Текст книги "Азбука «Аквариума». Камертон русского рока"

Воронин

Песни БГ, как мы знаем, населены бесчисленным количеством разнообразных персонажей – но полноценно этот субъект материализовался в названии концертного альбома «Письма капитана Воронина», на обложке которого появилась не знакомая надпись «Åквариум», а таинственная «БГ-Бэнд».

Сам Гребенщиков так объяснил происхождение названия новой группы: «Существует больше ста расшифровок этой загадочной аббревиатуры („Беспредел гарантирован“ – самое мягкое). Когда „Åквариум‑80“ торжественно самораспустился в апреле 1991‑го, новые песни пошли как из ведра (вероятно, аура названия так тяготела над всеми нами, что эффективно тормозила любые новые технические импульсы)».

Состав, который сформировался вокруг Гребенщикова, практически не включал старых знакомых: основу новой группы составили сам Гребенщиков, Олег Сакмаров, скрипач Андрей «Рюша» Решетин и аккордеонист Сергей Щураков. Четверка начала репетировать в ДК Связи – от разухабистых посиделок прежнего «Åквариума» группа двигалась в сторону усиливающегося профессионализма, хотя и от раздолбайства никто особо не удалялся. БГ описывал это как «типично русский взгляд – на церковь сквозъ бутылку водки».

По настоянию Сакмарова группа отправляется в путь с концертами (сперва – в Казань, а дальше – по иным городам и весям), а во время выступления в Кирове (Вятке) было решено концерт записать. К тому моменту группа пополнилась басистом Сергеем Березовым, а за барабаны вернулся Петр Трощенков. Однако Рюша на концерте в Вятке отсутствовал – в результате получился скомканный, но при этом чрезвычайно живой концертник («живой» – в прямом и переносном смысле, ага), отражающий очередной, чрезвычайно важный этап в жизни БГ и его соратников – впереди была студийная запись «Русского альбома», вещи эпической и невероятно многогранной (у многих эта пластинка – вообще любимая из всего, что сделал Гребенщиков), после которой группе будет возвращено исходное имя «Åквариум». БГ определит этот момент лаконично: «Пора опять собирать группу и играть сами знаете что».

Что касаемо «Русского альбома», то по его поводу точно высказался Сакмаров: «В нем удалось провести совсем другой аранжированный подход. Там не было шквала звуков, не было лишних нот. Был минималистский подход. Получилась евразийская фолковая сущность».

Но капитан Воронин, материализовавшийся в виде главного персонажа концертной пластинки, оказался идеальным проводником в мир неустойчивости и блаженства, возникающего от оной неустойчивости: совершенно непонятно, что будет дальше, но при этом от происходящего – неизбежно хорошо. Сам БГ описывал процесс вятского концерта как очередное мифотворчество: «„Русская симфония“, например, исполнялась настолько Впервые, что никто не мог предсказать, какие аккорды грянут в следующую секунду – однако телепатический контакт был явно налицо; а во время „Критика“ на сцену выползал наги звукооператор и ползком исполнял народные индейские пляски (типа танца маленьких лебедей наоборот)».

О звукооператоре тут надо сказать отдельно – им был Олег Гончаров, он же – Северный Индеец Онно, он же – Острие Бревна (также воспетый в «Капитане Воронине»), Бессменный кудесник звука, он занял место за звукорежиссерским пультом еще в 1988 году, то есть успел и пройти концерты с «Åквариумом 1.0», и понять разницу между тем и этим временем. Но индейские духи, видимо, помогли – и Гончаров с успехом справляется со своей задачей и по сей день.

Гаккель

Сева Гаккель сидит в кресле казанского отеля – через несколько часов ему выходить на сцену фестиваля «Сотворение мира», где он будет играть с самой Летисией Садье, вокалисткой Stereolab. Но сейчас Сева сосредоточен совсем на другом – ему в голову пришла идея новой песни, и он активно ею делится со всеми окружающими, в том числе и со мной (я присутствую на фестивале в привычной роли пресс-секретаря).

– Смотри, как отлично поется – Эй-я-фьят-лай-о-кудль! – улыбается Сева, распевая на разные лады название печально знаменитого исландского вулкана, из-за обильного извержения которого застопорилось авиасообщение чуть ли не во всей Европе – а группа Status Quo, прилетевшая в Москву на гастроли, застряла в столице аж на полторы недели. – Вот, представь, все будут петь это «Эйяфьятлайокудль», и это будет такой припев. А куплет: «Не надо курить натощак» – здорово же? – снова улыбается Гаккель. – Я уже и Шнура пригласил, он тоже споет.

Что самое удивительное, Сева реализует эту идею с яростным усердием и невероятным пылом, который совершенно не вяжется с его тихим голосом и внешностью классического питерского интеллигента. И клип группы Seva and the Molkenteens станет лидером русского сегмента YouTube. И в этом – весь Сева: он всегда добивается того, чего хочет. И никогда не сдается.

В «Åквариуме» Гаккель отвечал за виолончель – инструмент, совершенно не характерный для рок-музыки, но именно ее певучий звук во многом предопределил тот самый фирменный саунд группы, который мгновенно завораживал слушателя на ранних квартирниках классического «Åквариума». Высокий голос Гаккеля идеально гармонировал с журчащим тенором Гребенщикова, оба любили «Битлз» и прекрасно понимали, как правильно сочетать голоса (кое-где, как в «Двух трактористах», Гаккелю отводилась даже солирующая партия).

Длинноволосый и бородатый Гаккель стал таким же символом «Åквариума», как и сам Гребенщиков – его было сложно не заметить: молчаливый, но стоило ему открыть рот – любое замечание Севы оказывалось острым, точным и бьющим в цель.

Он уйдет из группы после «Равноденствия» – переломной пластинки, после которой стало понятно, что старому составу «Åквариума» вместе делать совершенно нечего: расхождения – и личные, и творческие – были слишком велики: хлебнувший зарубежной жизни Гребенщиков откровенно превращался в гражданина мира, а Гаккель, напротив, оставался человеком Петербурга, его душой – он и находит себя в деле, которое преображает его любимый город: Сева открывает один из главных контркультурных клубов Питера – «Тамтам».

Легендарная площадка, проникнутая теплом самого Гаккеля, «Тамтам» дал путевку в жизнь многим питерским музыкантам, подготовил новое поколение групп и исполнителей: теперь у них был доступ к хорошим инструментам, информационное пространство вокруг них стремительно расширялось – и эта революция (хотя, конечно же, эволюция) грозила нам появлением новой независимой музыки. Что невероятно радовало Гаккеля – патриарх питерской тусовки, он чувствовал в «Тамтаме» потрясающее музыкальное братство и старался по мере сил его поддерживать.

Он не оставлял музыку – то поиграет в «Трилистнике» у Дюши, то в «Оркестре Вермишель» Сергея Щуракова: выпускники «Åквариума» держались рядом и всячески помогали друг другу. Гаккель, перекрасивший свою виолончель в зеленый цвет и нанесший на нее узор в стилистике оформления «Тамтама» (он по-детски называл этот орнамент «татуировочкой», а инструмент прозвал «Гринчелло»), не выходил на первый план, но все время был рядом с сердцем питерской рок-музыки.

Он выйдет на сцену с «Åквариумом» – концерты в честь двадцатипятилетия группы ознаменовались тем, что БГ не только вывел на сцену текущий состав, но и позвал музыкантов первого состава – зрители вновь увидели на одной сцене Дюшу, Фана, Губермана (вот только басист Титов остался в Англии и был заменен Владимиром Кудрявцевым) и, конечно же, Севу, который восседал со своей виолончелью ошую БГ.

Сева этими юбилейными концертами остался недоволен. По его словам, звук был не выстроен совершенно, он вообще не слышал инструмент и не очень понимал, что играть (да и репетиций у музыкантов считай что не было). Не любящий никакой халтуры, Гаккель в расстроенных чувствах покидает концерты – и больше с «Åквариумом» на сцену старается не выходить. Свои грустные мысли по поводу состояния дел в группе он выносит на страницы собственной книги воспоминаний «Åквариум как способ ухода за теннисным кортом», где излагает все обстоятельства своей жизни.

Он периодически возвращается к творчеству – на том же «Сотворении мира» он, как я говорил в самом начале этой главы, выходит на сцену с вокалисткой Stereolab Летисией Садье, и этот альянс оказывается до невозможности гармоничным. Тягучая, меланхоличная музыка Летисии отлично дополнялась игрой Гаккеля: он расчехлил Гринчелло, и полился тот самый звук, порой незаметный, но чрезвычайно конкретный. Никаких скоростных пассажей или вычурных жестов: Гаккель держался и держится на сцене скромно, но при этом уверенно. Он в этот момент – как король-отец при наследных рок-инфантах, он-то все знает про истинный рок-н-ролл.

Но я опять о личном: вот на дворе 2012 год – и я привожу в Питер замечательную норвежскую группу МНОО: четыре обаятельные девчонки и смешливый барабанщик играют чумовейший блюграсс с невероятной энергетикой. Сева Гаккель звонит и приглашает сняться – он, оказывается, теперь режиссер в проекте Balcony TV.

И вот мы уже стоим на одной из питерских крыш, солнце печет, как на курорте, девчонки разуваются – у них принцип, играют только босиком, и хиппующая натура Гаккеля чувствует пришествие родственных душ. Норвежки начинают играть и петь – камеры установлены, Гаккель отлаживает звук и шепчет оператору: «Ножки, ножки снимай!» Я же в перерыве объясняю девчонкам, кто именно их снимает – великий музыкант, игравший в великой группе. Кажется, они верят.

А Гаккель улыбается и просит еще один дубль.

Гиперборея

Еще один поворотный период в аквариумовской биографии: «Гиперборея» стала завершающим аккордом для «Åквариума 2.0», с аккордеоном Щуракова и мягкой гитарой Зубарева. При этом сочинялся альбом исключительно как студийная запись – играть песни с «Гипербореи» на концертах не планировалось (да и как можно было сыграть, например, многочастную «Магистраль»).

При этом во всех интервью времен подготовки «Гипербореи» БГ расхваливает группу на все лады: «У меня группа есть. Банда… И нахождение в банде что-то делает с людьми», – говорит он в уже упомянутом интервью журналу «Медведь». Ну а потом он черпает идею из фильма Роберта Родригеса «От заката до рассвета». Помните, что говорят там герои, увидев, что музыканты в баре – такие же вампиры, как и посетители, и прочий персонал? «Let’s kill that fucking band». Так что благодарность Роберту Родригесу и Квентину Тарантино в буклете «Гипербореи» далеко не случайна.

При этом группа для БГ в этот момент (да и, пожалуй, вообще) – это не просто общность людей, собравшихся в одно время в одном месте. Это – нечто большее, фактически единый организм, живое существо, коллективный субъект, если хотите: «Те, кто к нам попадает, понимают, что мы собой представляем. Это достаточно добровольная ассоциация вольных стрелков. Поэтому и интересно таким образом существовать. Те, кто появляется у нас по каким-то своим причинам, очень быстро вылетают, потому что им становится неуютно… Я определяю „Åквариум“ как живое существо, сущность… Составные части меняются, но удивительно, что это не оказывает никакого влияния. Для „Åквариума“ состав никогда не был важен. На сам я этого (творчества. – П. С.) бы не сделал. Требуется присутствие страны, окружающей меня, и присутствие людей, которые могут со мной делить такой подход».

Чрезвычайно важная штука – Гребенщиков рефлексирует и фиксирует взаимодействие с окружающим миром, когда момент творчества фактически отражает текущий момент в обществе, в государстве, в мире, в конце концов, а песни «Åквариума» – это либо зеркало, либо иллюминатор.

Сам Гребенщиков понимает, что «просто так» распустить группу нельзя, и он приурочивает очередное эпохальное организационное решение к юбилейным концертам: «Åквариуму» исполняется 25 лет, и праздник задумано отметить грандиозными концертами в Москве и Питере. Более того, решено вывести на сцену сперва старый состав «Åквариума» (за исключением басиста Александра Титова, переехавшего на ПМЖ в Лондон (см. «Навигатор», «Титов»)), а потом уже поиграть и составом «Åквариума 2.0». После длительного перерыва на большую сцену выходят и Дюша, и Гаккель, и Губерман – и это не может не радовать как старых поклонников «Åквариума», так и вновь приобретенных фанатов.

Правда, тот же Гаккель потом жаловался, что на гигантском «стадионнике» ему толком не вывели звук виолончели, и все удовольствие было смазано – но кого, скажите, это волновало? Старая хиппня радовалась уже тому, что все кумиры были вместе и играли песни, которые никто не слышал уже сто тысяч лет – даже Сева спел «Два тракториста», как в стародавние времена.

А после концертов БГ сбривает длинные волосы – и распускает «Åквариум». Вернее, не так – он сам уходит из группы, прокомментировав произошедшее следующим образом: «У нас сложился потрясающий состав. Олег Сакмаров играл на нескольких духовых инструментах, Леша Зубарев – гитарист, Сережа Щураков – аккордеонист. Мы прекрасно работали. Поиграв лет шесть, мы научились блестяще делать то… что делали. Каждый концерт становился для меня тупиком. Мне пришлось уйти… „Гиперборея“ делалась как еще один альбом, а он получился абсолютно прощальным. Поезд наконец-то пришел; и поезд-то ничего, но пассажиры дальше ехать не могут».

Правда, перед формальным роспуском «Åквариум» выпускает неожиданный цифровой релиз под названием «Кольцо времени» – компьютерную игру-квест, где были запрятаны видеоролики с наметками новых песен Гребенщикова. Их время еще не пришло, они появятся перед слушателем в совершенно новом обличье (см. «Лилит»).

Так что бэнд был распущен, а перед Гребенщиковым стояла задача выхода на новую, еще не исследованную орбиту. И у него, как мы знаем, все получилось. Вплоть до того, чтобы в очередной раз пересобрать и «Åквариум» в том числе, да так, что мы (слушатели и зрители) практически не заметили переформирования – во всяком случае, и Сакмаров, и Суротдинов, и басист Владимир Кудрявцев, и барабанщик Альберт Потапкин снова оказались в составе. Ну а концерты в поддержку «Лилит» вообще игрались вдвоем с Александром Ляпиным, так что и «Åквариум 1.0» принес очередные сценические плоды.

Джордж

Когда видишь Джорджа Гуницкого, то и поверить не можешь, что это – тот самый легендарный Джордж, человек, определивший (да что греха таить, определяющий и по сей день) развитие одной из главных групп нашей страны. Джордж чрезвычайно скромен, хотя, надо сказать, в меру лукав: он прекрасно понимает, что стоял у истоков главной группы русского рока, но выпячивать это достоинство, в силу собственной мудрости и безукоризненного творческого чутья, не склонен. Это именно он заложил основу для поэтической вселенной «Åквариума», создал пантеон образов и невероятный абсурдистский флер, где перемешалось все: хипповые семидесятые, далекий Серебряный век и еще более далекая русская классическая литература с ее одновременным просторечием и бережным лексическим взаимодействием.

Джордж похож на средневекового мудреца, хранителя древних истин – наверное, таким мог бы быть Вильгельм Баскервильский, если бы его не придумал Умберто Эко: лукавый хитрец и гениальный повелитель слов, для которого не существует тайн – он и так все знает и понимает, а о чем не знает – обязательно догадается.

Джордж – и музыкант, и поэт. В «Åквариум» он пришел барабанщиком (хотя эта «должность» была в целом условна), но немедленно превратился в полновесную творческую единицу. Первый альбом «Доисторического Åквариума» – «Искушение Святого Åквариума» – был сделан дуэтом Джорджа и БГ, и именно эта пластинка, записанная, по большому счету, «на коленке», заложила основу всего будущего «аквариумного» творчества.

Джордж – в миру Анатолий Гуницкий – блестяще умел создавать собственные абсурдные миры, основанные на игре слов. Следуя классической британской традиции, он использовал язык как еще один инструмент. Наряду с любыми другими музыкальными инструментами текстовое полотно становилось полноценным участником всей музыкальной картинки – и, в какой-то мере, таким же обязательным элементом работы со слушателем: каждый сам закладывал собственные смыслы в тот текст, который слышал. Соответственно, и творчество становилось объемнее, ведь сколько смыслов, столько и мнений.

Об их детстве БГ вспоминал: «В лице Джорджа я нашел себе союзника. Джордж учился со мной в одной школе, и мы жили в соседних парадных. Если сильно вытянуться, то с моего балкона можно было увидеть его балкон. Что было несколько опасно, поскольку оба мы жили на пятом этаже. Но иногда мы все-таки достигали этого».

Именно вместе с Джорджем БГ и придумал название группы: «Я помню, как мы… ходили по городу два с половиной дня. Делать было нечего, и мы перебирали слова, перекидывались ими. Он скажет слово – через минуту я. Ему нравится то, мне это. И слово „Åквариум“ было первым, которое понравилось нам обоим, и мы на этом сошлись. Это было в Питере на середине моста через Неву, – который ведет с Марсова поля к Петропавловке. Тогда он назывался Кировский, сейчас как-то по-другому называется…[1]1
  Сейчас он называется Троицким мостом – П. С.


[Закрыть] Мне что-то понравилось в этом слове. Чудо произошло».

Джордж заложил в «аквариумистику» невероятной силы абсурдизм. Это был вполне самостоятельный почерк: в стихах Джорджа могли соединяться, с одной стороны, образы социально-реалистические, фактически – соседи по лестничной площадке или коммуналке, а с другой стороны – невероятные фантастические существа, пришельцы из классической литературы или куртуазного Серебряного века, в коем Джордж, блестяще образованный и творчески подкованный, знал толк.

Формально Джордж покинул «Åквариум» сразу после «Искушения», но при этом все равно оставался рядом с группой, будучи источником и творческого вдохновения, и текстуального наполнения: в ранних альбомах песни на стихи Джорджа были обязательной составляющей (в этом отношении «Треугольник» и «Акустика», конечно же, доминируют), но и в последующие годы это правило соблюдалось. Сам же Джордж сперва сосредоточился на театральной работе, а в дальнейшем стал одним из самых титулованных и уважаемых журналистов Петербурга.

Плюс – будучи на откровенном творческом перепутье, в начале нового века БГ и Джордж снова решили вдвоем сделать новую группу, и так возник проект «Террариум»: его музыкальную основу составил тогдашний состав «Åквариума 3.0» – в первую очередь, сам БГ плюс Борис Рубекин и Олег Сакмаров – именно они отвечали за аранжировку и запись музыки, а вот за написание мелодий и пение были ответственна довольно шумная компания (о ней чуть позже). Что касается Джорджа, то он предоставил тексты для новой пластинки, а музыканты-участники сами выбирали те стихотворения, на которые были готовы написать музыку.

Состав собрался что надо – был представлен практически весь цвет питерского рока: Вячеслав Бутусов, Максим Леонидов, Александр Васильев, Настя Полева и Егор Белкин – все знакомые и приятели БГ влились в «Террариум» и принесли туда свои фантазии и новые идеи. Никаких границ для творчества не было. Чего стоит, например, использование в песне «Моллой пришел» звуков, издаваемых самыми настоящими каннибалами – в руки БГ попала пленка с записью каннибальского быта, и вот эти шумы были использованы на записи.

Был на альбоме и стопроцентный хит-сингл, хотя принадлежал он не перу БГ. Песня «Гибралтар/Лабрадор», музыку к которой написал Бутусов, вошла в звуковую дорожку фильма Алексея Балабанова «Брат-2» и прочно прописалась на волнах радиоэфира. Собственно, пребывает там и до сих пор к вящей радости ее авторов. А на второй стороне сингла оказался отменный рок-н-ролл «Зоя и Соня», музыку к которому написал Максим Леонидов (а БГ записал вторую вокальную партию).

Впоследствии проект «Террариум» снова вернется. Виртуальная группа запишет еще одну пластинку под названием «3=8» (среди приглашенных гостей на альбоме оказался, например, замечательный композитор Антон Батагов, сделавший из «Скажи мне» маленькую ораторию), но тут повод для перезапуска проекта будет более чем серьезный – Джордж заболел, и на лечение понадобились деньги. Но для музыкантов лучший способ собрать эти деньги – записать очередную пластинку: проект получился благотворительным, и здоровью Джорджа была оказана существенная подмога, а это, пожалуй, наилучшее приложение средств поклонников.

Однажды мой аккаунт в социальной сети «ВКонтакте» взломала какая-то сволочь и начала от моего имени клянчить деньги у богатого списка моих виртуальных друзей (Джордж в этом списке тоже был). Программа-робот по выманиванию денежных средств у населения начинала с массовой рассылки сообщения: «Хэллоу! Как делишки?» – в результате многие, слава богу, поняли, что я взломан (о чем мне сообщили). Джордж же вступил с роботом в переписку и вогнал его в клинч одним ответом: «Да как-то, знаешь, по-разному». Видимо, на такой вариант ответа робот не рассчитывал и Джорджу прекратил писать сам. Так что перед магической силой строк Джорджа, как видите, сдаются даже бездушные роботы.

Джордж и сегодня – одна из самых влиятельных фигур в питерском роке: он по-прежнему пишет стихи, и в них присутствует все та же прекрасная хипповская наивность, тонкий юмор и милый абсурд. Впрочем, в этом абсурде есть и невероятно точные образы: «Всем остальным дадим по роже – ведь жизнь и смерть одно и то же» – лучше, пожалуй, и не скажешь.

И сам БГ признает ценность просто наличия Джорджа в жизни «Åквариума»: «Только в Петербурге есть Джордж – человек, с которым мы когда-то основали „Åквариум“, только здесь он иногда пишет тексты неизмеримой принадлежности и неизвестной глубины, и только здесь на его слова может быть написана музыка».