Текст книги "Дева дождя"

– Страшно, – просто признался Горчаков.

– Тссс… ты шёпотом говори. Вертухай-глиняшка услышит… Страшно, кто спорит. Тут и умный и дурак – любой забоится… Однако, давай читать молитву.

Алексей зашептал выученную наизусть молитву-заклинание, призванную оградить от «наркоза». И вовремя – чёрная пустота уже наваливалась, сминала сознание… Нет, врёшь! Врёшь, не возьмёшь!

Сознание медленно прояснялось, лишь металлический привкус остался во рту. Сработало, значит, заклятье… охранительная молитва то есть…

– Не спишь? – донёсся из щели громкий шёпот.

– Справился, – таким же шёпотом ответил Алексей.

– Хорошо… Один раз справился, дальше легче будет. Ты за что здесь?

Алексей помолчал. Хороший вопрос. Ёмкий, так скажем…

– Только не говори: «а я знаю?», на манер Одессы-мамы, – по-своему истолковал паузу Жека.

– А я знаю? – усмехнулся Алексей.

– Знаешь, – убеждённо заявил собеседник. – Это в суде, браток, крутят, чтобы срок скостить. Или вовсе отмазаться, за недостачей улик там… А здесь каждый про себя знает.

Горчаков подумал.

– Солдат я, – неожиданно для себя самого признался он. – Людей убивал. В Афгане.

– Много убил?

– Достаточно.

– Эххх… Значит, готовься. Как там в песне старой: «значит, нам туда дорога»… Я ведь тоже мокрушник, Лёха. Один раз отсидел за хату, ничего… А второй раз чего-то так тоскливо сделалось… Хату я взял богатую, нагрузился, как верблюд – видик-шмидик, посуда серебряная с золотой нарезкой… А тут хозяин – здоровенный, лось, встал поперёк прохода и ручищи растопырил… не уйти ну никак… Ну, я сдуру и пырнул. А тут и баба его, приотстала, видно, из лимузина вылезая. Как завизжит… Ну, я уже и вовсе как в угаре, не соображая ничего…

Пауза.

– Презираешь?

Алексей помолчал, обдумывая.

– Кто я такой, чтобы презирать? У меня самого руки в крови… по уши. Не судите, да не судимы будете.

Пауза.

– Спасибо тебе, Лёха. Честно, спасибо. Эх… ты-то простил, а я себе все локти уже изгрыз. Ну повязал бы он меня тогда… барыга этот… ну даже рыло бы разбил пусть… Зато сидел бы я нынче там… на нормальной зоне. А не в этом кошмаре, из которого выхода не видно. И ведь это только начало, ежели тот кент всё правильно рассказал…

– Ты давай всё по порядку, – Алексей повернулся на бок, приблизив голову к самой щели. – Что за кент, откуда? Кстати, откуда молитву эту знаешь?

Пауза.

– Ты прав, кореш. Что ж, по порядку так по порядку… От вышки отмазали меня, хотя прокурор был за. Дали пятнашку. Тоже не сахар, но всё-таки… Однако радоваться пришлось недолго.

Пауза.

– Кум лагерный предложил ссучиться, я его послал. Ну, меня на пилораму поставили пахать, в назидание потомкам… Как так вышло, толком не помню – вроде роба за сучок зацепилась… В общем, затянуло меня и выплюнуло уже готовенького. На доски-сороковки распустило, как раз ножи на сороковку были настроены…

Пауза.

– Стою я, значит, над ошмётками, что ещё недавно гражданином Ясиным были, и ни хрена не понимаю. Голый, как в бане, да плюс к тому бритый, как пид…рас из отеля «Москва», бляха муха. Народ суетится, пилораму остановили… А меня никто в упор не замечает, будто и нету… Я одного за руку хвать – а рука-то насквозь проходит…

Снова пауза.

– Вот тут этот и нарисовался… Конвоир. Пошли, грит, и быстро притом. У меня, грит, на тебя одного времени нету… А сам, слышь – балахон в воздухе висит, и под ним ничего вообще. Пусто. Ну, до того жутко мне стало… я ж…пу в горсть и ходу. Да только куда там… это тебе не вохра косолапая.

Ещё одна пауза.

– Собрал он за день шесть рыл, по всем окрестностям – городишко там, зона, деревушки окрестные опять же… Сам плывёт впереди, колышется, будто бельё на ветру, а мы следом топаем. Да быстро так, точно спортсмены-скороходы… Вёрст восемьдесят за день я отмахал, не меньше. А к закату привёл он нас в какое-то место, до того мрачное – мороз по коже. Чёрный бурелом кругом, а на поляне камень в два человечьих роста… Гладкий такой, будто стёсанный. И мы в тот камешек один за другим, как в воду… А на другой стороне – здесь уже, стало быть – нас встречает чудо без перьев…

– Деревянный такой, вроде Буратино здоровенного? – перебил Алексей.

– Чего? Да не… какой там Буратино… Из железного прута скручено, больше на вешалку какую-то похоже… И на этом, прикинь, напялен вроде как узбекский халат. А наверху, хочешь верь, хочешь нет – бетонная голова от памятника Лаврентий Палычу присобачена. Если бы мог тогда ссать – непременно обоссался бы…

Пауза.

– Потом загнали нас всех в грузовик с решётчатым верхом. Руки вверх – и в кандалы, ноги в каких-то путах, на водоросли похожих… А водилой натуральная креветка, здоровенная и с рожей, на человечью похожей… Я такого никогда с перепою не видал. И понеслось… День едем, ночь в каком-нибудь бункере из-под цемента, или других столь же удобных отелях отдыхаем. Одних сгружают, других загружают… мотор воет, словом перекинуться невозможно. Вот так здесь и оказался.

На сей раз шёпот замолк надолго.

– Ты про кента хотел рассказать, – напомнил Алексей.

– А, да… Попал я сюда, как тебе ясно, в полных беспонятках. Единственное, что сообразил – место это на город Куйбышев смахивает. Ну, что Самарой до революции звали… А белые горы на горизонте, это вроде как здешние Жигули.

Работаю, значит, который день уже – счёт потерял… Тут он меня и окликнул, кент этот. Средних лет мужик, непримечательной наружности. Глаза только умные, цепкие – обычно у следаков такие глаза бывают.

Пауза.

– При жизни он, коли я правильно понял, гэбистом был. Народу сгубил немало. А тут прозрел. Глаза ему колдун один открыл, что ли… впрочем, это я уже не очень отчётливо. Вообще, тут кто хочешь прозреет… перед лицом таких-то фактов. Он тогда уже доходил, ну, и решил перед уходом сделать доброе дело, насколько удастся. Меня вот просветил… и ещё одного парнишку. Только того уж нету…

Пауза.

– А молитва откуда? – вновь спросил Алексей.

– Так колдун ему тот рассказал, а он мне передал… Бог даст, и ты кому передашь.

Долгая, долгая пауза.

– Знаешь, что такое гаввах? Муки адские. Они, бляха муха, долго попавших сюда маринуют, как мясо на шашлыки. И с каждым днём убывают жизненные силы. А как станет человек готов, то есть на что угодно, лишь бы скорее всё кончилось, тут его и берут. Кого-то пытают зверски, издеваются нечеловечьи… И назад сюда. Это чтобы народ дрожал беспрерывно. А кто вконец дозрел, того в расход списывают. Выпивают, как бабка сырое яйцо.

– А если самому?.. – задал Алексей мучивший его вопрос.

Короткий злой смешок.

– Можно. Вот только не будет тебе избавления. Просто досрочно опустишься ниже.

Горчаков помолчал, переваривая информацию.

– А что там… ниже?

Пауза.

– Ладреф тот мир называется. А ещё дальше – Мород… А что ещё ниже… там страшно, Лёха. Ежели кент не врал, Скривнус этот е…ный по сравнению с теми местами просто курорт.

* * *

Марина сидела на диване, сжавшись в комок, и старалась унять дрожь. Умом она понимала – эти двое её не обманут. Как не обманет волшебница Элора. Однако тело, умудрённое генной памятью предков, инстинктивно полагало, что подобных опытов следует всячески избегать. Ну не нравилось телу то, что задумала хозяйка, решительно не нравилось.

Чтобы отвлечься от праздных переживаний, Марина встала и вновь придирчиво оглядела себя в зеркале. Зеркало отражало большеглазую стройную девушку в короткой меховой куртке, пуховом свитере и джинсах, с бледным решительным лицом и зачёсанными в «конский хвост» волосами. Ничего лишнего, даже косметики… И даже дорожную сумку с собой Йорген брать отсоветовал.

Телефон разразился требовательным стрёкотом, и девушка, подскочив, торопливо схватила трубку.

– Алё… – собственного голоса Марина не узнала.

– Выходи, – раздался в трубке голос Йоргена.

Ноги с трудом попали в голенища, молнии на сапогах, как и положено в решительный момент, заклинились намертво. Справившись наконец с амуницией, Марина прощально окинула взглядом прихожую. Надвинула вязаную шапочку по самые брови. Ну, с Богом…

Легенда, предложенная вниманию родителей, гласила – Марина уезжает на несколько дней к подружке на дачу, чтобы хоть как-то отвлечься и отойти от пережитого. С университетом проблем не будет, курсовые-зачёты сданы досрочно, декан разрешил… Версия, кстати, была проработана очень тщательно – мама, не поленившаяся позвонить той подружке, услыхала полное подтверждение. Агиэль, как выяснилось, умел мастерски подделывать не только тембр любого голоса, но и малейшие интонации, а также общий стиль речи.

У подъезда стоял могучий мотоцикл, сверкающий хромом и чёрным лаком, и на этом чуде техники красовался герр Йорген, одетый соответственно – чёрная кожаная куртка с многочисленными хромированными нашлёпками, чёрные брюки и башмаки с рубчатой подошвой. Дополнял экипировку чёрный шлем с зеркальным забралом и чёрные же перчатки с металлическими заклёпками. В общем, рыцарь являл собой подлинное воплощение Зла, сообразно представлениям старушек, нахохлившихся на лавочке у подъезда – несмотря на ранний час, бабуси уже были на боевом посту.

– Прошу, – Йорген с улыбкой протянул девушке запасной шлем. – Держись крепче.

– Вот они, нынешние девки-те, – гнусаво огласила вердикт одна из старушек. – Вроде так убивалася, так убивалася… Сороковины справили едва, а она уж с новым хахалем…

Что именно Марина собиралась делать с новым хахалем, дослушать не удалось – мотоцикл мощно взревел и рванул с места. Вообще-то для пассажира на заднем сиденьи имелась специальная держалка, однако тело гражданки Костровой, уже привыкшее решать насущные вопросы жизнеобеспечения самостоятельно, вовсе не собиралось становиться калекой, свалившись на каком-нибудь повороте исключительно из-за скромности и щепетильности хозяйки. Во всяком случае, Марина обнаружила, что плотно обхватила крепкий торс герр рыцаря, сцепив руки в замок и прижавшись всем телом к широкой спине. Что оказалось нелишним и по ещё одной причине – ноябрьский воздух был весьма свеж. Пока ехали по проспекту, всё было чинно-прилично, но как только вывернули на Ленинградское шоссе, Йорген прибавил, а после МКАДа мотоцикл развил настоящий ход, и морозный ветер уже настойчиво проникал сквозь джинсы и двойные тёплые колготки под ними. Тут надо одевать ватные штаны, мелькнула в голове посторонняя мысль…

– Потерпи! – прокричал Йорген, уловив постороннюю мысль. – Сойдём с трассы, поедем тише!

Марина согласно мотнула головой в шлеме, крепче прижимаясь к ветрозащитной спине. Интересно, почему не машина… Всё-таки мотоцикл для условий средней полосы России аппарат сугубо летний…

– Туда на машине никак! – вновь прочёл невысказанную вслух мысль рыцарь.

Ленинградское шоссе не бывает пустынным даже ночью, не говоря уже о дневных часах. Однако Йорген лавировал среди большегрузных фур и юрких малолитражек так, будто это были пустые картонные коробки, лишённые способности к самостоятельному передвижению. Нет, ни о каком увечьи при такой езде не может быть и речи, мелькнула новая посторонняя мысль. Максимум, на что можно рассчитывать, это опознание тел… С какой скоростью мы едем… или уже просто очень низко летим?

– Выше нельзя! – прокричал рыцарь, силясь перекрыть рёв мотора. – Это возбуждает массу ненужных слухов! Не будем привлекать излишнее внимание!

Мелькали придорожные строения и голые тополя, тёмные купы ельника и высокие свечки сосен. Несколько раз Марина замечала посты ГАИ, проявлявшие поразительное благодушие – во всяком случае, никаких попыток перехватить летящий по оживлённой трассе снаряд не наблюдалось. А если попытаются остановить?

– Не надо! Элора не велела обижать местных стражей порядка! – вновь прокричал Йорген, слегка повернув голову.

Мотоцикл наконец свернул с шоссе на какую-то просёлочную дорогу, впрочем, довольно ровную, без жутких колдобин и ям, способных навсегда скрыть в своих недрах машину и покрупнее мотоцикла. Вскоре её сменила совсем уже неприметная, едва накатанная лесная дорожка, затем какая-то и вовсе тропа… Последний отрезок пути девушка преодолела, крепко зажмурившись, поскольку смотреть, как лихо герр рыцарь маневрирует по девственному лесу, куда явно не ступала нога человека, было под силу далеко не всякому самоубийце.

Мотор внезапно чихнул и смолк.

– Приехали, – Йорген стянул с головы шлем.

Марина осторожно открыла глаза. На полянке, окружённой сказочным заколдованным лесом, стояла аккуратная избушка. Марина невольно поискала глазами, не торчат ли из-под строения курьи ножки. Таковых не оказалось, избушка покоилась на прочном фундаменте из серого камня. Более того, вместо ветхозаветной соломы крыша была покрыта вполне современным шифером. Чуть в стороне виднелась совсем уже игрушечная банька, ещё какие-то хозяйственные постройки… И в довершение картины на углу избушки была прибита самая обыкновенная жестяная табличка, сообщавшая, что данный дом имеет номер тринадцать.

Дверь избушки отворилась, и на крылечке возникла бабушка, имевшая необычайно опрятный и хозяйственный вид. Вязаная домашняя безрукавка из козьего пуха, фартук, зелёные тапочки… И пронзительные, вовсе не старушечьи глаза.

– Доброго тебе здоровья, баба Настя, – спешившийся со своего стального коня рыцарь неожиданно отвесил старушке довольно глубокий поклон.

– Здравствуй, здравствуй, Юрик, – баба Настя улыбнулась. – И ты здравствуй, Марина свет Борисовна.

И уже в который раз Марина подивилась необычайной мудрости собственного тела. Во всяком случае, сама бы она не додумалась изобразить необходимый поклон.

– Здравствуйте, бабушка Настя.

– Да вы проходите в дом-то, – старушка улыбнулась шире, демонстрируя отличные белые зубы. – Не май месяц, чай.

Она перехватила взгляд Марины.

– Это Ага балуется. Но я не возражаю, тринадцатый так тринадцатый. Всё не шестьсот шестьдесят шестой!

* * *

Огненные цветы в массивных платиновых вазах рдели, точно россыпь углей, стены, уходящие на головокружительную высоту, мерцали изнутри багровыми отсветами. Решётки на огромных, вдесятеро превосходящих нормальный человеческий рост стрельчатых окнах состояли из косо перекрещенных огненных лазерных лучей – да и вряд ли человеческий глаз смог бы смотреть на них… Весь дворец дышал жаром, будто кузнечный горн.

Шаги гулко отдавались под сводами, золотые големы-стражники, стоявшие в анфиладах и коридорах, почтительно застыли в сторожкой неподвижности. Шагавшее существо на первый взгляд издали напоминало обычного железного голема, но это только издали и на первый взгляд. Вблизи отличия были очевидны – тонкая ювелирная зернь украшала фигуру, в глазницах мерцали рубины… Да и сам металл, очевидно, не имел ничего общего с обычной сталью.

– Успеха, господин Вольфрамовый Голем, – сидевший за обширным золотым столом в конце анфилады истукан, в отличие от металлического собрата, был абсолютно прозрачен, разноцветные сполохи играли внутри, бросая вокруг колкие лазерные лучики.

– Успеха, господин Алмазный Голем. Великий Игва назначил мне это время.

– Да, господин Вольфрамовый Голем. Он примет вас с минуты на минуту. Прошу, располагайтесь.

Металлический истукан с лязгом опустился на массивную скамью, сваянную из цельной плиты чёрного обсидиана. Скамейка, изначально, очевидно, отполированная до зеркального блеска, была изрядно потёрта, а кое-где и выщерблена. Немало, весьма немало посетителей томились в этой приёмной, прежде чем войти в покои Великого Игвы Друккарги… И не все из вошедших сумели её покинуть.

– Что новенького в Примитивных Мирах? – алмазный голем черкал что-то огненным стилом на висящем перед ним прямо в воздухе виртуальном экране. Очевидно, секретарь решил развлечь посетителя и заодно обменяться информацией, что порой бывает весьма полезно.

– С нами мощь Великих Игв, всё благополучно. Поток из Плотного мира не иссякает, и в ближайшее время увеличится.

– Да, я слышал… Что ж, Энроф для того и существует, чтобы давать энергию. Однако, смею заметить, не все из Великих Игв считают, будто всё так уж отлично.

– То есть?

– Прирост населения замедляется, и уровень страданий возрастает совершенно неудовлетворительно.

– Положим, снижение прироста кормовой базы, это заслуга уицраора Стэбинга. Он буквально одержим идеей «общества потребления».

– Мне кажется, вы не совсем правы, господин Вольфрамовый Голем. Да, не отрицаю – в прежние века, при традиционном устройстве общества, удельный процент страданий и убийств был значительно выше. Но давайте считать. Во времена славного Чингиса Энроф населяли немногим больше полумиллиарда, и в год уходило до двадцати пяти миллионов. Вроде бы цифра значительная, но… Большую часть отхода составляли младенцы и дети самого нежного возраста, кои к нам, как известно, не попадают. Чистый поток в Скривнус не достигал и десяти миллионов.

– Из них добрая четверть доходила до Шим-Бига. Не то, что сейчас.

– И снова вы не совсем правы. Да, серийных убийц в сумме немного. Однако качество с лихвой компенсируется тут количеством. Сейчас в Энрофе пять миллиардов, и в год отходит более ста миллионов. Из них в проклятые Верхние слои уходит совсем немного, основной поток идёт как раз через Скривнус… А обеспечить такую плотность населения может лишь индустриальное общество потребления.

– Кто я такой, чтобы спорить с решениями Великих Игв? – улыбка на металлическом лице монстра выглядела довольно жутко. – Наше дело – обеспечивать неукоснительное выполнение тех решений. Но, если позволите маленькое отвлечённое рассуждение… Наибольший поток, как известно, приносит война. Ну а ядерная война принесла бы просто неслыханный. Сразу все пять миллиардов… ну пусть даже некоторая часть уйдёт через проклятую Олирну… но всё равно, поток будет небывалый. А что потом? А ничего. Пустота…

Вольфрамовый истукан чуть наклонился вперёд.

– Здесь мы можем получить ту же проблему, но с обратным знаком. Все очарованы видимой эффективностью метода мессира Стэбинга. И не видят реальной опасности. Миллиарды населения, это замечательно… Когда в итоге Энроф станет новой Олирной, хватятся, да поздно будет.

– Не станет, – ответно улыбнулся алмазный голем, сверкнув лазерными очами. – И над этим работаете не только вы.

Внутри секретаря вдруг полыхнул белый огонь.

– Великий Игва освободился и ждёт вас, господин Вольфрамовый Голем.

Ворота, закрывавшие вход в покои Великого Игвы, дрогнули и тяжко разъехались в стороны. Дохнуло жаром, точно из мартена. Вольфрамовый истукан встал и с лязгом направил стопы в святая святых дворца.

Великий Игва Друккарга восседал на громадном троне, являя собой фигуру из жидкого огня. Дойдя до середины зала, вольфрамовый истукан с лязгом распростёрся ниц.

– Ты мог бы не тратить время на церемонии, когда мы одни, – прозвучал потрясающий, почти инфразвуковой бас. – Встань!

– Как скажешь, о Великий! – истукан поднялся. – Порядок есть порядок. Сегодня Вольфрамовый Голем не пал пред ликом Великого Игвы Друккарги, а завтра какой-нибудь глиняный осмелится сомневаться в его мудрости. А там и безмозглые волгры начнут обсуждать…

Великий Игва громыхнул смехом.

– Ты неисправим… Впрочем, таким я тебя и создал. Докладывай.

– Приманка размещена вблизи самого крупного Выхода Белой Силы. В Скривнусе возле него стоят города, крупнейший из них – Соморра. В одном из узилищ Соморры он сейчас и находится.

– Всё ещё в Скривнусе?

– Да, о Великий. И я осмелюсь просить не форсировать спуск. Всё должно выглядеть абсолютно естественно и не вызывать ни малейших подозрений.

Огненный монстр помолчал, обдумывая.

– Что ж… Для того и существуют специалисты, чтобы можно было полагаться на них. Пусть будет так. Кто ещё знает?

– Только тамошний Золотой Голем, о Великий. Не всё, разумеется – необходимый минимум.

– Твои глаза и уши в Энрофе?

– Есть определённые успехи. Она разговаривала с Той, чьё имя здесь упоминать ты не велел.

– Хорошо. Ещё по теме?

– К ней приставлены двое. Имела место длительная беседа.

– Содержание беседы, в подробностях.

– К сожалению, осталось тайной. Это не мясо Энрофа. К ним не подойти просто так. Я должен повиниться, о Великий. Несмотря на крайнюю осторожность наблюдения, они, вероятно, всё-таки обнаружили поток внимания…

– Что?! – громыхнул Друккарга. – Как ты посмел?!

– Нет-нет, ничего страшного пока не случилось, – несколько более поспешно, чем следовало, заверил вольфрамовый истукан. – Они даже не успели разглядеть… Однако более рисковать я не стал.

– Я недоволен тобой.

– Ты волен сделать со мной всё, о Великий. Если прикажешь, я возобновлю слежку. Однако всё, чего удастся добиться – это подмена наружки. И мы будем глотать сказки Той, о ком не говорят. Об успехе операции можно будет больше не вспоминать.

Долгая пауза.

– Возможно, ты и прав… Ладно. Как скоро они заявятся, по-твоему?

– Не так уж скоро. Подготовка той девки займёт месяца два, по времени Энрофа.

– Время в самых верхних уровнях подвластно этим тварям.

– Я думал об этом, о Великий. Вряд ли они потащат её слишком высоко. Но в любом случае – что ещё можно сделать? Нам остаётся только терпеливо ждать… или отказаться от подвернувшейся редчайшей возможности.

Снова долгая пауза.

– Хорошо. Обо всех изменениях обстановки докладывать мне немедленно. Свободен!

Вольфрамовый истукан вновь с лязгом распростёрся на полу, затем, приподнявшись на четвереньки, задом выполз из логова огненного чудища. Ворота с грохотом отсекли его от покоев Великого Игвы.

– Всё благополучно? – осведомился алмазный секретарь, черкая что-то огненным стилом.

– Вполне, – твёрдым голосом ответил вольфрамовый голем.

У входа во дворец уже томился в ожидании лазурный дракон, время от времени испуская из ноздрей струйки дыма. Взгромоздившись ему на спину, истукан произнёс:

– К Переходу!

Дракон развернул циклопических размеров перепончатые крылья, изрыгнул пламя и взмыл в небо, абсолютно и беспросветно чёрное. Уже отлетев на некоторое расстояние, голем обернулся. Даже с такой дистанции дворец Великого Игвы впечатлял. Огромное строение, похожее на помесь пещерного сталагмитового леса с каким-то диким готическим собором, покоилось на перевёрнутой ступенчатой пирамиде, висящей в пустоте. А далеко внизу расстилался Хаос – сплошное море вишнёво мерцающих скал, багрового огня и призрачно фосфоресцирующего тумана, перемешанных так, как и не снилось самому буйнопомешанному живописцу.

* * *

– Ой-ой-ой!

– Ничего, терпи, красавица! Никто ещё от моей баньки не помер, и ты жива останешься! Живее всех живых, как говорится!

Баба Настя вовсю охаживала красавицу вениками. Марина лежала на банном полке ничком, вытянув вперёд руки и сцепив зубы. Что ж… назвался груздем, полезай в кастрюлю… надо так надо… Может, и вправду ничего. Пороли же холопок кнутом на конюшне… и выживали…

Банная экзекуция, кстати, оказалась вторым пунктом программы. Потому что первым делом бабуся просто и естественно поинтересовалась, справляла ли Марина сегодня большую и малую нужду. Сбитая с толку девушка, хлопая глазами и розовея от смущения, призналась, что нет… пока. Бабушка удовлетворённо кивнула и поднесла гостье стаканчик напитка, пахнувшего пряно, но довольно приятно. Эффект оказался ошеломляющий. Пока герр Йорген с бабусей обменивались любезностями и новостями, Марина почувствовала сильнейшее желание справить как большую, так и малую нужду, и притом безотлагательно. Типовой деревенский сортир, дощатая будочка, укромно стоявшая шагах в тридцати от дома под сенью берёз, позволил решить проблему… по ощущениям, примерно на неделю вперёд. Второй стаканчик, поднесённый заботливой бабушкой, Марина выпила уже с откровенной опаской. Опасения оказались напрасными – очевидно, второе зелье нейтрализовало первое, поскольку все процессы в животе прекратились буквально через пару минут.

– Переворачивайся! – велела баба Настя, меняя веники – несколько пар мокли в кадушке с кипятком, в каком-то тёмном дымящемся отваре. В движениях её чувствовалась уверенность и сноровка, свойственная работникам святой инквизиции и прочих специфических служб.

– Баба Настя… Настасья Павловна…

– Переворачивайся, не трусь!

Марина обречённо перевернулась, подставляя экзекуции живот и грудь. В памяти вновь всплыла посторонняя мысль, насчёт Иванушки-дурачка… а может, и царевича… и Бабы-яги. Как там было-то – «сперва в баньке попарь, а потом…»… а что потом – на лопату и в печь? Вроде так было в народной сказке… народ, он в корень зрит… Очевидно, баня является этапом первичной термообработки. «Овощи слегка припустить в кипящем масле»… а её, стало быть, в бане…

Момент перелома Марина не уловила. Просто вдруг осознала, что экзекуция больше не приносит ей жутких страданий. Наоборот… совсем даже наоборот… Господи, как хорошо-то…

– Во-от, а ты боялась… – баба Настя уже обтирала девушку махровой рукавицей, явно пропитанной каким-то зельем. – Ноги-то раздвинь… у доктора в кресле стесняться будешь, а здесь не надо…

Марина послушно выполняла отдаваемые бабой Настей команды. Вот в Европе в старину ведьмы мазали молодых девушек какими-то мазями, отправляя летать на помеле… и у классика был упомянут некий крем… тут главное, чтобы колдунья была добрая… она же добрая?

– Да ещё какая добрая, – баба Настя стаскивала мокрую рукавицу. – Насчёт помела разочарую тебя – сказки всё это. Невозможно на нём летать в принципе. На метле и удержаться-то нельзя… я уж не говорю о том, что станется с интимным местом. Летать надо в ступе, верно тебе говорю.

Бабушка Настя подставила липовый жбан под струйку толщиной в палец, бившую из стильной каменной горки, установленной в углу парилки.

– И отвар тут, к слову, ничего из себя особенного… Календула больше да чистотел. Ну, ещё кое-что, правда…

Марина лежала на полке, млея, расслабленно моргала ресницами. И, конечно же, проморгала момент – потому как баба Настя за разговором просто и естественно вдруг окатила её из жбана, судя по ощущениям, жидким азотом. А может и гелием… Во всяком случае, если температура этого ужаса и отличалась от абсолютного нуля, то весьма незначительно. Добрая?! Добрые колдуньи так не поступают!

– Ключевая водица это, – бабуся смеялась негромко, по-доброму. – Живая, как говорится. Век никакая болезнь не пристанет. Всё, можно одеваться!

В крошечном – буквально метр на два – предбаннике на крючке висела простая полотняная рубашка. Собственные вещи Марины уже были упакованы в сетку-авоську и висели в углу.

– Надевай-надевай, – перехватив растерянный взгляд девушки, подбодрила баба Настя. – Не для того тебя мыли-обихаживали, чтобы ношеное надевать.

Рубашка оказалась Марине коротковата, не достав и до середины бедра. Впрочем, для привычной к мини-юбкам современной девушки тут проблемы не возникало. Гораздо интереснее были разрезы по бокам, перехваченные в районе талии, и глубочайший вырез спереди, едва не доходивший до пупа и грозивший при любом неловком движении щедро обнажить обе груди. Складывалось впечатление, что модельера, создававшего данный наряд, волновала прежде всего возможность беспрепятственного доступа к любой точке тела модели, буде такая необходимость возникнет.

– Тапочки не забудь, – кивнула баба Настя на пару резиновых пляжных сандалет, притулившихся в углу.

От баньки до дома было шагов двадцать, и Марина приготовилась пройти их бодрым, ровным шагом, как полагается волевой девушке. Ни в коем случае не сбиваясь на рысь… И вдруг поняла, что не испытывает холода. Нет, ноябрьский воздух был по-прежнему стылым, и пожухлая трава искрилась инеем, так и не стаявшим с утра. Что-то изменилось в ней, в Марине – тело будто дышало жаром, играючи перемогая внешний холод.

В избушке было тепло и уютно, на столе красовался ведёрный самовар и не менее внушительных размеров термос. В углу тихонько бормотал, переливался красками экрана цветной телевизор «Горизонт» на подставке, весьма напоминающей видом какой-то древний поставец – потемневшие от времени дубовые створки украшали резные изображения рыцарей и единорогов. Шнур питания телевизора изогнулся на полу, демонстрируя сиротливую вилку, которую явно некуда было воткнуть. Довершал картину здоровенный чёрный кот, вальяжно разлегшийся на телевизоре.

– Здрасьте, – сидевший за столом в одних трусиках Агиэль аппетитно жевал ватрушку с повидлом, запивая какао из большой кружки. – Мы уж заждались с Йориком.

– Всё готово? – спросил Йорген, расслабленно сидевший в углу, на широкой лавке. Он тоже снял лишние доспехи и выглядел сейчас, как белогвардейский офицер, готовый к большевистскому расстрелу – лишь белая рубаха без пуговиц да брюки, а сапоги уже сняли товарищи…

– Готова девушка, – баба Настя вперила пронзительный взор в Агиэля. – Опять нагишом летал? По морозу-то?

– Да один кружок всего сделал, – мордашка ангела изображала искреннее раскаяние и в то же время давала понять, что решился он на сей поступок исключительно из чувства долга и по причине острой необходимости. – Йорик забеспокоился чего-то, а просвечивать отсюда, сама понимаешь, баб Настя… Ну я и облетел окрестности незаметненько.

– Матушке Элоре будешь заливать, про один кружок-то. Драть вас с Юриком порой надо бы, да некому вот…

Ворча, бабушка непринуждённо-профессионально взяла и развернула ангельские крылья, которые оказались неожиданно огромными – больше трёх метров в размахе, точно. Агиэль не выразил ни малейшего возмущения, кстати – даже принимал позы, удобные для осмотра, не прерывая при этом трапезы. Марина тоже приглядывалась с невольным любопытством – ведь не каждый день увидишь ангела, и уж тем более раздетого…

– Баба Настя у нас целительница всего живого, каких по пальцам перечесть в Энрофе, – с усмешкой пояснил рыцарь, – и поскольку ангелы здесь явление нечастое, при любом удобном случае устраивает Аге тотальный медосмотр. Всё верно, баба Настя, квалификация на пустом месте не растёт.

– Будешь насмехаться, чаю не получишь, – парировала выпад колдунья. – Будешь пить этот свой жуткий чёрный кофе… Ладно, вижу, не поморозился нигде. Костюмчик зачем здесь лежит, для тебя специально вязаный, э?

– А давайте мы все уже займёмся делом, э? – ушёл от нежелательной темы Агиэль.

Все трое замолчали. Мой выход, поняла Марина.

– Что мне надо делать?

– Ложись на постель-то, – целительница указала на заботливо приготовленную постель. Кровать без спинок была отодвинута от стены так, что можно было обойти кругом.

Постель оказалась изумительно мягкой, и в то же время тело не утопало в ней, как в пуховой перине. С чем это сравнить, Марина не знала. Возможно, так чувствуют себя космонавты в невесомости?

– … Вот с Наум Натанычем своим и будешь вести дискуссии, а здесь как я скажу! – похоже, целительница была с рыцарем в чём-то категорически не согласна. В чём, интересно?