появиться что-то вроде небольшого снежка. Их опытный глаз, сразу такого не обнаружил, это вспомнили лишь потом, когда всё закончилось, и было достаточно времени для анализа. А тогда мы все были в большом напряжении, могло случиться все что угодно. И это что угодно случилось… Во время последнего для нас захода авиации, снова все развернулись и ушли, но на их месте появилась новая точка, по размерам чуть меньше самолета. Эта небольшая отметка двигалась на индикаторе строго в нашу сторону, не меняя направления и как то очень прямолинейно. Продолжаем наблюдать и передавать координаты, нас снова не видят. Расстояние стремительно сокращается. Мы уже понимаем, что по нам пущена ракета, докладываем о ней дальше по команде и принимаем решение срочно покинуть место работы. Меня не покидает чувство и страха и любопытства одновременно. Такое ощущение, что смотришь на себя со стороны, как кино. Последний раз смотрим на индикатор, «топор» летит, дальность 11км. Покидаем место наблюдения, бежим к оставленной для нас машине. Джип срывается с места, отъезжаем метров двести и слышим глухой взрыв. Любопытство берет верх над страхом, разворачиваемся, едем обратно. Перед воротами тормозим. Самый любопытный из нас Иван, бежит на место нашей работы. Остальные трое сидим в машине, ждем. Минут через десять возвращается Иван и рассказывает результаты своего визита. Крылатая ракета точно угодила в нашу антенну и вывела ее из строя. Осколками пробита, рядом стоящая аппаратная машина с основной аппаратурой. Если бы мы во время боевой работы сидели в этой кабине, то наверняка, не остались бы в живых. Кроме того был поражен ракетой и дизель, видно звук второй ракеты мы просто не услышали. Оттуда шел густой черный дым, и шума работающего двигателя уже не было слышно. Снова покидаем свою позицию, на этот раз уже окончательно и едем в жилую зону. За последние двое суток, никто из нас, сидящих в машине, не сомкнул глаз, но возбуждение было таким, что спать никому не хотелось. Наверное, так бывает на войне, когда воины не спят сутками. Наверное, такое же состояние испытывали и мы. Едем, на одном из перекрестков встречаем другую машину, как оказалось в ней уносили ноги те наши товарищи, которые работали на «Печоре». Вместе едем дальше, по дорогам там и тут стоят блок посты с вооруженными людьми, нас останавливают, но увидев, кто сидит в машине, сразу отпускают, желают удачи. По всему видно фронт совсем рядом. На бетонных заборах надписи на арабском языке. Написано видно было то, что нам не хотели говорить, но водитель-араб очень сильно ругаясь на своем языке, лишь прибавлял скорость и несся во весь опор.