Текст книги "Завтра начинается вчера"

До обнаружения Эдема, представители крупнейших семейных кланов планеты, приняли совместное решение, о строительстве этой станции. Понимая, что рано или поздно, земля будет полностью истощена и не сможет содержать остатки человеческой расы, они замыслили проект, «Вавилонская башня». Начиная строительство и выводя на орбиту, все новые и новые многотонные блоки будущей станции, они отлично понимали, что всем, даже самым богатым представителям земной расы, на ней не разместиться. Это означало, только одно. Будет еще одна, самая страшная и всесокрушающая война, победившие в которой, и займут почетные места, в этой космической VIP ложе.

Поэтому «Вавилонская башня» строилась не как исследовательская станция, а как комфортабельный космический курорт, для богатейших людей планеты. Однако после открытия Эдема, статус Вавилонской Башни поменялся. Поэтому сейчас станция представляла собой конгломерат, роскошных апартаментов, скромных жилищ обслуживающего персонала и научных лабораторий. Демонтировать бассейны, парки, оранжереи, зоны отдыха и теннисные корты никто не стал. Просто на их территории, стали как грибы после дождя вырастать, легкие сборные пятиэтажки, для работников станции. Четыреста пятьдесят миллиардов кубических метров пространства, за вычетом оранжерей, фабрик гидропоники и научных лабораторий, могли с легкостью вместить два с половиной миллиона человек. А с учетом индивидуальных капсул крио сна, построенных по образу и подобию пчелиных сот, и в пять раз больше. Сейчас же станцию обслуживало, едва ли пятьдесят тысяч человек. Ежемесячно на станцию отправлялось, с десяток космических челноков, обеспечивая порядка пятиста пар, новых рабочих рук. Понятно, что отбор отправляемых, производился самым тщательным образом. Лояльность к власти обеспечивалась и самими условиями жизни на станции. Обладатели громадных по земным меркам жизненных пространств, получали высококачественное питание, чистейший воздух и невозможные на земле условия труда и отдыха. Это были счастливейшие люди планеты, попавшие при жизни в космический рай, и не желающие расставаться с ним, ни при каких условиях. Проводя вынужденную замену персонала, управление станции пускалось на такие ухищрения, как командировка на Землю, с указанием даты обязательного возвращения, или проведение технических работ на челноках, возвращающихся на планету. При этом репатриантам вручались крупные суммы в кредитах, на командировочные расходы. Естественно, ни один из командированных на Землю, обратно не возвращался. Поэтому, при слове командировка, персонал станции вздрагивал, и никакие суммы в кредитах, не могли компенсировать разочарование изгнанных из рая.

И в этот космический рай Бард требовал отправить тридцать членов сопротивления. Грин не представлял, как все это сделать и поэтому тупо спросил: – «Зачем»? Бард, взглянул на часы и пояснил.

– О генераторе знаем не только мы, это раз. Реализация планов Сопротивления требует именно этого количества людей, так как он тоже не вездесущий, это два. И наконец, его самого отправят туда в течение трех дней, это три.

– Откуда ты знаешь, ведь сегодня воскресенье, ты не был на работе, или тебе уже сообщили? – спросил Грин.

– Грин, дружище, да меня встретят при возвращении из Мозголомки, которую сейчас уже обыскивают. Поэтому встретят меня, прямо возле квартиры. А мой терминал, и все на чем можно хранить информацию, даже последний листок пластика, из квартиры уже вынесли и доставили в Корпорацию, это же элементарно. И выходить я должен из Мозголомки, желательно в усмерть пьяным, – добавил Бард. Грин на секунду задумался.

– Вас возьмут на входе в Мозголомку, да и Коста вряд ли согласиться, возвращаться этим путем.

– Соглашусь, донеслось от дверей в соседнюю комнату. – В дверях стоял ухмыляющийся Коста.

– Соглашусь при условии, что отправите на станцию. Брови Грина в удивлении поползли вверх. Бард лишь кивнул и буркнул – «Жучки»

– Ага, – радостно заулыбался Коста. Бард поднял ствол пистолета. Улыбка медленно сползла с лица Косты.

– Бард пойми, – быстро и просительно, – забормотал Коста.

– Мне три погружения осталось. А потом, либо к врачам и в Карантин, либо на минус третий.

– А что там, на минус третьем? – безразлично поинтересовался Бард.

– А там мутанты, а там, диггеры изгои. Они там своими бандами живут. Воюют, друг с другом и с мутантами. И валюта там не кредиты, а вода, и ценят там не людей, боеприпасы. И солнца там нет. Никогда нет! – чуть не плача закончил Коста. Бард заложил руки за спину и повернулся лицом к Коста.

– Но, смотри! – начал он.

– Понял, понял, – залепетал Коста.

Грин следил за руками Барда. Руки жили отдельной жизнью. Два пальца левой показывали букву, а один правой цифру. Б-1, означать это могло лишь одно, Бард потребовал еще одного бойца, для персонального пригляда за Костой.

– Как выходить будем? – без перехода спросил Бард. Коста опять широко улыбнулся: – У меня за ванной, потайная каморка, там моя женщина живет. Отдельный вход с минус первого. Пусть обыскивают, во век не найдут.

– А как же по минус первому? – спросил Грин.

– Тебя же Брамин привел? – уточнил Коста.

– Ну да, – ответил Грин.

– Так вот, на минус первом, он в нужном квартале, через минут двадцать глушилку забросит.

Глушилка, или генератор электромагнитных импульсов малой мощности, была изобретением диггеров и выводила из строя всю электронику в радиусе трехсот метров, минимум на полчаса.

– Пошли, время – деловито скомандовал Коста. Уже на ходу, Бард сунул в руку Грина пластиковую фасолину.

– Приемо-передатчик узконаправленного действия, – шепнул он.

– Сильно сжать и вставить в ухо, само разрушается, после трех пятиминутных сеансов», – давал краткие инструкции Бард.

– Запеленговать можно, но сложно. Можно, но сложно и расшифровать. Однако на это много времени надо, – продолжал шептать он на бегу.

Обратный путь не занял и десяти минут. Попавшаяся по дороге крыса и плюющаяся ядом летучая мышь, были быстро и без суеты расстреляны. Правда мышь успела все – таки плюнуть и пистолет Барда, принявший липкую слюну на себя, превратился в оплывший кусок металла, но это уже ни имело, ни какого значения, так как вверху, в открытом Костой люке городской канализации, ярко сверкали огни городского освещения минус первого. Городом, конечно, это назвать было сложно. Приземистые, максимум трехэтажные постройки, располагались так плотно, что и три человека плечом к плечу, вряд ли между ними протиснутся. Все еще сырой воздух, мельчайшими каплями тумана оседал на стенах тоннелей и крышах домов. В полумраке туманного сумрака, расцвеченного огнями многочисленных окон и яркими пятнами реклам, кишел людской муравейник. Люди, проталкиваясь сквозь слипшуюся от тумана толпу, хаотично двигались, в обоих направлениях. Для Барда ни когда не посещавшего минус первый уровень, увиденное оказалось шоком. Он думал, что на минус первом людей, ну от силы несколько тысяч. Он ошибался. Здесь ютилось, жило, работало и размножалось, ни как не меньше, миллиона человек, а возможно и гораздо больше. Серые, рыхлые от постоянной сырости лица, уродливые тела, выцветшие краски одежд и предметов, создавали впечатление абсолютной безнадежности. Особенно его поразили дети. Топавшая на встречу девчушка лет тринадцати, выделялась на фоне толпы огненно-рыжим цветом волос. Детское лицо несло на себе такие следы безмерной усталости и безразличия, что производило неимоверно жуткое впечатление. Между тем, девчушка, увидев, что Бард на нее смотрит, бойко протопала короткими ножками навстречу и ни секунды не сомневаясь, задрала подол юбки и неожиданно сиплым голосом предложила – «Три кредита за ночь, красавчик». Бард отшатнулся, нащупал в кармане какую-то мелочь и горстью бросил в поднятый подол. Грин, ставший невольным свидетелем происшедшего, тоже выглядел не лучшим образом, ежесекундно оглядываясь, он даже надел очки. А девчушка, пересчитав полученную мелочь, вдруг неожиданно расхохоталась, обнажая розовые десны, где редкими пеньками, через один просматривались сгнившие зубы. При этом округлое детское личико, просто светилось, от счастья. Таких контрастов, мозг просто не мог воспринять и Бард споткнулся. Только благодаря помощи Косты он не упал под ноги, монотонно ползущей на встречу толпы. В этом случае, без серьезных травм не обошлось бы. «Вперед, вперед!» – подгонял их Коста. Некоторое преимущество давало оружие. Видя вороненную сталь, толпа медленно и неохотно расползалась по сторонам. В конце квартала уже виднелся пандус входа в горизонтальный лифт, когда завыли сирены легиона. Тягучая судорога, пошла по толпе, бросая в противоположную от воя сторону. Грин, Бард и Коста не сговариваясь, кинулись вдоль стены к пандусу. Напор толпы нарастал. Коста, нещадно вколачивал приклад АКМ во встречные тела и наконец, не выдержав дал вверх длинную очередь. Толпа шарахнулась в разные стороны. Пули с визгом рикошетили от свода тоннеля. На минус первом, не принято было стрелять в воздух, ибо воздуха как такового не было, были стенки и своды тоннеля, рикошетя от которых пули причиняли гораздо больший ущерб, чем выпущенные пусть в упор, но в одну живую плоть. Это знали легионеры, но этого не знал и не учел Коста, не так часто применявший оружие, а точнее до этого дня вообще не применявший его на минус первом. Однако рефлексы Грина сработали безупречно. В отличие от товарищей, слушавших стоны и проклятия с разных концов зала он, схватил их за рукава, толкнул в сторону пандуса и заорал, – «Бегом!» Хлынувшая на них с разных сторон толпа опоздала всего на пару секунд. Очутившись в кабине вертикального лифта Бард, не задумываясь, врезал с правой в ухо Коста, Грин проделал то же самое, но с левой. Ошарашенный Коста потряс головой, потом согласно кивнув, произнес, – «согласен, заслужил». Но я сам не знал, что так…» Бард почувствовал себя виноватым.

– Ладно, прости, проехали, что дальше? Грин, тоже переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школяр, пробормотал какие – то извинения.

– Дальше просто, – демонстративно вытирая кровь, сказал Коста. – Напьешься в каморке моей женщины, она вытащит тебя в зал, и бросит, за каким ни будь столиком. Легионеры тебя сами подберут.

– Согласен, – кивнул Бард и, сунув в руки Грина вторую фасолину, шепнул, – отцу.

Через десять минут, переодетый в костюм Бард, сидя в уютной комнатушке, потягивал пакетированный виски в компании симпатичной женщины лет тридцати и с умилением слушал ее весёлую щебетню. «Что же с ней будет, когда Коста улетит на станцию», – вяло подумал он. Но после второго пакетика, алкоголь сделал свое дело и Бард начал проваливаться в приятное забытье сна, без сновидений. Он еще чувствовал, как его поднимают нежные, но сильные руки. Понимал, что куда-то бредет, едва переставляя ноги, слушал глупое и назойливое Бум, Бум – бум, Бум, буму, бум. После чего, реальный мир и звуки стали медленно таять и последним штрихом, стало расплывшееся в улыбке щербато – страшное лицо, рыжеволосой девчушки с минус первого.

Inter maiores (Главный среди старших)

Если, желая оправдать себя, я объясняю свои беды

злым роком – я подчиняю себя злому року;

если я приписываю их измене – я подчиняю себя

измене; но когда я принимаю всю ответственность на

себя я тем самым отстаиваю свои человеческие

возможности.

(Антуан де Сент-Экзюпери. Военный летчик)

Джойс Гриден, редко выезжал из своего поместья. Он как старый скупец, бережно хранил остатки роскоши доставшейся ему в наследство. Заработанная, трудом многих поколений, пережившая потрясения и революции, и даже, ядерный пожар последней войны собственность Джойса, представляла жалкие остатки былого величия семьи Гриденов. Сейчас он сидел на веранде в кресле-качалке прикрытый пледом от сырого осеннего ветра и разглядывал небоскребы Евразии-3, окружавшие его поместья и нависавшие над ним словно, морские утесы над терпящим бедствие парусником. Конечно, поместье было под куполом, который сжирал почти треть дохода от аренды принадлежащих ему земель. Конечно, и сырой осенний ветер, и запах моря, были всего лишь продуктом работы дорогостоящей климатической установки. Но отказаться от этих призраков былой, нормальной жизни, Джойс не хотел и не мог. Единственный слуга, старый Оливер, которого мог позволить себе Джойс принес сильно разбавленный, зато настоящий шотландский виски и трубку с настоящим табаком, заботливо поправил плед и доложил, что Грин, прибывший вечерним геликоптером, через пять минут имеет честь навестить отца. «Приготовь чашечку глинтвейна и вынеси сигары», – приказал Джойс. Сэр, чопорно произнес Оливер, позволю себе заметить, но сигар осталось всего 5 коробок, я имею в виду настоящих сигар. Да знаю я, отмахнулся Джойс. Двадцать бутылок настоящего виски, восемь фунтов настоящего табака, тридцать упаковок настоящего чая, две дюжины бутылок портвейна и пять коробок сигар – это все, что оставалось в запасниках поместья Гриденов. Но Джойс поклялся себе, что как бы не повернулась судьба, а по одному экземпляру каждого продукта он оставит. Чтобы в том необозримо далёком будущем, до которого он может и не дожить, люди начав производить настоящие продукты, могли сравнить вкус и хотя бы приближённо создать то, что когда то было утрачено, как казалось навсегда. Конечно, и сейчас, пусть в небольшом количестве, но выращивались и хлеб, и табак, и все что веками производилось людьми на полях и фермах. Но стоили эти, так называемые натуральные продукты неимоверно дорого. При этом, истощённая и перенасыщенная химикатами земля, не могла дать этим продуктам настоящего вкуса.

Джойс был главой Сопротивления уже третий десяток лет. Он стоял у истоков его создания и держал в уме всю структуру организации, призванной вернуть Земле богом данный облик. Созданная им и ещё десятком подвижников, тщательно законспирированная и хорошо обученная и вымуштрованная организация, должна была возродить былое величие человека, как рачительного хозяина и грамотного пользователя ресурсами планеты. В конце концов, просто вернуть людям человеческий облик. Сейчас на девяносто восьмом году своей жизни Джойс отчётливо понимал, что тот энтузиазм, с которым он начал это великое дело, значительно подрастрачен. Те идеи за которые они боролись со товарищи, становятся все более и более эфемерными, те взгляды на общество и людей, которые он пытался внедрить в сопротивление, находили все меньше и меньше понимания у простых бойцов. Люди просто хотели жить. Но экология планеты, их мало заботила, высокие идеалы, их не трогали. Они хотели, есть и по возможности сытно, они хотели не бояться завтрашнего дня, они хотели спариваться, как и с кем придётся, хотели быть богатыми сытыми и ленивыми. В этом смысле успехи пропаганды власть предержащих были налицо. Но иногда среди серой массы вспыхивали яркие и сильные личности. Правящей элите, так и не удалось полностью уничтожить тягу людей к знаниям, стремление к новым горизонтам. Серая обыденность жизни взрывалась такими примерами искренней и чистой любви, такими красками жизненных страстей и благородных порывов, что общей массе становилось если не стыдно, то неловко за свою жизнь. Эти искры, власти обязаны были гасить, чтоб от них не вспыхнул общий пожар. Чтоб жизнь текла, так как течёт, напоминая иссыхающую реку. Такой искрой и привиделся Джойсу Бард, друг его сына. То, что Джойс сумел вложить в Грина и то, как он сумел воспитать его, наполняло гордостью его отцовское сердце. Однако для Сопротивления Бард, был более ценен, и даже необходим, как будущий лидер. Лидер способный не только возглавить и повести за собой, но и заразить их собственным энтузиазмом, личным примером честного служения и огромной любви к роду людскому. Джойса до сих пор мучал, последний разговор с сыном, в котором он прямо сказал, что в своём преемнике на месте руководителя Сопротивления видит не его, а Барда. Сердце отца кричало от боли, но холодный разум бойца и главы Сопротивления, говорил, что так будет лучше.

Зазвучал колокольчик двери на веранду и Джойс невольно поёжился. Предстоял нелёгкий разговор с сыном.

– Грин, сынок, – начал было Джойс.

– Отец, он сделал это! – перебивая его, с порога закричал Грин.

– У нас есть генератор! Понимаешь, у нас есть генератор! Есть Эдем, и есть генератор! От сердца отлегло. – Боже, какой же я глупец, старый выживший из ума глупец, – думал Джойс. Так не знать своего сына. Он не ревновал и не злился. Он думал о борьбе, жил ей, радовался победам, как мальчишка. Он уважал и любил своего друга. Он был настоящей, цельной личностью и человеком с большой буквы. Грин сунул в руку отца фасолину узконаправленного приемо-передатчика.

– Сильно сжать и вставить в ухо. Три сеанса связи и саморазрушение, – повторял он краткие инструкции.

– Представляешь, какой умница! – продолжал Грин. – Заранее предвидеть, что нужна будет индивидуальная связь, разработать и создать устройство связи, рассчитать тысячу других мелочей, для обеспечения работы Сопротивления. Нет, это мог сделать только Бард, – продолжал с энтузиазмом Грин.

– Теперь к делу. Барда забирают, если уже не забрали, на Вавилонскую башню. Грин,

пристально посмотрел на Джойса.

– Ему нужна защита и помощники. К нам навязался один лишний из диггеров, поэтом нужен будет ещё один следак. Всего тридцать один человек.

Грин полностью передал запросы Барда и добавил свои пожелания.

– Я бы усилил группу ещё пятью боевиками и двумя следаками.

– Ты не доверяешь Барду? – спокойно спросил Джойс.

– Да нет, что ты, – замахал руками Грин, это я так на всякий случай.

– Случай – хмыкнул Джойс.

– Так вот тебе случай, считай, – и Джойс начал перечислять.

– Отправить одного человека на станцию, с фактическими документами, утверждёнными контролирующими органами – это сто тысяч кредитов. На счетах Сопротивления три миллиона восемьсот тысяч кредитов, плюс мои личные счета на полтора миллиона. А ведь после отправки людей на станцию, Сопротивление не только должно продолжать работу, но её придётся активизировать. Твой друг это все учёл и просчитал, ты нет – резюмировал Джойс.

Грин смутился. Действительно Бард запросил необходимый минимум, понимая, что Сопротивление должно вести борьбу на Земле, а станция, пусть и важный, но всего лишь элемент этой грандиозной борьбы.

– Кстати, а что это за лишний диггер – спросил Джойс.

– Да Коста…, установил жучка в бункере и подслушал наш разговор – небрежно отмахнулся Грин.

– Ты так легко к этому относишься? – спросил Джойс. Вот тебе информация к размышлению. Ни один жучок, на минус втором, работать не будет, иначе правительство напичкало бы ими всю подземку, это раз! Ваш разговор, все – таки был подслушан, это два. Убирать Косту, даже если он следак, или агент легиона бессмысленно, просто поздно, это три. Теперь мы имеем на Вавилонской башне, неучтенный фактор риска, ибо Косту придется взять, это четыре.

Грин растерялся.

– Почему же Бард спросил про жучка, неужто не просчитал?

– Бард проверил Косту и теперь знает, что тот лгал, а на башню взял по обстоятельствам.

Врага всегда лучше держать под рукой, больше шансов предвидеть или предотвратить его действия, – пояснил Джойс.

– Да и не вышли бы вы так гладко, через минус первый без Косты, что, кстати, тоже наводит на определенные размышления, – подытожил Джойс. Ну да ладно, что сделано, то сделано, и изменить, мы уже ни чего не сможем. Однако у меня плохое предчувствие. Кто – то заставляет нас играть по его правилам. Поэтому, если Барда еще не забрали, а я склонен думать, что это так, то мне, нужна личная встреча. Пункт выхода, дебаркадер, на Темзе, называется – «Притон пирата». Как доставить туда Барда, придумаешь сам. И еще, это, – Джойс показал фасолину приемо-передатчика, – хорошо для Земли. На станции, в ограниченном пространстве, запеленгововать его плевое дело, а расшифровать, вопрос времени. Нужен новый способ связи, – подвел итог Джойс.

Грин остро почувствовал укол ревности. Все основные вопросы, отец собирался решать с Бардом. Ему же, отводилась роль исполнителя. Но Джойс не был бы тем, кем стал, если бы не умел чувствовать, тончайшие психологические нюансы любого разговора. Он быстрее Грина понял происшедшее изменение психологического фона, и тут же внес корректировку. «Кстати, твое присутствие при встрече обязательно, я ни кому, кроме тебя не могу доверить судьбу проекта в целом и судьбу Барда в частности. А поскольку их судьбы взаимосвязаны ты и будешь той Мойрой, которая плетет нить его судьбы. Хочу, чтобы ты это понял, как понял и ту меру ответственности, которая на тебя возложена. И, кстати, твой полет на Башню, дело, решенное и обсуждению, не подлежит».

Грина отпустило. Он, не исполнитель. Как фейерверком промелькнули картины недавнего прошлого. Он не только вел, но и защищал Барда. Барду необходима была его помощь. Гениальный ученый и талантливый руководитель, в обычных житейских вопросах, Бард больше походил на младенца, вышедшего на улицы большого города. Будь то драка с качками из физкульта, или наивно – мушкетерское отношение к любым представительницам женского пола, Бард был беззащитен. И он, Грин, должен был защитить предупредить и создать Барду, все условия для спокойной работы. Он должен был стать его нянькой, чтобы Бард мог дать жизнь тому, что называлось «ПРОЕКТ». Грин теперь точно знал, он не вершитель, но и не исполнитель. Он гораздо больше и того и другого, он Хранитель. Он, и только он, Хранитель Проекта.

Джойс, увидев результат своих слов, спрятал улыбку в бокале виски. В сущности, они были просто пацаны. При всех их талантах, при всем их уме, и при всей их простосердечной горячности, они были просто пацаны. Ими было легко управлять, и Джойс откровенно радовался. Всегда приятно иметь дело с людьми, души которых чисты и открыты, с людьми без второго дна.

– Последние сведения о Барде, – потребовал он у сына.

– Легионеры забрали из Мозголомки пьяного в хлам, – возвращаясь к реальности, доложил Грин.

– Ладно, завтра в двадцать два в дебаркадере, – распорядился Джойс. Грин одним глотком допил глинтвейн и, не прощаясь, направился в сторону вертолетной площадки. Джойс имел возможность обеспечить себя личным вертолетом, как и личной, мини подводной лодкой, на которой он и собирался совершить свой вояж к дебаркадеру.

Грин и не подозревал, сколько предстояло сделать отцу, за оставшиеся двадцать с половиной часов.

Случилось так, что в семнадцати крупнейших городах мира, в тщательно законспирированных квартирах, одновременно, именно в один час на три секунды вспыхнули оранжевые сигналы тревоги. Вспыхнули и погасли. Дежурные Сопротивления оповестили региональных руководителей о сигнале общего сбора.

Событие не было рядовым. На случай общего сбора были предусмотрены соответствующие инструкции и средства передвижения. Точкой сбора, по всем параметрам безопасности и доступности, была определена пещера на одном из 192 островов земли Франца Иосифа, в полярном море, в ста километрах, от радиуса действия последней станции слежения, расположенной в Северном ледовитом океане. На время сбора, на станции происходило штатное отключение питания, обусловленное сезонным дрейфом льдов, периодически повреждавших силовой кабель. Источники бесперебойного питания должны были отключиться через четыре часа после аварии, что обеспечивало максимальную скрытность операции.

У Джойса в запасе оставалось около трех с половиной часов, которые следовало потратить на подготовку к общему сбору региональных руководителей Сопротивления.