Текст книги "Иди, поймай свою звезду"

Павел Шумил
Иди, поймай свою звезду

Вновь повесть написана от лица Дракона из первой книги. (Теперь он зовется Великим Драконом, уважаемым предком и т. п.) Прежде всего, это «взгляд с другой стороны» на события «Осколков Эдема» – Великий Дракон возглавлял спасательную экспедицию по обнаружению Мрака, Катрин и Лобасти. Затем – космическая робинзонада с мотивами, часто встречающимися в фантастике (суперкомьютер планетарного размера и пр.). Все это было бы просто тошнотворно, если бы в тексте не было двух вещей – юмора, и какого-то странного аромата шестидесятых годов с из верой в науку, в дружбу, в любовь, в Отряд…

Апрель 1998 г., Переслегин С.Б.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ХРОНИКИ ОТРЯДА

Я, Майя, решила опубликовать часть дневника, так как слишком часто слышу самые нелепые домыслы о Великом Драконе. Он сам дал мне ознакомиться с фрагментом дневника перед тем, как отправился в последнюю экспедицию восемь лет назад. Хотел услышать мое мнение. Так уж случилось, что какое-то время я была летописцем Отряда, который он возглавлял. Точнее, он организовал из нас Отряд. Сплотил и закалил нас, превратил в единое целое. Он заставил нас поверить в свои силы, убедил, что нет на свете ничего невозможного. Раз за разом ставил перед нами задачи на грани возможного, но не за гранью. Иногда действовал, может, излишне резко и жестко, но теперь я понимаю, что, видимо, иначе было нельзя. Слишком мало было времени и слишком серьезные задачи стояли перед Отрядом. И я благодарна ему за то, что он сделал. Я не верю, что он мог погибнуть. Мало ли, по каким причинам могла оборваться связь. Он не из тех, кто погибает. Не знаю, как это объяснить, это надо чувствовать. Надо хоть раз побыть рядом с ним, почувствовать его энергию, любознательность, неиссякаемый оптимизм, послушать истории у костра и бородатые анекдоты. Надо пережить с ним минуты радости и печали, опасности и тревожного ожидания.

Не ждите от этих записок какой-то законченности. Это просто дневник. Командор вел его тогда, когда появлялось хоть немного свободного времени. И никогда не ставил дат. Таков его стиль. Сравнивая записи с хрониками Отряда, я вижу пропуски в недели и месяцы. Это периоды наиболее напряженной работы. Я могла бы, но не стала расставлять даты. Пусть все останется как есть.

– Привет, пласт культуры.

– Уголек?!

– Давно меня так никто не называл. Все Берта да Берта. Один шутник зовет «Черная Грэндмама».

– Уголек…

– Я тебя не разбудила? Ты какой-то ошарашенный.

– Уголек..!

– Как у вас дела? Кора с тобой? Мама у вас?

– Ты чего обзываешься? – наконец-то нахожусь я.

– Проснулся, – радуется Уголек. – Узнаю прежнего Мастера. Помнишь, что мама говорила? Книжки читать надо, научные (показывает обложку). Тут черным по белому написано, что ты – огромный, неисчерпаемый (гм..?) пласт культуры! Понял, Мастер? Тебя еще разрабатывать и разрабатывать.

– Кто автор? Я его морально уничтожу! Тоже мне – землекоп нашелся. Не успокоюсь, пока не найду в его книге тысячу и одну ошибку.

Уголек смотрит в библиографические данные.

– Опоздал, Мастер. Он умер год назад заслуженным, уважаемым драконологом. Всю жизнь тебя изучал. Не огорчайся, мне от него тоже досталось.

Вот так. Живешь, и не знаешь, что на тебе кто-то паразитирует. Ну и бог с ним, если умер. Полемизировать с мертвым – несолидно, однако.

– Уголек, приезжай! Все дела брошу, на руках носить буду. По часу в день!

– Вот те слова, которых я ждала. Где ты?

– Базу два помнишь? Рядом с Пиитетовой пустынью. Там.

– Жди. – Отключилась.

Минуту смотрю на потухший экран, не веря своему счастью. Потом спохватываюсь. Распечатываю ее комнату. Ох ты, боже мой! Пыли – по щиколотку. Мою, не человеческую. Семьдесят лет назад забыли выключить климатизатор, он и нагнал с улицы. Осторожно отступаю назад, чтоб не поднять быстрым движением облако, зову киберов. Всех, даже с лаборатории. Объясняю задачу, даю срок – десять минут – и прячусь за дверью. Потом спохватываюсь и везде, кроме комнаты Уголька, включаю наддув с улицы. Киберам даю приказ – в комнате Уголька открыть все окна. Мощный сквозняк образует пыльные вихри в коридоре. С моего стола сдувает на пол бумаги. Не просматривая, засовываю их в шкаф, туда, где лежат чистые скатерти. Принюхиваюсь и бегу на кухню. Отключаю духовку, извлекаю обгорелый кусок мяса. Автоматика духовки давно вышла из строя, а кухонный кибер… Где этот головотяп? Ах да, я же послал его на уборку.

Вооружаюсь мясницким ножом размером с рыцарский двуручный меч и обрезаю обгорелое мясо. Обжигаясь, запихиваю срезанное в рот. Мусоропровод не работает, а если выкинуть в бачок, Уголек унюхает, и обязательно поинтересуется. То, что осталось, выглядит очень даже симпатично. И влезает в латку. Поливаю вином, накрываю крышкой, заталкиваю назад, в духовку. Подогрев – на самый малый, только чтоб не остыло. Бегу в комнату Уголька. Вид уже почти жилой. Ай-я-яй, бедный журнальный столик! Шпон отслоился, свернулся трубочками. Видно, зимой на него падал снег, прошедший климатизатор. Меняю столик на свой. Они были почти одинаковые, отличались только рисунком инкрустации. Ставлю рассохшийся в угол своей комнаты, заваливаю старыми журналами из-под книжного шкафа. Бросаю вокруг последний взгляд. Киберы кончают реставрировать обои, закачивают воду в спальный матрас. Порядок! Икебана! Уголек должна появиться с секунды на секунду. Я специально не уточнил, что я не на базе, а в коттедже у подножия, чтоб выиграть минут пять. Отсылаю кухонного кибера на кухню, бегу на веранду, распахиваю дверь и… получаю крылом по голове. Все же успеваю поймать Уголька на вытянутые лапы, и – главное – удержать, хотя в спине от такого напряжения что-то хрустит. Прикидываю угол ее захода на посадку. Это что-то невероятное. Ясно, собиралась застать меня врасплох. Ничуть не изменилась.

Несу ее на веранду и только здесь опускаю на пол. Перед глазами все еще цветные пятна. То ли от перенапряжения, то ли от удара по голове.

– Ты выскочил как чертик из коробки. Готова спорить на свой хвост, что заметить меня было невозможно, – она тяжело дышит, видно спускалась на биогравах.

– Как только ты отключила связь, я сел за дверью и включил секундомер, – в доказательство достаю из кармашка на поясе старинные золотые часы-луковицу.

– И как?

– На три секунды лучше, чем в прошлый раз.

Отбирает у меня часы и подносит к уху. Часы, конечно, стоят.

– Врунишка! – лижет меня в нос, на секунду прижимается, с любопытством оглядывает веранду. Я смотрю только на нее. Ничуть не изменилась. Такая же стремительная, решительная. Ни секунды без движения. На морде защитные очки-компьютер. Значит, откуда-то с приграничья. Я свои не надевал уже два года, хотя они в полной боевой готовности. Воткнуты в специальное гнездо на боковой стенке компьютера. Через это гнездо в них постоянно поступает свежая информация со всего мира.

Уголек принюхивается и стремительно несется на кухню.

– Мастер, мясо же подгорает! А ты, бездельник, куда смотришь? – это уже киберу. Латка размером с человечью ванну уже извлечена из духовки, Уголек придирчиво переворачивает ножом мясо. Аромат божественный! Ага, теперь она сует нос в мусоропровод. Там пыль и паутина. Находит по запаху мусорный бачок. Ха! Обгорелых обрезков нет и там. Уголек явно удивлена. Два ноль в мою пользу.

– Это последний писк кулинарной моды – запах жареной корочки, – напускаю туману я.

– Ням-мцу-момы.

– Что?

– Втирай очки кому-нибудь другому. Слово «мода» ты знаешь только по словарю. Нет, это замечательно! Такого мяса я сто лет не ела! Как ты успел? – Уголек кидает в рот очередной кусок и придирчиво осматривает кухню в поисках СВЧ-духовки. Бесполезно, у меня только инфракрасная. А на ней готовить мясо надо не меньше часа. Я тоже отрезаю себе кусок. Надо же, на такой кулинарный успех даже не рассчитывал! Это что-то потрясающее. Надо запомнить рецепт. Значит так: заворачиваешь в фольгу, ставишь в духовку и – пока дым не пойдет… Заедаю мясо зеленью.

– Что это было? – пучком зелени Уголек подбирает подливку.

– Культура китятины. Здесь завод по выращиванию мяса неподалеку. А рецепт мой.

– Удивил, мастер. Удивил и поразил. Сибаритствуешь, – Уголек входит в свою комнату и даже взвизгивает от восторга. Я подаю знак киберу, и он, прячась, за мной, крадется в дверь. Уголек нюхает голограмму букета на столе. Массаракш, не успел подменить на настоящие.

– Обманул! – кричу я, будто так и было задумано и выталкиваю вперед кибера с настоящей вазой цветов. Уголек забирает у него вазу, уткнув нос в цветы, восхищенным взглядом обводит стены. Мне показалось, или на глазах у нее действительно блестят слезы?

– Здесь ничего не изменилось. Все, как при мне. Думала, ты мою комнату в кладовку превратишь.

– Я же сказал тогда – жду в любое время дня и ночи.

Уголек, будто в задумчивости, проводит пальцем по столику. Но меня не обманет – пыль ищет. Пусть ищет. Шесть с половиной минут умножить на двадцать пять киберов – это стадион убрать можно.

– Не может быть. Кибер, сколько уборщиков в доме? Когда последний раз убирали мою комнату?

– В доме два кибер-уборщика. Комнату убрали по приказу хозяина перед вашим появлением.

– А до этого?

– Киберам было запрещено открывать дверь и производить уборку данного помещения.

Как важно правильно сформулировать вопрос! Спроси Уголек, сколько киберов убирались здесь… Что это с ней?

Уголек повернулась ко мне. Нижняя челюсть дрожит, из глаз катятся слезы.

– Ты ждал меня все эти годы! – бросается в мои объятья. Поднимаю и несу ее на кровать.

– … другие мужчины?

– Двое.

– Ты была с ними счастлива?

– После тебя женщина ни с кем не может быть счастлива. Ты страшней наркотика.

– Как это?

– Они любят только словами и телом. Никто, кроме тебя, не приобрел способность транслировать на окружающих свою любовь.

– Если бы только любовь… Это все побочные эффекты глубокой регенерации.

– Да. Они проявляются самыми различными способами. Чаще всего – укреплением памяти. Да что я тебе рассказываю, ты же сам это все запрограммировал, когда наши тела строил.

– Нет, это я не предвидел. Это получилось само. Я планировал только регенерацию. Особенно аксонов.

Уголек потерлась щекой о мою грудь. От нежности у меня комок встал в горле.

– Вот-вот, об этом я и говорю. После тебя любовь другого мужчины – как черно-белая фотография по сравнению с живой природой. Пресно и безвкусно. Голый секс.

– Это неправда. Они тебя любили не меньше, чем я.

– Но я-то этого не чувствовала. Чего мы только не пробовали! Даже шлемы сенсовизоров. Но это больше мазохизм напоминало. Себя с обоих сторон чувствовать – от этого голова раскалывается. В записи не пустишь, а в реальном времени чужой альфа-ритм по ушам бьет. Скажи, – она внезапно приподнимается на локте – ты многим женщинам жизнь разбил? Мы с Корой не в счет, мы на тебя право имеем.

– Одной.

– Подожди, не говори, кто это. Сама вычислю. – Уголек напрягается, на переносицу ложится морщинка. – Мама, да? Через год после того, как драконом стала. Как же я раньше не догадалась, почему она до сих пор не замужем! Триста лет одна! Коша, тебя убить мало.

– Она не одна.

– Бабник! Кора знает?

– Конечно, знает.

– А почему я не знала?

– Анна боялась. Она очень следила за тем, чтоб не перебежать тебе дорогу.

Уголек тянется через меня к столику за очками-компьютером. Из обоих глаз текут слезы. Как она собирается работать с мокрыми глазами?

– Как ты в очках плакать будешь?

Она сквозь слезы улыбается.

– Это последняя модель. В ней все предусмотрено, – надевает очки, стекла темнеют, скрывая зрачки. – Нашла. Посмотри, это тебя касается.

Прижимаю к глазам ее очки. Пейзаж Сэконда. Рядом лежит на песке Анна. Голос Уголька:

– Что с тобой, мама. Почему постельным трюкам нужно обязательно учить личным примером?

– Я ищу себе партнера по жизни.

– Но разве так это делается? Зачем человеческую проституцию переносить на драконов? Еще немного, и они догадаются.

– Не догадаются. Все позы, все приемы записываются на сенсо. Каждый прием после многократного просмотра участниками и коррекции слабых мест доведен до блеска. Весь материал снабжен комментариями, предисловиями, послесловиями. Это крепкий научный труд, объединяющий сексуальный опыт людей и драконов. По нему сотни лет наши дети-крокодильчики учиться будут. Мне памятник поставят. Нерукотворный…

– Мама, что случилось? Я же чувствую, ты в штопоре.

– Я изнасиловала дракона. Теперь наказана.

– Он тебя не простил?

– Простил. Он же дракон. Забудь. Кризис прошел. Время лечит любые раны.

– Время заносит песком города, но ничего не лечит. Он женат?

– Да.

– Вернись к нему, объясни. Он поймет. Она тоже поймет.

– Спасибо, дочь.

Я срываю очки. Уголек сидит на постели, глотает слезы.

– Мы о тебе говорили. Мама струсила. Я бы все поняла.

– Ты дракон, а она еще оставалась человеком. Ты как раз начала тогда исчезать. На неделю, на месяц, на год. Нам и так было страшно за тебя.

– А потом я исчезла на пятьдесят лет. Коша, я была страшная дура. Я думала, годы что-то изменят. Ты правильно сделал, что не пытался меня вернуть. Я бы не поняла. Как же тебе было плохо! Это все гордость. Мне мало было, что ты меня любил. Мне надо было обязательно быть первой. А первой у тебя всегда была Кора. Ты не мог это скрыть, у тебя все наружу.

– Уголек, ты навсегда вернулась?

– Да. Теперь – да. Как бы далеко я от тебя ни находилась, я с тобой.

– А гордость?

– Давно вся в подушку ушла, вместе со слезами.

Уголек плачет, а я ликую. Знаю, что она все чувствует, но ничего не могу с собой поделать.

– Да ну тебя! – возмущается она, но уже сама готова смеяться. Мы распахиваем окно, протискиваемся наружу и уходим в небо.

Уголек наводит порядок в моем кабинете. Никому другому это не позволяется, даже Коре. Но Уголек с детства лучше меня знает, что где должно лежать.

– Да, Мастер, не успел к моему приходу убраться. Кто же бумаги в шкаф к тряпкам прячет? А на что журнальный столик похож? Ты его на улице держал?

В доме орудуют два десятка киберов. Ремонтируют барахлящие регуляторы света и световые панели, водопроводные краны, мусоропровод, черепицу на крыше. Уголек взялась за дом всерьез. В этом тоже чувствуется житель приграничья. Любая, даже самая мелкая неисправность действует на них как красная тряпка на быка. Но какую-то маленькую, безопасную специально оставляют. Холят и лелеют, чтоб было, что ругать. По-моему, так.

Возвращаюсь в кабинет. Уголек проверяет мои компьютерные очки и остается очень довольна.

– Мастер, я тебе новые привезла. Памяти в них в сто раз больше. Сейчас твой архив солью, сам убедишься. – подключает и новые, и старые к настольному компьютеру, перекачивает информацию. Комп у меня старенький, так что процесс займет не меньше часа. Стоп! не о том думаю. Уголек привезла мне новые очки.

Уголек привезла мне новые очки.

Пахнет дальней дорогой.

Она уже поняла, что я понял, вот как крылья напряглись, но делает вид, что занята делом. А хвостик-то! Хвостик под брюшко спрятался. Что же такое ты натворила? Нет, не так. Не она сама приехала, ее делегировали. То, что мы снова семья, это подарок судьбы и моя заслуга. Да и как бы еще все повернулось, будь дома Кора с Анной. А ехать она боялась. И правильно. Чего боялась, то и случилось. Мы вместе. Что же они там, в приграничье, натворили? Надо думать логически. Давно этим не занимался. Итак, с самого начала.

Уголек привезла мне новые очки. В новых очках куча новых возможностей, которые мне понадобятся. Иначе она не стала бы перекачивать информацию из старых в новые. Знает ведь, какой я консерватор. Дома меня вполне устраивали старые очки. Значит, новые потребуются не дома. Где? Уголек прибыла из приграничья. А если точнее? Зацепки нет. Мало информации. Пойдем с другого конца. Зачем им понадобился я? Ясно, зачем. Натворили что-то такое, с чем не могут сами справиться. Но думают, что я смогу. В чем я могу быть силен? Неужели контакт с иноземным разумом? Хотят, чтоб я излил на него любовь и доброжелательность? Нет, глупости. Я на корову не могу любовь излить. Мозг у нее не так устроен, не ловит она мои эмоции. Отпадает. В чем я еще силен? Существует ошибочное мнение, что в нуль-физике и математике. В математике – потому что придумал массу новых значков и закорючек, написал несколько формул, которыми все пользуются, но никто не может доказать. Доказательство казалось до ужаса простым, а я жутко торопился. И ляпнул кому-то, что доказательство элементарно, но у меня сейчас нет времени его приводить. Так это и попало в справочники – сноска внизу страницы, а в ней сказано, что доказательство знает Великий Дракон, который вывел эти формулы. Как-то на досуге я попробовал доказать. Не смог. Первая формула ссылается на вторую, вторая – на третью, а третья – на первую. Замкнутое кольцо. Сами себе трехмерный базис. Вся остальная нуль-физика основана на них.

Но в приграничье живут и работают практичные люди. Не теоретики. Отнюдь не теоретики. Практики. Физики. Нуль-физики, хронофизики. Что же натворили нуль-физики, что им понадобился Великий Дракон? Уронили что-то в черную дыру? Или наоборот, вывернули дыру наизнанку? Гравифизикой я когда-то тоже занимался немного. Где же сегодня кучкуются физики? Во-первых, чтоб физики, во-вторых, чтоб приграничье. Квантор! Точно, Квантор! Другого такого нет. Чем занимаются физики на Кванторе? Хронофизикой. Но в хронофизике я ни в зуб ногой…

– Уголек, в хронофизике я ни в зуб ногой.

– … обокрали.

– Может, все-таки естественная причина?

– Один шанс из тысячи. Но не в этом дело. Энергии нам не жалко. Страшно другое – звезда потеряла стабильность. Мастер, ты меня совсем не слушаешь! Я же страшные вещи говорю. О чем ты сейчас думаешь?

– О тебе.

– Коша, пожалуйста… Она же взорвется через год.

Трясу головой и пытаюсь сосредоточиться.

– Как взорвется?

– Как сто тысяч сверхновых.

– Такого не бывает.

– Конечно, не бывает! В этом все дело! Звезды такого класса не взрываются. Сверхновыми становятся звезды с массой в десять раз меньше. Когда в них выгорает водород, они сжимаются, разогреваются, и ка-ак… Ну, ты меня понял. Оболочку разносит по всей вселенной, а то, что осталось, становится нейтронной звездой, белым карликом. Стать черной дырой они не могут, массы не хватает. Но Квантор не такая звезда. Она молодая и массивная. Будь она старой, просто схлопнулась бы в черную дыру. А в этой полно водорода. Когда давление повысится, реакция ядерного синтеза пойдет в десять, сто раз быстрее. От этого давление еще больше возрастет. И так – от центра к поверхности пойдет ударная волна. Там такое будет! У всех окружающих звезд планеты выжжет. Сначала гамма и рентген, потом бэта, а под конец – протоны. Это удовольствие на сотни лет растянется. Ты знаешь, какие там планеты! На любой можно колонию создавать.

– Что будет, я понял. Теперь расскажи, как вы дошли до жизни такой.

– Это не мы. Слово дракона. Я же говорю, у нас энергию похитили.

– Много?

– Словами не передать.

– А все-таки, сколько гигаджоулей?

– Такие величины не измеряют джоулями. Только через массу, по формуле е равняется эм цэ квадрат.

– Так сколько килограммов энергии у вас похитили?

– Это не выразить в килограммах.

– А в тоннах?

– И в тоннах не выразить.

– Сколько же?

– Хватит, чтобы зажечь звезду.

Выпадаю в осадок. Как говорит старая пословица, даже самая красивая девушка не может отдать больше того, что имеет. Или это немного не о том? Если у них сперли столько энергии, значит они имели столько энергии. А я тут сижу, и ничего не знаю. Мы можем сами зажигать звезды! Нет, такого не бывает. Я стал старым, глупым, чего-то не понимаю.

– Уголек, повтори для идиота, сколько энергии у вас похитили?

– Мастер, ты не ослышался. Хватит, чтобы зажечь звезду.

– Большую? – идиотский вопрос. Но Уголек поднимает глаза к потолку и шевелит губами.

– Если взять обычное соотношение масса-диаметр, то чуть меньше полутора миллионов километров.

– А Солнце сколько?

– Один, триста девяносто тысяч.

– Больше Солнца?

Уголек надевает очки-компьютер.

– Да, процента на два-три больше. Данные не очень точные, но где-то так.

– Живут же люди! А я здесь бока отлеживаю.

– Мастер!!!

Беру себя в руки.

– Расскажи, как это произошло.

– Мы, как всегда, проводили опыты по изменению течения времени в локальном объеме. Эти опыты требуют уйму энергии. Поэтому вокруг звезды мы создали сеть энергетических станций. Они по нуль-т выдергивают из ядра звезды кусочек массы и преобразуют его в напряжение пространственно – временного континуума. А дальше эту энергию может использовать любой. Долго в виде напряжения энергия храниться не может, она расползается по окружающему пространству. Это все равно, что нагревать какую-то точку в центре огромной металлической болванки. Тепло растекается во все стороны, и вся болванка становится чуть теплее. Но пока не растеклось, его удобно использовать. Так вот, мы наделали энергостанций, регулярно проводим опыты, и вдруг замечаем, что энергия куда-то уходит. Совсем немного, на грани точности приборов, но уходит. Если мы используем десять-пятнадцать кг, то энергостанции выбрасывают в пространство двадцать-тридцать тонн, а исчезает до трех-пяти килограммов. А иногда ничего не исчезает. Образовалось целое крыло физиков, которые занимаются исключительно Утечкой. Нет ничего более неблагодарного, чем заниматься Утечкой. Половина местных анекдотов именно про них. Даже направление Утечки они определили всего лишь с точностью до полусферы. Но месяца четыре назад у них был великий день. Ушло сразу восемь тонн энергии. Мы смогли засечь вектор.

– Угму. Я слушаю.

– В четвертое измерение. В соседний континуум. Ты понял, кто-то на халяву присоседился к нашим энергоресурсам.

– И вы решили заткнуть течь?

– Ты что? Это же братья-коллеги-физики. Мы решили модулировать поле информационным сигналом. Связаться с ними, вступить в контакт, обменяться информацией.

– С чего вы решили, что это физики?

– Так все повадки совпадают. Сначала робкие эксперименты, потом более серьезные. Мы целый месяц ждали этого момента. И дождались… Они вытянули с нас во много раз больше энергии, чем мы могли дать.

– Во сколько раз больше?

– Кто знает? В двести, в триста, в тысячу… На таких режимах энергостанции никто никогда не гонял. Но в пять раз больше, чем станции могли дать на самом крутом запредельном форсаже.

– Это как понять?

– Обычно наши эксперименты длятся две секунды. Поле держится три. Пол-секунды на начальное накопление энергии в поле и пол на всякий резервный случай. Точнее, по истечении двух с половиной секунд станции должны удерживать заданную напряженность поля, пока кто-то потребляет энергию. И еще потом пол секунды на всякий пожарный. Так вот в этот раз все станции, вместе взятые, не смогли удержать нужную напряженность. Поле просело почти до нуля. И станции с дикой перегрузкой работали аж пятнадцать секунд. Потом похититель отключился, станции подняли напряженность до заданной и тоже отключились. Но было поздно.

– Поздно – что?

– Спасать станции. Они все сгорели.

– Продержались до конца, а потом дружно сгорели?

– Ага. Они еще десять-пятнадцать секунд могли бы работать, это уже ничего не меняло. Мы же не зря проводим эксперименты за три секунды. Три секунды станция любую нагрузку вынесет. И четыре вынесет. Но после пяти ее уже ничто не спасет. Так уж они сделаны.

– И все сгорели?

– Да. Осталось около двух десятков. Те, которые были неисправны и ремонтировались.

– Сколько же их всего было?

– Миллион двести тысяч.

Второй раз за день выпадаю в осадок. Начинаю нервно хихикать. Уголек терпеливо ждет, пока я успокоюсь.

– Зачем столько?

– Мы готовили крупный эксперимент. Четверть века готовили. Даже еще больше, – Уголек, кажется, опять готова пустить слезу. Даже нижняя челюсть дрожит. Больно наступаю ей на кончик хвоста. Вздрагивает, слабо улыбается и делает движение головой, будто хочет меня боднуть.

– Их починить можно?

Уголек пожимает плечами.

– Что случается с полюсом нуль-т камеры, если его нагреть до трех тысяч градусов? А с электроникой? Теперь это куски шлака. Но все, что не относится к генератору, цело.

– Вы не догадались поставить аварийные выключатели?

– Мы их специально не поставили. Пойми, это не промышленная аппаратура, а научная. Что бы ни случилось во время научного эксперимента, энергия должна поступать. Пусть все горит огнем, но энергия должна быть. Иначе может сорваться уникальный эксперимент.

– Кажется, именно так все и закончилось: горело огнем.

– Паршивцы забыли прочитать инструкцию по эксплуатации, – улыбнулась она.

– Как устроен генератор?

Уголек берет лист бумаги, рисует круг. Вокруг него – прямоугольнички.

– Самая важная деталь – сферическая камера. Стенки из чего-то жутко тугоплавкого и очень крепкие. Метровой толщины, кстати. Справа и слева – полюса нуль-т. Сверху и снизу – преобразователи вещества в поле. С помощью нуль-т мы вырываем из центра звезды кусок вещества и помещаем в центр камеры. Какое давление в центре звезды, ты знаешь. Вещество, естественно, разлетается к стенкам, но прежде, чем успевает долететь, преобразователи превращают его в энергию поля. Процесс идет чисто и без потерь, но часть электромагнитного излучения все же достигает стенок. От этого стенки нагреваются.

– До такой степени, что все вокруг выгорает.

– Да. Но пока прогреется насквозь метр металла, проходит секунд тридцать. Все это время генератор может работать с дикой перегрузкой.

– Вы не позаботились о том, чтобы сделать охлаждение.

– Да ты что, с ума сошел? Генератор не рассчитан на тысячекратные перегрузки. Никто никогда не делает технику с таким запасом прочности.

Уголек нервно бегает по комнате. Ловлю ее и прижимаю к себе.

– Ну ведь на самом деле, никто не будет взвешивать пять тонн на аптечных весах. Этого ни одни весы не выдержат, – она все еще не может успокоиться, поэтому начинаю покусывать ее за ухо. Конечно, она права. Три градуса – не три тысячи градусов. На три градуса холодильник не нужен. И на сто не нужен. Зато какой резерв роста заложен в конструкцию! Если вместо одной камеры использовать несколько… Одна в работе, остальные остывают. Или для охлаждения туда жидкий воздух по нуль-т впрыскивать. Даже менять ничего не нужно.

– Ну сколько можно?

– Не верю!

– Чему?

– Что ты по мне соскучилась.

– Ах ты провокатор! Ну держись! – она переворачивает меня на спину, садится верхом, и я держусь… Потом в изнеможении падает рядом со мной на бок.

– Коша, мне стыдно…

Я безмолвствую. Сейчас начнется шантаж. Я обречен, но немного ей подыграю. Иначе где же радость победы?

– Мы же команда спасателей. А чем занимаемся? Время теряем.

– Один часик за пятьдесят лет. И я впервые слышу про спасателей.

– Ты все давно понял.

– Но не давал официального согласия.

– Коша, если я вернусь без тебя, меня уважать перестанут. Нужна тебе жена, которую никто не уважает?

– У тебя есть вариант – не возвращайся. Иначе как я буду носить тебя на руках по часу в день?

– Слово дракона. Обязана вернуться с твоей головой. Дай поносить!

Лижу ее в нос и кладу голову на ее грудь.

– Пользуйся моим слабым характером, шантажистка. Продолжай вводный инструктаж, пока я сил набираюсь. Что вы сделали со звездой?

– Когда мы выдернули из ядра такую большую массу, гравитация ослабла, а давление за счет возрастания активности ядра практически не изменилось. Даже чуть увеличилось. Звезда начала расширяться. Там сложная механика, нелинейный процесс, но на первых порах звезда расширяется, а давление почти не падает. А потом звезда начнет сжиматься, разогреваться и бахнет.

– Честно говоря, не знаю, чем смогу помочь. Все мои советы просты и очевидны.

– Я скажу, чем. У тебя огромный авторитет – это раз. А во-вторых… Коша, звезда – это только половина проблемы. Пропали три дракона. Когда просело напряжение поля, на Квантор отправился по нуль-т катер с тремя драконами. Он не вынырнул в нашем пространстве. Понимаешь, как раз в этот момент просело питание. И где они теперь, никто не знает.

– Я тоже не знаю…

– Коша, ты все можешь. Тебе только взяться надо. Это не простые драконы. Двое из них людьми были, а третья, девочка, среди людей росла. Сто против одного, что они с Зоны.

– На Зоне… не понял… Они что, сбежали с Зоны?

– Похоже, что так. Я тебе расскажу, не поверишь. О них роман написать можно. Что ни судьба – драма.

Пишу подробную записку для Коры и Анны, последний раз окидываю взглядом кабинет. Кажется, все. Да, сказать киберам, чтоб закрыли форточки и заслонки в климатизаторах.

Распахивается дверь и на пороге появляются Анна и Кора. Веселые, оживленные, мокрые от дождя. Уголек привстает.

– Привет, – говорю я. – Как вы вовремя. Мы исчезаем на целый год. Да, Анна, Уголек тебя вычислила. Ты – трусиха, а я – бабник.

Хвостики у обеих названных дракон моментально исчезают под брюшком. До чего они похожи. Обе черные, гибкие. Только Анна вся блестит от дождя. И обе смертельно напуганы. Уголек делает шаг к матери, та пятится, пока не упирается задом в стену.

– Берта, прости меня…

– Мама! – Уголек кидается ей на шею, начинаются объятия, слезы. Очень скоро женщины сходятся на том, что меня нужно поколотить. Но не сильно, иначе могу улететь. Ничто так не придает дому уют, как муж, уютно свернувшийся калачиком у камина.

– Как ваша миссия? – спрашиваю я у Коры.

– Прекрасно. Если ты помнишь, мы должны были уладить этнический конфликт между первой и второй волной поселенцев на Корбуте. И тем, и другим все до лампочки надоело. Нужен был лишь предлог, чтоб объединиться, не потеряв лицо. Анна дала такой предлог. Пообещала расселить всех по разным планетам, а эту своей властью уничтожить. Теперь все объединились на защиту планеты от драконов.

– Но ведь это еще хуже.

– Как ты любишь говорить, отнюдь. Они ведь «отстояли» свою планету. А победители могут быть снисходительны к побежденным. К тому же, через четыре месяца на свет случайно выплывут документы, в которых будет сказано, что драконы проводили план, разработанный их собственными временными военными правительствами. Военные правительства будут отстранены от власти, и, в результате выборов, будет избрано единое демократическое правительство. Могу показать список портфелей и их будущих носителей. Народу будет не до драконов.

– Узнаю руку Анны. А не сорвется?

– Обижаешь. Сценарий ее, но расчетная часть – моя! Все артисты выучили роли назубок. Некоторые захотят сыграть по своим нотам, но это тоже заложено в сценарий. Просто они об этом не знают.

Анна такое может. Вспоминаю, как лет эдак четыреста назад она манипулировала синодом.

– Афа… Если Уголька за тобой прислали… Это очень опасно?