Текст книги "Главное доказательство"

– Вот кому хорошо. – с некоторой грустью в голосе заметил Константин Михайлович. – Никаких тебе забот. Уроки сделал – и беги себе на тренировку, играй в свое удовольствие.

– У них все еще впереди, – пожал я плечами. – Между прочим, вы знаете, что у Глебова есть сын?

– Знать – знаю, но не видел его никогда, даже на фотографии. Алексей про сына почти ничего не рассказывал, и отношений ни с ним самим, ни с его матерью, насколько я знаю, не поддерживал.

– А сколько этому сыну сейчас лет?

– Не знаю. Взрослый по идее – под тридцать уж должно быть. Вы, если это так важно, лучше расспросите Виктора Глебова. Он больше меня в курсе по поводу родных и скажет точнее.

– А знакомых? Знакомых покойного вы знали?

– Да сколько их было-то – этих знакомых. Нет, если в широком смысле, то предостаточно, а вот таких, чтобы Леха вечером в дом впустил. Как это ни парадоксально, но, кроме меня да Виктора – пожалуй, что. никого!

– А домработница?

– Ну, это само собой. Домработница, врач, медсестра. Но их я не считаю – им-то чего было Алексея убивать? Хотя домработницу он иной раз просто-таки изводил, не скрою. Чистюля был страшный. Чуть где пылинка или пятнышко, та прямо аж борода трястись начинала. Бывает, подъедет на своей каталке к окну, пальцем мазнет – и пошел зудеть. А как же пыли-то не быть, если окно на проспект выходит? Но Лехе – лишь бы хозяина изобразить. Как дите малое. Правда, платил нормально, так что старухе грех было на него обижаться.

– А сосед – Юрий Ричардович?

– А-а-а, этот. Паганель. Забыл про него даже. Ну да, этот приходил в любое время. Они с Глебовым на всякой хрени помешаны были: гороскопы, хиромантия, связь с космосом… Раздражало меня это до чертиков. Надо срочно вопросы решать, а у него, видите ли, на сегодня – неблагоприятный прогноз! Карма повреждена. А назавтра на бирже неблагоприятный прогноз, так что ж теперь – в грузчики идти?! Штопай свою карму, коль повреждена, – и работай! Я как-то даже высказал им все, что про это думаю. Представилась тогда возможность хорошо провернуться – и нужно-то было всего лишь порядка двухсот тысяч на пару недель. Я – к Алексею. А там уже этот чудик сидит, умные речи толкает. «Давайте, – говорит, – Константин Михайлович, я вам прогноз по этому бизнесу сделаю!» – «А вы что, – спрашиваю, – в бизнесе разбираетесь?» – «Нет, но.» – «А если нет, – не дослушал я, – то позвольте нам с Алексеем Викторовичем наедине переговорить». Тот обиделся, надулся, как индюк, но ушел к себе. Я тогда Лехе все и выложил. «Давай так! – говорю. – Либо ты со мной занимаешься делом, либо с этим козлом – всякой вашей х**ней…» А еще как-то раз этот Ричардович решил вдруг с меня отпечаток ладони взять, чтобы, значит, мою судьбу предсказать. Красочку какую-то притащил в тюбике, ролик. Я его и послал к е**ной матери со всеми его причиндалами. Не впрямую, конечно, а культурно, но тот все понял правильно и снова обиделся. Так что со мной этот огурец старался не встречаться.

– А с Глебовым, говорите, у него хорошие отношения были?

– Чересчур. Леха даже деньгами ему помогал.

– В долг давал?

– Ага! В долг. Только без отдачи. Немного, правда, да и не мои это деньги, так что я не вмешивался.

– Откуда ж вам это известно, если не секрет?

– Да что вы меня все переспрашиваете: не секрет, не секрет?! – с раздражением поводит плечами мужчина. – Если секрет – не буду отвечать, сказал же. А про деньги… Помнится, я у Лехи был. Вдруг – звонок в дверь. Старуха открыла, а буквально через мгновение Паганель в комнату заявляется. Увидел меня, стушевался сразу, и – назад, на выход. Типа, не буду вам мешать, позже зайду. А Алексей ему говорит: «Подождите, Юрий Ричардович не уходите! Сейчас я вам дам, что обещал.» Подъезжает к столу, достает ключ, затем зеркало сдвигает, отпирает сейф, достает деньги и дает этому чудику. Я так понял, что они предварительно договорились о сумме, потому что Леха ничего больше не переспрашивал. А этот дурик купюры даже пересчитывать не стал.

– А почему вы уверены, что долги Шушкевич не возвращал?

– Да по его роже видать.

Ну, тут я готов с Константином Михайловичем поспорить. Как раз-таки те, кто берут в «долг» без отдачи, являются в подавляющем своем большинстве обладателями наичестнейших физиономий. Иначе кто б им давал?… Но это уже абстрактный разговор, а мой собеседник, как вы помните, предпочитает конкретику.

– Скажите, а мог он Глебова убить? – интересуюсь я вполне конкретно.

– Кто – Юрик?! – Бердник даже не пытается скрыть иронии. – Какой там. Он даже в очках-то дальше двух шагов толком не видит ни черта. А уж ножом кого ударить – так это и подумать невозможно. Сильно сомневаюсь, что он вообще нож в руках держать умеет. Нет, этот убить не мог – даже не парьтесь.

– А Власов?

– Какой Власов? – удивленно косится на меня мужчина.

– Тот, который за убийство арестован, – поясняю я.

– Я же сказал, что с ним не знаком.

– Нет, я имею в виду чисто теоретически. Впустил бы его Глебов к себе в квартиру?

– Откуда ж мне знать. – неопределенно поводит плечами Константин Михайлович. – Но, коль уж он раньше тут появлялся, и не раз – то почему бы и нет?

Понимаете, Алексей ведь не был эдаким старым маразматиком, который собственной тени боится, запирает дверь на амбарный замок и в квартиру даже близких родственников чуть ли не с участковым впускает. Нет, он в этом плане был вполне адекватен. Незнакомому – да, не открыл бы, а если хорошо знает человека – нет проблем.

– Между прочим, Власов приезжал к Глебову в тот день.

– Когда? – Мой собеседник даже останавливается.

– Около двух часов. Вы случайно не знаете, зачем?

– Без малейшего понятия.

– А вы там были, говорите, около трех? В смысле, около пятнадцати?

– Да, где-то так.

– И что – Глебов на тот момент не выглядел как-то необычно? Может, фразу какую обронил или еще что?

– Да нет – ничего такого.

Мой собеседник украдкой бросает взгляд на часы. Торопится, что ли? Если так, то надо форсировать.

– Константин Михайлович, а вы машину водите?

– Увы, господин сыщик, нет! Здоровье не позволяет.

Я удивленно покосился на собеседника. Что-что, а уж нездоровым человеком Бердника назвать довольно трудно.

– Да нет тут ничего странного, – слегка улыбнулся тот. – Я – дальтоник, причем абсолютный. Меня ни одна медкомиссия до руля не допустит. Правда, сегодня этот вопрос при желании решить можно, но, честно говоря, и сам не хочу рисковать. Как можно ездить, если сигналов светофора не различаешь, особенно в большом городе, да еще в темноте? Так что водить машину мне не суждено. Это тем более обидно, что материально вполне могу себе позволить купить приличный автомобиль. Кстати, на мне машина числится, но я ее приобрел для. для своей юной. знакомой. «Коль женщина тебя моложе, любовь обходится дороже…» А так, для себя, взял бы джип. Лучше «японку». Я, правда, в этом деле практически не разбираюсь, но, по отзывам друзей, японцы – лучшие машины. И при моей комплекции джип – это как раз то, что нужно. Но сегодня, как ни странно, по городу гораздо легче передвигаться на метро. У меня, слава богу, станция в пяти минутах ходьбы от дома, поэтому отсутствие машины некоторым образом компенсируется.

– Понятно. Тогда, если разрешите, последний вопрос. Скажите, Глебов выпить любил?

– Врать не буду – любил. Настолько любил, что практически ни дня без этого дела не обходился. Но при всем при этом – опять-таки врать не буду – сверх меры надирался крайне редко. По этой части Алексей Викторович был довольно-таки крепок. Пил, между прочим, только «Наполеон» – ничего другого не признавал.

– А в тот вечер, как вы думаете, он пьян не был? Может, спьяну звонил?

– Нет – совершенно точно, – категорично качает головой Константин Михайлович. – Я его пьяного по голосу отличу сразу, и в тот момент Глебов был абсолютно нормален. Граммов сто пятьдесят – двести, конечно же, опрокинул, но для него это нормой было, и головы от подобной дозы он никогда не терял. Вот если бы целую бутылочку оприходовал, то тогда – да, было б заметно. А один стакан для него – что молоко. Так что можно сказать, что Леха пред Господом трезвым предстал.

Примерно через полчаса я снова вхожу в кабинет Киселева.

– Ну?!

Вместо ответа аккуратно стаскиваю с шеи галстук, стараясь при этом не повредить тонкий проводок в металлической оплетке, идущий от вшитой внутрь небольшой плоской коробочки к элегантной заколке. Сама коробочка представляет собой миниатюрный цифровой фотоаппарат, а в заколку, как мне пояснил Толя, вмонтирован точечный широкоугольный объектив, соединенный с аппаратом гибким световодом. С помощью этой мудреной техники я сделал несколько снимков Константина Михайловича Бердника – вернее говоря, попытался сделать. А вот что из этого получилось – одному богу известно. Мои взаимоотношения с достижениями научно-технического прогресса носят довольно сложный характер, поэтому не рискну забегать вперед.

– Володя, зайди ко мне, пожалуйста! – говорит кому-то Киселев по местному телефону.

Через минуту в кабинет входит тот же мрачный тип, который во время предыдущего визита фотографировал меня для удостоверения.

– Вот это, – Анатолий протягивает галстук вошедшему, – надо срочно распечатать. Здесь одно и то же лицо, поэтому все подряд снимки делать не надо. Выбери, пожалуйста, три-четыре кадра получше, в различных ракурсах.

– Размер и количество?

– Штуки по три, – отвечаю я вместо Киселева. – А размер. Ну, какой вы обычно для своей службы наружного наблюдения делаете? Вот такой и мне.

Мужчина, коротко кивнув, исчезает.

– Повезло мне с ним, – замечает Толя, кивнув подбородком в сторону двери. – Честно говоря, Володя стоит минимум раза в три больше, чем я ему плачу. И я платил бы, если бы была возможность. Но и так, вроде, не обижаю. Мастер – экстра-класса! «Прослушку» из любой ерунды сообразит. Знаешь, что однажды придумал?… Мы за дамочкой одной следили по просьбе мужа, и по ходу пьесы надо было разговоры ее записать. А подступиться – ну, никак! Ходила она в один адресок – срисовали мы его, но мужу этого мало. Вы, типа, скажите, о чем там базар идет. А в дом этот запросто не сунешься. Мало того, что домофон, так еще и консьерж внутри на входе. Если в гости – то скажите, к кому, да еще и подождите – я им позвоню, вас встретят. И к самой дамочке не прислониться – только на собственном авто передвигается.

Словом, Володя наш пару вечеров посидел и сварганил радиомикрофон с колючками, как у чертополоха. И по размеру получился маленький – вылитый репей. Ну, мои пацаны выследили даму, когда она в очередной раз в тот адрес пошла, и ей этот «репей» аккуратненько, проходя мимо, и нацепили. У нее на пальто как раз огромный шарф был – чуть не до земли. Микрофон там был чувствительный – почти всю квартиру слышно. Правда, как Володя сказал, из-за малого размера в нем батарейка слабая – на час всего, но нам этого часа за глаза хватило. Видел бы ты рожу мужа, когда он все это слушал. Так что за моего Кулибина не беспокойся – фотки тебе в лучшем виде напечатает. Ты лучше скажи: сам-то на пенсию еще не думаешь? А то смотри – тебя возьму с распростертыми объятиями.

– За дамочками следить? – невесело усмехаюсь я.

– Напрасно иронизируешь, Пашка. Правда, я тебя понимаю – сам ведь тоже поначалу так же считал. – Противно, мол, в чужом белье копаться… А потом подумал: а не противно, что я со своей зарплаты не могу дочери сапоги нормальные купить, а? Чем она хуже других? Почему у ментов дети-то должны страдать? Подумал – и сказал себе: да пошли они все!.. И, кстати: а тебе что – в грязном белье копаться не приходится?! Да то же самое, считай, только задаром. И начальства у тебя на хребтине – не приведи господи. А я – сам себе хозяин! Да и логика тут простая: есть спрос – будет и предложение. Это рынок. Раз есть мужья, которым интересно, чем занимаются их благоверные, пока они свои вопросы решают, – значит, найдутся и те, кто этот интерес удовлетворит. Стоит это приличных денег, но многие в подобной ситуации «за ценой не постоят». На том и держимся. Хвастаться не хочу – икру ложками не жру, но и с хлеба на воду тоже не перебиваюсь. По крайней мере, всегда есть что на хлеб намазать.

– А по службе прежней не тоскуешь?

– По службе? Перед тобой душой кривить не стану: по службе – да, тоскую. А вот по зарплате – нет. Когда семью надо кормить, так о своих интересах шибко не попечешься. Поэтому, если ты хочешь спросить, вернулся бы я назад, если бы возможность была, то скажу честно: нет, не вернулся бы. Хотя дела мы с тобой раскручивали очень даже интересные. Вот этого – да, жаль! Но.

Наш разговор, грозивший перерасти в философскую дискуссию, прервал стук в дверь. В кабинет, не дожидаясь ответа, вошел Володя, молча положил на стол перед шефом пачку фотоснимков и так же молча удалился. Так обычно поступают люди, которые уверены, что сделанное ими не подлежит критике по определению, а посему нет необходимости тратить время на протокольные фразы.

– Спасибо! – крикнул ему вслед Киселев. Фотографии перекочевали в мои руки. Анатолий не обманул – снимки были действительно вполне приличного качества. Бердник – и анфас, и в профиль, и в полупрофиль – был на них более чем узнаваем.

– Как – есть вопросы? – с трудно скрываемой гордостью в голосе интересуется мой приятель.

– Класс! А вопрос только один: сколько я тебе должен?

– Ну, ты уж меня совсем не уважаешь, Пал Николаич! Будем считать это бонусом от фирмы, как оптовому заказчику. Между прочим, если надо, то я тебе даже счет за оплаченные работы выпишу – деньги твои будут.

– Ну, ты уж меня совсем не уважаешь, Анатоль Ляксеич! – в тон отвечаю я, поднимаясь со стула. – Ладно – спасибо за помощь. Бывай!

– Бывай, Пашка! – Толя отвечает мне крепким рукопожатием. – Если что – обращайся в любое время суток.

В конторе я застаю на месте только Платонова – остальные умотали по делам.

– Здорово! – встает тот из-за стола. – А тебя как раз Лена искала. Она там что-то проверила и просила передать, что можно материалы забрать.

– Спасибо, – кивнул я, пожимая Сергею руку. – Сейчас чайку попью и схожу. А то ведь с утра не ел.

– Мы с ней сейчас как раз собирались пойти кофе попить.

– Вот и отлично! Раз уж вы все равно встречаетесь – возьми у нее заодно мои бумаги, ладно? А я пока должен тут кое-что сделать.

– Нет проблем, – кивнул Платонов, запирая сейф. – Только мы вернемся не раньше, чем через полчаса.

– А я раньше и не управлюсь…

Серега возвратился отнюдь не через полчаса. Я уже беспокойно поглядываю на часы – мне ведь, не забывайте, еще маму сегодня на вокзал везти. А это, доложу вам, серьезное мероприятие, требующее недюжинной выдержки и самообладания.

– Лена сказала, что там пара человечков есть, которые у нас светились. – Платонов протягивает мне пару листков бумаги.

Ничего особенного в них не оказалось. Из всех ранее судимых лиц в кругу общения Власова – кроме, естественно, самого Сергея – фигурировал некто Владимир Дробышевский. Судим он был еще в 89-м году по статье 212 – это, насколько я помню тогдашний уголовный кодекс, угон автотранспорта. Кем, интересно, он у Шохмана трудится?… Водитель-экспедитор. Логично, ничего не скажешь. Впрочем, я полагаю, что Евгений Наумович знал, что делает.

Но меня сейчас совсем другое занимает. Мне в данный момент гораздо более интересен господин Бердник и то, что удалось у него узнать.

Прежде всего, этот странный звонок. Константин Михайлович сказал, что в нем никакой необходимости не было, но. зачем-то ведь Глебов звонил? Причем именно в то время, когда, по заключению медиков, могла наступить смерть. Кто знает – возможно, убийца как раз в этот момент уже поднимался по лестнице. Или даже. уже был в квартире! И Алексей Викторович, возможно, хотел этим странным звонком что-то сообщить своему другу – что-то такое, чего тот, к сожалению, не понял. Спьяну, в принципе, можно было позвонить, но – нет, Бердник говорит, что Глебов был в норме. Я ведь недаром его спросил, как у покойного с «этим делом» обстояло.

И второе. Почему в числе людей из близкого круга покойного Константин Михайлович не упомянул имя Шохмана? Раз уж, повторяю, Глебов в присутствии водителя назвал того Женькой, то они должны были быть в достаточно тесных отношениях. И бизнес у них, наверняка, был совместный, коль Власов от своего патрона Алексею Викторовичу деньги привозил, причем немалые. Что – Константин Михайлович, волоча на себе весь бизнес, об этом не знал? И с самим Шохманом тоже незнаком? Странно.

Но это все даже не главное. Главное состоит в том, что в ходе нашей беседы Константин Михайлович допустил один, но очень существенный, на мой взгляд, прокол. Правда, тут еще надо кое-что уточнить, поэтому о деталях я, с разрешения уважаемого читателя, пока умолчу, дабы человека зря не обижать. Тем более.

Тем более что на сегодня это были далеко не последние сюрпризы.

Глава 4

Humanum est mentiru.

Человеку свойственно лгать (лат).

Павлик, ну где же ты ходишь?! Я уже вся прямо переволновалась.

– А чего ты волнуешься? Да еще и вся. У нас до поезда еще два часа.

– Так тем более уже выезжать надо!

– Мама, нам ехать от силы сорок минут. Что ты потом еще полтора часа на вокзале делать собираешься?

– Найду, что. Зато я буду спокойна, что не опоздаем. Я не собираюсь прибегать на вокзал в мыле, как скаковая лошадь, и нестись потом за поездом, расталкивая людей.

Такие диалоги – причем практически слово в слово – у нас происходят практически каждый год. Каждый год мама куда-то едет, каждый год я провожаю ее на вокзал, и каждый год такой отъезд сопровождается взаимной нервотрепкой. Лично я привык приезжать минут за пятнадцать до отправления поезда – вполне достаточный запас. Это же не пупышевская электричка перед майскими праздниками, которую бравые пенсионерки с тележками наперевес берут штурмом. Здесь вашего места никто не займет – чего суетиться? Но у мамы своя позиция по этому вопросу, и бороться с ней можно лишь себе во вред.

Трамвая ждать практически не пришлось, и на вокзал, как и ожидалось, мы приезжаем, когда поезд еще даже не подан под посадку. Оставив маму с вещами возле башк. то есть возле памятника Петру Первому, я выхожу во двор перекурить, а затем делаю это еще раз и, возвратившись со второго перекура, застаю ее уже в обществе моей сестры Светы и ее дочки Машки.

– Привет, братик! – улыбается Светлана, а племяшка, радостно завизжав, обнимает меня за ногу. – А мы боялись, что опоздаем. Пока домой доехала, пока Машку из садика забрала. Ромку брать не стала – он из школы какой-то нехороший пришел, так что как бы не разболелся. Только-только ведь с Машей на больничном отсидела.

– А Вова почему не приехал? – интересуется мама с едва уловимым недовольством в голосе. По совести говоря, зять как таковой ей здесь совсем не нужен – важен принцип.

– Ой, мам, я забыла тебе сказать: мы же новую мебель в гостиную заказали! Сегодня вечером должны привезти, и Володя остался дожидаться.

– К нему что – тоже теща переезжать собирается? – не удерживаюсь я.

– Какая теща? – удивленно переспрашивает мама. – Куда переезжать?

– Никакая, мам. Не бери в голову.

Обе женщины смотрят на меня с недоумением. Затем мама притворно тяжело вздыхает, переводит взгляд на сестрицу, как бы ища сочувствия, и качает головой:

– Шутки у него.

– Пройдем, Машуля, купим бабушке минеральной воды в дорогу, – нахожу я спасительный повод избавить дам от своего общества.

– И «Чупа-Чупс»! – радостно соглашается та.

– Само собой.

Наш с Машкой поход затягивается – умышленно, как вы догадываетесь.

Когда мы снова возвращаемся к памятнику, до отправления поезда уже остается двадцать минут, и сказать, что мама нервничает, – значит не сказать ничего.

– Ты что, вообще, хочешь меня в гроб загнать раньше срока?!

Как раз вчера я рассказывал коллегам анекдот про тещу:

«Посмотри-ка, зятек, сколько там до моего поезда времени осталось?…» – «Четыре часа двадцать три минуты и семнадцать секунд!» – тут же без запинки выпаливает зять.

Что-то это мне напоминает.

Хватаю багаж и молча направляюсь в сторону нужного нам перрона.

– Не обращай внимания, Павлуша! – поглаживает меня по плечу Света, когда мы, благополучно проводив поезд, спускаемся по эскалатору в метро. – Ты, можно подумать, нашу маму не знаешь. Хочешь добрый совет?

– Ну? – поднимаю я взгляд на сестру, наперед, однако, зная, что она скажет.

– Жениться тебе надо.

– Спасибо, вы очень любезны. Но, чтобы вести войну на два фронта, у меня нет ни времени, ни нервов.

– Ой, да прямо – «войну»… Тебя послушать, так муж с женой – враги смертные. Тоже мне – специалист. Наоборот, у тебя союзник появится.

– которого мама тут же перетянет на свою сторону, – вставляю я.

Светка вздыхает.

– Вот если бы ты меня послушал, так никто бы твою жену никуда не перетянул. Чем, скажи, тебя Вероника не устроила? Мы с ней давно работаем вместе, и я ее знаю очень хорошо. Кандидат наук, доцент, готовит прекрасно, квартира своя, дача, живет одна.

– …и страшна, как водородная бомба!

– Можно подумать, что ты у нас – Аполлон. – насупилась сестра. – Она, может, и не красавица, но очень даже миленькая. И потом, между прочим, это моя лучшая подруга!

– Ну, ладно – не обижайся.

– Не обижайся. Знаешь, кто ты после этого?

– Кто? – невинным тоном интересуюсь я.

– Засранец! – неожиданно громко подсказывает молчавшая до сих пор Машка.

– Маша! – Светка делает страшные глаза. – Как тебе не стыдно такие слова говорить? Где ты их слышала?!

– Ты сама вчера Рому так назвала, когда он с прогулки пришел, – с обезоруживающей откровенностью поясняет племяшка.

Машке вот-вот стукнет пять лет, и сейчас она иной раз такие перлы выдает, что Светка в ужасе за голову хватается.

Они с Вовой пристроили дочку в какой-то элитный садик с преподаванием музыки и иностранного языка без отрыва от горшка, наивно полагая, что там из нее сделают вундеркинда. Своих детей у меня нет [9]9
  Хочется, во всяком случае, так думать. Но, как говорит мой друг и коллега старший лейтенант Павлов, настоящий мужчина никогда не может с полной уверенностью ответить на вопрос, сколько у него детей.


[Закрыть], поэтому я не стану углубляться в рассуждения на педагогическую тему, ибо в противном случае вновь рискую уподобиться, по образному выражению Коли Удальцова, штабному писарю, строящему из себя бывалого воина. Однако не могу не заметить, что пару раз, насколько мне известно, по пришествии из этого самого садика Мария Владимировна, открыв рот, умудрялась вогнать в краску не только маму, но и папу. У них во дворе прямо под домом стоит нормальный детский сад, но, тем не менее, Светлана упорно продолжает таскать дочку в элитный. И это даже несмотря на то, что каждое утро им приходится вставать и выходить из дома на полчаса раньше.

А вообще-то сестренка у меня – честно скажу! – отличная тетка. Как-то так получилось, что мы с ней почти всегда понимали друг друга и практически никогда не ссорились – даже в детстве, хоть и разница в возрасте – всего два года. Между прочим, я – младше, но мне это аукается только сейчас. Видимо, отголоски Светкиной профессии. Она – кандидат химических наук, доцент, читает лекции студентам и поэтому, наверное, вообразила, что может заодно воспитывать и меня. В детстве себе этого не позволяла… Правда, сестрица делает это в гораздо более мягкой форме, чем наша мама.

В настоящее же время они обе одержимы манией во что бы то ни стало меня женить, в связи с чем Светлана переполошила, кажется, весь свой институт.

Между прочим, насчет своей подруги она не совсем права. Это не Вероника меня не устроила, а, скорее, наоборот – я ее. Однажды вечером, после какого-то сабантуя в конторе, ваш покорный слуга, будучи слегка навеселе, неожиданно обнаружил в бумажнике листок с телефончиком, который мне Светка с неделю назад подсунула. Я позвонил по указанному номеру, поболтал с Вероникой и сумел напроситься в гости.

Во втором часу ночи, после тяжелых и изнурительных боев, протекавших на финском раскладном диване, стало ясно, что сокрушительного поражения не избежать. Мне вдруг жутко захотелось стать тонким белым листком бумаги, дабы тихо заползти под простыню и затаиться, чтобы меня там до утра никто не нашел. Однако Вероника была начеку. Доценты – они ведь тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Даже слишком не чуждо.

Кончилось тем, что я прохрипел: «Все – больше не могу!» и отрубился раньше, чем услышал ее ответ на эту реплику.

Но Светлана, как мне кажется, не в курсе происшедшего, так что вы уж меня, пожалуйста, не выдавайте! [10]10
  Кстати, Вероника действительно страшна, как водородная бомба. Правда, это я только наутро разглядел.


[Закрыть]

Мы не стали проходить далеко в вагон, поскольку Светка с Машкой на следующей станции пересаживаются.

– Может, поехали к нам? – предлагает сестра. – Чего тебе одному дома делать? И поешь нормально – у меня сегодня бигус.

– Я не домой, Свет. У меня еще дела сегодня.

– Господи, да какие могут быть дела в отпуске? Отдохни ты хоть немножечко от своих преступников.

– Они не мои, – вздыхаю я. – И потом дела у меня совсем не обязательно связаны со службой. Может, я к твоей Веронике в гости собрался?

– Ой, упасть и не встать! Можно подумать, она тебя так до сих пор и дожидается. Ну, ладно, тогда приезжай завтра. Поможешь заодно нам мебель переставить.

– Завтра? Хорошо, постараюсь.

– Никаких «постараюсь» – обязательно приезжай. Все, Павлуша, наша станция! Так завтра мы тебя ждем.

– Хорошо, созвонимся. Счастливо!

Я с легкой грустью наблюдаю, как Света с Машкой выходят из вагона. Затем они оборачиваются, и племяшка, привстав на цыпочки, весело машет мне на прощание рукой. Я улыбаюсь и киваю в ответ.

Вообще-то, мне от вокзала до дома трамваем быстрее получается. Но мы со Светкой уже довольно давно не виделись, хотелось просто поболтать, и я автоматически спустился с ними в метро. И, раз уж так получилось, то поеду-ка и вправду по делам – тем паче, что ветка прямая.

Двери закрываются, поезд, постепенно набирая ход, ныряет в темноту тоннеля, и я вдруг обнаруживаю прямо перед собой на стекле отпечаток чьего-то пальца. Он настолько отчетливо виден в падающем свете освещающих вагон ламп, что прямо так и просится на обложку детективного романа или учебника криминалистики. Представляете, даже здесь невозможно расслабиться.

Между прочим, пока все равно в метро едем, да отпечатки пальцев разглядываем, позвольте задать вам вот какой вопрос. Ну, про то, как милиция, обнаружив след пальца, преступления раскрывает, разумеется, слышали все. Про это и книг написано много, и фильмов снято не меньше. А вот слышал ли кто-либо из вас про то, как милиция находит преступника как раз потому, что тот НЕ оставил следа пальца?… Нет?…

Эта история была услышана мною много лет назад от одного из коллег, во время дружеских посиделок за «вечерним пузырем» в подмосковном учебном центре МВД. Мы там, на очередных курсах повышения квалификации, две недели печень тренировали. Поскольку сам я в расследовании данного дела не участвовал, в специальной литературе история сия отражения не нашла, да и времени прошло немало, то за точность и достоверность изложенного ручаться не стану. За что, как говорится, купил – за то и продаю.

Произошло это довольно давно, еще при светлой памяти социализме, в известном южном приморском городе, в начале мая. Курортный сезон набирал обороты, и «простых смертных» на популярных турбазах и в приличных гостиницах потихоньку начинали сменять столь же смертные, но уже «непростые».

Вот как раз в одной из таких гостиниц и был обнаружен труп мужчины, прибывшего сюда два дня назад. Как было записано в регистрационной карточке – на отдых. Обнаружила его горничная, пришедшая около десяти часов утра прибрать в номере. Она открыла дверь служебным ключом и…

Был данный господин директором крупного продовольственного магазина то ли в Рязани, то ли в Тамбове, и это объясняло, почему он так легко в это время года снял для себя «люкс». Но вот что оперативников, осматривавших место происшествия, насторожило – так это отсутствие у покойного денег. Ни в бумажнике, ни в карманах одежды, ни среди личных вещей убитого не было обнаружено ни единой купюры. Не было при нем также ни сберкнижки, ни аккредитива. За номер приезжий, правда, расплатился вперед, но ему же еще две недели жить предстояло. И не просто жить, а отдыхать, причем красиво – на приличествующем социальному статусу уровне. А на какие, извините, шиши? Словом, основной версией стало ограбление.

Вскрытие показало, что перед смертью покойный употреблял шампанское, закусывая его шоколадом, а причиной летального исхода стала чуть ли не лошадиная доза препарата «клофелин», в те времена еще только завоевывавшего популярность в криминальных кругах. Погибший лежал в кровати, лицом вверх, абсолютно голый, причем сама обстановка в номере, а также некоторые косвенные признаки свидетельствовали о том, что последние минуты своей жизни он провел не один и. ммм… нескучно.

Дама, которая тому способствовала, оказалась достаточно предусмотрительной. Бутылка шампанского и оба бокала были тщательно протерты, как и подлокотники кресла, в котором она, судя по всему, поначалу пребывала, а упаковка от плитки шоколада так и вовсе исчезла. Исчезла также наволочка с одной из подушек, где могли, по всей вероятности, остаться волосы с головы гостьи. Исчезло даже – извините уж за столь пикантную подробность! – некое резиново-техническое изделие, кое, судя по валявшейся возле кровати вскрытой упаковке, должно было бы находиться на. неподалеку, словом. Не удивляйтесь, что заостряю внимание на этом деликатном предмете. Дело в том, что на внешней поверхности сего изделия могли остаться биологические следы, которые позволили бы определить группу крови женщины. Но она, как видите, просто не давала следствию никаких шансов. Правда, при тщательном осмотре кресла с его обивки было изъято несколько шерстяных волокон синего цвета, но кто мог поручиться, что они появились там именно накануне убийства?

А вот когда врач перевернул тело, то на спине мужчины участники осмотра обнаружили характерные следы, красноречиво свидетельствовавшие о том, что и предусмотрительная гостья в ходе интимного свидания обиженной не осталась. Параллельные полосы бордовых царапин, при виде которых мужчины обычно плотоядно улыбаются, а женщины смущенно отводят в сторону глаза, спускались от позвоночника к бокам жертвы.

Вот они-то, как ни странно, и стали ключом к разгадке всей истории. Дело в том, что одной из этих царапин. не хватало. Да-да – именно так! Справа на спине трупа их было, как и положено, ровно пять, а вот слева – только четыре.

– Ежели мадам перед «ентим делом» наперсток не надевала, то рискну предположить, что у нее отсутствует безымянный палец правой руки, – задумчиво проговорил судмедэксперт. – Полностью или частично.

– Может, не дожала просто? – покосился на медика один из оперативников.