Текст книги "Деяние XII"

Замаскированные ветвями солдаты в шортах и рубашках хаки, соломенных шляпах, с обмазанными грязью лицами, работали умело и споро. Малейшее шевеление вызывало короткую очередь. Вскоре всякое сопротивление партизан прекратилось. Напавшие сновали по поляне, периодически щёлкали одиночные выстрелы – пленные им явно не требовались.

Услышав приближающиеся к его укрытию шаги, убийца Суна нервно выдохнул и разом поднялся из кустов, воздев руки к начинающим светлеть небесам.

– Линсо (русский)! Я линсо! Не стреляйте! – пронзительно закричал он по-вьетнамски, расширенными глазами глядя в направленное на него дуло АК.

Кто-то сорвал с него патронташ, кто-то обшарил карманы. Дуло автомата резко дернулось, указуя на джунгли. Пленный, но живой, он без слов развернулся и резвой рысцой побежал в чащу в цепочке столь же поспешно покидающих поле боя победителей.

Над опустевшей развороченной поляной повисла тишина. Потом с дерева кратко и неуверенно скрипнула цикада. К ней присоединилась другая, и вскоре размеренный скрежет, так напоминающий звуки ткацкого цеха, приветствовал наступающий в джунглях рассвет.

6

Я ещё чуток добавил прыти –

Всё не так уж сумрачно вблизи:

В мире шахмат пешка может выйти –

Если тренируется – в ферзи!

Владимир Высоцкий «Игра»

СССР, Ленинград, 31 августа 1982 – 31 августа 1983

Последний день каникул. Последний день тишины. Завтра Обитель наполнится гулом сотен голосов послушников.

Сначала Руслан не мог, и даже не пытался представить, чего стоило Артели держать в тайне настолько мощную инфраструктуру. Лишь позже, из отрывочных слов Палыча и других наставников, уяснил, что в монструозно-громоздкую советскую систему управления были встроены некие тайные механизмы. И, совершенно незаметно и безболезненно для ВВП страны, в системе разверзались провалы, где исчезали огромные средства, шедшие на содержание Артели. Палыч, когда речь заходила об этом, почему-то вспоминал то, что он именовал «военным союзом Руси с Золотой Ордой», и говаривал, что за хорошую защиту следует и платить хорошо. При этом ни одна комиссия ЦК не смогла бы вычислить эти финансовые потоки, хотя бы потому, что любую подобную комиссию неминуемо возглавлял нужный человек. Таких в органах советской власти было много, но никто из них не осознавал подлинного размаха деятельности Артели.

Что касается Обители, она была замаскирована под воинскую часть на задворках исторического центра города. Никто из посторонних не интересовался, что происходит за железными воротами с красной звездой и высокой бетонной стеной, орнаментированной грозной «колючкой». Но по-настоящему секретность обеспечивалась за счет вечной розни между КГБ и армией. На Лубянке были уверены, что объект используется ГРУ, в «Аквариуме» – что под воинскую часть косят комитетчики. А кто-то тайный в аппарате Политбюро прикрывал всю эту конструкцию.

До революции в мрачноватом комплексе зданий из коричневого кирпича располагалась крупная преуспевающая мануфактура. До сих пор ржавые останки огромного ткацкого станка, чудом уцелевшего во всех перипетиях XX века, остовом динозавра возвышались в бывшем цехе, переоборудованном под тренировочный зал. Послушники использовали их как снаряд для занятий по боевой подготовке.

Питерская Обитель была главной. Здесь юноши обучались оперативной работе. Было еще две: женская в Москве и смешанная – в Казани. Там готовили окраинных соработников: кому-то ведь нужно было обеспечивать деятельность тысяч агентов по всему миру, добывать для них деньги, подделывать документы, ремонтировать оружие, шить одежду. В конце концов, внедряться в органы власти для прикрытия Артели. Конечно, при этом в тёмную использовалось множество специалистов, но направлять их должны были посвящённые. Казань таких и готовила. «Питерские» и «москвичи» смотрели на «казанских» чуть свысока, те вели себя аналогично, полагая, что из них-то и рекрутируется всё артельное руководство.

Руслан появился здесь ровно год назад. Доехав от Пулково на автобусе, он спустился в метро, а потом долго плутал по незнакомым улицам, которые с раздражающей методичностью приводили его не туда. Обитель возникла прямо перед ним во время одной из таких топографических загогулин – словно по молитве. Он осторожно вошел в проходную. Апатичный часовой в неопределённой форме без слов освободил турникет, услышав: «Ставрос». Руслан вышел на плац, посыпанный искрящимся под последним летним солнцем белым песком. По краям плаца был газон, за которым темнели деревья – тополя, береёы, голубые ели и густой кустарник. Дальше просматривались коричневые стены корпусов.

Неведомо откуда не появился здоровенный парень, одетый, на взгляд Руслана, весьма причудливо: белая, подпоясанная красным поясом, косоворотка, в вышивке которой он не без удивления разглядел переплетение свастик, свободные суконные штаны, и – новенькие лапти. Не говоря ни слова, парень кивнул Руслану и жестом огромной руки пригласил идти за ним. При своих габаритах двигался он на удивление бесшумно и быстро, Руслан едва поспевал на недавно сросшихся ногах. Так они добрались до самого большого корпуса и вошли в никем, по первому впечатлению, не охраняемую дверь.

Долго шли длиннейшими коридорами, галереями, крутыми лестницами (Руслан даже не старался запомнить путь), встретив лишь несколько человек – юношей, одетых так же, как провожатый, и более зрелых людей, чьи косоворотки были коричневыми с золотой, а не красной вышивкой. Руслан совершенно правильно сообразил, что видит учеников и преподавателей. Наконец, вышли к тяжёлой двери, золотыми буквами на которой значилось: «Господинъ Старшiй Наставникъ Игуменъ». Провожатый указал Руслану на дверь, кивнул и исчез, как будто растворился среди блёклых стен. Юноша сделал шаг, готовясь толкать неподатливый массив потемневшего дерева, но дверь сама медленно распахнулась перед ним.

– Прошу вас, – раздался довольно приятный голос.

Игумен сидел в огромном кожаном кресле за старинным дубовым столом. Вообще кабинет производил впечатление музейной экспозиции, изображавшей обстановку российского присутственного места XIX – начала XX веков: потемневшие от времени конторки, уходящие под потолок шкафы со множеством ящичков, на стене – портрет последнего российского императора в тяжёлой золоченой раме, несколько икон в углу. Диссонировала с этим лишь причудливая техногенная конструкция на столе – что-то вроде маленького телевизора, на мутном экране которого застыл странный зелёный текст, а сам телевизор покоился на футуристического вида ящике с усеянным клавишами пультом. Руслан даже не пытался понять, что это такое, было ему не до того.

Старший наставник, благожелательно прищурившись, внимательно рассматривал юношу. Длинные, седые до серебристого сияния волосы и борода чуднО контрастировали с тёмным скуластым лицом среднеазиатского типа: крупный, горбатый нос, выпуклые карие глаза под набрякшими веками, глядящие из-под полукруглых очков, чувственные губы, грустно опущенные уголки которых лишь отчасти маскировали усы. Впрочем, в комплексе всё это производило впечатление, скорее, благоприятное. Лицо наставника выражало ум, неопределенное дружелюбие и, одновременно, незащищенность. Словно бы сразу предупреждало: «Вы можете обидеть меня в любой момент, но ни за что не услышите от меня злого слова».

– Значит, вы и есть Ставрос, – в голосе ощущались интонации тщательно образованного и весьма воспитанного человека.

Руслан молча кивнул.

– По артельным правилам вы должны были представиться первым, – мягко попенял Игумен. – Но поскольку вы тут новичок… Меня зовут Игумен. Я – Старший наставник этой Обители.

Он вздохнул, замолчал и быстро защёлкал клавишами своего аппарата. Пальцы его были аристократически длинные, но их портили расплющенные подушечки, вызывающие ассоциации с присосками геккона. Руслан вспомнил, что у его одноклассника, которого мамаша с пяти лет заставляла упражняться на пианино, были такие же.

Игумен молча уставился в появившийся на экране текст.

– Ак Дэ и Учитель, судя по всему, от вас в восторге, – сообщил он. – Соработник Учитель, при его ранге, мог бы быть, конечно, чуть скромнее…

Он опять вздохнул и взялся за трубку телефонного аппарата, стилизованного под начало века. Набрав номер, долго вслушивался в гудки, потом с легкой досадой осторожно положил ее.

– Не берут, – пожаловался он. – Хотел попросить скинуть на модем дополнительную информацию…

Руслан никак не отреагировал на это странное заявление – скромно молчал. Его не удивило, что Игумен не упомянул об Отроке – судя по всему, Старший наставник не входил в тот узкий круг посвящённых, о котором говорил Ак Дервиш.

– Хорошо, новопослушник Ставрос, – очередной раз вздохнув, проговорил Игумен. – Циркуляром Совета вам назначена общая подготовка с углубленными индивидуальными занятиями по истории и философии Игры, этнографии, этнологии и этикету, инфильтрации, эксфильтрации и ликвидации. Занятия с завтрашнего дня. Вас проводят в вашу келью и ознакомят с уставом Обители.

Он открыл панель на столе и нажал одну из кнопок скрывавшегося там пульта. В дверях бесшумно возник давешний послушник и низко поклонился Игумену.

– Вы свободны, Ставрос. Да пребудет с тобой… Тьфу, то есть: тяжко учиться – весело играть!

Послушник был так же молчалив, а переходы такие же длинные. Руслан прикинул, что они уже давно вышли из здания и попали в другой корпус. Наконец оказались в длинном прямом коридоре, куда выходило множество узких белых дверей, между которыми висели картины аллегорического и религиозного содержания. Коридор был ярко освещен люминесцентными лампами, но совсем пуст, и все двери закрыты. Кроме одной. Именно туда подошел провожатый, и Руслан впервые услышал его голос:

– Ваша келья, – пробасил он, кивнув на распахнутую дверь.

В скудно обставленной комнатке – узкий одр, столик и стул, умывальник, полка с несколькими книгами, радиодинамик, пара икон в углу – оказалось несколько юношей. Вошедший вслед за Русланом послушник тщательно прикрыл дверь.

Руслан сразу всё понял. Сознавая неизбежность формальностей первого знакомства, молча посмотрел на собрание, стараясь, однако, чтобы это не приняли за агрессию.

– Звать как? – неожиданно спросил один из парней, черноволосый и черноглазый, похожий на цыгана.

– Ставрос.

– А по-настоящему? – голос был настойчив.

– Ставрос, – упрямо отвечал Руслан.

– Ставрос – для Игры. А для мира как? – подключился другой, беленький, хрупкий, со слегка женственным лицом, выражавшим сплошное лукавство.

Руслан молчал, пытаясь понять правильный ответ.

– Мира больше нет… – проговорил, наконец, горячо надеясь, что попал в точку.

Парни переглянулись.

– Почти не ошибся, – пробасил недавний провожатый.

Чернявый пожал плечами:

– Почти не считается… Эй, Ставрос, отвечать надо: «Нет мира, помимо Игры». Усвоил?

Руслан молча кивнул.

– Пять нагаек для памяти, – решил чернявый, похоже, лидер.

– ЦЫган, – вступился провожатый, – ты бы это… Полегше бы…

– Легко отделался – другим и десять навешиваем, – высокомерно ответил Цыган.

Впрочем, помолчав, махнул рукой.

– Ладно, три… А там посмотрим.

Руслан не сопротивлялся, ибо знал, что это бесполезно. Тем не менее, его схватили двое и бросили ничком на узкую койку. В руке хрупкого послушника неведомо откуда появилась короткая кожаная плеть с утолщением на конце. Он крутанул её достаточно, как показалось Руслану, умело. На лице его застыла хищная улыбка. Один парень держал Руслана за плечи, другой – за ноги. Задрали рубашку. Как хрупкий подошел к нему, он не видел. Спину обожгло. Ещё и ещё раз. Выступили слезы, но он не издал ни звука.

Плеть свистнула снова, но боли не было.

– Хватит уж, Ангелок, – раздался басок провожатого.

Руслана отпустили.

Он одёрнул рубашку и огляделся. В комнате уже не было никого, кроме большого послушника.

– Меня зовут Ведмед, – сказал он и протянул руку.

Руслан пожал ее.

– Ты не обижайся, – продолжал Ведмед. – Со всеми малятами так.

– Я не обижаюсь, – ответил Руслан.

Спину нестерпимо щипало.

– Вот и хорошо, – солидно кивнул Ведмед.

– Что дальше? – спросил Руслан.

– Справу получишь у наставника-эконома этажом ниже. Коловраты на рубахе крупные – мелкие для старшИх. Оденешься, возвращайся, я тебе из устава прочитаю. Сегодня до отбоя делай, что душе угодно. Потом молишься и спать. Завтра – на занятия. Тяжко учиться – весело играть!

Первые месяцы обучение слились для Руслана в непрерывный кошмар. Не раз, и не десяток раз проклял он момент своего вступления в Игру. Лучше бы, право, пошёл в Советскую Армию… Больше всего утомлял диссонирующий контраст между огромной работой, которую следовало выполнять послушникам, и степенью свободы, которой они пользовались. Им ничего не стоило даже самовольно покинуть Обитель: существовало несколько «официальных» выходов и энное количество тайных лазов, в которые просачивались послушники высших уровней, уходя в город (хотя постороннему проникнуть в Обитель было просто невозможно). На эти проказы начальство, казалось, не обращало внимания. Но стоило кому-нибудь в самоволке провиниться более серьёзно, например, связаться с милицией, наказание было неотвратимо. Вернее, оно следовало, если парень сам не находил способов избавиться от беды и не появлялся в Обители, не оставив в миру следа. В противном случае его избавляли от обстояния, тщательно подчищали концы, чтобы происшествие не имело последствий, а затем – публичная порка одной из трех степеней: по ягодицам берёзовыми прутьями, нагайкой по спине в рубашке и нагайкой без рубашки. Теоретически могли выпороть и кнутом, но Руслан такого ни разу не видел и даже не предполагал, за какие преступления такое наказание могли назначить.

Не знал он, и что случалось с дезертирами. За время его обучения двое послушников пытались бежать. И – словно канули в омут. Наставники, по крайней мере, о них больше никогда не упоминали. Ещё один мальчик, не выдержав нагрузок, пытался повеситься у себя в келье. Его нашли вовремя и откачали. Не выгнали, не подвергали наказанию, но очень долго он не подходил на воскресной службе к Причастию. Кроме того, с тех пор служил предметом бесконечных насмешек однокашников, постоянно и в разных формах напоминавших ему про пояс, с помощью которого он пытался покинуть мир.

Но такое случалось крайне редко. Кандидатов в послушники искали в основном среди сирот в детских домах. Серва тщательно исследовали их наследственность, физические и психологические данные. По итогам из сотни в контакт входили с одним-двумя. И лишь один из десяти таких вербовался. Это был последний рубеж, на котором кандидат мог отказаться участвовать в Игре. Согласившийся произносил формулу присяги Артели, и обратной дороги уже не было. Руслан понятия не имел, как поступали с отказавшимися. По всегдашней своей манере, заподозрив худшее, он как-то спросил об этом у Палыча. Тот только пожал плечами:

– Да пусть гуляют…

– А если расскажут?

– А кто им поверит?..

Позже он узнал, что вербовкой новых соработников ведал целый Приказ Артели. Это считалось серьезной проблемой: людей вечно не хватало, потому во многих операциях, особенно, за границей, Артель пользовалась услугами наёмников. То же самое, впрочем, касалось и противника.

Распорядок был прост и суров. Жили послушники в маленьких, но отдельных кельях. Считалось, это способствует преодолению советского коллективизма. Подъем в шесть, молитва, зарядка, бег с полной выкладкой или боевая подготовка. Потом – завтрак на скорую руку и классные занятия, прерываемые в полдень плотным обедом. С часа – снова классы, стрельбы, тренировочный зал. До пяти вечера, когда следовал полдник и, якобы, свободное время. На самом деле, его начисто съедала подготовка объемистого домашнего задания. Наставники спрашивали его строго, не скупясь для нерадивых на «берёзовую кашу», которую послушники воспринимали как самое рядовое дело. В десять трубили отбой. Сотворив правило на сон грядущим, проваливались в чёрную яму, откуда их извлекал транслируемый по радио горн побудки.

Но всё это в идеале. На самом деле распорядок часто ломался внеплановыми тревогами, занятиями за городом, индивидуальными заданиями. Могли поднять и среди ночи. Кроме того, послушники по очереди несли службу на территории Обители, а на старших уровнях, бывало, отправлялись и на реальные операции, о которых никогда не рассказывали.

Базовая боевая подготовка включала стандартную программу КУОС (Курсов усовершенствования оперативного состава) КГБ СССР, с добавлением опыта «зелёных беретов» и других подобных формирований. Бесконечные полосы препятствий, учебные бои в самых разных условиях (для некоторых послушников вывозили самолетами в весьма отдалённые регионы страны), стрельбы, занятия по маскировке (их вёл маленький щуплый вьетнамец, едва говоривший по-русски, но прекрасно всё объяснявший с помощью жестов), выживанию в экстремальных условиях, рукопашному бою.

О последнем следует сказать особо. Помимо обычного комплекса, в который входили навыки уклонения с линии стрельбы противника, стрельба с обеих рук и элементы рукопашного боя, включая взятую из каратэ методику тамешивари – разбивание голыми руками твердых предметов, избранным послушникам преподавали некий Казачий бой. Именно его Палыч так блистательно показал во время приснопамятной драки в Энске. Но Руслан так до сих пор не видел наставника по Казбою, почтительно называемого Мастер – тот жил где-то на юге и давал уроки в Обители, лишь наездами бывая в Питере.

По прошествии трех месяцев комиссия наставников отправляла послушников на специализацию. Одни группы обучали диверсантов-ликвидаторов, другие – бойцов штурмовых подразделений, третьи – разведчиков различных профилей или стражей – охранников объектов и телохранителей артельного руководства. А несколько человек с уровня попадали в группу, готовившую кадры для этого руководства – назначение почётное, но весьма обременительное. Руслан это осознал очень скоро, ибо его определили именно туда. Здесь преподавали все дисциплины, которые изучали в других группах, плюс множество иных.

А ведь у него были ещё индивидуальные уроки.

Первым им занялся наставник-ликвидатор – незаметный сутулый человек с кошачьей повадкой и печальными глазами. Больше Руслан ничего не знал о том, как тот выглядит – его лицо всегда было закрыто плотным чёрным капюшоном, оставлявшим на виду одни глаза.

Когда юноша первый раз вошёл по его вызову в классную комнату, она казалась пустой. Сел за парту и вздрогнул, неожиданно увидев наставника – тот стоял рядом с дверью, внимательно рассматривая будущего ученика.

– Вот так, послушник Ставрос, – проговорил он тихим тусклым голосом. – Если бы передо мной стояла задача вашей ликвидации, она бы уже была выполнена…

Руслан молчал, не зная, что ответить.

– Встать, – вдруг резко приказал наставник.

Голос его окреп. Руслан немедленно вскочил с места. Наставник подошёл к нему и пристально вгляделся в лицо, словно решая что-то. Руслану стало не по себе оттого, что его созерцает это безликое существо.

– Да, я буду обучать вас, – наконец медленно произнёс наставник.

Отвернулся и отошел к кафедре.

– Большая игра есть суррогат войны, призванный, в том числе, отдалить её на как можно более долгое время. Поэтому в Игре убийство так же естественно, как и на войне. Но имеет свою специфику. Мы здесь для того, чтобы вы научились убивать именно в рамках Игры.

От этих слов на Руслана вновь повеяло жутью. Он хотел услышать продолжение, потому что плохо понял смысл сказанного. Но наставник вновь замолчал, разглядывая его.

– Садитесь, – разрешил наконец. – Прежде всего, необходимо найти образ, в котором вы будете совершать ликвидации. Это нужно и с утилитарной – для маскировки, и с психологической точки зрения.

– Дело в том, Ставрос, что убийство – страшный удар для психики нормального человека. Оно нарушает законы человеческие и Божеские. Поэтому вам будет легче, если вы станете совершать их в неком ином образе, который не соответствует вашему обычному… Разумеется, часто вам придется убивать и в истинном образе.

Мысль наставник развивать не стал. Вместо этого сказал:

– Я, кажется, нашел образ для вас. Надо ещё посоветоваться с наставником-эксфильтратором, но, думаю, я не ошибся.

Руслан обратился в слух.

– Мальчик-инвалид. Больной церебральным параличом, – заявил учитель убийства и замолк, ожидая реакции.

Лицо Руслана вытянулось.

Очевидно, специалист по неведомой эксфильтрации, что бы это ни было, был не против, и Руслан надолго погрузился в образ. Он прочитал кучу книг по медицине, описывающих этот недуг. Специально приглашенные врачи-специалисты ставили ему правильные реакции. Во время увольнений в город часами наблюдал за бедными ребятами, тащащимися по улице на подгибающихся ногах. Наконец очень хороший актер (Руслан был потрясен, узнав лицо, столько раз виденное им в кино и по телевизору) учил его вживаться в образ по системе Станиславского.

Тем временем наставник (Руслан так и не узнал даже его артельный псевдоним) времени не терял тоже. На следующее занятие он явился, когда юноша уже сидел за партой. Кажется, педагогу было очень трудно идти – опирался на трость, малейшее движение заставляло его передергиваться от боли. Руслан едва успел погадать, на какой ликвидации наставник получил тяжёлое ранение, как тот неуловимым движением оказался рядом. Раздался металлический шелест, и острие клинка возникло прямо у шеи юноши, слегка касаясь кожи.

Пока Руслан ошеломленно смотрел на смертельную штуку, наставник столь же молниеносно спрятал клинок в трость и протянул её Руслану.

– Вы должны отработать этот удар до автоматизма. Он будет вашим базовым. Потом прибавим ещё несколько. Ознакомьтесь с оружием.

Руслан неуверенно извлек клинок. Тот сиял в свете «дневных» ламп, искрясь прихотливым узором.

– Струйчатый дамаск. Трость выполнена с учетом ваших габаритов.

Сама клюка не представляла собой ничего особенного – обычный советский, якобы, алюминиевый ширпотреб с резиновым наконечником. Если не приглядываться, вполне можно было не заметить, что не только она сама, но и рукоять сделана из закалённой стали, аккуратно обмотанной тонкими полосками кожи, чтобы рука не скользила.

В ближайшие месяцы Руслан постиг не только азы искусства мгновенного выхватывания клинка с одновременным нанесением удара (наставник называл эту технику забавным словом «иай»), но и освоил всяческие удары и блоки тростью, подсечки крюкообразной рукояткой. Наставник упоминал про стиль ушу «Хромой монах» и «тростку калик перехожих», но Руслан понятия не имел, откуда заимствован тот или иной освоенный им прием. Наставник-ликвидатор просто учил убивать – не только клинком, но всеми видами оружия, и вообще всем, что может подвернуться под руку. Юноша узнал, как синтезировать взрывчатку и яды, душить веревкой и голыми руками, убивать листом бумаги или карандашом. Кроме того, он получал подготовку, которая делала его психику устойчивой к стрессу, сопряженному с лишением ближнего жизни. Это было, пожалуй, важнее самой техники убийства.

Ему не очень нравились предмет и наставник, но заниматься старался прилежно. Мечтал как можно скорее закончить обучение и вступить, наконец, в мерцающий, изменчивый, потрясающе захватывающий мир Игры. Надо сказать, такое томительное ожидание было характерно для всех послушников. Шёпотом передавались рассказы о славных делах Артели и не менее славных ударах Клаба, о титанах Игры, ушедших и ныне живых. Как все подростки, послушники делились друг с другом мечтами о будущей жизни, но никто из них не мыслил её вне Игры.

Атмосфера в Обители Руслану, скорее, нравилась. Речи не было о какой-либо настоящей «дедовщине», а если таковая и возникала – принесённая служившими в армии или сидевшими парнями, то тут же жёстко пресекалась наставниками. Во всяком случае, после ритуала с нагайкой, именуемым среди послушников «малый постриг», он не ощущал жестокого давления «старшИх». Конечно, несколько раз пришлось довольно серьезно драться – такие поединки наставниками даже негласно приветствовались, но всё было чинно, с секундантами и по правилам. Из одной драки он вышел победителем, в двух других более или менее сильно огрёб (особенно хорошо ему врезал Ангелок, знавший откуда-то массу изощрённых приемов). Но ничьим врагом не стал.

«СтаршИе» нослили косоворотки, вышитые мелкими коловратами и более широкие, чем у «малят», шёлковые пояса. Но особых привилегий у них не было. Разве что «малята» больше несли службу внутри Обители – что было понятно: «старшИх» гораздо чаще увозили на тренировки вне её. Эксцессы, разумеется, случались. Примерно через четыре месяца пребывания Руслана в Обители наглец Ангелок был уличен в том, что домогался в бане от «мальца» французской любви. За что был порот нагайками нещадно, так, что неделю лежал в лазарете, а артельный пастырь владыка Назарий, он же наставник-богослов, придя в ярость, отлучил его от Причастия на год, наложив епитимью – творить в день по сто земных поклонов.

Холодноватый характер Руслана и его нарочитая рассудительность, как и в школе, отдаляли от него однокашников, одновременно вызывая уважение. Но он ни с кем особенно не сошёлся, лишь с добродушным увальнем Ведмедом поддерживал приятельские отношения, притом, что тот скоро стал смотреть на него с почтительным восхищением.

Он никому не говорил, чего стоило его обучение. Иногда Руслан не спал ночами, ощущая, как невыносимо ноет каждая мышца измученного тела. Но днём старался невозмутимо выполнять всё, что от него требуют наставники, тщательно скрывая страх, боль и изматывающую одышку. Нельзя сказать, что он был первым учеником – ему тяжеловато давались различные технические навыки, вроде обращения с рацией или минами. Зато с удовольствием впитывал философию Игры, историю разведки и эксфильтрацию. Это была хитрая наука ухода агента после операции. Другой её стороной была инфильтрация – проникновение агента к объекту. Однако считалось, что уход гораздо важнее и сложнее проникновения, потому преподаватель этой дисциплины назывался наставник-эксфильтратор. Дисциплина также включала в себя основы актёрского мастерства и навыки изменения внешности, что Руслану особенно нравилось.

А ещё он научился замечательно плести лапти. Они были основной обувью послушников в Обители, хотя на занятиях они работали, конечно, в сапогах или в забугорных берцах. Но лапти несли тут некий сакральный смысл. Плели их послушники сами. За пару месяцев Руслан так навострился, что на пару отличных лаптей у него уходило не больше двух-трех часов.

Где-то в глубинах притихшей Обители раздались невнятные голоса. Руслану надоело одному лежать в келье. Надеясь, что кто-то из послушников раньше вернулся с каникул, он встал и вышел в коридор.

Архив Артели

Единица хранения № 111-7864

Совершенно секретно, выдается только артельщикам.

Диктофонная запись лекции наставника истории и философии Игры Герша Лисунова в Обители во имя Честнаго Животворящего Креста Господня (СПб) 8 сентября 1983.

– Тяжко учиться – весело играть! Прошу садиться, господа послушники.

Прошлый раз я рассказывал о долгом и весьма кровавом, хотя, чаще всего, заочном противостоянии Отряда-Орды и Конгрегации, которое определяло ход Игры с VII по XVI век. И вот начался период – страшный период, который называется Реформацией. Из курса этногенеза вы знаете о произошедшем тогда расколе «Христианского мира», то есть, европейской общности, в которую не входили греки и русские. И между этими частями этни-ического поля драка пошла неразволОчная. Но что же тогда произошло с Игрой, спрашиваю я вас?.. Правильно, на время большой войны Игра сворачивается. В Европе всем вдруг стало не интересно её вести, у них там появилась масса других проблем – вообще встал вопрос о выживании суперэтноса. Ну и, сами понимаете, надобность в Конгрегации исчезла. Кому она там была нужна? Папы, которые раньше ей покровительствовали, боролись с Реформацией, им было не до того. А протестанты, те из них, кто был в курсе, вообще считали Конгрегацию католической креатурой.

А что же в Евразии? А там шли процессы распада и уничтожения монгольского Улуса. И – тоже началась всеобщая р-резня. Ну и тайная Орда, соответственно, прекратила существование. Отдельные властители решали свои частные дела, а о высоких вещах, вроде Игры, думать не думали. Турки вот появились, создали свою империю.

В этот же период укрепляется Московское государство, созданное весьма пассионарным великорусским этносом, который рос себе тихо в недрах монгольской империи. И вы-ырос. И пошёл себе расширяться в разные стороны. Вернее, на запад не очень – там латинство, Реформация и прочие безобразия. Расширение пошло на восток, «встречь солнца», в Евразию. И, между прочим, это вполне объяснимо: сопротивление на западе было жестким, а на востоке почти никакого не было. А пассионариям что требуется? Им требуется пространство для экспансии. И вот, как говорил лорд Керзон: «Россия была просто вынуждена продвигаться вперед, как Земля вращается вокруг Солнца». Вот ведь, этот бывший вице-король Индии и британский министр иностранных дел считался, да и на самом деле был, стра-ашенным русофобом, а вынужден был сказать такие справедливые слова.

Вскоре в Европе войны стали утихать, и, естественно, Игра получила продолжение. Теперь главным игроком со стороны Запада стала Англия. А тайной структурой стал?.. Правильно, наш дорогой Клаб. Само по себе это название появилось в кружке Уолтера Рэйли, был такой знаменитый авантюрист и мореплаватель. Так вот, он с друзьями устроил в Лондоне, в таверне «Под сиреной» на Фридей-стрит, такое общество по интересам. Интересом у них было кофе попить – кофе тогда был оч-чень модным напитком в Европе. Что покрепче, тоже выпивали, табак курили… Ну, и разговоры всякие вели, уж как водится, в том числе о геополитике (термина такого тогда ещё не было, но что это значит, они прекрасно понимали). А называлось общество Клаб, и входили в него люди не только умнейшие (скажем, драматург Вильям Шекспир), но и достаточно влиятельные. Например, такой Джильс Флетчер. Вот уж кто понимал, что такое Россия… И ненавидел её. Он в 1588 году был послан в Москву, договариваться о делах английских купцов. Но неудачно – ни-ичего не добился. Зато написал книгу о Московском царстве, да такую, что английская компания, торговавшая с Россией, пыталась её уничтожить – боялись, что русское правительство обидится… Оно и обиделось, смею заверить.

Ну и, сэр Уолтер – он был, конечно, пиратом и головорезом, но при этом умным человеком. А ещё у него брат был сводный, Хемфри Гилберт, рано погиб, правда, в одной из экспедиций. Так вот тот, скорее всего, и общался с последними живыми членами Конгрегации, знал кое-что об Игре. Не даром он ещё в 1566 году предложил королеве найти Северо-Восточный проход в Тихий океан. А тут, сами понимаете, мимо России никак – она ведь уже владела побережьем Ледовитого океана. Не исключено, что Гилберт рассчитывал снова начать Игру с этой вот стороны. Но английское правительство тогда на это не пошло, потому что занималось со страшной силой колонизацией Америки, борьбой с испанцами, да покорением Ирландии.

А потом, боялись они с Россией связываться. Дело в том, что тринадцать лет назад уже была одна такая экспедиция – Ченслера. Так вот этот Ричард Ченслер доплыл до Белого моря и пристал к берегу. А там с изумлением узнал, что берег этот русский. Иван Грозный тогда правил. Он пригласил Ченслера в Москву, оч-чень хорошо к нему отнёсся и предоставил английским купцам право беспошлинной торговли в России. Надо сказать, Иван был типи-ичный западник, Русь ненавидел, русских считал «стадом», даже в Англию бежать хотел. Но Ченслер посмотрел на Россию и предупредил соотечественников: «Если б русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них». Так и сказал. То есть, мол, сидите смирно, колонизации там никакой не получится. Но англичане хоть и боялись, да не прочь были поиграть в старые игры. Клаба как такового ещё не было, но кое-что им удалось. Например, добиться поражения России в Ливонской войне и тем ограничить её движение на запад. Ну, так она пошла на восток…

Клаб Рэйли, конечно, продолжал действовать, давили тайно на государственных мужей, какие-то комбинации строили, интриговали. Но тут сэр Уолтер попал в опалу, сел в Тауэр, а потом вообще был повешен за государственную измену. А в России Смута началась – не без помощи Клаба, конечно. В Европе и решили, что вот-вот от этой докуки, Росиии то есть, избавятся – так они всегда думают, и всегда ошибаются… Игра опять затормозилась, а европейцы занялись дележом колоний, о-очень им это дело нравилось.

Так сидели они себе ровно, пока, откуда не возьмись, появилась Петровская Россия. И вот уже новая Евразийская империя у них под носом. Здрассте, давно не виделись… Тут уж, хочешь не хочешь, пришлось за дело браться серьезно. И появился человек, который всё это устроил, настоящий отец Клаба. Кто это? Да, вижу, есть тут знатоки… Правильно, Даниель Дефо, он же Александр Голдсмит, он же Андре Моретон, он же Клод Гийо – и ещё сотню имен имел. И он же автор «Робинзона Крузо».

Великий человек был, хоть и враг. Но, надо сказать, к России относился очень неплохо, даже восхищался ею где-то, Петром восхищался. Несколько раз бывал у нас тайно. Но – интересы Британии превыше всего. А, вернее, интересы английских негоциантов, к которым он сам и принадлежал. Он был каким-то боком родственником Рейли, видимо, читал архивы семейные, что-то слышал – сейчас этого уже не установить: и время прошло, и скрытный очень был, умел концы в воду прятать. Он себе такое прикрытие устроил, какое никому в истории разведки не удавалось! И многодетный отец-то он, и коммерсант-то – неудачливый, и журналист – очень бойкий, и шпион – очень деятельный, и писатель. И ведь делал легенду на совесть, даже сам себе банкротства устраивал и аресты. А из тюрьмы руководил Клабом, который воссоздал буквально из ничего. Конечно, не обошлось тут без обществ тайных – масоны уже тогда были, классические вполне, тамплиеры (этих ещё Рейли использовал). Но на нём, на писателе нашем великом, все ниточки сходились. И ведь ни разу не засветился! Считается для внешних отцом английской разведки, да так оно и есть на самом деле, а о Клабе никто не ведает.

Конечно, опирался он при этом на сильных мира сего: на короля Вильгельма III – тот был знаком с Петром и боялся Россию, но открыто противостоять ей не хотел. Британия тогда через свою Ост-Индийскую компанию вовсю прибирала к рукам Индию, а Петр Индией интересовался, что наших английских друзей уже тогда очень беспокоило. Потом они от страха за Индию вообще с ума сходили. Роберт Гарлей, государственный секретарь, якобы, покровитель Дефо (на самом деле тот Гарлеем манипулировал), этот внедрял агентов Клаба в британское правительство.

Постепенно сеть Клаба перекинулась на континентальную Европу, особенно во Франции инфраструктура солидная была (её еще Дефо создавать начал). Она и подготовила Французскую революцию, и приход к власти Бонапарта: это всё тоже в рамках Игры было, чтобы изменить европейскую конфигурацию в удобную Клабу сторону. Но Наполеон хотел по своим правилам играть, оттого и потерпел поражение, и, в конце концов, был на острове Святой Елены по приказу Клаба отравлен. Да, о-отравлен, кто не знает.

Китай вошел в орбиту Клаба в XIX веке, после Опиумных войн. В предыдущих раундах такого не было, Конгрегация и Байляньшэ, как вы помните, только от случая к случаю координировали действия.

А что же Артель, вы спросите? Она зародилась примерно в одно время с Клабом. Но об этом – на следующей неделе.

Когда все умрут, тогда только кончится Бо-ольшая игра.

Господа послушники, вы свободны.