Текст книги "Телевизионные сказки (сборник)"

Плохой Семёнов

Семёнова ругали на летучке.

Ругали его, честно говоря, за дело. А дело было в том, что Семёнов работал плохо.

Семёнов умел работать хорошо, но не работал. Раньше бывало – старался, получал результат, а теперь нет.

Он не знал, что с ним такое случилось и что он не так делает.

Но Начальница знала всё и Семёнова записали в отстающие.

Семёнову было обидно. Как человек тонкой душевной организации, он страдал и считал, что его ругают не за то, за что стоило бы. Если бы его, например, ругали за старый прошлогодний сюжет, который они с Корреспондентом поставили в эфир, потеряв материалы для нового, он бы покаялся, искупил и сделал выводы.

Или распекай его Начальница за то, что три дня на работу не приходил, загуляв на свадьбе брата – он бы снёс наказание стойко, как Ленин ссылку в село Шушенское.

Но этих фактов никто не заметил и сейчас вокруг творилась беспросветная несправедливость.

Семёнов умел делать разные сюжеты, ролики и клипы – медленные, весёлые, пафосные или «на любителя». Он бы делал их хоть «под хохлому», но как именно нужно начальству – никак не мог уразуметь.

Это, как не крути, а явно попахивало профнепригодностью.

Как нужно сделать начальству, чтобы ему было приятно, знал Виталя.

Виталю хвалили почти на каждом собрании. Хвалили устно и письменно, по телефону и лично, через третьи руки и публично при всех.

Виталя был молод и трогателен как собачка Му-Му.

Многие хотели бы его за это утопить, но барыня, то есть, Начальница, не дозволяла.

Злопыхателям оставалось только возмущенное, но нечленораздельное и тихое мычание по коридорам и курилкам.

Начальница же – барышня властная, а потому неразборчивая в симпатиях, на это мычание внимания не обращала, хотя и знала про сдавленные звуки, вырывающиеся из коллективной груди. Она справедливо считала их проявлением ревности к таланту Виталика.

«Бездарность пробьётся сама, а таланту надо помогать», – считала Начальница и последовательно придерживалась политики поддержки перспективных кадров. Весь остальной коллектив она не баловала, воспитывая в нём, как она считала, ответственность и творческую самостоятельность.

Семёнов тоже считал себя талантливым и перспективным. Однако, не надо быть великим счетоводом, чтобы сложить два и два и понять, что раз тебя ругают, а какого-то «смазливого хмыря» хвалят, то именно «хмырь» и пойдёт на повышение. Тот же, кого ругают, пойдёт куда-то туда, куда ему совсем не хочется.

В планах Семёнова не было покидать фирму раньше того, как он выплатит кредит за машину, а жена выйдет на работу после декретного отпуска.

Кроме этого, ему было искренне обидно, что он, как профессионал, не может в художественном смысле произвести впечатление на одинокую женщину Бальзаковского возраста.

Певец Стас Михайлов, например, щёлкает такие задачки, как яйцо всмятку на завтрак, а для Семёнова это как окаменелое яйцо динозавра – хочешь, с острого конца бей, хочешь с тупого, а результат один.

У Семёнова возник план. План был прост – подружиться с Вителей и выведать у него профессиональные секреты. На этот же план недвусмысленно намекала и сама Начальница, говоря, мол, советуйтесь с Виталиком и перенимайте опыт.

«Отчего бы и нет?» – подумал Семёнов и пошёл дружить.

Виталя хотел дружить и, можно даже сказать, жаждал дружбы и общения. С определённой точки зрения, он был даже неплохим парнем – позитивным, приветливым. Он нравился своим пожилым родственницам, железнодорожным кондукторам и молодым мамочкам в период послеродовой депрессии. Но ещё он нравился Начальнице, и в глазах трудового коллектива, это перечёркивало все его прочие достоинства.

Именно поэтому Виталик жадно ухватился за Семёнова. Режиссёр тоже человек и ему хочется есть. Ходить на обед в одиночестве – скучно, да и некоторые диетологи этого не рекомендуют. Плюс к этому, Витале нужно было знать последние сплетни и другие новости шоу-бизнеса. Вдруг ходят слухи о том, что он с кем-то переспал? В зависимости от того, с кем, нужно сразу же решить – поддерживать слухи прозрачными намёками или гневно опровергать железными аргументами.

Поедая котлеты, Виталя был словоохотлив, в той мере, в которой можно быть словоохотливым, набив рот котлетами с подливой.

Он охотно делился мудростью, используя слова, которые слышал на разных зарубежных конференциях. На эти конференции его часто брала с собой Начальница, чтобы ещё больше бесить остальной коллектив. В прочем, она предпочитала вместо слова «бесить» использовать термины «стимулировать» и «мотивировать».

– Понимаешь, Лёха, ты используешь слишком нарративный стиль, – вещал Витая. – При таком стиле мессадж не считывается, тем более в формате телевизионного спота.

Семёнов понимал меньше половины, но охотно ритмично кивал в такт перемалыванию шницеля. Семёнов знал все эти слова по отдельности, но когда они были составлены в предложения, общий смысл сказанного ускользал от него.

Сказать об этом Витале, а уж, тем более переспросить, было неловко. Иногда после компота Семёнов задавал наводящие вопросы, но ответы на них лишь усугубляли ситуацию. Это как в первый раз есть китайскими палочками – процесс, конечно, увлекательный, но назвать его едой можно лишь с натяжкой.

– Ты спрашиваешь, в чём соль и как катарсис может быть в первом акте? – когда Виталя был в ударе, он себе очень нравился. – Катарсис должен быть в каждом акте, в каждом плане и каждой склейке! Иначе вообще нет смысла жить! Спроси себя кто ты и получишь ответ на свой вопрос про параллельный монтаж. Ларс фон Триер – не дурак! Ой, не дурак, чтобы задавать такие вопросы.

Потихоньку Семенов прекратил общаться за обедом на профессиональные темы.

Однако Виталика уже несло и он всё равно сворачивал на работу, но под каким-то странным углом.

– Видишь ли, Лёша я должен тебе честно сказать – для женщины, носящей такое нижнее бельё, у нашего босса довольно тонкий телевизионный вкус, – покровительственно откровенничал Виталик. – Её на мякине не проведёшь. Тут нужно чувствовать социальную ответственность.

В такие моменты Семёнов всегда смущался и не знал, как поддерживать разговор. То ли спрашивать, откуда Виталя знает про бельё, то ли пытаться шутить на тему вкуса. Однако Семёнов не был уверен, что развитие любой из этих тем приведёт к чему-то хорошему.

Он пробовал слушать Виталика, хорошенько выпив с утра. Ему стало казаться, что он стал лучше понимать мастера, но в трезвом виде все вылетало у Семенова из головы. Пить каждый день он не мог, так как был за рулём.

Потом он решил перейти к практике, внимательно пересматривая все работы Виталика.

Работы Семёнову не нравились, но всё-таки кое-какие закономерности можно было вывести. Иногда было достаточно сделать что-то прямо противоположное тому, что делал обычно Семёнов. А в ряде случаев работал принцип «белого пуделя», т. е., когда вставлялось что-то настолько очевидное и дико нелепое, что бросалось в глаза любому.

Как бы то ни было, он стал тщательно копировать все приёмы Витали и вскоре их сюжеты и ролики стали очень похожи. Семёнов показывал их Виталику и тот, в общем, был весьма благосклонен, прося исправить лишь что-то по мелочи.

Вскоре Семёнову представилась возможность показать себя во всей красе.

На канале выходил новый сериал и нужно было сделать красивую и пафосную презентацию.

Семёнов решил подготовиться как следует. Он тщательно всё отсмотрел и собрал все советы, которые только возможны. Советы были разные, но в работу их взять было невозможно. Это были советы типа, «напейся», «сделай как обычно», «сделай круто» или «забей».

Поэтому сначала Семенов сделал всё по правилам – красиво, интригующе, бодро.

Начальству никогда не нравится первый вариант, будь он хоть бодрым, хоть красивым. В древних сказках первенцев обычно отдают на заклание какому-нибудь чудищу или просто приносят в жертву, как говорится, на счастье. Волшебный мир телевидения тоже работает по этому правилу, поэтому Семёнов сразу сделал второй вариант, а потом его же доделал, а затем переделал под стиль Виталика.

Он, конечно, знал, что для шефа этот вариант и будет первым, но он хотел свести к минимуму список претензий. Для ещё большей подстраховки, Семёнов пошёл на поклон к Виталику.

Виталик, как всегда, был в ударе. Он раскритиковал и первый, и второй, и переделанный варианты. Но его вкус всё это было недостаточно красивым, интригующим и бодрым.

Всё это следовало «докрутить», так как «все же хотят как лучше». Семёнов не хотел быть тем мрачным вредителем, который хочет как хуже, а потому стал «докручивать» и «улучшать».

По мысли Витали, «докручивание» состояло в том, что фрагменты презентации менялись местами и перемешивались.

После нескольких таких перемешиваний Семёнов вообще перестал понимать, что он делает и зачем. Конец, начало, кульминация – всё это теперь не имело никакого смысла, но Виталя был неутомим в советах.

Из уважения к такому творческому рвению, Семёнов беспрекословно делал всё, что ему советовали.

Известно, что если одно и то же слово повторять много раз, то, в конце концов, оно будет казаться абсолютно бессмысленным набором букв. То же самое и с рекламными роликами.

Через некоторое время Виталик скис и неожиданно заявил, что из такого сериала ничего нельзя больше вытянуть.

Весь его вид показывал, что его тонкий вкус не удовлетворён в полной мере, но так как выхода другого нет, придётся довольствоваться тем, что есть.

Выслушав получасовую лекцию о том, что не так в сериале и насколько бездарны те, кто его делали, Семёнов был вынужден сбежать от Витали.

Наступи момент истины – ролик был отослан руководству.

Иногда, когда спросонья ходишь ночью по квартире, в полной темноте можно наткнуться на какой-то предмет. Бывает очень больно и обидно. Обида на предмет долго не проходит, хотя бездушная вещь специально зла не желала, а наткнувшийся прекрасно знает, что стоит у него в комнате.

В тот момент, когда Семёнов получил ответ от Начальницы, он был примерно в том же положении, что и полуночный путешественник.

Т. е., в принципе, он ждал каких-то претензий. Он знал, что они будут. Он тщательно шарил впереди себя руками и старательно таращил глаза.

Однако всё это не помогло – удар, как всегда, пришёлся с совершенно неожиданной стороны.

Его ругали за сценарий, который написал лучший сценарист канала. Ему ставили в вину цветокоррекцию, которую сделала фирма производитель. Он был проклят за звук, свет на площадке, игру актёров и шутки в диалогах.

Тщетно Семенов пытался оправдаться, тем, что это не он делал сериал.

Результат был такой же, как если бы ночью он орал на стул, о который споткнулся. Если пнуть стул ещё раз – будет больнее, а старый синяк никуда не исчезнет.

Семёнову поступил приказ отдать всю работу на переделку Виталику.

***

Три дня Семёнов ходил как на работу как во сне. Потом его самолюбие, похороненное заживо, стало издавать какие-то стоны из своей могилы, и тогда Семёнов решил сделать ещё одну попытку разобраться в ситуации.

Он пошёл на поклон к Дяде Коле. Дядя Коля был самым старым сотрудником фирмы в самом прямом смысле. Возраст у него был уже пенсионный, а стаж работы на одном месте был таков, что он помнил какими словами обзывали нынешних топ-менеджеров, когда топ-менеджерами их ещё никто не считал.

Дядю Колю тоже часто ругали. Ему это не нравилось, так как здоровья выслушивать претензии уже не хватало. Он считал, что одного инфаркта, полученного на работе, вполне достаточно для начисления хорошей пенсии. Его опыт позволял ему предчувствовать те моменты, когда его могли ругать, и тогда он просто не приходил на работу под самыми разными предлогами.

На прямой вопрос о том, что не так с работой Семёнова, Дядя Коля ответил прямо:

– Ты делаешь плохую работу, потому что ты, Лёша – дурак.

– Почему же дурак? – автоматически спросил Семёнов. Однако внутри у него всё похолодело, так как подсознательно он ждал какого-то такого ответа.

– Ну не знаю, почему. Говорят дело в плохой экологии. Она, мол, производству дураков в России весьма способствует. Я в это не верю. По-моему, экологию придумали сочинские армяне для того, чтобы русских людей на пляж не пускать, – продолжал лекцию Дядя Коля. – Я думаю, что твоя мама кальция мало ела, когда тебя вынашивала. Вот оттого ты дураком и уродился.

– Коль, ну я же серьёзно к тебе за помощью пришёл! Скажи, правда что ли Виталя лучше меня умеет ролики и сюжеты делать?

Дядя Коля смотрел на Семёнова, как Сталин, наверное, смотрел на Лихтенштейн, найдя его на карте. Лёгкий прищур, ирония, но в то же время, недоумение и обида на явную несправедливость.

– Конечно! Любой его ролик лучше твоего. Даже если он просто слово из трёх букв в туалете на стене напишет, то у него лучше получится, чем у тебя или у меня. Кто без стука заходит в кабинет к барыне, даже если у неё посетитель? Кто при ней может заглянуть в её монитор, сесть в её кресло и положить ноги на её диван? Кого она подвозит домой? Кто у неё в телефоне забит как «Виталюша» и кто гуляет с её собакой? Ты такие вопросы себе не задавал?

– Я не знал… – Семёнов был растерян и уничтожен.

– Вот я и говорю – дурак ты, Лёха! – победно заключил Дядя Коля. – А теперь, если хочешь, можешь зайти в эфирную аппаратную и посмотреть ролик, который сделал Виталя. Я уверен, что это полное дерьмо, но официально это – хороший ролик и поэтому он стоит в эфире.

Сам не зная зачем, Семёнов на ватных ногах поплёлся в эфирную аппаратную.

Он уже ничего не хотел знать, видеть или слышать, но всё-таки он нашёл эфирный ролик.

Семёнов был в таком невменяемом состоянии, что ему пришлось трижды просмотреть ролик, прежде чем он понял, что он смотрит свою же работу, которую он сделал в самый первый раз. В ней не было многочисленных Виталиковых правок.

В каком виде Семёнов передал черновой вариант Виталику, в таком он и стоял в эфире.

Только теперь сверху гордо стоял титр – «Суперсобытие! Самый лучший сериал года!»

Больше Семёнов никому никаких профессиональных вопросов не задавал. Он знал всё, что нужно для работы.