Текст книги "Адепт не хуже прочих"

5-13

Едва ли наставник Заруба меня пожалел – скорее уж не захотел объясняться с приютским начальством по поводу учинённого смертоубийства. Приложился о каменную стену я знатно, но сознания не потерял, обошлось и без переломов. А вот Оводу так не свезло.

– Этот гад… – начал было молодчик, и тут же получил кулаком в лицо. Не устоял на ногах, упал и сразу заработал пинок под рёбра.

– Пошёл вон, недоумок! – во всю глотку гаркнул Заруба. – И чтоб я вас здесь больше не видел!

Овод поднялся на четвереньки, сплюнул кровь и выбитый зуб, затем кое-как встал и поплёлся на выход. Ну а меня вернули в камеру, избавили от кандалов и заперли. Мыть пол прислали воспитанника на год или два младше проштрафившейся парочки.

– Ты на кой чёрт руки высунул? – поинтересовался Первый, когда мы вновь остались в казематах вдвоём.

Голова перестала кружиться, да и плечо, которым врезался в стену, уже почти не ныло, так что я уселся на шконке, тяжко вздохнул и спросил:

– А что ещё оставалось? Открыли бы и зашли!

Первый только фыркнул.

– Не зашли бы! Ты ж для этих перестарков не пойми кто! Чернокнижник!

Разговор стал мне откровенно неприятен, я ухватился за возможность перевести его на другую тему и полюбопытствовал:

– Скажи лучше, почему они перестарки?

Мой сосед обвёл рукой камеру.

– Думаешь, кто за всё это платит? Не за наши казематы, за весь приют?

– Церковь? – предположил я.

– Больно им надо! – рассмеялся Первый. – Сам посуди: у каждой нормальной школы по десятку приютов вроде этого! В убыток себе их бы никто содержать не стал!

– Почему сразу в убыток? – пробурчал я, потирая отбитое плечо. – Им же ученики нужны! На учениках и зарабатывают. Нет разве?

– Не без этого, – признал мой сосед. – Школы и вправду снимают сливки, забирая самых перспективных адептов и всех тех, кто выказывает хоть какую-то склонность к нужному им аспекту, но они за это право не платят, лишь оказывают покровительство и снабжают техниками и методиками. Зарабатывают приюты на том, что продают воспитанников на сторону.

Я недоверчиво нахмурился, и Первый усмехнулся.

– Не в рабство, само собой, продают, а в ученики. Ближе к выпускным испытаниям на смотрины съезжаются представители разных школ, тогда устраиваются аукционы или просто собираются заявки. Как бы то ни было, вложения в обучение неофитов окупаются сторицей.

– Я слышал, в приютах ничему не учат, только готовят к ритуалу очищения.

Мой сосед пожал плечами.

– Где как, но обычно всё же закладывается база для дальнейшего обучения. Сам понимаешь, молодой петушок стоит куда дороже цыплёнка. А тех, кто застрял в приюте из-за неспособности пройти ритуал очищения, нагружают работой, чтобы они хоть как-то оправдали своё содержание. Бесполезные куски дерьма!

– Неужто такой сложный ритуал? – озадачился я.

Первый недобро улыбнулся.

– Тебя убивают, а потом возвращают к жизни. Срабатывает этот фокус, так скажем, не со всеми.

– Да хватит уже! – отмахнулся я, решив, будто собеседник сгущает краски, и спросил о другом: – И что же – адепты не могут выбрать школу по собственному усмотрению?

– Могут, но придётся заплатить отступные. И если какой-то адепт сначала откажется от дальнейшего обучения, а в будущем передумает, без отступных тоже не обойдётся. Если, конечно, школы одного уровня. Право сильного никто не отменял. – Первый усмехнулся. – А знаешь, за счёт чего живут сами школы?

Я припомнил слова Горана Осьмого и сказал:

– Вгоняют в долги учеников.

– Именно! – рассмеялся мой сосед. – Самых плохоньких быстренько отсеивают, самых перспективных разбирают профессора. Остальных принимают во внешние ученики с перспективой перейти во внутренние. Вот их и доят. Но ты не беспокойся, тебе это не грозит.

– Иди ты! – ругнулся я, улёгся на шконку и отвернулся лицом к стене.

Удар о стену даром не прошёл, мне стало нехорошо.

Дальше всё вернулось на круги своя. Разве что спать стал куда меньше прежнего – такое впечатление, в карцере на полжизни вперёд выдрыхся. Подтягивания и отжимания много времени не отнимали, поэтому с раннего утра и до самого позднего вечера я упражнялся с небесной силой. Но хоть и тянул в себя энергию уверенней день ото дня, заглянувший для очередного обследования врач даже головой от разочарования покачал.

– Ну нет, юноша, так дело не пойдёт! Никаких подвижек не вижу, абсолютно никаких! Вы и так уже для нашего заведения староваты, поэтому позволить себе топтаться на месте попросту не можете. Времени на раскачку нет. Не научитесь собирать силу у солнечного сплетения, придётся вас забраковать!

Словечко это не понравилось до крайности, я даже зябко поёжился.

– Не чувствуешь ток энергии? – спросил вдруг ассистент врача.

– Не особо, – сознался я.

– А кожу припекает, когда силе открываешься? – уточнил паренёк.

– Есть такое.

Врач хмыкнул и прищёлкнул пальцами.

– Молодец, Лучезар! – похвалил он помощника. – Юноша, попробуйте сосредоточиться на этом ощущении! Представьте, как в тело проникают тончайшие нити силы, ловите и тяните их к солнечному сплетению! Работайте!

Он начал собираться, я не утерпел и спросил:

– А я надолго здесь вообще?

– Работайте! – повторил врач и ушёл.

Первый покрутил носом и вдруг сказал:

– А ведь у него на тебя виды!

– Да вот ещё!

– Точно-точно! Помяни моё слово!

Он как-то очень уж нервно одёрнул рукав робы, и я обратил внимание на высунувшийся из-под обшлага краешек затейливой татуировки – не фрагмент той похабщины, коей расписывают себя матросики, а часть необычайно сложного рисунка. Будто узорчатое щупальце на кисть выползло, и это при том, что прежде кожа моего соседа была совершенно точно чиста!

– Как так? – поразился я. – Откуда наколка взялась?!

Первый досадливо поморщился, но всё же пояснил:

– Это не татуировка, а внешний абрис. Меридианы проявляются по мере восстановления способностей.

– Восстановления? – озадачился я.

Сосед по каземату раздражённо дёрнул ногой и указал на лязгнувшую цепь.

– И вправду думаешь, будто меня она или прутья здесь держат? Вздор! Накачали алхимией, только-только отходить начинаю!

Тема эта Первому оказалась неприятна, но я щадить чувства собеседника отнюдь не собирался и спросил:

– Татуировки-то зачем было делать, соседушка?

– Преимущество внешнего абриса в том, что энергия не напитывается телесными эманациями. Мне попросту не нужен этот клятый ритуал очищения! Не нужен!

Он вновь дёрнул ногой, опять звякнула цепь.

– Абрис! – вздохнул я. – Только и разговоров, что об этом абрисе! Это вообще что?

Первый глянул хмуро, но отмалчиваться не стал.

– Совокупность силовых меридианов, узловых точек и ядра, – пояснил он и после недолгой паузы счёл нужным добавить: – От количества и расположения узлов зависит сложность арканов, которые может задействовать тайнознатец, поэтому в каждой школе используется собственная схема, да только это палка о двух концах.

– Почему? – заинтересовался я.

– Каноничный абрис основан на тридцати шести узлах, но сейчас его используют разве что церковники. А началось всё с того, что бояре стали перекраивать схему, дабы никто не мог украсть их фамильные арканы. Школы пошли и того дальше, только они сделали всё, чтобы ученикам оказалось несподручно использовать чужие заклинания. «Огненный репей» наших гостеприимных хозяев – банальная шаровая молния, только чуть мощнее за счёт формулы, идеально подогнанной к абрису школы. Волей-неволей ученикам приходится тратиться на изучение внутренней тайнописи, покупать схемы и нанимать репетиторов для освоения приказов и заклинаний, а это всё деньги. И деньги немалые.

Я только хмыкнул, поскольку ни в какую школу поступать не собирался.

Вот стану адептом и безо всякого обучения развернусь! Пламен – слабак! В тонкий блин его раскатаю. Для этого становиться аколитом вовсе не обязательно.

Я отрешился от мыслей о будущем, смежил веки, открылся небесной силе и сосредоточился на лёгком тёплом покалывании, с которым начала проникать в тело энергия.

Ну и где эти драные нити?

Первого выдернули из камеры следующим утром. На сей раз помимо надзирателя в казематы заявились ещё трое тайнознатцев: два молодых человека и дядечка лет за сорок. Меня аж к полу исходящей от него властью придавило.

Соседушка попытался было взбрыкнуться, но его вмиг скрутили и уволокли, а старший из приютских колдунов задержался и окинул меня оценивающим взглядом – будто ножом рыбу распотрошил. В себя я пришёл только минут через пять.

Черти драные! Вот это мощь! Горан Осьмой и рядом не стоял!

Неужто всамделишный асессор пожаловал?

Я поскрёб затылок. Хорошо бы и самому вот так…

Эх, да чего уж там! Я тяжко вздохнул и открылся силе, начал впитывать её, собирать, прогонять по телу и выбрасывать вовне. Очень быстро взопрел и тогда, следуя совету врача, сосредоточился на жжении, лёгком и едва уловимом, но вполне реальном – самообманом тут и не пахло. И то ли сегодня не отвлекало присутствие соседа, то ли взбудоражил неожиданный визит тайнознатцев, но я будто бы воочию увидел проникающие в меня лучики оранжевого тепла.

Были они короткими-короткими и почти сразу размывались, наполняя тело однородным свечением; я ухватился за одну из ниточек и легонько потянул её к солнечному сплетению, но та моментально оборвалась. Тогда сплёл несколько в единый жгутик, и мало-помалу дело пошло на лад. К обеду дотянул до нужного места первую из силовых жилок, к вечеру таковых набрался уже целый десяток.

Они так и норовили развеяться, приходилось беспрестанно контролировать их и укреплять. У меня попросту шла кругом голова, но поблажек себе не давал – сказать по правде, я чертовски не хотел оказаться отбракованным.

Соседа вернули в камеру уже поздним вечером. Именно вернули – приволокли волоком и уложили на нары, а после защёлкнули на ноге браслет кандалов. Следов побоев на теле заметить не удалось, но Первый сипел и хрипел столь же надсадно, как и те, кому крепко достаётся в драках. Лично я ничуть не удивился бы, окажись у него сломаны рёбра. И ещё – кисти вновь очистились, татуировок на них больше не было.

В себя пришёл Первый только утром. Со шконки не слез, от завтрака отказался, лишь выпил травяной отвар.

– И что это было, соседушка? – поинтересовался я, когда он худо-бедно очухался.

Первый провёл кончиком языка по зубам, словно желал убедиться, что все они на месте, потом откашлялся и сказал:

– Не бойся, тебе это не грозит.

– И что именно мне не грозит?

Сосед по каземату вздохнул, устроился поудобней и надолго замолчал.

– Без тренировок в полную силу школьного турнира не выиграть и повышения не получить, – произнёс он некоторое время спустя. – Наставникам приходится сдерживаться в поединках друг с другом, а со мной такой нужды нет.

– А сам ты?

– Да с чего бы мне их жалеть? – сипло выдохнул Первый. – Их это устраивает. Без риска чемпионом не стать. – Он перевалился на бок, глянул хмуро и сказал: – На тебе станут натаскивать неофитов, так что постарайся не разочаровать приютского врача – собирать тебя по кускам станет именно он.

– Типун тебе на язык! – ругнулся я.

Первый обидно рассмеялся, но сразу закашлялся, я развернулся к нему спиной и обратился к небесной силе. Не хотел, чтобы на мне натаскивали неофитов. Сам намеревался им стать. А отбракуют – и не выгорит. Тогда сгорю и пеплом развеюсь, как и не было.

Нити энергии перекручивались и рвались, а я всё тянул их и тянул, попутно не позволял небесной силе рассеяться, гнал её к солнечному сплетению. И пусть это была лишь малая толика проникавшего извне тепла, приютский врач оказался увиденным всецело доволен.

– Так держать, юноша! – похвалил он меня в свой следующий визит и даже соизволил ответить на очередной вопрос о продолжительности карантина. – Выйдешь отсюда, когда я сочту это возможным, но не ранее сорока дней.

Он ушёл, а я начал прикидывать, сколько уже нахожусь в казематах, но почти сразу меня от этих подсчётов отвлёк сосед.

– Не терпится людей посмотреть, себя показать? – хмыкнул Первый и покачал головой. – А ты, Серый, упёртый! Не самое плохое качество, но всё хорошо в меру. – Он помолчал немного, затем вдруг посоветовал: – Да не тяни ты силу по нитям! Десять лет так её цедить будешь! Ты же её теперь чувствуешь? Ну и сосредоточься на ощущении тепла в нужном месте, а как поймаешь его – попробуй согнать туда всю энергию исключительно своей волей. Если уж делать что-то, так делать это правильно!

– Тебе-то откуда знать, как правильно? – огрызнулся я, не сдержавшись.

Первый в ответ самодовольно ухмыльнулся.

– Нешто сам не учился? – фыркнул он и будто осёкся, спешно перескочил на другую тему: – И об уговоре не забывай! Чую, скоро за тобой придут.

– Я – неофит! – в пику ему отрезал я, но совету после недолгих колебаний всё же последовал.

Начал пытаться согнать энергию в одну точку исключительно силой воли, благо имел представление, что именно должно получиться в итоге, но неизменно всего так и передёргивало из-за мерзкого ощущения сосущей пустоты, а ещё вскоре возникло впечатление, будто бы чуть ниже грудины во мне запалили костерок. Собрать энергию худо-бедно получалось, удержать её от рассеивания – уже нет.

Когда сказал об этом Первому, тот беспечно пожал плечами.

– Терпи. Ты упорный, справишься.

Я едва не послал его куда подальше.

– Да в чём дело-то?! – потребовал объяснений после очередной неудачной попытки довести упражнение до конца.

Сосед прикрыл ладонью рот и зевнул, потом соизволил пояснить:

– А чего ты хотел? Это и есть закалка тела. Пятый или шестой шаг возвышения, в разных традициях по-разному. Но как делаешь ты – результата не будет ещё долго. Нужно рывком собирать всю доступную небесную силу и сжимать её в одной точке, чем плотнее – тем лучше. Вот ты выталкиваешь энергию из себя, а теперь направь её в центр тела. Всю сразу! Будет больно, но недолго.

Он соврал. Было не просто больно, а очень больно. Я бы даже сказал – чертовски! И корёжило никак не меньше минуты, чуть зубы не раскрошились, так ими скрежетал.

Ну да – у меня всё получилось. Вгляделся в себя, в полной мере ощутил заполонившее тело мягкое оранжевое тепло, а потом вместо того, чтобы вытолкнуть небесную силу вовне, надавил в обратном направлении, и в груди ровно маленькое солнце вспыхнуло! Ох и прожарило меня!

– Лихо! – присвистнул Первый. – Серый, а ведь у тебя талант! Только не вздумай сгусток силы наружу выталкивать. Позволь ему рассеяться, а то без сформированных меридианов потроха себе спалишь!

Я кое-как разжал судорожно стиснутые зубы и прохрипел:

– Благодарю за предупреждение!

– Всегда пожалуйста! – рассмеялся Первый. – Ничего-ничего! Дальше проще будет. И нити протягивать тоже не забывай, пригодится.

С пола я подниматься не стал – скорчился, мысленно отгородился от небесной силы и спросил:

– На кой?

– Отличное упражнение для развития входящих меридианов.

– Поверю на слово, – пробурчал я.

– Как тебе будет угодно!

Наверное, я бы не утерпел и пристал к соседу с расспросами, но тут под звон кандалов в подвал затащили голого юнца. Он визжал и вырывался, не прекратил бесноваться даже после водворения в камеру. Не затыкался ни на миг, нёс какую-то дикую тарабарщину, бился о прутья решётки, выл и самыми распоследними словами крыл Царя небесного, будто именно тот был повинен во всех бедах этого юродивого.

Я поначалу покрикивал на дурачка, но очень скоро Первый меня одёрнул:

– Оставь его! Не поможет.

– Это кто вообще? Сектант?

Первый покачал головой.

– Нет, обычный неофит. Для ритуала очищения ещё слишком рано… Скорее всего что-то пошло не так при закалке вблизи источника. Дал слабину, и кто-то до него дотянулся.

– В смысле – дотянулся?

– Бесноватых ни разу не видел? – вопросом на вопрос ответил Первый.

– О-о! – выдохнул я. – И что с ним теперь будет?

– Наверняка уже в город за церковным духоловом послали. Рассудок ему вернут, а вот адептом теперь станет едва ли. – Сосед пристально глянул на меня и покачал головой. – Тебе адептом тоже не стать, но, если вдруг случится чудо и получишь возможность пройти ритуал очищения, мой тебе совет – откажись.

– Чего ради? – оскалился я. – Ищешь свой путь – ищи, а других на него не толкай!

– Да не в этом дело! – отмахнулся Первый. – Ты же проклят! Если порча энергии насосётся, сгниёшь заживо!

Я страдальчески закатил глаза. Послал бы соседушку куда подальше, да только к этому времени освоил внутреннее зрение в достаточной мере, чтобы ощутить в себе некую неправильность. Начать с того, что все до одной энергетические нити, которые я пытался протянуть из правой ноги, неизменно истаивали и рвались. А ещё под коленом угадывалось нечто вроде нематериального синяка – будто бы на оранжевом фоне проступала фиолетово-чёрная клякса, пачкавшая всё кругом своими размытыми отростками. И был пурпур. Когда сжимал всю энергию в сияющий шар, ненадолго становилось заметно мерцание – темнее и краснее фиолетового. Оно быстро угасало, но стоило только повторить упражнение и всё повторялось заново.

– Соседушка, а каким ты видишь внутренним зрением себя? – спросил я у Первого.

– Имеешь в виду ауру?

– Наверное. Не силён в этих ваших премудростях.

– Я не пачкаю энергию мясом и потому прозрачен как слеза младенца!

Ответ заставил досадливо поморщиться, но выказывать раздражение я не стал и уточнил свой вопрос:

– А какой должна быть аура обычного неофита?

Первый хохотнул.

– Прозрачной, Серый! Как слеза младенца! – Но и дальше испытывать моё терпение он не стал и пустился в пояснения: – До преломления цвет ауры тайнознатца, если нет явной склонности к тому или иному аспекту, целиком и полностью зависит от того, какой задействуется аркан…

– Нет! – перебил я соседа. – Вопрос не о том! Скажи, откуда взялся этот драный оранжевый оттенок?

Тот вспышке моего раздражения не обиделся и спокойно пояснил:

– Это цвет местного источника. Оранж. Чистейший аспект огня.

– Очень хорошо, – медленно проговорил я. – Выходит, если не брать его в расчёт, моя аура должна быть прозрачной?

– Но таковой не является, – улыбнулся Первый и глумливо протянул: – Ты про-о-окля-ят!

Я отмахнулся и о фиолетово-чёрной кляксе под коленом говорить не стал, завёл речь о другом:

– Пурпур! У меня точно нет склонности к этому аспекту?

Первый надолго задумался, затем покачал головой.

– Будь так, выбрасываемая тобой энергия не выглядела бы чисто-оранжевой. Произошло бы смещение аспекта, пусть бы даже и самое незначительное. Но нет, пурпурный оттенок ауре придаёт проклятие. Впрочем, на твоём месте меня куда больше заботили бы чернота и фиолет. Их становится всё больше. Медленно, но становится.

Я в сердцах помянул чертей драных и попытался последовать совету соседа, но сколько ни пробовал вычистить из ауры инородные оттенки или хотя бы просто собрать их в одном месте, из этого так ничего и не вышло. В итоге сосредоточился на работе с небесной силой, концентрации энергии в груди и развитии входящих меридианов. А седмицу спустя начал формировать ещё и один исходящий – тот, что тянулся через правую руку от ключицы к запястью. На этом настоял врач.

Бесноватого уже забрали, и мы вновь могли говорить спокойно, не перекрикивая его дикие вопли. Сосед озадаченно поскрёб бритый затылок и признал:

– В толк не возьму, чего он хочет добиться!

Я на пробу толкнулся волной энергии в руку и спросил:

– Разве воспитанников такому не учат?

Первый нехотя признал.

– Где как. – Он вновь покачал головой. – очень похоже на то, что тебя хотят запихнуть сразу в выпускной поток. Но это просто глупо! Не верю! Не могло в приюте случиться такого недобора! Да они больше на взятки потратятся, бумаги выправляя, чем за тебя денег выручат!

На душе у меня потеплело, но я стёр с лица самодовольную улыбку и сказал о другом:

– Я уже выталкивал энергию через руку, после этого всегда опухала кисть…

Сосед кисло глянул в ответ и напомнил:

– Как и сказал этот хлыщ: направляй понемногу и только через силовую нить. И ещё следи, чтобы энергия не рассеивалась. Ты неплохо продвинулся в закалке тела, но, если перестараешься, то и рука отсохнуть может.

Я припомнил последнюю ступень первого этапа и спросил:

– А что такое укрепление духа?

Первый покачал головой.

– Забудь! Для этого нужен источник силы.

Он улёгся на шконку и закрыл глаза, а я взялся упражняться.

Забрали меня из подвала на исходе второго месяца карантина.

5-14

Сразу после завтрака в казематы заявились наставник Заруба и утончённого вида тайнознатец лет тридцати, на пальце которого я приметил печатку с символикой школы Огненного репья. Именно он и заявил:

– Хлипковат! Нет, не сдюжит!

Но вот это он зря. Я на приютских харчах очень даже прилично отъелся, а за счёт гимнастических упражнений, отжиманий и подтягиваний так и вовсе изрядно окреп. Думаю, сейчас бы с Чумазым и безо всякой небесной силы совладал.

Зарубу мнение франта так и вовсе откровенно рассмешило.

– Да этот хлипкий с двумя перестарками разобрался! С Оводом и закадыкой его! Не успей я вмешаться, прибил бы их, пожалуй. И это он в кандалах был!

– Ну не знаю, не знаю… – задумчиво протянул тайнознатец и прижал к носу надушенный платочек. – Он хоть не заразный?

– Грай готов поручиться, что нет, – уверил Заруба собеседника.

– Готов поручиться или поручился? – спросил франт новым, каким-то очень уж неприятным голосом. – У меня выпуск на носу!

Уж на что здешний надзиратель был суровым дядькой, от неудобного вопроса его так и передёрнуло.

– Поручился. Грай за это поручился!

– Хорошо, – вздохнул тайнознатец. – Подготовь его к полудню. Посмотрим, что за фрукт.

За подготовкой дело не стало. Перво-наперво меня одарили чугунным шаром на короткой стальной цепочке – гирю в пару фунтов весом нацепили на ногу, и на сей раз кандалы оказались самыми обычными: от небесной энергии они не отсекли, лишь заставляли подволакивать при ходьбе правую ногу. Вроде – вес ерундовый, а сорваться на бег уже не выйдет.

Сердце враз упало от ясного осознания того, что приютского воспитанника таким вот украшением нагружать бы точно не стали.

– Это ещё зачем? – спросил я Зарубу.

Тот насмешливо глянул из-под кустистых седых бровей и ухмыльнулся.

– Шибко ты шустрый. Как бы чего не вышло!

Ответ вроде как успокоил, тем более что дальше меня отвели в купальни. Вот только после того, как отмылся и вытерся, взамен старой робы с чёрными горизонтальными полосами выдали ровно такую же, только чистую.

В голове отчётливо-ясно забился пульс, задёргалось правое веко. Мысли замелькали ровно всаженные в голову гвозди:

Взял чужое – жди беды! Взял чужое – жди беды! Взял чужое – жди беды!

Допрыгался! Зря те драные записи из дома звездочёта прихватил! Они ведь тоже чужими были!

Но я сразу опомнился и передёрнул плечами. Как ни крути, если б не те листы, давно бы сгинул. А пока живой, пока дышу – есть шанс выкрутиться. Да может, ещё и обойдётся. Может, просто у Зарубы шутки такие дурацкие. Отвели-то меня после купален в самую обычную аудиторию. В просторном помещении с высоченным потолком рядами стояли школьные парты вроде тех, о которых рассказывал Данька; за ними сидело десятка два юнцов года на три помладше меня. Все в однотонных холщовых рубахах, штанах и сандалиях. У всех на груди нашивки в виде огненного репья.

При моём появлении воспитанники зашептались, но стоило только франту, сменившему свой наряд на чёрную мантию, постучать по кафедре длинной указкой, и моментально наступила тишина.

– Встань к стенке и не отсвечивай, – негромко велел мне Заруба и аудиторию не покинул, занял одно из свободных мест.

Наставник вышел из-за кафедры и начал прохаживаться перед партами, благо свободного места там оставалось с избытком. Начинать урок он не спешил, и я воспользовался моментом, кинул взгляд за ближайшее окно. На деревьях уже начинала желтеть листва, и душу невесть с чего резануло острой бритвой тоски. Захотелось разбежаться и выломиться наружу прямо через стекло, а там будь что будет, но совладал с этим порывом и с места не сдвинулся. Зубами только скрежетнул да кулаки стиснул так, что пальцы побелели, но и только.

Тут франт наконец бросил ходить туда-сюда и смерил долгим пристальным взглядом подопечных.

– Вы все тут мните себя особенными и могучими, – произнёс он с нескрываемой насмешкой в голосе, – особенно те из вас, кто не собирается обучаться дальше. Вернётесь домой адептами! Никто и слова против не скажет, любого в бараний рог скрутите, если вдруг такая нужда возникнет! Но вы отнюдь не такие уникальные, какими себя мните! Горькая для вас истина заключается в том, что талантом обладает каждый десятый простец!

Воспитанники зашумели было, но мигом умолкли, стоило только наставнику выразительно похлопать по ладони указкой.

– Каждый десятый! – с нажимом повторил он. – И пусть они не только не способны управлять энергией, но и не чувствуют её вовсе, это не делает их спящий талант менее опасным для недоучек вроде вас. Сопротивляемость к разного рода воздействиям у них куда выше, нежели у всех прочих, а уж непосредственно после небесного прилива… Наткнётесь на такого, и вам не поздоровится! Сказать почему?

Нестройный хор голосов призвал наставника продолжать, и тот не стал заставлять просить себя дважды.

– Что происходит непосредственно перед небесным приливом, бестолочи? – задал франт вопрос, вновь начав постукивать по ладони указкой. – Омовение! Церковное омовение! Каждый получает малую толику очищенной небесной силы! Она заполоняет человека и для энергии астрала в нём уже не остаётся свободного места, поэтому люди с латентным талантом и не вспыхивают маяками для приблудных духов и кого похуже! – Он сделал паузу и вновь обвёл взглядом аудиторию. – А ещё они становятся сильнее, быстрее и куда более живучими. И могут неосознанно потратить силу и перебороть приказ! Откуда, думаете, идёт традиция кулачных боёв на следующий день после небесного прилива? Именно так раньше боярские роды и отбирали дружинников!

Я озадаченно хмыкнул и попытался припомнить, испытывал ли нечто подобное сам, но ни к какому выводу на сей счёт не пришёл. С другой стороны – все зубы у меня были на месте, а таким в Черноводске мог похвастаться далеко не всякий босяк.

– Итак, вы должны быть готовы к тому, что приказ не сработает или сработает не в полную силу. Поглядите-ка на наше нынешнее учебное пособие…

Пособие! Всё же пособие!

До последнего надеялся, что обойдётся, но нет, нет и нет!

Драный Горан Осьмой! Надул и продал! И сам я тоже хорош! Поверил охотнику на воров! Дурак!

К лицу прилила кровь, только не из-за обратившихся на меня взоров неофитов, а по причине лютого бешенства. Так накатило, что дышать трудно стало.

Ну давайте! Давайте! Ещё посмотрим, кто кого!

Порву!

Но ярился я совершенно напрасно: до поединков дело не дошло.

– Итак, начинаем отрабатывать приказ остановки! – объявил франт и достал песочные часы. – Минута!

Заруба подошёл и угрожающе шепнул на ухо:

– Не расстараешься, плетей отсыплю!

Франт вызвал первого из воспитанников и объявил:

– Стоишь и давишь! – А мне сказал: – Ты по команде начинаешь идти! Раз, два, три… Начали!

Он перевернул песочные часы, паренёк с круглым простоватым лицом оскалился и вскинул руки. Я шагнул вперёд и ровно в незримую стену упёрся. Попытался проломиться через неё и не сумел, тогда надавил руками, но сместить нематериальную преграду не вышло. Навалился изо всех сил и – без толку!

В аудитории послышались смешки, нестерпимо захотелось уделать этих зазнаек, да только всё уже – время вышло.

Прежде чем вызвать следующего воспитанника, франт кинул на Зарубу раздражённый взгляд, и тот зло засопел, но о порке напоминать не стал. Да в этом и не было нужды: я отнюдь не полагал угрозу пустыми словами, а потому взял с места в карьер и на первом же рывке сумел продавить заслон соперника сразу на три шага.

Но мало! Слишком мало!

Завяз!

Впрочем, эта незримая стена в отличие от предыдущей отнюдь не казалась непробиваемым монолитом – под моим напором она искривлялась и прогибалась. На исходе минуты я резко шагнул влево, и давление моментально пропало, я сумел провалиться вперёд и за счёт этого выиграл пару аршинов, а когда вновь упёрся в преграду, то шатнулся уже вправо. И снова продвинулся вперёд!

Теперь засмеялись над моим противником, и тот покраснел, будто варёный рак. От окончательного поражения его спас голос наставника:

– Время!

Я вернулся к стене, и Заруба прорычал:

– Брось вилять как маркитантская лодка! Дави!

Давить? Да невозможно продавить приказ!

Или можно? Или перебороть его может другой приказ?

Ага! Сила силу ломит!

Третий воспитанник ошибок предшественника повторять не стал и не позволил мне продвинуться ни на шаг. Он был хорош, и сколько я ни пытался проломиться через невидимую преграду, только впустую скользил пятками по гладким половицам. Впрочем, не особо и упирался, разве что в самом начале жилы рвал, а потом лишь делал вид и попутно прикидывал, как бы пустить в ход свой собственный талант. Проблема заключалась в том, что из всего разнообразия приказов я знал только два, и ни удар, ни отторжение сейчас помочь не могли.

– Он безнадежен и бесполезен! – негромко объявил франт Зарубе, но следующих двух своих соперников я неожиданно для всех переборол.

Впрочем, скорее это они напортачили, нежели я себя проявил. Худощавому парнишке попросту не хватило силёнок удерживать приказ всё то время, пока из верхней колбы в нижнюю сыпалась струйка песчинок – начал за здравие, кончил за упокой, иначе и не скажешь.

– Стой! – выкрикнул он, выкинув перед собой руку.

Стой?! Приказ назывался «стой!»?

Я вдруг сообразил, что это прекрасно знакомое мне отторжение, только не одномоментное, а растянутое по времени. Упёрся, навалился на незримую стену посильнее, и задохлик поплыл. Его барьер задрожал, я побрёл вперёд, будто бы шагая по шею в воде, а дальше неофит и вовсе лишился сознания. Слабак!

Следующий мой соперник слабаком не был, просто не сумел одномоментно сотворить полноценную преграду, а когда я проломился через хлипкую заготовку и с уверенным видом попёр вперёд, то запаниковал и выправить ситуацию попросту не успел.

Пришедшего ему на смену воспитанника взять нахрапом не вышло, и после, тяжело отдуваясь, я задумался о том, как вообще можно сломать чужой приказ. Шибануть по сопернику нельзя – за такое и самому по башке прилетит! – а вот если…

Я чуть не застонал от осознания собственной тупости.

Ну конечно! Я ведь уже перебарывал этот приказ раньше! Сто к одному, что именно им и прижимал меня к стене Пламен! И пусть под конец я смухлевал, но ведь сумел же тогда дыхание восстановить, отодвинув от себя невидимую пелену!

И я не стал рвать жилы в попытке сдвинуть следующий барьер. Упёрся в него ладонями, попытался ощутить и прочувствовать, а затем толкнулся своей волей и легко продвинулся на две пяди вперёд.