Текст книги "Продолжение следует"

Я усмехаюсь. Да, у ангелов тоже существует такой обычай. Вот только чай здешний сплошь зеленый, и притом чуть горчит. Его варят из листьев одного местного дерева. А впрочем, тутошние плодовые джунгли столь богаты и разнообразны, что я не удивлюсь, если здесь найдется и кофе с какао…

– Да я… Слушай, тетя Иолла, я же за вами. Полетели? И ты, дядя Ди. Папа с мамой ждут.

«Ну вот и тебя укоротили» – в глазах Ирочки пляшет смех. Хм… Дядя Ди… И не похоже вовсе.

– Как это ждут? Погоди… А почему я об этом не знаю?

– Ну вот уже знаешь. Полетели?

Она вдруг смотрит на меня.

– Тебе неприятно, что я назвала тебя дядей Ди?

– Нет, почему же. Не ты, так другие. Не всю же жизнь вставать передо мной на колени. Но ты можешь звать меня Рома. Если тебе нетрудно, конечно.

– Да пожалуйста. Ро-ма… – она словно пробует слово на вкус. – Слушай, это же еще лучше! Ну, дядя Ро-ма, полетели?..

* * *

– А я работаю во-он в том секторе, – Кеа тычет пальцами в куда-то сторону циклона, спиралью свернувшегося слева. – Такой запущенный сектор – ужас! Садовников одних не хватает голов пятьсот, не меньше…

Я уже успел усвоить, что Ирочкина племянница работает садоводом-смотрителем в одном из бесчисленных секторов, на которые поделены все четыреста пятьдесят миллионов квадратных километров здешней суши. Сельская труженица, если использовать земные термины эпохи разлагающегося социализма. Работой своей очень довольна, потому что любит лес и зверей.

– Они у меня работают, как звери, – смеется Кеа. – Вы же все по ночам дрыхнете напропалую, и не знаете, что тут творится. Вы оба как-нибудь ночуйте в лесу! Только и слышно – шур-шур-шур… хрум-хрум-хрум… Это мои зверюшки безжалостно отгрызают все лишнее, – она снова смеется, Ирочка помогает ей, и я смеюсь за компанию.

Транспортный кокон летит в северную полярную зону. Приполярную, если быть точным. Собственно полярной является зона диаметром около шестисот километров вокруг полюса, где солнце никогда не заходит. Да, ведь ось планеты практически не имеет наклона, и благодаря рефракции плотной атмосферы солнышко имеет возможность освещать обе макушки Рая – и северную, и южную – постоянно. Так и ходит светило над горизонтом кругами. Климат на полюсах прохладнее, чем в более низких широтах, хотя благодаря могучим теплым течениям температура и тут не опускается ниже восемнадцати-двадцати градусов, если считать по Цельсию. Это курортные зоны, и жилье там стоит очень дорого. А чуть подальше от полюса находятся приполярные зоны, где солнце уже ныряет за горизонт, но заря не угасает от заката до рассвета. Сейчас я увижу это чудо.

– …А недавно вообще – вместо заказанных садовников из генной лаборатории прислали партию диких плодожоров, приготовленных для заповедника. Перепутали, олухи! Сто голов, представляете? Ох и намучилась я с ними. Жрут все подряд, вместо того, что надо, да еще визжат ночами, как ошпаренные. И главное, днем их не отличишь от садовников – тихонькие, смирные, свернутся себе и дрыхнут. А как стемнеет – опять за свое… Ну не робота-охотника же вызывать! Он бы, железяка бездушная, привел мой сектор в полное запустение. И зверюшки невинные пострадали бы. Ну, я к друзьям-подружкам – выручайте, пропадаю как профессионал! И мы ночью, с фонариками, с мешками… Все же хорошо, что они так орут. Если бы еще молчали – сроду бы их не выловить…

Я уже достаточно продвинулся в чтении мыслей и чувств, и все понимаю. Кеа развлекает главным образом меня. Конечно, ей страшно хочется меня расспрашивать, но она терпит. Во-первых, дает мне время освоиться. И во-вторых, чтобы не заставлять меня повторяться – все равно сейчас, за столом, из меня вытянут массу интересного. Нет, деликатная девушка…

– Замуж тебе надо, Кеа, – вдруг ляпаю я. И откуда что берется?

Девушка разом погрустнела.

– Надо… Но не за кого.

– Не обращай на меня внимание, Кеа, – я опять полон раскаяния. – Это я сдуру.

«Это на Земле слабоумие освобождает от ответственности. У нас нет» – глаза Ирочки совершенно серьезны.

Вот как… Выходит, даже самая высокоразвитая цивилизация не гарантирует своим гражданам счастья?

«Гарантирует. Но как трудно бывает ждать свою судьбу!»

– Послушай, племяшка, – моя жена ласково берет девушку за руку, гладит. – А может, ты придираешься, а? Небольшие зазоры на диаграмме еще не говорят…

– Во-от такие зазоры! – Кеа показывает руками. – Нет, тетя Иолла, моя судьба, видать, еще впереди. Кстати, уж тебе-то вообще следует молчать. Ты за своей судьбой на чужую планету забралась!

Она вновь развеселилась.

– Нет, точно, пойду-ка я в миссионеры! Дядя Рома, у вас там как насчет женихов? Много еще желающих стать биоморфами?

* * *

– Ага, наконец-то!

Проем в жилище Ирочкиного брата зачем-то затянут почти по грудь необычными перилами из густой сетки. Правда, при нашем приближении перила слегка опустились, позволяя без помех влететь в комнату, но тут же поднялись снова.

Ирочкин брат, которого я уже помимо своей воли зову Федей, обнимает сестру и одновременно хлопает меня по спине развернутым крылом, так что от неожиданности я чуть не падаю.

– Проходите, гости желанные, чай кипит, варенье сохнет…

– Не заговаривай мне зубы, – смеется Ирочка. – Показывай.

Жена братца Феди, Полуночная заря, а коротко – Лоа, уже несет на руках младенца. Впервые в жизни я вижу ангельского младенца.

– Познакомьтесь. Смотрящий из поднебесья, но пока что можно просто Уэф. Он не обижается.

Ирочка берет младенца на руки, и становится видно, что на спине у малыша уже вздулись изрядные бугорки. Зачатки крыльев. А хвостик?

– А хвостика уже нету, – смеется мать, уловив мою мысль, – мы уже большие! Мы уже и титьку бросили, вот, – она естественно и бесстыдно щелкает себя по соску, уже почти принявшему прежний размер.

– У него уже зубки, – улыбается Кеа. – Так что будьте начеку.

Все смеются, и я тоже. Легко мне с ними, вот что.

– Можно?

Я осторожно беру малыша на руки. Да не такой уж маленький…

– Так ведь ему скоро год, – смеется Ирочка. – Ну молодцы. Папа был вне себя от восторга. Внук, не шутка!

– А внучка, значит, так себе? – возмущенно фыркает Кеа.

– Внучка – пройденный этап. Наверное, в свое время тобой восторгались не меньше, племяшка.

Крохотный ангелочек между тем, тараща глазенки ярко-синего цвета, тянет мой палец в рот.

– Осторожно!

Я завертел головой. Что? Где? Откуда этой крохе угрожает опасность?

Резкая боль пронзает палец. Ай!

Мать мягко, но решительно отнимает мой палец у маленького Уэфа и маленького Уэфа у большого глупого дяди. Я смотрю на указательный палец – кровь.

Вот никому бы не поверил, что маленькие ангелочки так больно кусаются…

* * *

– … Нет, погоди, я не поняла. Зачем бетоном-то заливают? Да, и этим… асфальтом, да. Зачем это надо? Почему все эти ваши машины не могут передвигаться прямо по грунту?

Лоа, невысокая женщина с мягким, каким-то уютным (у нас бы на Земле сказали – домашним) обликом, странным образом сочетающем в себе хрупкость и округлость, никак не может уяснить принципы организации автомобильного транспорта. Она работает в управлении грузопассажирских перевозок, заведует вот теми самыми транспортными коконами. Это вообще довольно редко встречается – муж, жена и дочь имеют совершенно разные профессии.

– Вообще-то могут, – я солидно отвечаю на поставленный вопрос. – Но видишь, какое дело: при передвижении по мягкому грунту автомобили нарушают почвенный покров…

– Да почему нарушают-то?

– Высокое удельное давление на грунт… – уже беспомощно лепечу я.

– А что мешает сделать его низким?

Я набираю в грудь воздуха… и выпускаю. Действительно, что мешает? Есть гусеницы, сколь угодно широкие. Есть колеса-пневматики. Есть воздушная подушка… Что мешает? Да человеческая косность мешает. Больше ничего.

– Ты еще не знаешь, Лоа, что такое железная дорога, – встревает моя жена. – Только представь: длинная-предлинная насыпь, от горизонта до горизонта, поверх нее почти сплошь настланы поперечные деревянные брусья, а поверх этих брусьев положены в два ряда стальные продольные брусья сложного профиля. Да что там… – она щелкает пальцами, вспыхивает виртуальный дисплей. – Смотрите!

На объемном экране движется поезд во всей красе – рычащий тепловоз, окутанный сизым дымом выхлопа, тянет длинный состав, груженый углем. Лязг, грохот, выгибаются под тяжестью рельсы…

– Ужас! – Лоа потрясенно смотрит на чудовищное порождение извращенного человеческого ума. – Так возят у вас все грузы? Вот в этих корытах?

– Да если бы только грузы… – окончательно наводит ужас моя супруга. – Они и сами так путешествуют. Залазят внутрь вот таких корыт и едут. Причем не туда, куда им надо, а туда, куда едет связка корыт.

– Это не совсем так. Корыта для людей закрытые, и с окошками, и едут они приблизительно в нужную сторону, – заступаюсь я за родную цивилизацию, и мне самому смешно.

– Да ну вас, в самом деле, – смеется и Лоа. – Давайте лучше пить чай…

Маленький Уэф уже давно спит у себя в детской. Мы сидим на краю полукруглой выступающей веранды. Над нами – зеркальная поверхность громадного «блина» висячего жилого комплекса. Сама жилая секция висит под днищем «блина» на длинном тросе, и весь комплекс напоминает люстру с висюльками. Солнце уже скрылось, и огненное зарево медленно перемещается по горизонту, бледная радуга отмечает положение светила. Красиво!

* * *

– … Нет, ты не понимаешь. Нет у тебя достаточной теоретической подготовки, ты уж не обижайся.

– Я и не обижаюсь. Но все-таки – что это дает в практическом смысле?

Фью пытливо смотрит на меня, чуть наклонив голову на бок – не придуриваюсь ли я? Нет, это я серьезно…

– Федя, ну я же темный абориген с отсталой планеты. Ну откуда мне могут быть известны свойства этой самой сингулярности, сам посуди? Мы там в железных корытах ездим…

Все звонко хохочут, и я смеюсь.

– Тогда так. Тебе известно, что наша Вселенная создана Создателем из первичной сингулярности путем изменения ее параметров?

Я вспоминаю. Да, все верно…

– Мне Ирочка говорила об этом, а я всегда верю своей жене.

Снова смех.

– Так вот. Если удастся разгадать, как он это сделал… Мы сами сможем создавать новые Вселенные. Не сразу, конечно.

Я потрясенно смотрю на Фью. Придуривается? Да нет, он это всерьез.

– Вот уже сотни тысяч лет мы идем по пути от мохнатого крылана до Хозяина Вселенной. И мы уже видим конец этого пути.

Ирочка протягивает руку и закрывает мою отвисшую челюсть. Все снова смеются.

Ну ни хрена себе братец у моей жены! В хозяева Вселенной метит… А как же я?

На этот раз все валятся от хохота.

Глава 3
Не все так просто

– Ну как, справился с домашним заданием? – спрашивает меня Биан.

– Да… вроде да, – я немного робею перед начальством.

– Вопросы есть?

– Вроде нет пока.

– Значит, не справился ты с заданием. Эти материалы тебе давали как раз для того, чтобы ты начал думать. А когда думаешь, всегда возникают вопросы.

– Я понял. Только вопросов у меня все равно нету. Все и так ясно.

– Что именно ясно?

– Что люди все дураки.

Все смеются.

– Сказал, что думал, извините. А как еще назвать хроническую умственную недостаточность? Тысячи лет гнобить друг друга, пырять копьями и заставлять пленных копать канавы и громоздить глыбы камня, вместо того, чтобы развиваться – дураки и есть.

– Понятно. Но неверно. Вот взять, к примеру, тебя самого – разве ты дурак?

Я в растерянности. Вот так вот взять и признаться? Говорят, чистосердечное признание облегчает…

Хохот. Смеется вся группа.

– Самокритика тоже в норме, это хорошо. Но речь не об этом. Представь – ты оказался в Древнем Египте времен фараонов. Ну и что бы ты делал? Да то же, что и все кругом – либо сам копал бы канавы, либо палкой заставлял бы других. Бытие определяет сознание, и только очень немногие могут разорвать это кольцо, как это сделал древний принц Сиддхартха Гаутама. Так что ты несправедлив – люди вовсе не дураки. Да, среди людей имеется немало особей с генетическими дефектами, затрудняющими усвоение и переработку информации, но в целом люди не менее разумны, чем ангелы, или сэнсэи, или твои горячо любимые «зеленые». Неразвиты, это другое дело.

Биан поворачивается к моему наставнику.

– Уот, так не пойдет. Ты не очень загружен сейчас, потрать один день на коллегу.

– Будет исполнено, мой повелитель!

– Приятно слышать. Все, работайте!

* * *

Горячее солнце уже раскалило джунгли, но здесь, на берегу лесного озера с тремя островками посередине от воды веет прохладой. Я и мой наставник лежим на бережку, в тени, рядом на расстеленной белой скатерке навалена горка фруктов и орехов. Уот вполне разумно решил совместить полезное с приятным. Какой смысл сидеть в сумраке огромных холлов? Спецоборудования нам сейчас не требуется, а виртуальный дисплей прекрасно работает и здесь.

Уот вертит в пальцах тонкий серебряный стержень, здешний вроде бы карандаш. Я уже заметил за ним такую привычку. Даже сюда взял с собой. А вот у папы Уэфа для размышления были четки…

– … Мы с ними – абсолютные антиподы. Ангелы не могут жить в таком мире. А «зеленые»… Нет, рядовые «зеленые» не прочь бы жить среди роскошных садов, где все кругом бесплатно. Да если бы при этом еще иметь кучу безропотных рабов… Вот в этом и есть корень зла. Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Плох тот подчиненный, что не мечтает стать начальником. И нет такого раба, который не мечтал бы стать господином. Именно на этом и зиждется вся их гигантская пирамида рабов – на жажде власти. Тех, кто отказывается играть по установленным правилам, участвовать в непрерывной конкурентной гонке, ждет участь раба или гибель. Таким образом у них и идет непрерывная селекция карьеристов и негодяев.

У нас тут необузданное властолюбие считается тяжким психическим расстройством, к счастью, весьма редким. Несчастным стараются помочь, лечат. Исследуют генетические истоки болезни, стараются их устранить. Если же больной отказывается от лечения – а иногда случается и такое – ему все равно не удастся осуществить свои притязания. Его же все видят насквозь, он не найдет себе пары, с ним никто не согласится работать. Его удел – прозябание в одиночестве. Так общество избавляется от дефектных особей, так идет социальный отбор. У них же все наоборот – любой, не мечтающий продвинуться по службе, считается законченным идиотом.

Ты знаешь, как из диких животных получились домашние? Брали детенышей и воспитывали их так, чтобы животное не умело самостоятельно добывать корм. А дальше все просто. Хочешь есть – подчиняйся хозяину. И слуг получают точно так же – прежде всего надо лишить разумное существо средств к существованию, плюс воспитывать в послушании.

Так что не нужны «зеленым» бескрайние райские сады. Как при таких условиях владыки смогут контролировать подчиненных? То ли дело синтетическая каша – тут всегда можно наладить строгий учет и контроль распределения. И еда, и одежда, и жилье, и прочие блага распределяются согласно занимаемой должности.

Но мы отвлеклись. В прошлый раз тебе была выдана подборка материалов по истории Рая. На сегодня я приготовил материалы по началу нашей деятельности на Земле. Вообще-то я хотел дать тебе их для самостоятельного изучения, но шеф повелел, и мы будем смотреть вместе. А ты будешь задавать вопросы.

Вспыхивает в воздухе объемный экран.

* * *

Царский дворец рода Гаутамов, казалось, имел немало укромных мест, пригодных для размышления, однако молодой принц Сиддхартха не любил дворцовых покоев. За каждой занавеской, за каждой колонной таились слуги, раболепные и подобострастные с виду, но внутри у каждого таилось недоброе. Весь царский дворец, казалось, состоял из одних глаз и ушей. Да, с некоторых пор принц Сиддхартха чувствовал чужие эмоции, и оттого жить ему становилось все тяжелее.

Он с раннего детства рос очень чутким, впечатлительным ребенком, и отец, оберегая мальчика, строго-настрого велел слугам всегда улыбаться и ни при каких обстоятельствах не повышать голоса, тем более не произносить грубых слов. Он даже продал работорговцам всех старых, больных и некрасивых рабов, чтобы маленького принца всегда окружали только одни красивые, радостные лица. Да, на какие убытки не пойдешь ради родного, притом любимого сына…

Вот и сегодня принц сумраку дворцовых покоев предпочел уединение среди тенистых ветвей огромного сада, вплотную примыкающему ко дворцу. Двое телохранителей, неотлучно следовавших за принцем в отдалении, спрятались в тени, стараясь выглядеть незаметными. Сиддхартхе стало вдруг смешно – с таким же успехом боевой слон мог укрыться на рисовом поле. Отблески панцирей и шлемов солнечными зайчиками прыгали среди ветвей. Ладно… Но почему сегодня так неспокойно на душе? Все внутри трепещет. будто в ожидании чего-то…

Шумно захлопала крыльями невидимая среди ветвей птица. Принц даже повернул голову – большая птица, откуда? Но все стихло, опять погрузившись в знойную послеполуденную дрему.

… Она появилась среди деревьев, как видение, ступая легко и неслышно. Белая, очень белая кожа, белее, чем у девушек-рабынь с далекого севера, золотые кудрявые волосы, ложащиеся на плечи, искрились в свете солнечных лучей, вспыхивали и гасли, когда она снова вступала в тень. Девочка была совершенно обнаженная и босая, только на плечи едва накинута какая-то белая тряпка. На вид девочке было лет десять.

– Здравствуй, принц Сиддхартха.

Бездонные, густо-синие глаза смотрят прямо. Сияющая, затягивающая бездна…

– Кто ты? – от волнения у принца разом пересохло во рту, и слова произносились невнятно. – Я не знаю тебя…

– Меня зовут Прячущаяся в ветвях, если по-вашему, но ты можешь звать меня коротко – Юайя.

Юайя… Прячущаяся в ветвях… Как красиво…

– Я прибыла к тебе с неба.

И только тут принц заметил, что на плечах у нее вовсе не белая тряпка. За спиной девочки были сложены белоснежные крылья, отливавшие радугой, когда на них падал прямой солнечный свет. Он в испуге повел взглядом в кусты, где притаились охранники.

– Не беспокойся, я их усыпила. Они будут спать столько, сколько потребуется, так что нам никто не помешает.

Ее глаза смотрят прямо в душу.

– Что ты знаешь о жизни, принц Сиддхартха?..

* * *

– … Да пойми, сынок – так устроен мир. Все эти люди существуют именно для того, чтобы горсть избранных могла жить так, как хочет, в достатке и сытости…

– И даже в безмерной роскоши.

– Да! Да, если человек может себе это позволить! Мы – цветы этой жизни. Разве корни дерева, ствол, ветви и листья – разве все это не для того, чтобы дерево могло цвести?

– Они не корни и не ветки. Они люди, отец. Такие же, как мы с тобой.

Раджа Гаутама стоял, отвернувшись к окну. Сильный человек ничем не выдает свои чувства.

– И все же я не понимаю, откуда ты всего этого нахватался. У нас во дворце ничего подобного…

– Мир не ограничен стенами дворца, отец.

Старый раджа повернулся к сыну.

– Смирись, сынок. Этот мир устроен так. Именно так, а не иначе, и тебе не удастся изменить его. Все, что ты сможешь – это разрушить собственную жизнь.

– Это не имеет значения, отец. Если этот мир в основе своей несправедлив, значения не имеет абсолютно ничего. Прости, что огорчаю тебя. Я не могу смириться.

Раджа тяжело оперся на подоконник, прижав руку к сердцу.

– Ладно. Я вижу, наш разговор ни к чему хорошему не привел. Ты волен разрушить свою жизнь, но позволить тебе разрушить все наше царство я не могу – соседи только и ждут этого. Я хотел видеть тебя наследником, но раз так… Да, ты мой любимый сын, но, к счастью, не единственный. Мне очень неприятно говорить тебе это, сынок.

– Прости, отец.

Принц Сиддхартха молча пошел к выходу. Обернулся в дверях.

– Я изменю этот мир, отец. Можешь не сомневаться.

* * *

– … Ну вот и все, моя золотоволосая. Скажи, я выполнил свое обещание, данное тогда, в саду?

Веранда дома давала тень, легкий ветерок – прохладу. Смачно сопела внезапно уснувшая служанка.

Старик, убеленный сединами, держал за руку тоненькую золотоволосую девочку, совсем не изменившуюся за эти долгие десятилетия. Ангелы не стареют.

– Ты сделал даже больше, чем мы могли ожидать. Ты смог. Ты изменил этот мир, принц Сиддхартха.

Старик засмеялся, закашлялся. С трудом восстановил дыхание.

– Мой нынешний круг заканчивается, Прячущаяся в ветвях. Как жаль, что я не увижу тебя больше.

«Юайя, у нас все готово. Катер уже в стратосфере»

Девочка прислушивается, встряхивает кудряшками.

– Нет, мой принц. Ты думаешь, после всего, что у нас с тобой было, я позволю тебе вот так просто взять и умереть?

– Ты опять что-то задумала, моя родная? Значит, я еще нужен вам?

– Ты нужен мне. Мне лично.

В голове старика возникает тонкий, зудящий звук. На утоптанную площадку перед верандой, на которой происходит разговор, опускается чечевица, сверкающая серебром.

– Ты сделал все, что мог, в этой жизни. Тебе пора начинать следующую. Я предлагаю тебе стать одним из нас. Стать ангелом, принц Сиддхартха.

Принц Сиддхартха, которого уже давно в глаза и за глаза почти все зовут Буддой, изумленно смотрит то на чечевицу планетарного катера, то на свою собеседницу.

– Я же старик…

– Ты больше не будешь стариком. Ты будешь как я. Соглашайся же, милый!

Старый Будда встает, кряхтя.

– Я ни в чем и никогда не мог тебе отказать, моя золотоволосая, ты же знаешь… А что я буду делать у вас, на небе?

– Будущее покажет, – смеется девочка. – Но для начала… Ты возьмешь меня замуж, разве нет? Ты ведь не откажешь своей золотоволосой в такой малости, мой старый Сиддхартха?

Они оба смеются. Старик и девочка идут к аппарату, и навстречу им опускается пандус люка. Они скрываются внутри, пандус поднимается, и небесная колесница начинает подниматься.

«Муляж! Муляж забыли!»

Аппарат снова плюхается на землю, люк открывается, и оттуда резво выбегают некие устройства, напоминающие пылесосы с несколькими шлангами. В гофрированных щупальцах «пылесосов» покоится муляж великого Будды, покинувшего этот мир. Его кладут на веранде, точно на то место, где только что шла беседа старика с золотоволосой крылатой девочкой. Еще пара секунд, и катер снова взлетает в небо.

Все стихло. Завозилась во дворе проснувшаяся служанка. Муляж, конечно, исполнен мастерски – никакой патологоанатом не отличит от натурального трупа. На лице муляжа даже застыла тихая, умиротворенная улыбка.

* * *

– Это был наш первый крупный успех, – Уот вертит в руках свой серебряный карандашик. – Да, конечно, совсем разрушить рабовладельческий строй, уже сложившийся к тому времени в Индии, принц Сиддхартха и его последователи сразу не смогли, и в этом нет его вины. Но мы убедились – развитие человечества вполне можно изменять в лучшую сторону, используя метод точечного воздействия. Ободренные успехом, наши миссионеры начали искать следующий объект для точечного воздействия, причем такой, который мог бы глобально изменить весь ход земной истории. Правда, этого пришлось ждать целых двести лет…

Снова вспыхивает экран виртуального дисплея. Следующий сюжет…

* * *

Вековые сосны шумели под порывами верхового ветра, на лицо Александра упала сухая хвоинка, прилипнув к разгоряченной скачкой коже. Александр смахнул ее, не глядя, но ощущение раздражающего постороннего прикосновения к коже не исчезло. Он крепко потер лицо руками – без толку. Ладно, пес с ним…

Александр соскочил с коня, еще раз огляделся вокруг. Хорошее место. Таких древних лесов в здешних персидских горах уже почти не осталось. Этот лес тоже давно пал бы под топорами, если бы здесь не стояла охотничья резиденция персидских царей. Вот уже триста лет рубить эти деревья запрещено под страхом смерти.

Он привязал повод коня к дереву. Охраны видно не было, но Александр был уверен – сюда не прошмыгнет и мышь. Никто не помешает его встрече с посланником богов. Сесть тут негде, стало быть, разговор будет недолгим. Ну что же…

Александр вытащил из-за пазухи амулет – маленький блестящий камушек, оправленный в серебро, на серебряной же цепочке. Гладкая круглая фасолина, удобная для того, чтобы вставить в ухо. Волшебная штучка, ничего не скажешь. С ее помощью можно слышать голоса посланников богов – достаточно сжать амулет пальцами, затем вставить в ухо – и пожалуйста… Сам Александр мог при этом отвечать не только вслух, но и про себя, не разжимая губ, что бывало порой очень удобно. Когда же посланцы богов сами желали говорить с Александром, амулет начинал мелко дрожать, зудя кожу, так что окружающие ничего не замечали. Этот амулет подарил ему крылатый посланник богов еще тогда, когда он был шестнадцатилетним быстроглазым мальчишкой. Да, точно, это было в горах, в Пелле. И даже сосны вот так же шумели над головой…

В тот день его отец, македонский царь Филипп, был сильно не в духе – во-первых, маялся после вчерашнего, а во-вторых, все никак не мог разобраться со своими девятью законными женами и массой рабынь, деливших с ним ложе. В такие часы дворцовая челядь избегала без крайней нужды попадаться на глаза своему господину – Филипп был тяжел на руку и скор на расправу. Вот и тогда он зверски избил свою жену Олимпиаду, придравшись к какому-то пустяку. Александр не стерпел и заступился за мать, и даже сейчас, спустя пару часов, половина лица горела от хлесткой отцовской оплеухи.

Он скакал не меньше часа, пока не забрался в дикие горы, подальше от людей. И вот уже добрый час сидел на камне, пытаясь успокоиться. Почему, ну почему этот мир так жесток и несправедлив? Сильные бьют слабых, богатые обирают бедных, часто отнимая последнее. И ненависть, злоба и ненависть, ненависть и предательство… Даже великая любовь в этом мире зачастую непонятным образом превращается в свою противоположность, лютую ненависть. Неужели такое устройство мира есть единственно правильное?

Вот тогда он и возник впервые, крылатый посланник богов. Сильный порыв ветра взвихрил на поляне мелкий лесной мусор, будто захлопала крыльями большая птица. Воздух перед ошеломленным юношей вскипел, запузырился, и из ничего возник хрупкий крылатый мальчуган, босой и голый. Вот только за спиной у него были огромные крылья с бело-радужными перьями. Его огромные голубые глаза глядели прямо в душу. Тогда они разговаривали долго, почти до заката.

«…Ты сделаешь это?»

Юный Александр встал во весь рост.

«Я сделаю это!»

… Да, они еще не раз помогали ему, эти крылатые существа. Правда, с годами все реже и реже. А может, Александр, уже ставший Великим, теперь просто не нуждался в их помощи? Последний раз они помогли ему, когда тяжелая стрела из дальнобойного индийского лука пробила доспехи, это было во время индийского похода, начатого так славно и так плохо закончившегося. Да, тогда они спасли его от неминуемой смерти…

Сильный порыв ветра, конь Александра всхрапнул. Будто захлопала крыльями громадная птица. Воздух в шести шагах будто вскипел, запузырился, и вот из ничего перед Александром Великим возник ангел.

– Приветствую тебя, Смотрящий из поднебесья.

Ангел стоял молча, прямо глядя на него своими пронзительными голубыми глазами, проникающими прямо в душу. Александр поморщился. Когда-то он выдерживал этот взгляд спокойно и бестрепетно, но в последнее время он все более раздражал его.

– Что ты намерен делать дальше? – спросил ангел, избегая приветствия. Александр снова сдержал раздражение. В конце концов, он властелин полумира… Ладно.

– Мне кажется, ты чем-то недоволен, мой крылатый друг и учитель, – Александр чуть усмехнулся. – По-моему, я сделал больше, чем может сделать смертный. Я сокрушил Империю Зла, как ты называешь персидскую державу. Я дошел до Индии, и не моя вина, что мне пришлось уйти оттуда!

– А разве что-то изменилось? Вместо царя Дария на троне сидит царь Александр, вместо персидских сатрапов – его наместники-греки. Все остальное осталось по-прежнему. Империя Зла осталась незыблема, просто сменился владыка.

Александр уже еле сдерживал раздражение. Все ноет, ноет… Да кто он такой, в конце концов, чтобы так разговаривать с Александром Великим? Срам бы прикрыл!

– Великие дела не делаются в одночасье, ты должен понимать такие вещи. Любая дорога требует времени.

– Любая дорога начинается с первого шага. Когда ты сделаешь этот шаг?

Опять…

– Я не могу издать такого указа. Это было бы безумием. Такой указ все равно останется на пергаменте. Пойми, это невозможно. Кто будет обрабатывать поля, копать каналы, чинить дороги – да мало ли?..

– Люди. Свободные люди. За плату, разумеется.

Александр поморщился. Тоже мне, философ, посланник богов… Ни хрена не соображает в экономике, а туда же, учитель…

– Это сколько же надо денег? Таких денег ни у кого нет. И получится вот что. Поля зарастут сорняками, оросительные каналы заилятся, мосты обветшают и обрушатся. Все придет в упадок. Толпы бывших рабов будут убивать и грабить, чтобы прокормиться, но и это им не удастся. Этот мир рухнет. Все современное хозяйство держится на труде миллионов рабов. Да, со временем, постепенно…

– А как же гомонойя? Равенство людей?

– А разве я не установил это равенство? – Александр уже не скрывал раздражения. – Разве иноземцы не пользуются в моих владениях теми же правами, что и эллины?

– Да, купцы и олигархи. Мы говорили о рабах.

– Раб человеком не является, – услышал свой голос Александр как бы со стороны.

Лицо ангела, до той поры бесстрастно-спокойное, исказила гримаса презрения и гнева.

– Предатель! Мелкий гаденыш!

Сильнейший гнев пронзил Александра. Рука схватилась за рукоять индийского булатного меча. Свет внезапно померк перед взором великого владыки и завоевателя, и он провалился в темноту…

Ангел несколько мгновений стоял неподвижно, изо всей силы сжимая маленький острый кулачок, и на побелевшем от напряжения пальце блестел непонятный камушек дешевенького серебряного перстня.

Подойдя к валяющемуся без сознания Александру, ангел наклонился и одним точным движением сорвал с лежавшего амулет, порвав цепочку.

– Тебе он больше не нужен. Конец связи!

Воздух будто вскипел, сильнейший порыв ветра взмел мелкий мусор, и на поляне заповедного царского леса остался лежать только Александр Македонский. Некоторое время он лежал неподвижно, затем завозился, приходя в себя. Сел, огляделся. Никого нет. Охрана четко выполняет приказ – не беспокоить своего владыку.

Рука скользнула к шее, пытаясь нащупать несуществующую цепочку. Амулета тоже нет. Ладно… Проживем.

Голова была пустой и ясной, и даже не болела. Обморок, это просто обморок…

Но отчего-то очень хотелось плакать.

* * *

– Это был провал, тяжелый провал. Мы потеряли уникальную возможность из-за одного предателя. И гипноз тут был бесполезен, великие дела не делаются под гипнозом. Если бы та операция удалась… Вероятно, сейчас мы разговаривали бы уже как равноправные партнеры.