Текст книги "Сапфировый кондор. Детективно-политический трактат"

– Я – Мэлмер Тринфок. Здешний сторож и, так сказать, хранитель традиций.

– Виктор Касатин, русский писатель и автор исторических путеводителей.

– Ого, какие люди забредают в наши дебри! Тут действительно для историка раздолье! Вон, видите гранитный саркофаг в отдалении? Там погребен маср Леон Фрибертанс, знаменитый генерал, кавалер всех возможных орденов, он сражался в битве при Ватерлоо против самого Бонапарта, был правой рукой сэра Артура Веллингтона, отмечен после разгрома остатков французской армии именной шпагой. Вручал ее сам король Людовик в Париже. А вот в пяти метрах от вас такой красивый ангелочек на гробнице… Тут захоронена баронесса де Рашпур, владелица одного из лучших домов мод в Сантории. Ей также принадлежал и литературный салон, дама была на редкость разносторонне развитая. Она и музицировала, и читала собственные сонеты, сам Гюго был влюблен в ее лебединую фигуру…

Тринфок явно увлекся, он рассказывал об останках древних аристократов с таким видом, будто это были его горячо любимые родственники, успевшие благословить старика перед своими смертями. Касатин чувствовал, как сильно этот человек нуждается в собеседнике среди сотен вечно молчащих каменных глыб, однако время ему было чрезвычайно дорого.

– А вы не знаете, Мэлмер, кто был погребен здесь, под этим обелиском? Здесь нет никаких упоминаний, зато лежит такой видный букет…

– Здесь то? А черт его знает, кто похоронен… Какой-то оборванец, которого бросили сюда ночью давным-давно. По-моему и он, и эта мраморная штука находятся здесь для отвода глаз.

– Почему вы так решили?

– Да по-другому и подумать сложно. Не помню уже когда это было, но погода стояла теплая. Я возился рядом с часовней, а несколько ребят сутками ранее вырыли яму как раз в этом месте. Здесь хоронить формально нельзя уже давно, но они сказали, что есть договоренность, и соответствующие бумаги имеются. Ну я возражать не стал, мое дело маленькое. Чем меньше высовываешься – сами понимаете… В тот вечер я услышал звук подъехавшей к воротам кладбища машины, и фары тут все прямо осветили. Смотрю – идут несколько молодцов и что-то несут в брезентовом мешке. Остановились у ямы, притащили откуда-то гроб, переложили туда своего покойничка и в этой ямке закапывать принялись. Мне жутковато стало, я решил не высовываться, уж больно вид у тех молодых людей был устрашающий. И один другому говорит: «Ну вот, стеллу установим, и пусть сюда народ молиться ходит, если пронюхают про могилу». И второй в ответ: «Да, пусть будет, хоть в ней и не пойми кто валяется, зато все равно надежнее. Народ – дурак, куда ему покажут, туда и побежит поклоны бить. Ну вроде все, чисто сработано». Разровняли они тут все и убрались восвояси. Ну а потом, на следующее утро, уже и памятник водрузили и травку посадили, так все с тех пор и осталось…

Касатин стоял, затаив дыхание, и смотрел на мраморный столб. «Что это, фантазии подвыпившего старика? Сам руководитель службы безопасности заверял меня, что могила подлинная. О какой же „подмене“ может идти речь? Или… Неужели это все хитроумная игра политической верхушки? Тогда какую роль в ней играет Штихилис? Либо он в ней не замешан, и наивно полагает, что президент стал жертвой взрыва и ныне покоится тут, под этой безликой безымянной колонной… Либо он прекрасно осведомлен, но нарочно мне подбросил эту легенду, чтобы я ее проглотил и успокоился… Да, как все тут непросто, в этой Сантории».

Мысли крутились в голове Виктора, лихорадочно сменяя одна другую. Но он знал свою натуру – чем сложнее выглядела шарада, тем азартнее становилась его душа, тем сильнее она жаждала разгадки и победы.

– А чей же это букет? – все же поинтересовался он, стараясь не выдавать напряжение в голосе.

– Да это приходили несколько раз две женщины. Одна – солидная такая, уже не первой свежести, вторая – молоденькая. Вот они тут цветы и оставляют иногда. Родственницы, наверное…

– Спасибо, Мэлмер, вы прям ходячая энциклопедия, – польстил своему пожилому собеседнику Касатин, постепенно разворачиваясь к выходу.

– Уже уходите? А вот тут, рядом, один замечательный композитор лежит, певчей капеллой у нас долгое время руководил. А вот рядом – баснописец и автор хвалебных од, маср Бенджамин Будд…

– Спасибо еще раз! Я обязательно загляну к вам перед отъездом, был рад познакомиться. Но теперь мне пора, срочная встреча!

Виктор торопливо зашагал к выходу. Он собирался встретиться с Фененко и посоветоваться насчет дальнейших действий. Безусловно, это был не лучший компаньон в подобном деле, но других надежных людей у Касатина в этом городе не было.

– Он болтал о чем-то со стариком-сторожем, теперь возвращается. Возможно, он узнал что-то ценное. Может, его стоит брать? – тихо проговорил в рацию один из шпиков в черном пиджаке, стоявший за церковью и наблюдавший издали за Касатиным и Мэлмером. – Что думаешь, Брюс? Ждем твоего решения.

– Пасите его до следующей точки, потом разберемся. – прошипел хриплый голос в рации. – Сам вырыл себе колодец, русский болван! Неужели в своих снегах мало проблем заработал, еще и сюда притащился? Он точно доиграется рано или поздно. Ждите дальнейших указаний.

– Есть! – ответил шпик и неслышно последовал за уходящим объектом.

Касатин выскочил на дорогу, поймал проезжавшее мимо такси и отправился в агентство к Глебу. Сквозь стекло он разглядывал дневной столичный город. Суровая стальная архитектура мэтров санторийского конструктивизма мирно соседствовала с небольшими особняками с мансардами. Если из ворот одного дома можно было ожидать выезд фантастического вездехода, покоряющего космическое пространство, то из ворот другого архитектурного шедевра выезд кареты лихого аристократа, запряженной тройкой ретивых лошадей, смотрелся бы куда более уместно. Тем не менее, столица нравилась Виктору. Несмотря на запутанность и извилистость улиц, множество безликих строений, череду однообразных корпоративных небоскребов и заброшенных трущоб город жил полной грудью и постоянно стремился вперед. По артериям этого многокилометрового организма неутомимо бежало множество кровеносных молекул – деловых жителей этого мегаполиса. Они давали жизнь этому организму несмотря ни на что, и это нравилось Касатину.

Такси завернуло в один из безлюдных переулков и остановилось напротив заводских кирпичных цехов. «Ну и местечко Глеб выбрал для работы, его вкус ему изменяет…» – подумал Касатин и наклонился к водителю.

– Неужели это здесь?.. – попытался спросить Виктор и в то же мгновение почувствовал резкий удар в живот. «Электрический шок!» – пронеслось у него в голове, но отреагировать журналист не успел. Шофер такси добавил еще порцию разряда, Касатин потерял сознание, и его обмякшее тело перестало сопротивляться.

Из машины, припарковавшейся по соседству с такси, вышли двое мужчин и помогли шоферу вытащить журналиста. После этого вся группа скрылась за железными воротами.

Глава 18

Касатин приходил в себя. Сырой и спертый воздух действовал удушающе, Виктору было тяжело дышать. Он немного приоткрыл глаза. Сквозь туманную пелену, еще обволакивавшую его зрачки и смазывавшую изображение, мерцало бледно-голубое пятно, которое пересекали тонкие темные полоски. Виктор лежал, не шевелясь, продолжая постепенно приходить в чувства и вспоминая последние события. Зрение вскоре восстановилось, и взору журналиста предстал зловещий каменный потолок, покрытый небольшими капельками влаги, нарастающими и падающими на пол время от времени. В середине потолка находилось отверстие, перекрытое вдоль стальными прутьями. Сквозь них, в вышине просвечивала небесно-лазурная свобода. Касатин понял, что теперь это небо станет его единственной радостью и надеждой, поскольку помещение, где он находился, больше всего напоминало немного увеличенный в размерах склеп. Каменные стены, источающие сырой болотных запах, бетонный пол, несколько тонких длинных досок, грудой сложенных в углу – в этом пространстве Касатину предстояло провести неизвестно сколько времени, возможно, целую вечность. Он собрался с силами и поднялся. Его пальто и телефон безвозвратно исчезли. С грустью убедившись в этом, Виктор принялся изучать окружающую обстановку. В пяти шагах от него располагалась небольшая железная дверь, такого же темно-серого цвета, как и стены, за исключением рыжих ржавых разводов по ее контуру. До решетчатого люка, сквозь который просачивался желанный свет, было метра три в высоту. Немного, однако журналист не доставал до прутьев, даже подпрыгивая и вытягиваясь в полный рост. После нескольких бесплодных попыток выбраться наружу обессилевший пленник прислонился к стене и безнадежно сполз на землю.

Он тихо прислушивался, пытаясь понять, что происходит снаружи. Отдаленно звучал гул автомобилей, периодически раздавался приглушенных грохот металлических конструкций и где-то недалеко, за стеной, можно было услышать тихое непрекращающееся журчание воды. «Я сейчас, похоже, на территории одного из заводов, – усиленно соображал Касатин. – Звуки строительных работ сложно спутать, да и дома в районе, в который мы последний раз свернули, больше всего напоминали фабричные корпуса. А звук воды? Ясно, видимо эта пещера – часть канализационного коллектора, ведущая к самим каналам. Но раз это техническое сооружение, значит поблизости и технический персонал…» Касатин попытался крикнуть насколько громко, насколько позволял его низкий, успокаивающий тембр голоса. Крик получился на славу, но откликов не последовало. Ни после второго раза, ни после шестого… На помощь извне уповать было бессмысленно. Касатин забился в один из дальних углов своей каменной клетки, обхватил колени руками и сомкнул веки…

Он представлял в своих грезах любимую московскую квартиру, уютное кресло, теплый ненавязчивый свет от торшера, бокал с остатками дагестанского коньяка и светящийся экран монитора, без которого Виктор, как и многие его товарищи, даже не представлял своего досуга. На этом полотне идеального домашнего вечера не хватало лишь одного элемента – любимой женщины. С ней у Виктора были последние годы очень непростые отношения. Возраст, растущая неудовлетворенность собой и нереализованные карьерные амбиции стали причиной размолвок между двумя людьми, бывшими когда-то счастливыми и неугомонными. Они жаждали новых взлетов, требовали от жизни неповторимого успеха и постоянного праздника, а друг от друга – моральной поддержки и страстных объятий. Они жили на своей собственной планете, на которой существовали только они и только одна божественная сила – вера в счастливую судьбу. Столкновение с другой, уже реальной планетой, с реальными законами выживания, было неминуемо. Та сила, которая в молодости объединяла их в периоды невзгод, давала стимул идти дальше, превозмогая любые трудности, постепенно становилась все слабее. Анастасия тщетно пыталась получить достойную должность в одной из девелоперских компаний, она проявляла неимоверное усердие, засиживаясь за рабочим столом до глубокой ночи и подпитывая организм сутки напролет практически одним кофеином. В результате желанное повышение получила ее коллега по отделу, завершившая полностью подготовленный Анастасией проект и представившая его исполнительному директору. На другом месте работы продвижению помешало образование Анастасии – в ее финансовом аттестате не было одного маленького, но необходимого для директора пункта, и довольному бухгалтеру не пришлось добавлять новую сумму к окладу сотрудницы. Самодурство начальника заставило ее как можно скорее уйти и со следующего места работы. Счастливая судьба, в которую она беззаветно верила на всем протяжении учебы в институте, оказалась лишь зловредной старухой, ехидно готовившей девушке одно неприятное испытание за другим. Со временем добродушная и активная отличница-выпускница превратилась в замкнутое существо с нереализованными интеллектуальным потенциалом, с массой комплексов и периодическими приступами депрессии. Виктор понимал причину ее состояния, сочувствовал и старался своим обществом и крепкими объятиями максимально заполнить ее душевный вакуум, однако собственная внутренняя неудовлетворенность не позволяла ему чувствовать себя поистине счастливым. Его переживания и проблемы на работе отражались и на настроении. Как он ни старался скрыть их и выглядеть совершенно довольным жизнью, Анастасия интуитивно чувствовала терзания его души. У нее стал возникать комплекс вины. Все навязчивее преследовало ее ощущение того, что именно она является причиной тоски Виктора, так как не может дать ему то тепло и ту страсть, которыми женщины вдохновляют своих возлюбленных на великие свершения и большие поступки. Даже прижимаясь друг к другу в постели, они все более отдалялись друг от друга, и в их глазах чувство необузданного желания давно сменилось выражением какой-то глубокой внутренней отчужденности и патологической усталости от бесконечного поиска себя.

Сидя в душной коллекторной подсобке, Касатин старался хотя бы сейчас понять, что он больше всего стремился получить от жизни. Перспектива размозжить голову в приступе отчаяния об одну из этих влажных каменных стен заставила журналиста прокрутить в памяти свои сокровенные мысли, чувства и переживания. «Возможно, больше у меня не будет времени для подведения итогов пройденного этапа, а может и всего своего бренного существования, – с грустью думал он. – Чего я достиг? Поиск, бесконечный поиск неизвестных даже мне вещей, погоня за невидимой целью, романтические грезы и тупая вера в собственную значимость… И как результат – работа, на которой я все больше деградирую, друзья, которые все больше воспринимаются как конкуренты в погоне за счастьем, личная жизнь, которая… отсутствует, чего там себя обманывать… Есть ли у такого человека будущее? Оно должно быть, если он себя изменит. Если он восстанет против окружающей серой повседневности…»

Касатин с надеждой посмотрел на небо за стальными прутьями. Оно манило его, как манило бы задиристого мальчишку, мечтающего стать летчиком-истребителем и покорителем воздушного пространства. Виктор медленно поднялся и, собравшись с прилившими к телу силами, дерзко посмотрел вокруг. Взгляд его остановился на грязных досках, невзрачно лежавших в углу. Касатин уже придумал, как он сможет попытаться выбраться из этой западни.

Глава 19

Центральный променад был основным местом отдыха жителей и гостей суетной столицы. Несколько фонтанов причудливых форм и очертаний, чередующихся с цветочными клумбами, альпийскими горками и тополиными аллеями, придавали этому месту, расположенному в сердце Эллизора, особый шарм и успокаивающую привлекательность. Променад был подобен неожиданно расцветшему оазису посреди железобетонной и асфальтовой пустыни.

К одному из входов в парковую зону неслышно подъехал черный джип. Тут же, словно вынырнув из преисподней, рядом с машиной оказался человек в черном костюме. Он суетно, но боязливо приблизился к автомобилю и остановился около пассажирского окна.

– Ну и как это могло произойти? – Брюс сидел в кресле, пронизывая подчиненного одновременно холодным и огненно-испепеляющим взглядом.

– Мы делали все возможное. Наш человек под видом таксиста должен был перехватить его у ворот кладбища, однако непонятно откуда вынырнул этот, другой. Мы отправились за ним, но потеряли на одном из перекрестков, мерзавец обдурил нас. Будь уверен, Брюс, мы его выследим, и он получит сполна.

– Меня волнует не столько этот таксист-мерзавец, сколько журналист. Возможно, они работают вместе. А не исключено, что кто-то пытается устранить этого русского до того, как он попадет к нам в руки.

– Стоит ли так суетиться? Мало ли в какую кучу этот репортеришка мог вляпаться по приезду сюда? Если его уберут до нас, то этим только облегчат нашу же работу. Не придется брать на себя ненужную ответственность…

– Йозеф, тебе шляпа не давит на черепную коробку? Думают здесь другие люди, не лезь не в свое дело. То, что нас обставляют неизвестные нам конкурирующие группировки – уже повод насторожиться и бросить все силы на их поиски. Еще неизвестно, для чего им нужен журналист. Хотели бы прищучить его – уже давно бы это сделали, тут что-то серьезнее.

– Я дал указание, наши бойцы на машинах и вертолетах прочесывают районы, с оптическим снаряжением можно различить любые фигуры на улице. Номер этого такси мы срисовали, в случае обнаружения сядем на хвост. Пока это все, что в наших силах.

– Придется потрудиться, Йозеф. Гаулеру важно заполучить его живым и, желательно, невредимым. Выполняй!

Стекло задвинулось, и джип неторопливо отъехал от тротуара.

В то же время в другой части города, на улице Вирчи, раздался телефонный звонок. Отставив чашку эспрессо, Джаспер Линст нехотя взял трубку.

– Редакция «Глобального полета», Линст слушает.

– Говорит «Легионер».

– Да, слушаю вас! – Джаспер тут же оживился и подал корпус тела вперед, поближе к телефонному аппарату.

В течение минуты он молча слушал распоряжения, по-солдатски выпрямив спину, после чего проговорил:

– Хорошо, я сделаю. Буду на месте через час, потом отвезу его к себе домой. Буду осторожен как никогда. Можете на меня положиться.

Глава 20

Касатин схватил одну из досок и осмотрел ее на свету. Она была закругленной формы, довольно тонкая в диаметре, но крепкая на ощупь. Ее длина составляла около метра. «Как раз подойдет», – облегченно прошептал журналист и стал рассматривать другие доски, сложенные на полу. Отобрав еще одну – такой же длины и степени прочности – Касатин снял с себя рубашку, промокшую от влажного воздуха и обильного пота. «Жаль, что я в школьные годы недолюбливал подтягивания на канате, сейчас, наверное, буду жалеть», – поймал он себя на мысли, после чего расстелил рубашку на полу. Ее нижние углы он привязал к одной из досок настолько сильно, насколько только мог, чтобы завязанные узлы не соскользнули с дерева. Взяв доску за противоположный конец, он поднял ее и протиснул в решетчатый люк на потолке. Верхняя часть рубашки оказалась снаружи, после чего ее рукава, проскользнув по одному из стальных прутьев, свесились обратно внутрь «склепа». Таким образом, оба края рубашки с привязанной к ним деревянной балкой, а также оба рукава были прямо над головой Касатина.

Он подпрыгнул, поймал болтавшиеся в воздухе рукава рубашки и привязал их ко второй доске. Теперь перед ним висело два примитивных аналога того самого нелюбимого им каната, скрепленных его сорочкой, переброшенной через отверстие в люке.

Касатин размял кисти рук, глубоко выдохнул и оттолкнулся от земли. Он ухватился одновременно за две доски, чтобы создать равновесие и не разорвать ткань рубашки из-за чрезмерной нагрузки на одну из сторон. Перебирая руками, он пытался подняться как можно выше и зацепиться за решетку. Так было проще докричаться до прохожих и освободиться. Дерево сильно терлось о пальцы, «награждая» за усилия кровавыми ссадинами и заусенцами, однако Виктор сильно нервничал и не чувствовал боли. Он почти достиг желанной цели, оставалось только протянуть руку… Тут раздался тихий треск разрывающейся ткани, и белые рукава вместе с доской и вцепившимся в нее журналистом полетели к земле. Конструкция не выдержала в самый последний момент. Касатин рухнул на землю, больно ударившись затылком, и уставился искрящимися от отчаяния глазами наверх, где в эту секунду под облаками проносилась стая перелетных птиц. «Счастливые существа, причем даже не понимают своего счастья», – как будто говорил взгляд пленника.

После того, как боль в голове немного утихла, он стал соображать, как поступить дальше. Железная дверь не поддавалась, поэтому ему во что бы то ни стало надо было добраться до люка и попытаться понять, как он открывается. Виктор судорожно схватил одну из валявшихся на полу досок с привязанными остатками рубашки и разломал об колено на несколько частей. После этого сложил отломанные части в форме шалаша. На конус гипотетически можно было поставить ногу. Но высоты этой пирамиды не хватало, поэтому Виктор соорудил несколько «шалашей» разной высоты и поставил их друг за другом, чтобы по ним можно было подняться как по лестнице. Постепенно взобравшись на самую высокую фигуру, Касатин почти достал потолка. Он слегка подпрыгнул, шаткая деревянная конструкция под ним с хрустом развалилась, но Виктор успел зацепиться за решетку. Подтянувшись, он увидел небольшой, но массивный засов, закрывающий люк. Попытка дотянуться до него не увенчалась успехом – кисть руки не пролезала между прутьев на нужное расстояние. В этот момент вторая рука, влажная от пота, соскользнула, и Касатин повалился на свой мини-макет индейской деревни, на этот раз ударившись копчиком. От усталости и нервного перенапряжения у него отключилось сознание…

– Виктор! Вы еще живы?

Глаза немного приоткрылись, над головой по-прежнему соблазнительно сиял голубой круг в серую полоску. «Неужели галлюцинации? А может уже зов ангелов? Я бы не удивился…» – размышлял Виктор, даже не пытаясь подняться. Неожиданно на фоне неба возник темный силуэт и знакомый голос прозвучал снова:

– Насилу нашел вас! Скорее, надо выбираться из этого склепа!

– Это вы!? Но как… Как вы тут оказались?

– Я получил сигнал с просьбой позаботиться о вас! Не спрашивайте от кого – этого вам знать нельзя. Да и не важно, главное нам сейчас не попасть в лапы других людей, куда более опасных. Я сейчас открою люк, хватайтесь за веревку.

Линст отодвинул засов и протянул Касатину приготовленный заранее трос. Виктор решил не испытывать судьбу, он больше всего хотел сейчас просто выбраться на свет. Через минуту они перебрались через забор и побежали к припаркованному неподалеку автомобилю Джаспера.

По злой иронии судьбы именно в этот момент над фабрикой делал очередной облет один из вертолетов Гаулера. Через мощный оптический прибор его люди без труда разглядели беглеца. Брюс заранее раздал всем подразделениям размноженную фотографию журналиста, поэтому они знали свою цель в лицо. По радиопередатчику информация была передана Карбицу и Герасси. Поскольку Герасси прочесывал совершенно другой район, Никсон заскочил в автомобиль и, не дожидаясь подкрепления, понесся наперерез.

– Виктор, мне необходимо вам сообщить крайне важную информацию! – взволнованно проговорил Линст, пока его «Фольксваген» мчался через лабиринт переулков. – Люстон Феррантос мог стать жертвой опасной политической интриги! Я не знаю, что именно произошло в больнице города Карлинса, но зато я могу доказать, что он балансировал на смертельном лезвии бритвы еще до того, как прогремел взрыв! При первой встречи я не решился заговорить с вами об этом, но теперь, похоже, самое время! Только нам сначала нужно добраться до моей квартиры!

– Теперь я отлично понимаю, что испытываешь при таком балансировании, – сострил Виктор, постоянно оглядываясь назад, ожидая преследования. Сейчас он был готов ко всему, веки его нервно подрагивали, дыхание постоянно сбивалось.

– Самое страшное позади, но все же, Виктор, я советовал бы вам оставить поиски Феррантоса. Это, как видите, небезопасно.

– Маср Линст, мой коллега был убит при расследовании дела о коррупционном скандале. Его ждали дома жена и маленькая дочь, снайпер выстрелил, когда он заходил в подъезд. Я продолжил его работу, и виновные были засажены за решетку. Мне тоже несколько раз угрожали, подсылали коренастых особей, тыкавших мне кастетами в лицо… Но я твердо знал, чего хочу добиться, поэтому двигался к цели, несмотря ни на что… Сейчас моя цель – это Люстон Феррантос. Возможно, эта напористость меня когда-нибудь погубит, но без стремления к цели я погибну еще раньше, поскольку потеряю смысл своего существования на нашей непростой планете…

– О, какие философские рассуждения! Мне сразу показалось, при первой же встрече, что вы не обычный журналист, не просто типичный искатель сенсационных материалов, озабоченный лишь рейтингами своего издания. Ну что же, по крайней мере, теперь вы осознаете всю серьезность игры и сами несете ответственность за свои действия. Будьте максимально осмотрительны!

– Я постараюсь. Хотя быть осмотрительным в моем случае – все равно, что плыть среди крокодилов по Амазонке, осторожно поглядывая по сторонам.

– Ну бывали случаи, когда людям при этом удавалось выжить!

В это мгновение серебристый «Форд» выскочил прямо перед машиной Линста и резко встал посреди дороги. Карбиц выскочил и, размахивая своим «глоком», гордостью австрийской армии, направился к «Фольксвагену».

– Так, оба вышли из машины, руки за голову! – скомандовал он с радостной злостью.

Виктор с Джаспером подчинились и встали перед ним с поднятыми и собранными за шеей в замок руками.

– Сейчас приедут мои помощники, и вы отправитесь в одно надежное место… После этого вам уже не придется скрываться от нас по всему городу. Если ты, журналюга, – Никсон подошел ближе к Касатину. – Сам поймешь, что копать тут бессмысленно, то уедешь в свою Сибирь и больше сюда не сунешься! Если не поймешь – отправят на историческую родину ногами вперед. Усек?

– Да, очень вразумительное объяснение.

– Не нарывайся, грязекопатель! Будешь язвить – проедусь тебе по печени, надолго запомнишь.

– Печень у меня крепкая, врачи даже завидовали.

– Ну больше завидовать не будут, не сомневайся! – прорычал Карбиц, сплюнул в сторону и врезал журналисту по левой скуле. Тот еле устоял на ногах. Редактор боязливо наблюдал за происходящим. Он куда лучше Касатина знал, на что способны эти люди, поэтому со страхом готовил себя к самому худшему.

Карбиц уже вошел в кураж и собирался еще раз кулаком проучить ненавистного ему Касатина, как вдруг он почувствовал, что сверху к нему приближается какой-то предмет. Он машинально поднял голову и застыл с широко раскрытыми глазами. Прямо на него падал горшок с геранью. Сыщик хотел увернуться, но было поздно – керамическая емкость с силой треснула его по темени и раскололась. У Никсона перед глазами пустились в пляс разноцветные круги, он качнулся и повалился на землю. Виктор вскинул голову и посмотрел наверх – ни на балконе, который нависал над проезжей частью, ни на ни на крыше не было ни души. Стонущий Карбиц лежал в метре от него. Времени на построение догадок не было, с минуты на минуту могло приехать подкрепление, и тогда будет точно конец… Касатин подбежал к Линсту, еще пребывающему в недоумении, швырнул его на водительское кресло и следом стремительно запрыгнул в машину. Пришедший в себя редактор трясущейся рукой повернул ключ зажигания, нажал на газ, и колеса с ревом дернулись вперед. Ехать в квартиру Линста не имело смысла – через полчаса туда бы нагрянули их преследователи. Оставался единственный вариант – в южной части города находился небольшой домик двоюродной сестры Линста, которая уже полгода как проживала в Лиссабоне. Дубликат ключей она отдала Джасперу перед отъездом. На ближайшие дни это было самым безопасным пристанищем, теперь уже для них обоих.

Глава 21

Дверь открылась, и они вошли в прихожую, которая из-за обилия пустого пространства и белоснежных стен казалась приемной комнатой преуспевающей частной клиники. В гостиной ощущался такой же дефицит мебели – широкая диван, плазменный телевизор напротив нее, трельяж с коллекцией косметических тюбиков, платяной шкаф, этажерка с декоративными фигурками и пара стульев составляли все убранство комнаты. Касатин тяжело упал на диван, Линст сел рядом, на стул, вытирая платком крупицы выступившего пота на лице.

– Вам надо уехать, – обессилено прошептал он.

– Нет, я не позволю мной управлять! Игра только начинается, они сами напросились! —отрезал журналист. – Нас хотел взять человек Гаулера, не так ли?

– Можете не сомневаться. Но что вы теперь собираетесь предпринять?

– Мне необходима чья-то поддержка против президента и его команды. Нужен человек со связями, положением и, главное, желанием такую помощь оказать.

– Вы разговаривали со Штихилисом? Как вам такая кандидатура?

– Это влиятельный человек, несмотря на отставку. Но я не уверен, что он пойдет против действующей власти, слишком уж рискованное мероприятие.

– Но тогда кто? Члены Наивысшего Созыва, нашего главного законодательного органа? Или разведуправление? Или Общественная Контора? Они все так или иначе сидят под Гаулером, вы же знаете, насколько сильна в Сантории президентская рука.

Касатин уверенно посмотрел на него.

– Никто из вышеперечисленных. Есть человек, который в принципе не может быть частью нынешней системы, поскольку не имеет отношения к политике.

– Кого же вы имеете в виду?

– Это вдова Люстона, Доротея. Хотя, может, вовсе не вдова, а жена… Она всегда пользовалась уважением и элиты, и простых людей, создавала благотворительные общества, финансировала приюты и больницы. Что, конечно же, не мешало ей быть светской львицей и одной из самых экстравагантных женщин, смотрящих с обложек глянцевых журналов. Вот к ней и необходимо найти подход как можно скорее.

– Это невозможно, она никогда не станет помогать журналисту, да еще и негласно объявленному в розыск самим президентом! Абсолютно бредовая идея, Виктор!

– Линст, попытайтесь выяснить, где ее можно найти в ближайшее время. У вас крупное издание, я никогда не поверю, что вы не отслеживаете жизнь людей такого уровня.

– Разумеется, у нас есть люди, которые в курсе распорядка дня Доротеи и ее увлечений. Сейчас позвоню, если считаете это необходимым.

– Других вариантов я не вижу. Я бы мог влюбить ее в себя, спев серенаду под окном, но боюсь, Джаспер, что меня не подпустит охрана… Кстати, а ваши «темные силы», которые распорядились освободить меня, не помогут мне? Что вообще означает вся это комедия с заточением?

– Не знаю, Виктор, я лишь сделал то, о чем меня попросил один влиятельный и уважаемый мной человек. Свести вас я не смогу, но если он захочет с вами познакомиться, то он это сделает, будьте уверенны. А к Гаулеру он отношения не имеет, ручаюсь.

Редактор вышел в соседнюю комнату, где стоял телефонный аппарат, а Виктор подошел к окну. Оно занимало все пространство от пола до потолка и настолько сильно наполняло комнату светом, что Касатину воображалось, будто он стоит посреди безлюдной улицы. Мелкий дождь отчаянно стучал по керамическим плиткам, выложенным вдоль окна снаружи. Аккуратно подстриженный газон и живая изгородь отделяли одноэтажный дом от шумной и пыльной дороги. Несколько молодых тополей безмятежно покачивали своей листвой в такт ветру. Наблюдая за этим, Виктор неожиданно для себя почувствовал внутреннее спокойствие, которое не испытывал с самого начала дня, с момента прихода на то злополучное кладбище. Он понимал, что впереди ожидается трудная битва, от которой морально не мог отказаться. Только сейчас можно было сделать передышку, почувствовать себя наедине с природой и хотя бы на мгновение забыть о бесконечной гонке за выживание, которая преследует человека с рождения и до смерти и которую философы окрестили в свое время гордым и вдохновляющим термином «смысл жизни»…