Текст книги "Профессиональная этика журналиста"

Дымова И. А., Щербакова Г. И., Рыков П. Г.
Профессиональная этика журналиста

Вступление

Слово в России всегда было весомым в условиях многовековой российской несвободы на другие формы проявления личности, оно было и музыкой, и делом, и тайной, и ложью. За слово превозносили, страдали и карали, причем последнее случалось чаще.

Был культ слова. Но не было свободы слова. Ее жадно добивались на протяжении трех веков русской журналистики. И она стала почти единственным обретением российского народа в конце XX века. Века, за время которого пролилось столько крови из-за смелого, острого, неосторожного или, наоборот, с вызовом сказанного слова.

Именно гласность дала возможность прорваться так долго сдерживаемому русским обществом негодованию, осуждению и самоосуждению, а значит очищению. Сравнивая недавнее состояние любопытства, жадности к новостям, взлет популярности журналистики с сегодняшним днем, где очевидно и чувство уныния, тревоги и растерянности, и падение, и как бы угасание интереса к публично сказанному слову, можно огорчиться и сильно обидеться на читателя и зрителя. Энергия отрицания и разрушения не может долго питать общество – это равносильно самоуничтожению. И после периода «бури и натиска» общество как всякая самоорганизующаяся система стремится к состоянию покоя и созидания. И, вероятно, качество СМИ в это время должно меняться. Ведь СМИ всегда и везде зависят от настроения общества и политического климата. Пафос разрушения, овладевший журналистикой в конце 1980-х годов, по сути дела был оборотной стороной советской журналистики с ее пафосом пропаганды и агитации. Судя по анализу настроений и высказываний журналистов11
  Журналистика российской провинции. – М ., 1995.


[Закрыть], эти качества сохранились в перестроечной прессе, только стала она не «за», а «против».

А что же теперь? Снова «за»? То состояние свободного полета, хочется верить, не сразу забудется. Но хотелось, чтобы российские журналисты не только помнили, что в России была такая свобода слова, которую не знали более нигде в мире, но и помнили свои ошибки, за которые сейчас приходится расплачиваться.

I Теоретический раздел

1 Ум с сердцем не в ладу: этические проблемы современной журналистики

Очевидно, что журналистика ищет сегодня новое лицо и новый способ жить. Все более явным становится ее тяготение к тому, чтобы просвещать, показывать, информировать и рассказывать, даже развлекать, а не призывать и агитировать. Но пока ей и самой трудно осознать новые вызовы времени, а читателю нужно захотеть и привыкнуть искать не явных инструкций или скрытого подтекста, а видеть факты, чтобы самому их сопоставлять и оценивать, делать выводы. Это нелегкая работа взросления общества, неизбежно наступающая после детской покорности и подросткового бунтарства. Мы – совсем молодая страна, которая уже дважды в 20 веке пыталась жить заново, «с чистого листа». И думается, чем раньше журналистика осознает свою роль не ментора или вождя, а собеседникапросветителя, тем лучше.

Этот процесс осознания своей новой роли в новом обществе не является единственной проблемой современной журналистики. Одновременно ей приходится решать многие другие проблемы, среди них – навязывание амнезии, желание заставить забыть ей ту власть над умами и сердцами, которую она имела, культивировать недоверие к СМИ, как в те времена, когда говорили, что в «Правде» нет правды, попытки сломать ей шею экономическим налоговым гнетом, чтобы опять сделать ее ручной, подкармливая различными подачками: то дотациями, то эксклюзивами, то различными льготами. За нее идет торг и борьба.

Вот такой диапазон состояний пережила наша журналистика: от приводного ремня до «четвертой власти» в пору гласности. Пойдет ли она опять своим особым путем или будет развиваться по тем же законам, что и профессиональное сообщество во всем мире – скажет будущее, но думается, что второй путь неизбежен. Главной причиной является развитие новых информационных технологий, которые не только значительно облегчают, ускоряют обмен информацией, но и гарантируют свободное ее распространение. Этот канал уже невозможно перекрыть, а запретить его – значит отбросить собственную страну в допотопное варварство.

Провозглашенный принцип открытости и доверия, установившиеся партнерские отношения с зарубежными центрами внушают надежду. Масс-медиа, информационными агентствами опыт международного сообщества должен быть освоен, а потом уже творчески применен, пусть даже видоизмененным, как это и раньше было в нашей истории. Другим источником оптимизма является Конституция РФ и Закон о СМИ. Они работают, и это знает каждый журналист, который сумел заставить их работать. А это не часто бывало в России. Достаточно вспомнить пожелание Белинского из письма к Гоголю: «Добиться исполнения хотя бы тех законов, которые есть» – это всегда было больным местом наших реформаторов. И наш Закон о СМИ, относительно молодой, выглядит равным соответствующим законам стран с давними демократическими традициями. Его можно совершенствовать и дополнять, обеспечивая свободу на получение и распространение информации – краеугольный камень демократии. То, что Закон работает, несмотря на все наскоки, говорит о том, что он не плод экспериментаторов-интеллектуалов, а вполне жизнеспособное и нужное обществу творение.

В России, однако, очень живуч правовой нигилизм: «до Бога высоко, до царя далеко», таково исторически обусловленное наследие, и живет оно не только в сознании тех, кому надлежит исполнять законы, но и в тех, кто должен следить за исполнением закона. Мы часто видим желание отыскивать изворотливый выход вместо обращения к закону и неумение его применять. А это часто следует из-за элементарной необразованности, страха перед всем официальным. Тот, кто не знает своих прав или не уверен в них, легко от них отказывается. Одним из первых предупреждающих сигналов стал анализ поведения российских СМИ во время президентской избирательной кампании 1996 года, проведенный институтом Масс-медиа в Дюссельдорфе. Там сделаны очень нелицеприятные выводы о добровольном шаге назад от свободы и плюрализма мнений. Вслед за этим последовали выборные кампании 1999 и 2003 годов, которые были охарактеризованы как грязные самими участниками и всевозможными комментаторами. Однако вина за это лежит не только на политтехнологах, но и на журналистах, которые были готовы распространять любую оплаченную информацию, не беспокоясь о том, что ушаты лжи выльются на головы публики. Вакциной против всех переворотов и контрпереворотов служит просвещение и образование общества. В первую очередь, тех, кто сам занимается информационной деятельностью. В данных социологического опроса журналистов русской провинции, проведенного Фондом Защиты Гласности (ФЗГ),22
  Воскобойников, Я. С., Юрьев В. К. Журналист и информация. – М., 1993. – С. 26.


[Закрыть] явно заметна неудовлетворенность журналистов своим профессиональным уровнем, неуверенность в своих силах. Частично это связано с тем долго бытовавшим убеждением, что журналистом можно только родиться, как, например, китайцем. Но сегодня ясно, как много знаний нужно для этой профессии и как недостаточно умения литературно и красочно выражаться. Только хорошо профессионально подготовленные журналисты могут гарантировать честность СМИ. Они должны много знать, чтобы суметь организовать всестороннее обсуждение в печати различных проблем общества. Только хорошо обученные журналисты будут готовы снять покров тайны, установить правду и контролировать от имени общества исполнительные, политические и экономические структуры.

В тоталитарном обществе журналисту не нужно было знать ни прав, ни законов, на которые эти права опирались бы. Все решали сила и власть господствующей идеологии. Вот тогда журналист и был литературным работником, который расцвечивал выданный ему сверху шаблон. В статье «Партийная организация и партийная литература» В.И. Ленин предельно четко сформулировал принцип партийной литературы, который имел прямое отношение и к журналистике: «Для социалистического пролетариата литературное дело не может быть орудием наживы лиц или групп, оно не может быть вообще индивидуальным делом, не зависимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков! Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социалдемократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса. Литературное дело должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социалдемократической партийной работы»33
  Ленин, В. И. Партийная организация и партийная литература // В.И. Ленин. ПСС в 55 т. – М.: Изд-во полит. лит., 1965-1975. – Т. 12. – С. 100-105.


[Закрыть]. Подчиненность журналистского творчества партийной дисциплине в советском государстве на десятилетия замедлила формирование профессиональной журналистской этики. А цена этому – разочарование в себе и профессии, текучесть кадров, цинизм и равнодушие, а иногда и не так уж редко – страдание и смерть. Знание и применение закона о СМИ не гарантирует абсолютную защиту журналиста от преследований и нарушения его профессиональных прав, хронику которых регулярно ведет профессиональное издание «Журналист», но сыграет роль своеобразной техники безопасности и сведет риски к минимуму. Ни о каком правовом обучении нельзя было говорить, если до 90-го года не было того, чему обучать, то есть Закона о печати. Только недавно в учебный план вузов, готовящих журналистов, был введен предмет «Правовые основы журналистики». Вот и учились журналисты на собственных бедах и ошибках, да на ошибках своих коллег.

Знание закона о СМИ и умение его применять, защищая свои права, должно стать нормой потому, что от этого зависит качество исполнения своих профессиональных обязанностей, так как ощутим реальный разрыв между законом и жизнью.

На сегодняшний день в России совсем не много юристов, специализирующихся в области СМИ, такой подготовки не дают в юридических вузах. Стимулом роста правовых знаний в журналистской среде стала Летняя школа, организованная Центром права и СМИ при факультете журналистики МГУ и выпускаемый им бюллетень «Законодательство и практика СМИ». И юрист, и адвокат должны быть постоянно рядом с журналистом: и тогда, когда он собирает факты, беседует с людьми или остается один на один с чистым листом бумаги, и тогда, когда он встречается с опасностью и смертью. В редакции должен быть юрисконсульт, с которым можно посоветоваться в ходе работы. Издание газеты, выпуск телепрограммы, функционирование интернет-сайта есть бизнес, который нуждается в страховании от репутационных и финансовых рисков.

Одним из больных мест нынешней журналистики является ограничение доступа к информации или предоставление неполной или заведомо ложной информации. Об этом свидетельствуют публикации ФЗГ, сам факт создания комиссии по доступу к информации и многочисленные журналистские конференции, на которых бывает много горьких сетований, много драматических рассказов о борьбе журналистов за свои конституционные права.

По сведениям из статьи И.М. Дзялошинского в бюллетене «Законодательство и практика СМИ» за июль-август 1996 года, подтверждается факт тотального недоверия властей к прессе, там же приведена цифра, что 3/4 опрошенных получали отказ в предоставлении информации. Но здесь и приводятся отрадные сведения, подтверждающие взаимосвязь качества профессиональной подготовки с профессиональной удачей: журналисты с высшим журналистским образованием реже, чем остальные, сталкивались с отказом, что говорит об их умении составить запрос и использовать закон как инструмент защиты слова. Ведь любое выступление прессы – это по сути дела осуществленное право граждан на управление своей страной. В 1999 году Фонд Защиты Гласности совместно с «Интерньюс» проводил исследование о возможностях доступа информации и о степени эффективности журналистики в глазах разного рода властей. Результаты были публикованы в «Журналисте» 2000 года, № 10-11. Они свидетельствуют о том, что, несмотря на патологическое нежелание властей предоставлять прессе затребованную информацию, результат может быть положительным, если само СМИ достаточно авторитетно, а запрос сопровожден ссылками на действующие юридические нормы.

Две разнонаправленные тенденции характеризуют сегодняшнее состояние журналистики. С одной стороны – увеличение потока информации, с другой – уменьшение числа потребителей информации, утрата ими доверия к журналистике и, как следствие, меньшая информированность населения. Противоречивость этих двух процессов свидетельствует о кризисном состоянии современной цивилизации, которое заметно и в том, что человечество балансирует на неустойчивой границе самоистребления: то ли путем войны, то ли путем экологической катастрофы, из-за экстенсивного развития производства и истощения природных ресурсов, из-за утраты гармонии между человеком и природой.

Не забираясь в дебри причин, породивших нынешнее кризисное состояние человеческой цивилизации, попробуем ответить на несколько более частных вопросов, которые, будучи вписаны в систему, могут дать ответ, потенциально проецируемый на все остальное. Итак, первый вопрос – зачем человек ищет новостей и что они для него значат, а затем, чего он не находит и почему не удовлетворяется нынешним информационным бумом, который, того гляди, перерастет в «информационную дезинформацию».

В молодой теории журналистики немало понятий, которые будто бы ясны и определяются априори, но тем не менее не стали отчетливой терминологической дефиницией. К таким понятиям относится фундаментальное для журналистики понятие «новость». Несмотря на кажущуюся нелепость объяснения или расшифровки общеизвестного, его непроясненность тянет за собой целый шлейф недоразумений.

Итак, человеку свойственно желание познать мир, многие философы считали экзистенциональной потребностью человека «процесс мышления», а следовательно, активного преобразования информации, содержащейся в окружающем мире. Процесс познания по своим целям как прагматичен, так и бескорыстен для удовлетворения внутреннего духовного запроса. Двуединая природа жажды познания отражает двуединую природу сущности человека. Именно последняя вносит свои ограничения в процесс познания, например, в виде инерции и стереотипичности мышления. Восприятие человека ограничено, и он не в состоянии усваивать поток информации, превышающий его физиологические возможности. В пользу последней точки зрения говорят наблюдения психологов, как бы подтверждающие инерцию мышления читателя (возьмем этот термин как условное определение, эквивалент или синоним понятию «потребитель информации»). По мнению авторов брошюры «Журналист и информация»44
  Журналист и информация. – СПб., 1994.


[Закрыть], «если газета дает материалы, совпадающие со стереотипами мышления, сложившимися под влиянием разных факторов, в том числе и СМИ, то они легко принимаются читателями, им верят. Если нет, то они не вызывают ни доверия, ни интереса, а, скорее, отвергаются. Можно сказать, что человек воспринимает только ту информацию, которую он ожидает. Поддерживать и укреплять старые стереотипы легче, чем утверждать что-то новое, отражающее изменение самой жизни». Об инертности мышления публики говорят и другие исследователи, в частности, Г.В. Жирков в статье с одноименным названием «Журналист и информация»55
  Там же. – С. 4.


[Закрыть]: «Если мы сравним современные подборки рубрик «Происшествия», «Курьер», «Вкратце» с подборками древнеримских новостей, то не заметим существенной разницы: официальная хроника, пожар, воровство, наказание преступника, беспорядки, сообщения из зала суда». Прошли века, а изменений в информационных интересах общества, казалось бы, не произошло. Далее исследователь оговаривается, что изменилась скорость и формы распространения информации, но ведь это не затрагивает законы восприятия. Емкость общественного внимания гораздо более ограничена, чем пропускная способность современных каналов МК. Современную ситуацию, особенно после развития сети Интернет, стали обозначать термином «перелив информации». С этим придется считаться, хотя, по мнению и физиологов, и психологов, возможности и ресурсы человеческого мозга в значительной степени не используются. Очевидно, что ограничения поставлены природой в виде более незащищенной, чем мозг, человеческой психики, которой информационное давление может нанести удар и уже наносит, о чем говорят священники и психиатры.

Можно предположить, что далеко не все интересует человека в этом мире, и дело не только в его инерции мышления или в возможностях, дело во внутренней установке. Так же, как свойственно человеку познавать внешний мир, ему присуще желание разобраться в своем внутреннем мире. На наш взгляд, именно это центробежное стремление уравновешивает центростремительное движение вовне. Именно через призму своего «Я», через принципы уподобления-расподобления идет отбор впечатлений и информации. Недаром во многих практических руководствах по журналистике, как правило, построенных на основе опыта западной журналистики, даются советы вносить в новости «человеческий элемент». В них повсеместно отмечается, что читателя затрагивает то, что как-то связано с его личным опытом, с традициями его семьи, с местом его обитания, с условиями его жизни, с его будущим и будущим его детей. На первый план выходит поиск, отслеживание всего, что как-то влияет на место человека в этом мире, то есть он ищет во всем как бы свое отражение и сопротивляется всему, что так или иначе может разрушить целостность этой проекции «я» на мир. На этой глубинной потребности человека легко играть, что и делается сейчас повсеместно, особенно часто игра идет на человеческих инстинктах или, как выразился кто-то из психологов, на том, что «ниже пояса».

Кроме познания себя через идентификацию в объективном и предметном мире, человек ищет себя в другом человеке. Именно поэтому ему так интересно все, несущее личностный, персонифицированный оттенок. В журналистике не так страшен грех субъективности (как это ни крамольно звучит, его ведь все равно не избежать), если только это не сознательная ложь или манипуляция. Читателю очень интересно сравнить свое мнение, суждение, ощущение с тем, что говорят об этом другие. То есть, кроме объективности, он ищет в журналистике и субъективности, следуя инстинкту уподобления-расподобления.

Познавая мир и себя, человек, во-первых, делает это как бы через систему зеркал «Я-не-Я», а, во-вторых, для обмена информацией и для общения, потому что следом за желанием познать «Я», то есть познать значение «Я», логически следует желание сообщить это «знание», то есть отделить его от себя, передав другому, произвести обмен информацией, потому что при выявлении смысла и его передаче смысл обогащается дополнительной информацией на основе ассоциаций. Таким образом, можно предположить, что самосознание и общение – две неразрывно связанные сущностные потребности человека. Известный психолог Л.С. Выготский писал, что «слово-знак – нечто вроде специального аппарата, в котором есть значение, в соответствии со структурой которого мир преломляется и в нем выделяется видимое».66
  Выготский, Л. С. Собр. соч. – М., 1986. – Т. 1. – С. 160-162.


[Закрыть]

Журналист делает видимым ранее незримое другими, но они это увидят, если увидят в новости отражение того, что их волнует. Если процесса узнавания не происходит, то не может быть и общения. В этом случае происходит расподобление: «Это «не-Я», это «не мое» и это мне не нужно, не интересно» и т. д.

Еще одно противоречие человеческой природы заключается в том, что, стремясь экстраполировать (распространить) свое «Я» на окружающий мир, увидеть в нем отражение себя, человек испытывает глубокую потребность в общении с другими, как способом преодоления конечности своего «Я». По мнению философа и психолога Э. Фромма, «самая глубокая потребность человека состоит в преодолении своей отдельности, в освобождении из тюрьмы своего одиночества».77
  Фромм ,Э. Избранные труды. – М., 2003.


[Закрыть]

Человеку необходимы все виды общения: и межличностное, и межгрупповое, и массовое. В расколотом мире, в котором оказался человек к концу второго тысячелетия, все виды общения людей так или иначе нарушены. Связи между человеком и природой также искажены. Гармонии и равновесия нет ни во внутреннем, ни во внешнем мире человека. Это вызвано тем направлением, в котором двигалась цивилизация. В результате личность все более обособлялась «в тюрьме своего одиночества». Связи типа «род, племя, семья, цех-корпорация, нация или народ» – все они так или иначе претерпевают видоизменения, а следом, зачастую, и разрушение. Непосредственное общение все чаще заменяется искусственным общением, и отнюдь не посредством искусства, где «душа с душою говорит». В последнее время живое общение подменяется искусственнотехническим, в полном соответствии с техногенной цивилизацией, где собеседники не видят ни лиц, ни глаз друг друга. В результате процессов разделения труда человек не видит конечного результата своей деятельности, в котором отразилось его «Я». Из-за множества других причин, вероятно, также заложенных в природе человека, он выстроил перегородки между собой и другими. Вероятно, главным образом, из-за страха перед насилием над своей сущностью, из-за утраченной надежды на понимание и узнавание себя в другом – с огромной силой и тоской это выражено в гениальной лермонтовской интерпретации – переводе стихотворения Гейне «Но в мире ином друг друга они не узнали».

Искусственное общение посредством массовых коммуникаций стало заменой или суррогатом общения в конце 20 века. Телефон, факс, электронная почта вместо общения, радио, TV, форумы или чаты в Интернете, обогащенные мультимедийными системами, – вместо общения. Вокруг человека создается виртуальная реальность, в которой происходит виртуальное общение.

Электронная паутина, опутавшая мир, технологическое совершенствование, благодаря которому ускоряется скорость доставки информации в мгновение ока и в любую точку Земли, улучшаются формы передачи информации: цвет, звук, объем. На пороге индивидуализация доставки информации, как в телешопе: «Чего пожелаете?». Наряду со значительными новшествами, вроде цифровых систем, световодов, продолжается совершенствование старых добрых книг, газет, журналов: улучшение качества полиграфии, изощренная адресность – на все вкусы. Казалось бы, под влиянием информационного бума должен произойти резкий переворот в сознании человека или хотя бы рост уровня его интеллекта. Должно же в соответствии с законом количество информации перейти в качество духовной и социальной жизни человека или хотя бы резко возрасти количество потребителей информации. Но и здесь больших изменений пока не видно, если следить за данными социологов, исследующих закономерности процессов аудитории. В нашей стране без специальных исследований видно, что количество почитателей журналистики уменьшилось: повысилась степень недоверия и разочарованности в СМИ: к телевидению относятся как к притягательному и неизбежному злу: ругают, но смотрят, предпочитая образовательные и развлекательные программы и менее доверяя информационным и аналитическим. Привычка во всем искать заказ, сформировавшаяся у людей из-за многочисленных информационных войн, стала зловещей и навязчивой, отучила верить в благие помыслы и бескорыстную верность.

Количество подписчиков у печатных СМИ сокращается. Падают объемы телесмотрения. Радио из некогда мощного канала информирования трансформировалось в поставщика фоновой музыки в соответствии с эстетическими предпочтениями слушателя. Здесь действуют как специфические российские причины: удорожание подписки и разочарование в политических и идеологических ценностях, проповедуемых в СМИ, так и общемировые причины: отток читателей в пользу аудиовещательных СМИ, в первую очередь, телевидения. Нужно подчеркнуть одну особенность, не так уж часто замечаемую аналитиками журналистики, – не выросло значительно ни количество читателей-зрителей, ни количество времени, посвящаемого получению информации. Сделать этот вывод можно, основываясь на данных, приведенных в исследованиях С.Г. Корконосенко, Я.С. Воскобойникова, В.С. Соколова, И.М. Дзялошинского, С. И. Беглова и др 88
  Беглов, С. Империя меняет адрес: Британская печать на рубеже тысячелетий. – М., 1997; Воскобойников, Я. С. Юрьев, В. К. Журналист и информация. – М., 1993; Дзялошинский, И. М. Российский журналист в посттоталитарную эпоху. – М., 1996; Корконосенко, С. Г. Печать, управление и самоуправление. – Тула, 1992; Современная зарубежная журналистика: правила и парадоксы. – СПб., 2002; Соколов, B.C. Периодическая печать Франции. – СПб., 1996.


[Закрыть]. Налицо перераспределение контингента: от печатных к TV, от TV общенационального к нишевому, кабельному и т. д. В работах этих же исследователей отмечается общая неудовлетворенность аудитории тем, что им преподносится в качестве информации. Процесс отчуждения общества от СМИ – предмет тревоги не только российских журналистов, но и их зарубежных коллег, которые с этим столкнулись раньше. Основные рекомендации, выработанные специалистами на Западе, можно сгруппировать так:

1) повышение ответственности журналистики перед читателем и строгая саморегуляция, внутренний контроль за соблюдением профессиональных этических норм;

2) еще большая адресность журналистики, учет запросов разных социальных макро – и микрогрупп;

3) переход к интерактивной журналистике, когда публика получит право голоса в СМИ не только как объект, но и как субъект журналистики, когда она через маркетинговые исследования (о них написано в книге Дэнниса и Мэрилла «Беседы о Масс-медиа»99
  Дэннис, Э., Мэрилл, Д. Беседы о Масс-медиа. – М., 1997.


[Закрыть]) получит право сама решать, о чем ей читать или что смотреть в СМИ, а не передоверит отбор новостей журналистам.

По этому же пути идет кибержурналистика или Интернетжурналистика, которая доказывает свою независимость, объективность и неангажированность тем, что передоверяет право отбора информации и формирования картины мира самому пользователю. Хотя, как сейчас известно, Интернет активно используется для «промывки мозгов».

Главными причинами разочарования в журналистике, кроме духовного кризиса цивилизации, обычно считаются манипуляция сознанием и развращение путем потакания низменным инстинктам, а также формирование и навязывание потребительского образа мыслей. Но когда сегодня журналистов винят в отчуждении СМИ от публики, то при этом как бы не учитывается, что общение в системе «журналист-читатель» построено на основе как прямых, так и обратных связей. Аудитория оставляет за собой право закрыть и отложить газету, переключить канал или диапазон, а то и просто отключиться. Читатель в этой игре тоже принимает на себя некую роль, и информационная игра все больше становится одним из видов социальной игры: конструирование мира и ощущение себя его творцом. Насколько это творчество, потребность в котором также заложена в человеке, адекватно объективной реальности – спорный вопрос, скорее всего не имеющий положительного ответа. Хотя бы потому, что невозможно сложить полную картину мира из фрагментарной информации. Между тем, дробная информация, не ранжированные по ценности новости, получаемые на дому и заменяющие непосредственное общение и восприятие мира, иногда могут интерпретироваться как достижение: «Развитие и углубление специализации в СМИ идет по пути все большего дробления и умножения адресатов их потребителей, что совпадает с логикой современного общественного развития, конечная цель и адрес которого – личность. Типологическая трансформация масс-медиа происходит как сужение, локализация».1010
  Соколов, В. Западные масс-медиа: достижения и проблемы // Факультет журналистики: первые 50 лет: статьи, очерки. – СПб, 1996. – С. 33.


[Закрыть] Если главным критерием отбора материалов для воссоздания картины мира является «хочу» индивида, то нарушается целостность этой картины: нельзя хотеть того, чего не знаешь и о чем не догадываешься. Личность познает себя и мир «через себя», посредством отражения в системе зеркал, а если последнее не система, а стечение случайностей, то невозможно познать ни мир, ни себя.

Между тем такая дробность и фрагментарность является бедой не только публики, но и журналистов, которые становятся рабами персональных компьютеров и Интернета, они пишут не о своем впечатлении, воссоздают для аудитории не картину, которая их поразила, а пересказывают и комментируют факты, пришедшие из разных источников. Объективность здесь оказывается мнимой или виртуальной, потому что журналист лжесвидетельствует, говоря о том, чего не видел. Когда-то А. Ахматова, по воспоминаниям А. Наймана, сказала, что вся литература 20 века «литературна», т. е. вторична: ее источник не в непосредственном переживании жизни, а реминисценциях, аллюзиях и переживаниях, рожденных искусством. Постмодернизм в литературе основан на вторичном переосмыслении ранее написанных текстов как специальном приеме. Если и журналистика соблазнится возможностью стать вторичной, она станет совсем не нужной тому, кто из нее не сможет выбрать новостей, способных обогатить его новым знанием, способным преломить мир и увидеть прежде невидимое. Хотя постмодернизм и не добавил литературе большого числа поклонников, все же прием переосмысления в ней более допустим, как в искусстве слова, где произведение интересно уровнем мастерства и оригинальностью позиции автора. В журналистике первичен объект отражения, то есть сама действительность, от него ждут описания тех фактов, которые не мог наблюдать сам читатель, приемы же и методы интерпретации, так сказать, «взгляд и нечто» не могут быть самоцелью, тем более, если они подменяют собой картину мира.

Недостаток знания рождает недостаток общения и наоборот, так как эти два процесса взаимосвязаны. Чем сильнее будет усугубляться изолированность человека в обществе, его одиночество, тем сильнее он будет искать в СМИ не новостей или информации как знания, а замену нарушенной гармонии между собой и другими, тем сильнее он будет искать отражения своего «Я» в других. В гениальном гоголевском «Ревизоре» Петр Иванович Бобчинский просит Хлестакова просто сказать в Петербурге, что гдето живет в уездном городе N он, П.И. Бобчинский, и больше ничего ему не нужно, будто само знание о его существовании в придворных кругах подтверждает его существование. Если использовать понятие вывернутого пространства, то нынешние потребители информации, загнанные в «тюрьму одиночества», пытаются вырваться из нее, узнавая себя в других, известных, популярных, раскрепощенных публичных фигурах политиков, звезд кино– и шоубизнеса и т. д. Узнавая подробности их жизни, впитывая были и небылицы об их быте, рядовой маленький человек конца 20 века не принимает их сходства с собой, а утверждает свое существование как оправданное тем, что независимо от известности или богатства основная человеческая сущность и у него и у них одинакова.

Чем более одинок в своем мироощущении будет человек, тем сильнее он начнет искать подтверждения своего существования, отражение своего «Я» в других, а необходимость в познании мира будет отступать. И привлекать его будут мнимые новости, из разряда тех, что «уже были прежде». В этом случае можно считать, что СМИ эксплуатируют низменные инстинкты потребителя, но вполне равноправна и другая точка зрения: потребитель использует средства массовой информации и коммуникации, чтобы восполнить ущербность своего существования и недостаточность общения своей жизни. Думается, что вторая точка зрения вернее, потому что хоть СМИ и приняли красивое и гордое звание «четвертая власть», но огромное большинство журналистов подозревают, что это самозванство. Можно ли считать, что человек, стоящий на вершине айсберга, управляет его движением? Можно ли считать талант полководца решающим аргументом в сражении? СМИ пытаются использовать многие, но единственный реальный хозяин – публика, и если она от журналистики отвернется, то кому та будет нужна?