Текст книги "«Полонез». Книга фантастики"

Чуть больше, чем через минуту, дым бесследно рассеялся, снова все стало ясно различимо, что до этого было скрыто дымом. Но только не тело Дика – оно по-прежнему оставалось невидимым. Пытаясь разглядеть свои руки, живот и ноги, вытянутые на кровати, он теперь видел одну лишь простынь, которой была застелена кровать. Вот оно, началось! Дику стало не по себе. Он ущипнул себя за левую ногу – она была на месте. Тогда он поднялся с кровати, прошелся невидимыми ногами по комнате и тут увидел странный плащ со светодиодами. Вспомнив слова Витти, Дик надел плащ – лампочки на нем тотчас вспыхнули, замерцали. «Вот, блин, елкой новогодней стал», – невесело усмехнулся он. Подойдя к двери, Дик тронул ручку – дверь оказалась открытой – и вышел.

В приемной все так же было безлюдно, одна лишь Витти что-то просматривала на мониторе. Переведя рассеянный взгляд на прозрачный плащ с горящими лампочками, будто сам собой вплывший в кабинет и зависший в трех шагах от ее стола, девушка даже не улыбнулась.

– Вас уже заказали, – вдруг выдала она.

– Кто?! – опешил Дик и от неожиданности попятился к двери.

– Что значит «кто»? – не скрывая досады, переспросила Витти. – Вы изъявили желание стать мечтой, купили пакет-семидневку, прошли процедуру дематериализации… За это время я разместила информацию о вас на сайте, и вот уже есть первая заказчица.

– Кто она? – снова овладев собой, спокойным голосом поинтересовался Дик. Точнее, казалось, говорил сам плащ – пустой, прозрачный, оживленный одними лишь горящими лампочками.

– Ее зовут Нея. Ей двадцать шесть. Остальное узнаете на месте. Да вот и курьеры.

В приемную вошли двое парней – уже знакомые Дику курьеры, несколько дней назад доставившие ему Ворскли.

– Посадите объект в бочку и отвезете вот по этому адресу, – распорядилась Витти и протянула одному из курьеров маршрутное задание.

– Пошли, привидение, – неожиданно грубо позвал за собой Дика курьер. Дику не оставалось ничего другого, как молча стерпеть обиду и последовать за грубияном. Единственный протест, который он смог себе позволить, – это сорвать с себя шутовской плащ и кинуть курьерам под ноги.

Нея была из состоятельной семьи, по неизвестной причине жила одна в пустом роскошном доме. Кроме двух слуг – никого. Дни напролет Нея играла на фортепьяно или смотрела в окно. Теперь у нее появилась мечта. Девушка приказала курьерам занести бочку внутрь дома и поставить ее в центре гостиной, где много лет назад ее отец любил накрывать большой стол, за которым могло усесться одновременно около сотни гостей. Нея привыкла к одиночеству, оно ее не тяготило и не порождало в душе чувства неполноценности. Она выбрала водяную мечту по одной-единственной причине: ей давно хотелось иметь аквариум без рыб. Нея так рассуждала: мечта нереальней призрака, бестелесна и бессловесна, поэтому никогда не нарушит ее одиночества. Но когда увидела в прозрачной бочке вместо призрака голого, довольно хорошо сложенного мужчину, в первый момент разозлилась и хотела даже выставить претензию фирме, вздумавшей ее обмануть. Однако затем, понаблюдав, как ее мечта дышит в воде, будто рыба, разделась и залезла в бочку.

Ее мечту звали Диком. Он целовал ее в воде и занимался с ней любовью. Нея принимала его ласки без особой страсти, но и не отказывала ему. Секс с собственной мечтой она сочла столь большим недоразумением и нелепицей, что не воспринимала Дика всерьез.

Дик, напротив, вел себя крайне сдержанно и скрытно. В присутствии Неи он не вылезал из воды и, таким образом, не выдал своих необыкновенных свойств – становиться невидимым за пределами бочки.

Он выбирался из бочки лишь по ночам и в редкие дневные часы, когда Нея, не сказав ни слова, уходила из дома. Дик тогда сам уходил. На улице стояла пронизывающая до костей стужа, и, чтобы не околеть от холода, он оделся. Он нашел мужскую одежду в одном из многочисленных гардеробов в комнате, где давно никто не жил. Возможно, гардероб принадлежал отцу Неи или еще кому-то из ее родственников, но Дику на это было наплевать. Как и на то, что брюки, рубашка и пиджак были короткие, но при этом на два размера больше. Вещи были качественные, теплые, а главное, в них он продолжал оставаться невидимым. Дик особо не задавался вопросом, почему одежда не нарушает его удивительных свойств, ему было не до этого – он спешил, очень спешил, чтоб успеть сделать то, ради чего пошел на этот странный, рискованный эксперимент с самим собой.

На все про все отводилось семь дней. Такой срок был указан в пакете мечты «Мини», который Дик купил. На одну-единственную неделю он превратился в обладателя удивительных фантастических свойств – он стал невидим для людей, но, что гораздо важнее, Дик обрел способность видеть такие же субстанции, как он сам, – мечты-невидимки, неприкаянные призраки, подобно ему, одиноко бродящие по городу.

Однако у Дика была цель, она согревала его лучше, чем пиджак с чужого плеча. В поисках своей мечты он обшаривал подвалы и поднимался на чердаки и крыши, обошел вдоль и поперек заброшенные долгострои и ветхие, старые хибары… Но нигде не было видно даже следов Ворскли. «Наверно, она уехала из города, сбежала от меня к тому, у кого мечтать удается лучше», – вздыхал Дик, но поиски не бросал. Когда наступало утро, он был вынужден возвращаться в дом своей заказчицы, развлекал ее в течение дня, а когда спускалась ночь, украдкой выбирался из бочки и вновь пускался на поиски.

Ему продолжали попадаться на пути лишь чужие водяные мечты. Одни страдали и молились за своих заказчиков, другие распутничали, пили горькую и гуляли напропалую. Третьи неотступно, будто верные псы, следовали за людьми, четвертые сгорали от робости – забившись в угол или подворотню, смиренно сносили забвение и свою ничтожность. Пятые были чересчур надменными и заносчивыми, презирали даже людей, которые их заказали, шестые, напротив, оказались мудрыми и веселыми, с ними было легко, не хотелось от них уходить – но нельзя. Дик спешил, времени на то, чтобы отыскать Ворскли, оставалось все меньше. Наконец настал седьмой, последний день поисков.

Дик хорошо запомнил то утро. Усталый и разочарованный, он вернулся после ночных похождений несколько позже, чем обычно. Всю ночь он лез из кожи, пытаясь во что бы то ни стало найти Ворскли. Ведь он прекрасно понимал, что другого шанса у него больше не будет: срок истекает… Поэтому, когда он вошел в дом, Нея уже проснулась. Она неподвижно стояла возле бочки, в недоумении уставившись на пустую воду. Нея была похожа на маленького ребенка, у которого забрали любимую игрушку. Дику стало жалко ее, он хотел ее коснуться, взять за руку, но передумал и в тот же миг вышел из дома. Терять ему теперь было нечего, и он решил посвятить весь последний день поискам своей мечты.

Стоял жуткий гололед, Дик, поскользнувшись, несколько раз упал. При падении он здорово стукнулся затылком о тротуар, с того момента на него время от времени стали накатывать приливы слабости и тревоги. Пока он, невидимый, лежал, растянувшись, на обледенелом тротуаре, на него пару раз чуть не наступили. Поднявшись и стряхнув с себя снег, Дик вдруг решил заглянуть в травмпункт. «Ведь если я несколько раз упал и чуть не разбил себе голову, то и Ворскли могла упасть», – резонно подумал он. Травмпункт находился в полуподвальном помещении, Дик осторожно, стараясь не поскользнуться, спустился по ступенькам вниз и отворил дверь.

Ему открылась странная, почти сюрреалистическая картина. Помещение травмпункта, совмещенного с небольшим стационаром, оказалось похожим на крошечный амфитеатр. Внизу, куда попал Дик, стояло с десяток кроватей, на которых лежали жертвы гололеда; там же находился стол медсестры, шкаф с медикаментами и рукомойник. Еще несколько кроватей стояло на террасе наверху. Между больными, снизу вверх и сверху вниз, металась медсестра. Она уже порядком выбилась из сил, едва успевала обслужить одного больного, как ее звал к себе другой, третий…

Невзирая на переполох и напряженность, здесь никто не роптал. Вместо возмущений и стонов откуда-то сверху, со стороны террасы, доносилась музыка.

Подняв голову, Дик с интересом стал разглядывать террасу. Она была, пожалуй, самым необычным местом в травмпункте: расположенная на высоте трех метров, она опоясывала зал с трех сторон и была ограждена мраморной балюстрадой. К террасе поднимались ступени со старомодными перилами – именно ступени и придавали медицинскому учреждению сходство с амфитеатром.

Ощущение абсурдности от увиденного усиливала спокойная, тихая музыка. На террасе, на пятачке, свободном от больничных кроватей, стояло старенькое разбитое пианино. За ним сидела девушка и самозабвенно, кротко играла. Этой девушкой была Нея.

Затаив дыхание, ее слушали больные, ее слушала и медсестра в коротких паузах между перевязками и приемом лекарств. Заслушался и Дик. В его голове не укладывалась эта удивительная картина: абсурдный, похожий на древнегреческий театр травмпункт, повсюду кровати, теснящиеся, будто в войну, – и фортепьянная музыка. Нея делала то, на что не способен был ни один врач – она исцеляла силой своей мечты. Но Дик тут был не причем. Он стал подниматься по лестнице, желая лучше рассмотреть Нею: ее лицо было столь кротким, столь одухотворенным, что Дик почувствовал, как в его груди дрогнуло сердце…

Очарование безмятежностью внезапно было нарушено. Вначале снизу послышался ровный, ненавязчивый плеск воды, затем раздался испуганный крик медсестры:

– О матерь божья, трубу прорвало!

В тот момент Дик уже поднялся на террасу и стоял в двух шагах от Неи. Он невольно оглянулся на крики и замер в оцепенении от увиденного. «Что здесь происходит? Шоу? Или тут и вправду комедию разыгрывают, а я, как дурак, всему верю», – пронеслось у него в голове.

Тем временем внизу, где располагалась большая часть кроватей, и вправду быстро прибывала вода.

– Ой, сейчас же затопит! – вскрикнула Нея. Бросив играть, она кинулась помогать медсестре перетаскивать хромых и больных с нижнего этажа на террасу.

Дик, глядя на наводнение, тоже бросился помогать, подставляя пострадавшим невидимое плечо и руку… И тут он увидел виновника аварии. Это был плюгавенький, тщедушного вида голый мужичонка с редкими, спутавшимися волосами. Он топтался возле рукомойника, размахивая сорванным с трубы шлангом, из которого хлестала вода, и беззвучно хохотал. Никто, ни одна душа в палате, не замечала его. Потому что он был мечтой – невидимой водяной мечтой.

Дик мигом подскочил к мужичку и схватил его за грудки. Они стояли друг против друга по щиколотку в воде; Дик ненароком подумал, видит ли их ноги кто-нибудь еще, кроме них двоих, но тут же забыл, о чем думал. Он был в ярости.

– Ты чего это, утопить всех решил?!

Мужичонка обмер от неожиданности, перестал смеяться – и вдруг захохотал снова, с еще большим вызовом и злостью.

– Он пренебрег мной, понимаешь?! Послал меня на хер! А я ведь мечта не простая, я ему это просто так с рук не спущу. Он должен понять, что без меня, без своей мечты, ему никак. И другим тоже! Ха-ха-ха!

– Ну ты и сука, а не мечта!

Дик врезал чужой мечте по морде и наверняка убил бы ее, если б в тот момент с ним был его нож или пистолет Берроуза. Но он сам был мечтой, а всякая мечта безоружна, хотя и обязана постоять за себя.

Дик смыл с кулака чужую кровь, затем присоединил шланг к трубе, перекрыл воду и, все такой же невидимый, помог подняться с лежанки старику, у которого была сломана нога…

В какой-то момент они оказались рядом – Нея и Дик. Она не видела его, а он видел ее прекрасно: в тот миг, несмотря на собачью усталость, она была необыкновенно красива. Ей хотелось побыть одной после этой дикой суматохи, она села на полу и облокотилась спиной о ножку пианино. Ей было тяжелей, чем Дику, и он обнял ее за плечи.

– Дик? – неожиданно сразу догадалась Нея.

– Я… Как ты меня узнала? – не скрывая своего изумления, спросил он.

– По дыханию. Я ведь музыкант, у меня чудесный слух и память.

– Здорово… Но я же дышал в воде.

– Не имеет значения. Чтобы понять, твой ли это человек, не важно, где ты его встретил.

Посидев с Неей еще минуты три-четыре, Дик сказал:

– Ну, мне надо идти.

– Я знаю, – повернув лицо в его сторону, она безошибочно отыскала его невидимые губы и поцеловала.

*4*

Дик искал Ворскли до позднего вечера. Люди на улицах, припорошенные легкой снежной поземкой, навьюченные пакетами и свертками, в едином жизнерадостном порыве торопились в свои дома или рестораны, где их ждало заказанное заранее счастье, пенистое и пьянящее, но лишь на короткий миг, как шампанское. Старый Новый год. Дик никогда не понимал этого странного, нелепого праздника. Но сейчас, отчаявшись отыскать в людской круговерти свою мечту, он ужасно завидовал людям, самым обычным людям, спешившим использовать еще один шанс встретить новый год. Как будто люди хотели заново переписать, переиначить мечты и желания, загаданные две недели назад. Дик невидимым мимом метался от одного прохожего к другому, заглядывал в их лица, заглядывал в окна припаркованных авто и в светящиеся окна ресторанов, откуда ему улыбались счастливые, неоправданно счастливые лица людей. В эти минуты Дик чувствовал себя бродячей, никому не нужной собакой и изводил себя мыслями о Ворскли. Как могло так случиться, что он ее потерял? Упустил, как воду сквозь пальцы… «А может, она совсем рядом? – вдруг подумал он. – А я ее не вижу и не ощущаю. Вот Нея почувствовала меня, ей и глаза для этого не понадобились, лишь по одному дыханию узнала меня, а я – слепой, бесчувственный чурбан, не способный распознать свою мечту средь миллиардов таких же… Или, может, Ворскли настолько совершенна, что ее не дано разглядеть не только людям, но и другим мечтам? Мне уж точно не дано…»

Мечта мечте рознь, под конец решил Дик. Было без четырех минут двенадцать ночи, когда он зашел в мини-маркет, взял бутылку шампанского и, по обыкновению никем не замеченный, вышел на улицу. Ему тоже хотелось встретить старый Новый год, он сел прямо на ступенях магазина и, с озорным шумом откупорив шампанское, стал пить прямо из горлышка.

– Эй, мужик, чего это ты тут распиваешь? – обратился к нему охранник магазина.

– Хочешь? – вместо ответа Дик протянул парню бутылку.

– Случилось что? – сделав несколько глотков, охранник вернул Дику бутылку.

– Жена ушла из дома. Я искал ее, искал… и заблудился.

– И теперь чего?

– Да ничего. Найду себе другую.

– Вот это правильно!

Они допили шампанское, пожелали друг другу удачи, и Дик, чуть ссутулившись и подняв воротник чужого пиджака, нырнул во вьюжистую староновогоднюю ночь.

Было начало первого, настало время, когда начинают сбываться мечты. Но только не мечта по имени Дик. Подошел к концу срок действия его пакета, он перестал быть мечтой и снова стал прежним Диком – видимым и уязвимым.

Но все же кое-что в его жизни поменялось безвозвратно. Дик вернулся к Нее и стал жить у нее. Он перевез из своего дома в дом Неи некоторые свои вещи, среди которых были высокие сапоги с коваными носками, старый нож и пистолет, еще совсем недавно принадлежавший Берроузу… Так они стали жить вдвоем. Вот тогда Дик и обнаружил в Нее массу интересных качеств и откровенных достоинств. Она продолжала играть на пианино в травмпункте и ухаживала за больными. Держала в доме двух кошек и выращивала лимоны. Но самым большим ее увлечением и страстью, как оказалось, были автомобили. В ее гараже, тоже доставшемся по наследству от отца, как и весь дом, стояли три классных тачки: спортивная, грузовой пикап и семейный минивэн. Но главной гордостью Неи был вороной «Харли-Дэвидсон». Временами Дику казалось, что если б не он, Дик, то Нея наверняка спала бы с мотоциклом, так она была к нему привязана.

Они полюбили по ночам кататься на «Харлее». В Крещенскую ночь они выехали на полуночный проспект и понеслись, куда глаза глядят. На мосту через Лесп им навстречу выскочил джип «Тойота».

– Поворачивай! – заорал Дик Нее, сидевшей за рулем, но девушка даже не подумала сворачивать в сторону. Джип тоже не сворачивал, видать, его водитель оказался маньяком или просто был в стельку пьян. Дик боролся за жизнь до конца, он попытался вырвать руль из рук Неи и вдруг увидел, что она не дышит – с ней случился обморок, а Дик и не заметил.

В последний момент, когда столкновение казалось неизбежным, джип резко затормозил, его повело, крутануло и бросило в сторону парапета моста. «Тойота» снесла совсем свежее ограждение, установленное в том самом месте, где почти месяц назад попал в аварию Дик, и стала как вкопанная, нависнув передними колесами над ледяной нелюдимой рекой.

Дик тоже не справился с управлением, положил «Харлей» на бок, мотоцикл упал, вращая вокруг своей оси, его по инерции протащило несколько метров вперед – и все замерло.

Круг замкнулся, обреченно подумал Дик и, оставив Нею лежать бездыханной на мостовой, кинулся к джипу. На бегу Дик пригнулся, выхватил из-за голенища сапога нож, с которым теперь снова не расставался, – нож блеснул в свете фонарей холодным жалом. Дик вспомнил: у него был еще пистолет, но он решил обойтись без него – с ножом сподручней.

Дик подскочил к машине со стороны водителя и что есть мочи рванул на себя дверцу… За рулем сидел он. Тот, кто выстрелил в его мечту. А рядом сидела та, кого он столько напрасно искал… От неожиданности Дик опешил. Он не верил своим глазам: в джипе были Берроуз и Ворскли.

Однако оцепенение длилось лишь миг. В следующее мгновенье Дик приставил нож к горлу Берроуза

– Я убью тебя, сука! Ты испортил мне жизнь!

– У тебя еще его пистолет, – внезапно хладнокровно напомнила Ворскли.

– Да пошла ты!.. – Дик хотел еще что-то сказать, но вдруг почувствовал, как немеет сердце и мутнеет взгляд. – Чертова слабость. За что мне все это?

Ворскли взяла Дика за руку с ножом и отвела в сторону.

– Не надо, Дик, он не заслужил смерть от тебя.

Берроуз обмер, вжавшись в спинку кресла; с немым ужасом он таращился на Дика, готового в любой момент перерезать ему горло. Ворскли погладила Берроуза по дрожащей руке и поцеловала его в мокрый, покрытый испариной лоб, из которого тонкой струйкой сочилась кровь. Она вынула из сумочки носовой платок и промокнула кровь.

– Спокойно, малыш, ты слишком близко все принимаешь к сердцу.

– Близко?! – ослепленный яростью, Дик накинулся на девушку. – Почему ты с ним, почему ты… Променяла шкуру мечты на удобный тампакс!

Ворскли не обиделась. В ее взгляде не было ни осуждения, ни жалости.

– Такое у меня предназначение – вытягивать тех, кто в этом особенно нуждается. Идти ради этого на любую жертву… Даже предавать свою любовь и становиться мечтой-амфибией, мечтой-невидимкой…

– Но ты ведь больше не амфибия!

– И для кого-то давно не невидимка. Мечта – это необязательно то, что ты о ней думаешь.

– А что же, мать твою?!

– То, что нужно на самом деле человеку. Помощь, поддержка, забота, любовь, наконец… Если ты его убьешь, то умру и я. Ведь я жива до тех пор, пока жив он.

– Но почему он?! Ведь первым был я!

– Ошибаешься. До тебя были сотни… тысячи… сотни тысяч тех, кто мечтал. И я была с каждым из них. Пока они мечтали – я была им нужна.

– Но я ведь мечтал, не бросал мечтать, а ты бросила меня!

– Ты сильный, а он – слабый. Ты сам стал мечтой – для нее, – едва улыбнувшись, Ворскли посмотрела поверх плеча Дика. – А я останусь мечтой для него. Может быть, навсегда. Видно, такой мой крест.

– Это он задурил тебе голову?! А ведь он тогда стрелял в тебя и мог убить!

– Он промазал. А бочку разбила я. Изнутри…

– Черт!!

– Ладно, иди. Оставь нас. Лучше позаботься о ней.

Дик не хотел уходить, как заведенный, продолжал упрямо что-то доказывать. Потом приехали скорая и машина ГАИ. Двое в белых халатах, не выпуская изо рта сигарет, подняли Нею на носилки и поставили их в скорую.

Подошел начальник патрульной службы ГАИ, спросил, кивнув на Берроуза.

– Вы знакомы с потерпевшим?

– С потерпевшим? – переспросил Дик. – С ним, что ли? Да, конечно. Я эту сволочь очень хорошо знаю. И ее тоже, – Дик показал глазами на Ворскли, забившуюся в угол.

– Это вы о ком? – офицер проследил за его взглядом и невесело усмехнулся. – Шутите?

– Какие еще могут быть шутки, капитан? – фыркнул Дик. – Я что, полный кретин шутить в такой ситуации?

– Но здесь только один человек, и он – мужчина.

– Не иначе как травматический психоз. Галлюцинации, – безапелляционным тоном заключил врач скорой помощи, незаметно подошедший сзади. Он взял Дика под руку и приказал санитару, сопровождавшему его: – Проводите молодого человека к машине.

Бормоча что-то себе под нос, Дик послушно побрел за врачом и санитаром. Накатила дикая усталость, Дик ссутулился, вжал голову в плечи. Сделав шагов десять, он не выдержал, обернулся – Ворскли продолжала глядеть на него, не мигая, словно ожидала увидеть в нем разгадку какой-то тайны.

«Галлюцинации… Я вижу ее, а другие – нет, – вздохнув, Дик отвернулся. – Выходит, она меня опять обманула. Улизнула, обвела вокруг пальца, как последнего мальца… А впрочем, Ворскли осталась самой собой. Это я не исполнился, не воплотился ни во что, лишь приблизился на шаг к своей мечте. Недостижимой, как и прежде…»

Дика усадили в скорой, и в тот момент, когда за ним собирались захлопнуть дверцы, со стороны парапета донеслись взволнованные крики, а мгновеньем позже снизу раздался резкий, тяжелый всплеск воды. На краю моста поднялся сущий переполох, врач и санитар, бросив Дика, помчались туда. Дик тоже вылез из машины, но, ступив три шага, остановился. У него не осталось ни сил, ни воли куда-либо бежать. Наполовину оглушенный, наполовину потерянный, он и без того знал, что стряслось. Это рухнула с моста «Тойота», унося на дно холодной реки его извечного врага и несбывшуюся мечту…

– Эй, не бери в голову! Теперь все позади, – позвал Дика знакомый голос. Это была Нея. Она выбралась из скорой следом за Диком и стояла в шаге от него. Вид у нее был как у победительницы: с левой щеки содрана кожа, рана кровоточит, сама едва держится на ногах – а глаза сияют!

– Все кончено, – сказал Дик и махнул в сторону поломанного ограждения, возле которого столпились люди.

– Нет, все только начинается, – мягко возразила Нея. – Только избавься от прошлого, и сразу станет легче.

Она нетвердо шагнула к нему, тут же покачнулась и стала оседать на бок, но Дик вовремя подхватил ее на руки. И когда девушка уже была в его объятьях, она запустила руку ему за пазуху и выкинула прочь пистолет Берроуза.