Текст книги "Начало"

Мастер боя у нас вообще консерватор. Ух, как он злился, когда я в День клана заявилась в том платье, которое мне сшили в модном ателье в Оэсси. Но платье-то ладно, все-таки я в воины не посвящалась, и вообще, меня пока взрослой считать нельзя, но вот розовый бант на хвосте – этого он пережить не мог. Прям-таки исходил злобой, а уж когда я его на танец пригласила да после танца этот самый бант ему вроде как от признательной ученицы в подарок преподнесла… Я думала, его удар хватит. М-да, наверное, не стоило все-таки тот бант ему на рукоять церемониального корда повязывать. Хотя забавно получилось… С бантом, да еще розовым, да на оружии – посмешище, весь клан еще дюжину дней ему вслед хихикал. И сорвать нельзя, это оскорбление, а значит, за ним последует вызов от моего папы. А папа за меня кого хочешь на его же хвосте повесит. За оскорбление, нанесенное взрослым ребенку, вообще положена дуэль без правил, а в этом случае все шансы были на стороне того, в ком крови предков больше, а тут с моим папой во всем клане только дядюшка мог сравниться, еще пять тифлингов из старшего поколения, ну и я, конечно. Хотя у папы и так противников в клане почти не имелось, он один из лучших воинов, и то, что два десятка смен он занимался торговлей, а не войной – ему во вред отнюдь не пошло. Правда, папахен после праздника ругал меня долго, ржал при этом, как лошадь. Он мастера боя недолюбливает, так что ругал меня скорее для проформы, это с мастером оружия у него вечный мир и взаимное уважение. Наверное, на свою попойку с казначеем он и его позовет, а значит, засядут они дней на пять, если, конечно, почтенная супруга казначея их не разгонит. Надо будет еще и над мастером оружия как-нибудь подшутить, для симметрии, хотя у него-то с чувством юмора все в порядке. Прийти, что ли, на занятия по фехтованию в том кружевном белье, которое я себе у т’сареш прикупила, если что – скажу, что он сам велел учиться сражаться в любом костюме. Если еще и Гвени с Диалой уговорить напялить нечто подобное… А что, размерчики у нас похожие, а комплектик-то я не один взяла, прям как чувствовала, что пригодится. Жаль, с Сайли ничего не получится, она у нас такая вся из себя правильная тифлингесса – приличия, этикет…

Обдумывание очередной мелкой пакости прервал непонятный шум в голове каравана. Да и харра, впряженный в мою повозку и приученный идти за фургоном, резко остановился. Отец, до этого державшийся чуть впереди, вытащил свою глефу, болтавшуюся в петле у седла, пнул пятками смирную лошадку и отправился разбираться. Я, зараженная его паранойей, потянулась за арбалетом новейшей гномьей конструкции, который стоял у борта повозки. Тетива на нем была уже натянута, надо бы взвести и зарядить, так, на всякий случай. Хоть разум и вопил, что тут ничего случиться не может, мы в восьми днях пути от горного тракта, на территории одной из сильнейших семей т’сареш, наиболее лояльной к свободным расам, но сердце прямо-таки заходилось от предчувствия чего-то очень нехорошего.

Правое предплечье неожиданно зачесалось и стало покалывать. Я скосила глаза – так и есть, поверх кожи начала набегать черная чешуя с зеленоватым отливом по краям. Ну вот, разнервничалась на пустом месте, уже и неосознанная трансформация пошла. До этого я четыре раза полностью перекидывалась, из них осознанно – только три, и все три на тренировке, под присмотром отца, дяди и наставников. А вот четвертый, точнее, первый… Это когда мне только двенадцать смен исполнилось. Гости к нам тогда приехали из другого клана. С детьми. И детишки начали меня дразнить, мол, ни на что не годная дочь торгаша… Они же не знали наших реалий, да и что я – племянница главы, тоже не знали, хотя, может, это их и не остановило бы… Невоспитанные детишки попались, в общем. Нас-то учили, что с другими кланами надо быть предельно вежливыми, не показывать своего превосходства и вообще – утверждать, что наш клан по сравнению с их – ужасное место. Как-то это с дядюшкиной политикой было связано.

Эти же детишки наоборот были уверены, что их клан лучший, а мы их ногтя не стоим и вообще пыль под ногами. Я тогда держалась долго, но они меня под конец достали. В общем, друзья рассказали, что было дальше, я сама не помню, мне как кровью глаза залило. Я перекинулась в демоническое обличье полностью и мгновенно, а так как маленькая была и контролировать кровь предков еще не умела, бросилась убивать. Как отец успел тогда – не знаю, он меня уже в прыжке сбил, тоже предварительно перекинувшись. После этого-то меня и начали учить контролю.

Вспомнив все, чему учили на тренировках, постаралась успокоиться и продолжила заряжать арбалет. Хаос возьми этих гномов, напридумывали, коротышки. Да и бьет он сильно, и чтобы тетиву натянуть, меньше усилий нужно, но вот так, с лету, понять, за какие рычаги и в каком порядке тут дергать надо – хрен сообразишь. Уф-ф, получилось. Я уже вставляла болт, в наконечник которого были вплавлены крохотные кусочки серебра, когда в голове каравана послышались треск кустов и громкий свист, сигнализирующий тревогу. Я вскочила на козлах, пытаясь разглядеть, что там происходит, а мимо меня на полном галопе проскакали трое воинов из хвоста каравана. Увидеть, что впереди, у меня никак не выходило, я уже собралась спрыгнуть на землю и сбегать посмотреть, когда из кустов рядом с моим фургоном вывалился явный т’сареш из молодых в странной одежде. По лесу он, похоже, ходить совершенно не умел, весь его нелепый костюм был в каких-то ветках и прелой листве. А вот глаза мне очень не понравились, зрачки сильно расширены, радужка как будто залита кровью.

Кровь предков, неужели не повезло столкнуться с т’сареш в голодном безумии… Не раздумывая, я всадила болт прямо в оскаленную пасть упыря. Однако он почти добежал до меня. А из кустов уже вылезал второй. Я спрыгнула на землю, вытащила корд и сразу стала в защитную стойку. Первый удар противника, нанесенный уже измененной, когтистой рукой, мне удалось отбить, заодно срубив один из когтей, но вампира это, похоже, разозлило, и двигаться он стал быстрее. Ударить его я попросту не успевала, осталось лишь уклоняться, выбирая момент для атаки. И как раз в тот миг, когда он открылся для удара хвостом, в голове каравана прозвучал наш айерн, боевой клич рода, а одновременно с ним оттуда же ударила явно наведенная волна ужаса и отчаяния. Мы, тифлинги, защищены от большинства ментальных атак, да и соответствующие амулеты у нас имеются, но это было явно что-то новенькое и в придачу к тому ужасающей силы. Мои ноги буквально приросли к земле, и тут же в плечо пришелся удар когтистой уже не руки, а лапы. Я очень сильно стукнулась о борт фургона и лицом вниз упала на землю. Буквально через мгновение в мое правое бедро чуть ниже ягодицы впились чьи-то зубы и вырвали кусок мяса. От боли потемнело в глазах.

Корд, однако, я не потеряла, но пошевелить рукой не могла. Вообще ничем пошевелить не могла, ужас накатывал волнами, было страшно даже кричать от боли, хотелось скулить. Кто-то схватил меня за раненое плечо, развернул лицом к небу, и, кажется, я от боли ненадолго потеряла сознание. Впрочем, скоро оно вернулось. Рядом со мной упало тело Грая с разорванным горлом. На ране не было ни капли крови, видно, уже выпили досуха. Я попробовала повернуть голову, но тут стало еще страшнее, хотя, казалось, дальше некуда. В шаге от меня сероватая дымка сгустилась в какое-то подобие тела, и волны ужаса исходили именно от нее.

Меня же прижимал коленом к земле один из т’сареш, клыки выпущены, пасть в крови, взгляд бешеный. Наверное, это он меня тяпнул за ляжку. Однако т’сареш вроде был не в безумии, иначе не остановился бы, пока не выпил досуха. Ой, мамочка, больно-то как…

– Dominus, tamen vivere vobis[1]1
  Повелитель, еще живая, для вас (лат.). – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть], – тихо прошелестел державший меня упырь. Ой, церемониальный язык т’сареш, надо же. Даже они (уж на что ретрограды и консерваторы!), и то используют его только на немногочисленных ритуалах, на нем среди самих вампиров единицы говорят. Хотя меня пытались научить читать на нем. Учитель, помнится, утверждал, что от этого языка пошли все современные диалекты т’сареш, да и язык людей, использующийся в Десяти городах, тоже происходит от него. Мол, если выучу церемониальный – все, что от него произошло, смогу понимать. Только вот меня это не убедило, так и не поняла – зачем мне учить мертвый язык, на котором только и может говорить сотня старперов во всей Дее. Зря отказалась. Сейчас смогла разобрать только «повелитель»…

– Ego eam. Quidquid colligere licet ex alio, – шевельнулась призрачная фигура, вызывая новый приступ страха. – Stultus quoque, mi[2]2
  Я приму ее. Можете забрать все, что осталось от остальных. Неразумные тоже ваши (лат.).


[Закрыть].

– Obedire, antiquis[3]3
  Повинуюсь, Древний (лат.).


[Закрыть].

И тут откуда-то со стороны леса раздались громкие хлопки. Совершенно незнакомый звук. Дымчатая фигура моментально скрутилась винтом и порскнула куда-то в сторону. А вот у державшего меня т’сареш голова разлетелась на куски, как будто его боевым молотом по макушке приложили. Он рухнул на мое разодранное плечо, и тут уж никакой ужас не смог мне помешать заорать от боли. Только через несколько мгновений я опять смогла воспринимать происходящее вокруг. Звуки хлопков теперь неслись со всех сторон. И как странно, то по одному, то сразу по три. А вот сразу много, мгновения два они длились не переставая, и звук чуть-чуть другой, какой-то более гулкий, что ли.

Откуда-то со стороны начала нашего каравана ко мне подбежал человек. Такой же странный и неправильный, как и напавшие на нас т’сареш. Точно, человек, чистокровный, что редкость, ауру ни с чем не спутаешь. И еще – аура прикрыта чем-то, различается, но не очень четко. Вроде как таким образом от ментальных атак защищаются, как-то так мне магеныш объяснял. И одет человек, нет, не как упыри, даже не похоже, но чем-то неуловимо его одежда напоминала ихнюю. Вроде как один и тот же мастер шил, но для разных случаев. Не-э, не так, учитель научил одного мастера домашние куртки шить, а второго – тоже куртки, но чтобы канаву копать. Вот так и здесь, что-то общее было, но одежда совершенно разная.

Тут я почувствовала, что с придавившего меня трупа на лицо потекла какая-то горячая жидкость. Предки, да в упыря же серебром засадили, и много, не меньше грана. Богатые люди попались. Только эльфы могут позволить себе по грану серебра в стрелу пихать, недаром все три анклава на богатейших серебряных рудниках сидят, за четыре тысячи смен так до конца и не выбрали. У меня в болте арбалетном хорошо если десятая часть грана была, убить т’сареш такая стрела может, только если во что-нибудь очень важное для них попасть, в голову там или желудок. А чтобы упырь прямо на глазах разлагаться начал… Да такая стрела стоит…

Ой, он же разлагается. Вот только не хватало, чтобы мне в рану эта дрянь попала. Я завозилась, пытаясь спихнуть с себя останки, боль снова пронзила все тело, я неосознанно зашипела, а потом сорвалась на позорный скулеж. Пробегающий мимо человек одним слитным движением развернулся ко мне и припал на одно колено, навел на меня странный жезл, который держал в руках.

– Помоги мне, – ляпнула я на общем, все еще пытаясь отпихнуть тело т’сареш, теперь уже представлявшее из себя просто мешок со слизью. Опять судорога, боль и новый скулеж, даже шипеть сил не оставалось. Человек же никак не отреагировал, продолжал наводить на меня свой странный жезл, прижимая другой его конец к плечу, и настороженно смотрел поверх этой штуки. Вот что-то сказал куда-то в пространство, очень тихо, я с трудом смогла разобрать отдельные слова, но все равно ничего не поняла. Совершенно незнакомый язык, ничего не напоминающий.

Я могла поклясться, что не раздалось ни звука, но человеку явно ответили. Он встал и пинком отшвырнул обезглавленный труп. По-прежнему не отводя взгляда и своего жезла, шагнул к телу и, вырвав левой рукой из ножен кинжал, не глядя, всадил его в то, что когда-то было грудной клеткой упыря. Выдернул, обтер о труп и убрал обратно в ножны.

Ни хрена себе ножичек. Так-то ничего особенного, работа грубая, даже наш кузнец может лучше, про гномов уже молчу. Лезвие шириной в две трети пальца и длиной ладони в полторы, полуторная заточка, на обухе рядом с гардой – пилой с десяток зазубрин. Обычный кинжал, хотя гладкие лучше, с этими зазубринами фехтовать неудобно, они же цепляются за все. Я так хвостом выдерну из руки за милую душу, обычное лезвие не ухватишь, гладкое оно, а за эти зазубрины как раз зацепиться можно. А мою шерсть таким не разрежешь. Но вот отделка… По всему клинку наискось полосы из серебра! Монета, а может, и больше… Да этот нож… стоит больше, чем весь караван… И явно против т’сареш делалось, ну и против магических разных созданий или умертвий, они тоже серебро не любят.

Человек же отодвинулся чуть в сторону от трупа, перехватил свой жезл обеими руками и продолжил наблюдать за мной, правда теперь не пялился неотрывно, и по сторонам глазами стрелял.

– Помоги, – попробовала я теперь сказать на северном диалекте. Нет, никакой реакции, явно не понимает. Демон, я же сейчас сознание от боли потеряю. Принялась разглядывать моего то ли спасителя, то ли охранника, не разобралась еще. Как отец учил, начала с обуви. Папахен всегда говорил, что даже очень богатый человек вполне может себе позволить небрежную или сильно поношенную одежду, но если человек умный – на обуви экономить ни за что не станет.

Сапоги у этого… странные. Но явно качественные, работа хоть местами и топорная, но надежная. Толстая подошва из неизвестного мне материала, голенища не высокие, где-то на треть голени. Спереди перевиты шнурами, свободные концы которых связаны в узел. Штаны явно из ткани, и ткань, судя по складкам, не очень толстая. На коленях щитки, ремнями закреплены. Тоже непонятно, из чего сделаны, но материал явно прочный, защищает наверняка. На колено он опускался не глядя, а у людей там болевая точка, если неудачно на что-нибудь твердое наткнуться – ногу отсушит запросто. А вот бедра и голени ничем не прикрыты, хотя, может, под одеждой какие-то щитки поддеты, а штаны – вроде чехла на кольчугу. Пах прикрывает кусок тряпки, похож на короткую юбку на доспехе, но внутрь тряпки явно вшито что-то твердое, она не гнется.

На левом бедре ножны с кинжалом, которым он в т’сареш тыкал, на правом – то ли сумка, то ли карман какой-то, кожаный, похоже. Ножны длиной почти во все бедро, для меча – коротковато, для ножа – длинно. И рукоять не торчит, хотя клапан сверху закрывающийся. От куртки только рукава видно, такая же ткань, как и на штанах, локти прикрывают щитки, похожие на наколенные, только поменьше. А на груди, на ременной сбруе, все завешано какими-то кармашками, чехлами, сумками, и все не пустые. Какие-то сверху прикрыты клапанами, какие-то – нет. Вон из кармана на левой стороне груди хрень торчит, похожая на одну из деталей, которые из его жезла вниз выступают. Цвет такой же, во всяком случае. Горло прикрыто широким воротником, таким же, как и юбка. То есть ткань, и в нее что-то твердое вшито. Не сгибается воротник, торчком стоит. На голове шлем, напоминает салад, такой же покатый. Против режущих клинков такая форма хороша, а против рубящих не очень, в этих случаях шишаки лучше, с них рубящий удар соскальзывает. И шлем тоже тканью обтянут, зачем – неясно.

Все тряпки какого-то невзрачного светло-коричневого цвета, бледного, какого-то грязного. Хотя и действительно грязного. На штанах и рукавах большие пятна разных форм, ни одно не повторяется, цвета разные, какие-то тоже коричневые – одни просто потемнее, другие зеленоватых оттенков. Но все невзрачные, не яркие, не броские. Вообще фигура такая… как бы неприметная, взгляд соскальзывает, несмотря на необычность. Маскировка? Но на фоне зеленого леса их наоборот замечательно видно. Хотя… Я мысленно попыталась представить лес не в разгаре лета, а ближе к осени. Трава пожухла, листья желтые. Точно, маскировка, на таком фоне его с двух шагов не разглядишь. Или в степи. Там к середине лета трава выгорает и как раз такого же цвета становится.

Это как же их сюда занесло, интересно. До ближайшей степи больше сезона добираться. И не через самые безопасные земли. Хотя с т’сареш они лихо разобрались, да и защита ментальная на них. Ужас, внушаемый тем призраком, на этих людей явно не действовал.

Лицо… Ну человек передо мной как человек. Волос из-под шлема не видно. На щеках трехдневная щетина, коричневая, с рыжиной. Лицо чуть вытянутое. Лоб высокий, но прячется большей частью под шлемом. Кожа чистая, загорелая, но видно, что это не естественный ее цвет. Странно, людей же загар почти не берет, да и под светом Тарра этой расе опасно долго щеголять с открытой кожей, заболеть могут. На лице кое-где заметны разводы грязи и пота, видно, что давно в дороге. Так-то на грязнулю не похож. Глаза светло-зеленые, сейчас меня настороженно оглядывают. И напряжены, ждет, что нападу?

О, вот еще двое подошли. Надо же, тоже люди, тоже чистокровные. Один настоящий здоровяк. Хотя… тот первый тоже высокий, просто он все время передвигался как-то скрючась, к земле пригибался, а этот во весь рост выпрямился. Но по сторонам тоже настороженно поглядывал. Одет так же, жезл такой же, как у первого, на шее на ремне висит, правая рука – на нем. И видно, что привычное положение, хотя рука как-то не очень естественно согнута в локте. А вот лицо очень примечательное. Какое-то жесткое, как топором из бревна рубили. Тоже щетина, которой до бороды еще расти и расти. Левую щеку пересекает шрам, идет от нижней челюсти и упирается в переносицу, старый шрам, хорошо заживший, но на щетине очень заметный. Вот так вот сразу и не сказать, чем ему лицо распахали. По сторонам от шрама точки заметны, но это-то понятно, зашивали, видать, мага-лекаря поблизости не случилось, он от иглы следы точно бы убрал. Сам шрам вряд ли убрать сумел бы, на лице такие следы залечить сложно, там мелких мышц очень много, но следы от иглы – убрал бы. И глаза… Странные, необычные. Когда в тени – глубоко синие, пронзительные, а когда луч Тарры в них попадает – сразу блеклыми становятся, скорее даже серыми, чем голубыми.

Второй подошедший оказался на голову ниже, одежда та же самая. Они что, все у одного портного одеваются? Или это вроде формы, как у городской стражи? И жезл у этого не на шее висит, как у первых двух, а за спиной. И еще… На этом одежда смотрится… ну неправильно. У первых двух, при всей своей необычности, костюм выглядит уместным. Все чехлы, которые на груди болтаются, на своем месте висят. Глянешь, и сразу ясно, что любой из них какую угодно вещь моментально достанет, не заглядывая, что там внутри лежит. А на этом все как-то мешковато смотрится, хотя вроде и то же самое одето. Ну… это как если бы на нашего мастера боя мое бальное платье нацепить, вот, пожалуй, подходящее сравнение. И борода… коричневая, с седыми прядями. Борода когда-то была аккуратно подстрижена, хотя сейчас цирюльника посетить не помешало бы. А глаза умные, но несколько рассеянные, взгляд гуляет по округе, но не цепко, высматривая опасность, как у остальных, а так просто, осматриваясь. Но вот меня заметил и уставился в лицо. Точнее, не в лицо, а чуть выше. Что он там увидел, ну прическа растрепанная, ну рога давно не полировала…

Понятно, что не красавица, восемнадцать дней, как из города уехали, ни причесаться толком, ни помыться нормально, да и т’сареш эти… А бородатый пальцы правой руки в щепоть сложил и махать ими вокруг себя начал, странно как-то: лоб, середина груди, правое плечо, левое плечо, снова лоб, середина груди… и не останавливается. Аура у него интересная. Человек, это-то ни с чем не спутаешь, но ментальной защиты, как у первых двух, нет. А есть какое-то свечение, собранное в районе головы. Свет яркий, белый, какой только от магии бывает. Но не маг. Может, жрец, похож в принципе, вот только не разберу, какого бога. Тогда и размахивания рукой объяснить можно, что-то из ритуалов, наверное, только не похоже, чтобы работало, не ощущала я божественной силы.

Здоровяк со шрамом тем временем что-то требовательно спросил у моего сторожа, тот ответил. Шрамоносец на мгновение задумался, а потом явно что-то приказал. Он у них за главного, что ли? Приказал и начал о чем-то тихо беседовать с бородатым, развернувшись ко мне вполоборота. И жезл, который у него на шее висел, оказался опять направлен на меня, да и косился он в мою сторону краем глаза постоянно.

Сторож же мой выпустил свой жезл из рук, так, что тот повис свободно, и обе руки вытянул ко мне ладонями. Странные у него перчатки, кожа тонюсенькая, отлично выделанная, и пальцы зачем-то обрезаны. И смысл? Ни от холода не защитят, ни от удара. И что он этим жестом хотел мне сказать? Что вреда не причинит, что ли? Я устало прикрыла глаза. А когда открыла, человек уже стоял возле меня на коленях и очень осторожно, двумя пальцами, отводил мое левое запястье от кинжала на поясе. Я попыталась пошевелиться, и раны снова напомнили о себе…

– Мама, больн… – вырвалось у меня, но конец фразы потонул в шипении. Во рту пересохло, казалось, что вся слюна вытекла через дырки в моей бедной шкурке. Второй человек шагнул ко мне, опустился на колени и подсунул левую руку под затылок. В правой же руке держал овальный чехол, обтянутый все той же грязно-коричневой тканью. Требовательно ткнул этим чехлом в плечо первого, тот взялся пальцами за круглый выступ в верхней части чехла и несколько раз повернул. Оказалось, это крышка такая, да еще на цепочке металлической к чехлу привязана. Фляга, что ли? Какая необычная… Второй всунул горлышко фляги мне в рот и осторожно приподнял голову. Во фляге оказался какой-то напиток, чуть кисловатый, немного вяжущий рот, но вкусный. А фляжка-то у него на две трети пустая, видать, давно наполнял. Я глотнула и потянулась хлебнуть еще, но флягу у меня отобрали, а голову опять опустили на землю.

Первый тем временем осторожно ощупал мою порванную ногу, потом перешел к плечу. Трогал очень бережно, явно старался не причинять лишнюю боль. Сказал что-то своему главному, по-прежнему стоявшему возле меня на коленях. Главный кивнул и положил руку на мое здоровое плечо. Первый вытащил откуда-то нож, другой, не тот, которым тыкал в упыря. Вот это был уже Нож с большой буквы, хоть и без серебра на лезвии. Хищных очертаний, сравнительно небольшой, но все его формы кричали о том, что это – оружие. Никогда ничего подобного не видела. Человек кончиком острия поддел штанину на раненой ноге и одним движением распорол ее от пояса до щиколотки. Похоже, и голенище сапога разрезал, жаль, это были мои любимые сапожки. Вот так лезвие. Моим кинжалом или кордом такого не проделать, а ведь гномья работа. А отец мои побрякушки не готовыми покупал, а заказывал у мастеров.

Первый откинул в сторону тряпки, в которые превратилась моя одежда, и уставился куда-то в район задницы. Потом стал срезать куртку. Когда начал распарывать рукав – всю правую сторону пронзило острой болью. Тело резко дернулось, стремясь отшвырнуть причиняющих ему боль, но не смогло. Надо же, эти люди не просто высокие, а еще и очень сильные. Удержать тифлинга не каждый сможет.

Первый продолжал осторожно срезать уже рубаху, что-то бормоча себе под нос успокоительным тоном. Закончил и стал снова осматривать рану. Потом отодвинулся в сторону, расстегнул ремни, держащие его шлем. Голова под шлемом у него оказалась повязана платком все той же расцветки, это вместо подшлемника, что ли? Человек порылся в своей обвеске на груди и вытащил из-за спины рюкзак, который я раньше как-то не заметила. К рюкзаку был привязан еще один жезл, чем-то похожий на те, которые они держали в руках, но все-таки другой. Первый же начал рыться в рюкзаке, доставать из него какие-то свертки и в определенном порядке раскладывать их поблизости на земле. Вот закончил и что-то коротко бросил главному. Главный кивнул и снова подсунул мне под затылок ладонь, а вторую руку подпихнул под спину. Первый тоже начал подсовывать руки под мою тушку. И что они собираются делать? Вот люди на мгновение замерли, посмотрели друг другу в глаза и одновременно кивнули. Потом рывком перевернули меня на левый бок. Боль резким взрывом ударила по мозгам, и я потеряла сознание.