Текст книги "Полет над облаками"

Глава 9

ВЕЛИКИЙ СКУЛЬПТОР

Если живопись перестала кормить армию художников, то нужно искать другой источник доходов. Емеля всегда держал нос по ветру, всегда помнил скульпторшу из товарищества художников, что получала огромную зарплату. А не попробовать ли самому заняться скульптурой? Не боги горшки обжигают.

Емеля даже мастерскую украсил скульптурой: на стенах разместил гипсовые отливки с рельефов классиков, по углам расставил объёмные изображения. Не поленился вытащить из подвала выставочного зала голову Карла Маркса, выполненную из капа лиственницы и весившую более пятидесяти килограммов. Украл у автора. Потом, через двадцать с лишним лет, когда учение великого материалиста станет непопулярным, он ночью привезёт этот портрет во двор Дома художников и поставит перед окнами мастерской настоящего хозяина этой работы.

Бронислав Николаевич всегда поддерживал хорошие отношения с властью, заглядывая той в глаза и, по мере сил, выполнял её заказы. А как иначе? Не будь в хороших отношениях с председателем горисполкома, он не получил бы отдельную мастерскую. Хоть и не в элитном доме, не двухэтажную, а в полуподвале, но и не в общей казарме. Отдельно – значит независимо. А свобода многое значит для художника. Никто не знает, над чем, как и когда он работает, кто к нему приходит…

Коль живопись оказалась невостребованной, Емельянов решил заняться скульптурой серьёзно, хоть ни о пластике, ни о форме, ни о специфике этого ремесла не имел никакого понятия. Но лиха беда – начало. Потом всё устаканится, пойдёт нужным путём. Главное – не робеть. Бояться теперь нечего и некого. Готовые работы худсовету предъявлять не надо. Главное – убедить заказчика в том, что это хорошо и нужно. А убеждать, как мы знаем, он мастер.

Начал с выполнения заказов по изготовлению мемориальных досок. Благо – город имеет богатую историю. И не важно, что это история установления советской власти, т.е. нужно прославлять большевиков. Да хоть чёрта, лишь бы деньги платили. И, пока коммунисты у власти, надо исполнять их прихоти и служить их вере.

Кажется, сложного в лепке рельефов ничего нет. А прибыль – двойная.

Во-первых, отображая моменты недавней истории жизни города, не нужно искать заказчика. Емеля ходил по кабинетам высокого начальства и предлагал увековечить память героев революции и времён становления советской власти, великих мира сего, когда-то посетивших этот благословенный край. Какой чиновник откажется от оплаты такой нужной работы? Пусть только попробует отказаться, вмиг будет призван «на ковёр» к начальству.

Во-вторых, опять-таки, рост личного авторитета патриота города. Опять внимание газет, телевидения, радио. Знай наших!

Качество лепки этих досок на уровне детсадовской самодеятельности. Нет, не изменил себе в подходе к работе Емеля и в этот раз. Понимая, что выставлять на всеобщее обозрение сии «шедевры» – это значит показать свою беспомощность. Поэтому, как всегда, он прибег к помощи профессионала. Пригласил в соавторы молодого скульптора. Предложил тандем на выгодных условиях. «Я буду искать заказы, а ты делай работу». С такими условиями не согласился молодой. Только помог разобраться с планами на лицах вылепленных портретов. И то хлеб. Потом этот скульптор за голову схватился, когда увидел отлитые в металле доски. Возмутился тем, что шнурок от пенсне писателя повторил все изгибы форм на лице. Видите ли, «это не скульптурно». Пришлось срубить этот шнурок на уже установленной доске.

Правда, были и ещё нарекания на эту работу. Надо признаться, что дал он маху и с местом установки. Нестыковочка вышла. Не мог писатель, изображённый на доске, быть в этом доме. Поскольку здание построено через семнадцать лет после посещения великим писателем этих мест. О чём говорит и закреплённая рядом с доской табличка.

Но! Кого, собственно, это волнует?

Уже канули в Лету художественные советы, которые контролировали качество выполнения большинства работ, предназначенных для интерьеров и экстерьеров города. Без контроля художников-профессионалов теперь лепи, руби, отливай в металле, бетоне что хочешь и как можешь и выставляй на всеобщее обозрение, неси эстетику в массы. Уродуй неокрепшие вкусы молодёжи.

И город превращается в кунсткамеру, подобную той, в которую собирал Пётр Великий уродцев человеческих и животных. Но Пётр это делал для науки, а здесь…. Здесь псевдо скульптура от псевдо культуры….

Кроме работ своих «умельцев», власти тащат уродцев из других городов, из городов просвещенной европейской части страны. «Если сделано за Уралом, значит хорошо!» Убеждения папуасов.

Поставили на самом видном месте – на набережной – статую солдата-пограничника. Одет воин в форму сороковых годов прошлого века, вооружён винтовкой образца позапрошлого, во лбу звезда горит, а охраняет двуглавого орла. Его ещё бы в лапти обуть, и был бы собирательный образ защитника земли русской всех времён. Но, боюсь, этот «защитник» не пробежит и десяти метров, поскольку стопа длиннее голени. Собака подобна хозяину – на слоновьих ногах передвигаться не смогла бы. Вот такая монументальность установлена, наверное, чтобы пугать сопредельную сторону.

От царизма в России остались парки, архитектурные комплексы с классическими образцами скульптуры и живописи. От социализма кое-где остались статуи девушек с вёслами, футболистов с мячами, пионеров с горнами и по десятку в каждом городе памятников Ленину. Что останется потомкам от наших времён? Куда идёт культура, куда её ведут слепые поводыри? Полнейшая деградация.

Памятник казакам-первопроходцам создали по проекту бывшего мэра города.

Если посмотреть на смысловое содержание памятника, что изобразил художник? Офицер, рассматривает карту…. А в каком году появились первые карты Дальневосточного края? Не мог сверять свой путь первопроходец с картой. Это, скорее, памятник белогвардейцам времён гражданской войны, заблудившимся в тайге. Но это – содержание. По форме памятник сделан добротно, только имя автора остаётся в тайне. Велик не тот, кто ваял, а тот, кто задумал? Выходит, так…

Пироги должен печь пирожник, а сапоги тачать сапожник.

Это понял и Емельянов.

А потому прибег к старому, не раз испытанному методу.

Глава 10

ГОРБАЧ

Вспомнилось, как однажды он стоял в Москве в центральном выставочном зале возле работы, помеченной его фамилией, и считал: сколько любителей искусства заинтересуются этим полотном? Заметил, что один старик дважды возвращался к картине и постоянно что-то отмечал в проспекте выставки. Емеля спросил его:

– Интересная работа?

– Нет. Просто я отмечаю своих земляков, представленных на этой выставке. Считаю их количество.

– Можете не считать. Восемнадцать авторов. Самое большое представительство из краёв и областей Дальнего Востока.

– А Вам, откуда это известно, – поинтересовался старик.

– Я сам из Большереченска. Вот Вы сказали «земляков», значит, и Вы дальневосточник?

– Да. В Большереченске на площади стоит бюст революционера – это моя дипломная работа. По окончании академии установил, – старик надолго замолчал, потом достал платочек, вытер очки и глаза. – На Дальнем Востоке прошло моё детство, отрочество и юность. Очень, очень хочется побывать в родных краях…. Не получается.

– Что же тут сложного – купил билет на самолёт, и через девять часов уже на родине.

Так слово за слово и разговорились.

Горбач Денис Евдокимович – выпускник ленинградской академии художеств имени Репина, скульптор, уроженец Дальнего Востока в данное время проживает в Казани. На старости не прочь вернуться в родные края. Но, боится, что уже не сможет – тяжелобольная жена. А переезд – это большие хлопоты, суета и хождение по кабинетам чиновников. Нет, наверное, уже не сможет. А очень хочется и в землю лечь на родной стороне, а не на чужбине. Много лет прожил в европейской части страны, много труда своего положил здесь, а всё равно тянет на родину. Ностальгия преследовала все эти годы! Много раз порывался вернуться на Дальний Восток, но всегда держала работа и опасения, что там, на родине этой работы не найдёт.

Расставаясь, Денис Евдокимовичи приглашал, при возможности, заезжать к нему в гости, дал номер своего телефона.

Вот о нём и вспомнил сейчас Емельянов. Вот кто остро необходим в момент, когда заключён договор с одним северным городом на установку памятника Герою соцтруда, гидростроителю.

Не имеет права Емеля поставить плохой памятник. Не имеет, поскольку есть у него планы установить и в своём городе несколько монументов. А без помощника скульптора-профессионала он это не потянет. Это вам не мемориальная Доска, которую не все прохожие замечают. Опыт предыдущих работ показал, что занятие скульптурой требует знаний и опыта, а у него их, к сожалению, нет.

Этот заказ ему – в качестве оплаты за опекунство – подбросил председатель местного союза художников Панкратьев, у которого преступно-деловые связи с гидростроителями существуют давно. Давно, как делал в молодости Емеля, он доказал энергетикам, что талантливее его художников нет, по крайней мере, на всём Дальнем Востоке. И использует эти связи, как хорошую кормушку. А теперь, как ни жалко, решил поделиться заказом со своим наставником.

На телефонные разговоры с Горбачем Емеля не скупился. Более того, помог старику с обменом квартиры в Большереченске, и вскоре встретил скульптора в аэропорту. Он знал, что и эти затраты окупятся. Денис Евдокимович отработает.

Так и случилось. При непосредственном участии скульптора Емеля выполнил несколько крупных заказов. Правда, о том, что практически автором был не он, нигде не упомянуто. Емельянов не хотел делить славу с человеком, который в ней не нуждается. Если ему почёт ни к чему, то и деньги не обязательно платить. Но… старик катастрофически быстро терял зрение – возраст брал своё. Каждая последующая работа выходила из-под его рук качеством хуже предыдущей. Вскоре он не сможет работать.

Но Емельянов успел уговорить Дениса Евдокимовича вылепить свой портрет. Почти ежедневно привозил старика в свою мастерскую и терпеливо сидел, позируя по два – три часа перед мастером.

– Ты, Евдокимыч, лицо сделай мужественное, а то слепил какой-то вареник. Не годится это для памятника. Носогубные складки выдели резче, подбородок жёстче, – по ходу работы поправлял он скульптора.

– О каком памятнике Вы говорите, Бронислав Николаевич? Я леплю Ваш портрет. Камерный.

– Нет. Это будет портрет не для камеры, а памятник. Памятник на моей могиле…. Или в другом месте – городские власти решат, где поставить. Я уже договорился с человеком, чтобы перевёл этот портрет из гипса в мрамор.

– Вон оно как, – задумался на минутку Денис Евдокимович.

Портрет получился удачным. Уже лет пять стоит в мастерской, закутанный от посторонних глаз в большой отрез холста. Даже при переводе в камень портрет не потерял сходства с оригиналом и своих качеств, а наоборот, приобрёл упругость материала, монументальность. Правда, с мастером-гранитчиком Емеля ещё полностью не рассчитался – нет лишних денег. Но ничего, тот подождёт. Не последний год живём. Деньги нужны всегда.

В суете дней забыл Емеля выполнить единственную и последнюю просьбу старого скульптора. Перед смертью тот просил его добиться у властей разрешения установить мемориальную Доску основателю художественного училища, своему учителю. Всю жизнь лелеял Денис Евдокимович эту мечту, всю жизнь считал долгом увековечить память замечательного человека. Но, жизнь прошла….

Обещал Емельянов Горбачу превратить в реальность его мечту, даже договорился с председателем отделения Союза, чтобы изготовили Доску за счёт организации. Сделали. Но уже много лет стоит она запылённой, невостребованной в мастерской художника-изготовителя.

«Забыл» – это не верно. Не забыл. Просто для её установки нужно решение городской думы об увековечении памяти старого учителя. Чтобы повесить Доску на здание училища, основателю которого она посвящена, необходимо разрешение руководства этого училища, а это – хождение по кабинетам, сбор документов. Лишние хлопоты и трата времени.

За то, что не выполнил обещание, оправдываться не перед кем – скульптор Горбач умер.

Умер, как скульптор, и Емеля. Больше заказы на выполнение скульптурных работ не берёт – некому делать.

Но, не ложиться и помирать на самом деле. Подумаешь – скульптура. Настали другие времена – открыта граница с Китаем! Открыт рынок сбыта европейской живописи!

Глава 11

МОСКОВСКОЕ СВАТОВСТВО

Емельянов вспомнил, не покраснев, что случилось бы в подобном случае с другим человеком – анекдотичный случай, когда потерпел фиаско с мечтой перебраться на постоянное жительство в Москву. Была такая мечта. А кто, собственно, из творческих людей не мечтает перебраться поближе к Кремлю, поближе ко всероссийской кормушке в первопрестольную? Таких дураков не найдёшь. Но у Емели это, к его сожалению, не получилось.

Нет, он не собирался, как многие другие, начинать с низов: жить в столице с временной пропиской в общежитиях или на съёмных квартирах. Не хотел проталкивать свою фамилию в каталоги областных и городских выставок. Нет, он этого не мог, зная свои ограниченные возможности художника. Он хотел въехать в Москву на белом коне, в белых с золотым орнаментом одеждах и сразу в элиту. Мечтал о квартире в центре, о личной машине «Волге» и чтобы был у него собственный кабинет, где будет писать мемуары, и курьеры, курьеры, курьеры….

И, кажется, такой случай подвернулся.

Однажды, ещё в начале этого века, администрация края решила поставить в одном из районных городков памятник видному режиссёру Кардаю. Режиссёр родился в этом городке, но только родился. За всю свою счастливую жизнь ни разу не посетил свою малую родину. Возможно, и не знал, где этот городок находится. Объявили конкурс на создание проекта памятника. По условиям конкурса автор должен своё предложение согласовать с вдовой режиссёра, проживающей в Москве.

С помощью Дениса Евдокимовича Емеля сделал макет памятника и отправился в стольный град для согласования. Но главная цель не памятник. Решил Бронислав Николаевич, что настал его срок. Вот тот момент, когда может исполниться его давняя мечта стать москвичом. Если не сейчас, то уже никогда не представится подобный счастливый случай. Даже сам себе не говорил вслух об этом, боясь спугнуть надежду.

Прилетев в столицу, остановился в гостинице. Он не бросился прямо с дороги, не отряхнув пыль, осевшую на фалды, в неприглядном виде посетить одинокую вдову, не спешил прижать головку несчастной к своей мужественной груди. Нет, всё должно быть по-режиссерски продумано, взвешено и солидно.

На следующее утро отправился в салон-парикмахерскую, где ему поправили причёску, вернее: привели в порядок оставшиеся на голове маленькие клочки растительности, выстригли непозволительно разросшиеся в носу и ушах волосы, подровняли брови. Предварительно созвонившись по телефону, взбодрённый, наглаженный и надушенный денди, воспользовавшись столичным таксомотором, предстал пред взором вдовы с огромным букетом роз и маленьким проектом памятника.

Войдя в прихожую, он упал на колени, как много раз репетировал это в номере гостиницы, поднял кверху глаза и умоляющим голосом Магдалины прорыдал:

– Уважаемая Нина Макаровна! Много лет, даже десятилетий я слежу за Вами по кинофильмам, знаю все Ваши роли. Много лет я хотел Вам объясниться, но…. Не мог, не хватало мужества. Теперь, когда Вы остались одинокой, и представилась долгожданная возможность, я это делаю. Я Вас люблю и прошу: не отвергайте! Огонь любви ещё горит в груди моей! Не дайте ему погаснуть! Сейчас или никогда! Моя жизнь в Ваших руках!

Актриса растерялась, увидев перед собой незнакомого человека, стоявшего на коленях. В первый момент она даже не нашла слов, чтобы ответить на страстный монолог старого, плешивого Ромео.

– Извините…. Извините, но я ждала …. Ждала скульптора, Заслуженного художника России Емельянова.

– Я и есть скульптор Емельянов – протягивая букет, надвигался на коленях Емеля. – Вот, вот и макет памятника. Но не в нём сейчас дело. Сейчас решается вопрос жизни и смерти…. Моей…. Люблю! – Емеля положил розы у ног актрисы и, обхватив свою голову руками, уткнулся в пол, – он считал, что эта сцена должна быть неотразимой и растопит лёд вдовьего сердца.

– Встаньте. Встаньте же, наконец. Вы не знаете, сколько мне лет. Я намного старше Вас…. Никогда! Никогда я не изменяла Лёнечке и никогда не изменю! Что с Вами?

Это «никогда», словно мухобойка, убило надежду Емели на столичную жизнь. Он встал, отряхнул брюки и с лицом, какое должно быть у покойника, вышел на лестничную площадку. Всё! По телу катился горячий пот, в коленях появилась предательская слабость, душа лопнувшим шариком повисла над пропастью.

– Подождите. А проект? Вы пришли с проектом памятника, – донёсся из квартиры голос Нины Макаровны.

Емеля дрожащими руками взял макет, выжидающе ещё раз посмотрел на закрывшуюся дверь.

– Проект…. Не с этим проектом я сюда шёл, – глухо проворчал Емеля себе под нос и, безнадёжно махнув рукой, на полусогнутых ногах покинул дом режиссёра.

Горек вкус несбывшихся надежд. Но, как говорят, не познавший беды, счастья не ведает. Придётся век доживать в родном городе. Среди тупых художников и таких же начальников. В дыре с затхлым воздухом и примитивным мЫшлением. Емеля в сердцах смял пластилиновый проект памятника и выбросил, словно какую-то мерзость, в первую, попавшуюся на пути к гостинице, мусорную урну.

«Вы меня ещё узнаете и пожалеете об этом отказе. Ещё не вечер! Я докажу!»

Кому и что он собрался доказывать? Кто и о чём должен пожалеть – великая тайна отвергнутого и униженного осталась при нём. Тихо и незаметно Емеля покинул столицу Родины.

Но ничего, переживём и это. Пережил же исключение из партии и, в своё время, исключение из Союза художников. А это – небольшой неудавшийся спектакль. Без аплодисментов.

Ничего, останемся в своём городе. Лучше быть первым вдеревне, чем последним в городе.

Глава 12

ПАНКРАТЬЕВ

В своё время Емелю исключили из Союза художников. За дело. Об этом рассказ будет впереди.

Сейчас все художники удивляются: как, каким образом Емеле удалось восстановиться в Союзе? Ни на одном собрании о восстановлении и речи не шло. И вот…. Но ещё больше народ был поражён, когда Брониславу Николаевичу было присвоено звание «Заслуженный художник России». За что? За какие заслуги и достижения? За чужие картины? Все же знают потенциальные возможности этого псевдохудожника.

Но это непонятным было только для рядовых членов организации, а общественность, люди, не имеющие прямого отношения к искусству, приняли это как должное.

Ещё по окончании училища, сразу, как только получил диплом, он выставлял себя значимой фигурой. Доказывал это посредством появления на телеэкранах. Не открылось ни одной городской выставки без его выступления перед камерой. Не прошло ни одно общественное мероприятие, снятое телевидением, где бы среди важных персон не мелькнуло лицо Емельянова. Старался человек.

А восстановление в Союзе и оформление документов на звание прошло без участия коллектива, но при большом усердии председателя местной организации Союза художников. Уж он-то постарался! Тайно, путём подлогов документов, переговоров со столичными вельможами, вручением им подарков смог сначала протащить Емельянова снова в Союз, а потом и получить звание. Чем был необычайно горд.

Долго присматривался Емеля к Панкратьеву. Рыбак рыбака видит издалека.

Панкратьев появился в городе тихой овечкой. Чтобы устроиться работать в мастерские, обратился за помощью к родному дяде – тот занимал видный пост краевого масштаба. Дядя и был просителем за «стеснительного» племянника. Потом этот «тихоня» выживет из коллектива самых талантливых художников, уберёт с пути к власти самых деятельных и толковых ребят. Конкуренции он не терпит. Но это будет потом, потом этот дядя будет выпрашивать и почётные звания для племянника у коллегии министерства культуры, а сейчас…

Увидел Емеля, что этот человек похож на него, каким сам был в молодости. Работает всегда один, управляем, честолюбив и до денег жаден, и если его протолкнуть на должность председателя, то будет действовать по подсказке старшего товарища. Свой человек, стоящий у кормушки, всегда нужен.

Так и получилось. Уже более десяти лет «тихоня на троне». Конечно, головкой он слабоват и труслив, но, если им хорошо руководить пыль в глаза пустить может. Хоть и называла его секретарша «наш дурачок», но этот дурачок амбиции имеет. Кстати, потом, когда он узнает о своей кличке, он вышвырнет эту секретаршу, как отработанный материал. Не посмотрит на её заслуги в спасении его авторитета, не учтёт её собачьей преданности. Хотя не только она одна, а всё его окружение с подобострастной преданностью смотрит ему в глаза. Всех нужных людей он купил. Одного обещанием присвоения почётного звания, другого местом в гараже для машины, третьего хорошим заработком и снижением платы за мастерскую. «Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу».

Этот «дурачок» сумел не так давно по-тихому положить на свой счёт в банке десять «лимонов» рубликов. Продал одной строительной организации, кстати, той гидростроительной, земельку, за которую художники шестьдесят лет платили налоги. И догадался не сразу получить денежки, а прокрутил их через Краснодар. Своему окружению наплёл, что это бабушка наследство ему оставила.

Да эту бабушку он тридцать лет в глаза не видел, и видеть не хотел. И есть ли она на самом деле – эта бабушка? Но не поленился, слетал в Краснодар и оттуда прислал себе перевод. Вот вам и дурачок.

Но ценить, вернее – оценивать, труд других художников Панкратьева научил Емеля! Зашли как-то вдвоем в подвал выставочного зала, а там – множество картин умерших собратьев валяются в пыли, на сломанных подрамниках… Хороших картин…. Валяются уже не один год.

– А куда их девать? Музею они не нужны, родственникам – тоже. Хлам, – с полным равнодушием объяснил ситуацию Панкрат, отряхивая пыль с замаранных ручек.

– Непорядок, нехорошо. Это – товар! – С укором взглянул на председателя Бронислав Николаевич. И этого взгляда было достаточно, чтобы направить мысли Панкратьева в нужное русло. Картины вскоре приобрели товарный вид и без пыли и лишнего шума, благополучно преодолев таможенные препоны, красовались перед китайскими покупателями в художественных салонах. А деньги делятся по-братски. Между Панкратом и Емелей.

Захотел и Панкрат стать «академиком». Желание здоровое, но с каким багажом? Своим высшим достижением считает графические листы, выполненные в технике лубка. Когда-то лубком занимались люди, не имевшие специального образования, не знавшие профессиональной живописи и графики. Люди, заполнявшие свой досуг раскрашиванием свистулек и плетением лаптей. Тоже мне «академик». Занимался бы картинками типа «Как мыши кота хоронили».

Нашёл Емеля ему «академию». Народную, которую организовали такие же лаптёжники, как Панкрат. Протолкнул Емеля товарища. Успокоился новоиспечённый «академик» и горд этим званием до неприличия. При всяком удобном случае к месту и невпопад козыряет им.

«Наехала» на Панкрата ревизионная комиссия, нашла какие-то упущения в работе. Бедный председатель под страхом, что раскопают его махинации с продажей китайцам работ умерших художников и проданной землёй, кинулся в Поднебесную следы заметать. Глупый. Какая ревкомиссия дотянется до зарубежья? И нужно ли это комиссии?

Приехал в мастерскую к Емеле за советом… И как доехал? Руки трясутся, ноги трясутся, губы синие…. Эх, молодёжь…. Нет в нём главного – не имеет стратегического мышления. Нет стойкости и выдержки. Однако, далеко ему до Емели. Пришлось объяснять, на ноги ставить. Ну, напакостил, наделал немало ошибок, так это – жизнь. Не ошибается тот, кто ничего не делает. В жизни надо видеть корень – главное. Как избавиться от недоброжелателей? Очень просто. Нужно их самих сделать обвиняемыми. Когда-то на ошейнике собаки Гитлера была гравировка, которая в переводе на русский означала: лучшая защита – это нападение. Не глупая мысль. Используй её в обороне от врагов – обвини их в большем зле, чем то, в котором тебя обвиняют.

Что дорого художнику? Мастерская. На этом надо и сыграть. Скажи народу, что враги твои хотят отобрать мастерские. Приватизировать. Присвоить и использовать в личных целях.

– Но не поверят же, – попытался возразить Панкрат.

– Запомни: чем глупее и несуразнее выдумка, тем быстрее в неё поверят. Но сделать надо это так, чтобы враги твои не могли доказать её несоответствие действительности.

– А как это сделать?

– Вот это – тактика. И её ты продумай сам. – И ещё: лучше будет, если при этом обвиняемых не будет. При наличии отсутствия или при отсутствии наличия. Понял?

Панкрат долго морщил лысину, хлопал глазами:

– Кажется, понял.

И всё сделал правильно. И всё получилось так, как предсказал Емеля. Старших нужно слушаться.

Когда Емеля узнал о конфликте ревизионной комиссии с председателем правления, у него на душе запели райские птички. В комиссии был его давнишний враг – Водякин. Это в бытность Водякина председателем правления исключили Емелю из Союза.

Время. То бешеное время забыть нельзя.

Когда Бронислав Николаевич был на верхушке власти в организации. Пользуясь моментом, он лично взял в аренду выставочный зал. Из места вернисажей он сделал ресторан. Художникам объявил, чтобы к залу и на двести метров не подходили, иначе будет отстреливать, как волков.

Это сейчас, по прошествии двух десятков лет, кажется смешной и наивной затея с рестораном. Но тогда он действительно верил, что станет одним из богатейших людей в городе. А что? Рокфеллер тоже начинал с малого – торговли мылом. А тут не мыло – ресторан. Ресторан в самом лучшем месте города! Все маршруты автобусов и троллейбусов рядом, тут же набережная – место выгула молодёжи и свободных от забот людей. Клондайк! Правда, несознательные жители соседних домов возмущались и жаловались властям на то, что подгулявшие посетители увеселительного заведения все укромные места и подъезды загадили. Но это – временное неудобство. Вот немного разбогатеет Емелька и решит эту проблему. Вместо одного существующего туалета оборудует ещё два, пожертвует на это торговой площадью. Потерпите….

Но жильцы терпеть не хотели. Если власти никаких мер к хозяину ресторана не принимали, то соседи приняли. Пришлось новому капиталисту надеть тёмные очки и ходить в них днём и ночью. Его лик, как новогоднюю ёлку, разукрасили фонариками.

Да, время было такое лихое. Все стремились к наживе, а он не хуже других. В г..не купаться да не нахлебаться? Нет, он ложку мимо своего рта не пронесёт. Вот тогда в полной мере проявились организаторские способности Емели. Тогда ясно была видна цель, ради которой можно потерпеть и постараться. Тогда он увидел перспективу и оправдание своего существования!

Моментально и о живописи забыл. Всё время, всю энергию отдавал предпринимательству. Даже с родственниками порвал все связи. Никого и ничего вокруг видеть не хотел. Мир закрылся рублём и юанем. Но, недолго музыка играла в его ресторане. Пришёл новый председатель – Водякин. Он-то и вернул выставочный зал художникам, а Емелю выгнал из Союза. Унизил, гад!

Как можно такое забыть? Нет, не из таких забывчивых людей Бронислав Николаевич. Он обид не терпит.

И вот настало время отдать должок. Долгожданное время. Наконец-то он сможет достойно ответить врагу своему. Исключением за исключение. И не своими руками, а руками верных помощников и, в первую очередь, Панкратьева. Умный сам не полезет на амбразуру, а пошлёт других. Только это дело надо так организовать, чтобы инициатива исходила не от него, а «с низов».

Провернули эту аферу, казалось, успешно. Выгнали стараниями своих подкупленных сообщников и неосведомлённых молчунов из Союза Водякина, а вместе с ним и всю ревизионную комиссию за то, что они «опорочили честь и совесть» председателя организации. Ничего, пусть и они побудут в шкуре изгнанников, которую много лет носил Емеля.

Но нельзя собаке срубить рога, как нельзя навозному жуку оторвать руки. Что такое честь и достоинство Панкратьев, может быть, знает из книг, если, конечно, читал их. Не усмотрел областной суд противоправных деяний у его противников и признал неправильными решения и городского суда, и собрания «коллектива». Своим постановлением он отменил их. Но об этом решении областного суда никто не знает, поскольку Панкратьев спрятал уведомление даже от своих подельников. Меньше знают – крепче спят.

Напрасно нелегитимный председатель подкупал юристов, задаривал подарками столичных вельмож.

Но это дело стороннее и никак не отразилось, ни на делах Емели, ни на дальнейших его планах.