Электронная библиотека » Павел Засодимский » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 03:02


Автор книги: Павел Засодимский


Жанр: Литература 19 века, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Весьма убедительно я уговаривал ее успокоиться, просил прощенья, обещал завтра же съездить в воспитательный дом, отыскать Сашу, – я вставал перед ней на колени, сидел на ковре у ее ног, называл ее самыми ласковыми именами. Что ж я мог еще сделать? Желал бы я знать, как же другой поступил бы на моем месте? Леночка, по-видимому, решительно не хотела разговаривать со мной, даже ни разу не взглянула на меня. Леночка в тот день не обедала и чаю не пила, все сидела пригорюнившись у окна и не обращала на меня ни малейшего внимания.

– Ну что ж ты молчишь? Скажи хоть словечко… Что уж это такое?! – приставал я к ней.

Ноль внимания! Леночка слушала меня и как будто не слыхала, смотрела и не видала меня. Я словно перестал существовать для нее… Я уже знал, что она рассердится на меня, но никак не воображал, что она так распрогневается… Меня утешало то, что она хоть перестала плакать и слезы ее высохли.

Уже поздно вечером я почти насильно заставил Лену раздеться и лечь в постель. Спала ли она в ту ночь, – не знаю; ни всхлипываний, ни стонов не было слышно. Поутру я подошел на цыпочках к ее двери и долго прислушивался. В комнате было тихо. Уходя на службу, я велел прислуге ни под каким видом не будить ее. Пускай спит! – думал я. Иные болезни, я слыхал, проходят сном…

В обычное время, в половине пятого, аккуратный и точный, как полуденный пушечный выстрел, взбежал я на свой третий этаж и по-хозяйски, властно дернул звонок. Степанида с каким-то дурацким, растерянным видом встретила меня.

– Ой, батюшка барин! С Еленой Александровной что-то неладно… – принимая мое пальто, промолвила она таким шепотом, каким говорится, когда в доме опасно больной или покойник.

– Что еще такое! – с неудовольствием проворчал я. «Неужели еще не кончились мои испытания?.. И за что, подумаешь, обрушились на меня все эти казни? Только за то, что я однажды на лестнице впотьмах поцеловал девицу (влюбленную в меня, прошу заметить!), за то, что я когда-то несколько вечеров погулял с нею в тихом сосновом лесу при волшебном сиянии луны?..

Леночка, не в пример другим женщинам, каких мне приходилось знавать на своем веку, отличалась большою скромностью, и, несмотря на сожительство со мной почти в течение года, она ни разу – честное слово! – не позволила мне присутствовать при своем туалете…

Теперь же, войдя в ее комнату, я застал Леночку не одетой… С распущенными волосами, прихваченными только на затылке большою шпилькой, в одной сорочке, без кофточки, босиком, бродила она по комнате и, низко наклоняясь, заглядывала под стулья, под столы.

– Лена! Что с тобой? – окликнул я ее, решительно ничего не понимая. – Пятый час… и ты еще не одета! А я пригласил сегодня обедать к нам Карла Густавовича… Он, вероятно, сейчас придет…

Услыхав мой голос, она остановилась, выпрямилась и совершенно спокойно смотрела на меня. Сорочка чуть не сползала у нее с плеч, но она как будто совсем не замечала своей наготы.

– Чего ты ищешь? Отчего не оденешься? – спросил я.

Она задумчиво на меня взглянула и, приложив палец к губам, прошептала:

– Тсс! Тише… Я ищу его! Не мешай… Я стану везде его искать…

Мурашки пробежали у меня по спине. Мне стало холодно, как будто я вдруг провалился в какой-то сырой, холодный склеп.

– Ах, теперь я знаю, где он!.. – пробормотала она и, схватив стул, потащила его через всю комнату к печке – с явным намерением карабкаться на круглую и гладкую железную печь.

Тут уже я вмешался… взял ее в охапку и уложил в постель.

Положим, Леночка была очень спокойна, припадков бешенства на нее не нападало, но все-таки оставлять у себя сумасшедшую было опасно и, во всяком случае, неудобно. Я отвез ее в лечебницу. Хлопот было не мало… Вся история крайне неприятно подействовала на меня. Еще бы! Человек – не камень… Скажут, я свел Леночку с ума. Вздор!.. Кто ж мог думать, что такая молоденькая женщина, сама еще почти ребенок, так сильно полюбит своего дитятю, да того привяжется к нему?..

Сначала я часто навещал ее, почти каждое воскресенье… Ах, этот тихий, безмолвный поезд финляндской железной дороги! Сколько воспоминаний каждый раз пробуждал он во мне: по этой дороге в прошлое лето я ездил на дачу к Неведовым… Затем я стал навещать Леночку раз в месяц, потом раз в три месяца, в полгода – раз… Что ж мне было с ней делать, когда она ничего не понимала и обратилась почти в бессловесное животное. Иногда, впрочем, Леночка узнавала меня, спрашивала, поливают ли без нее цветы? Куда девалось то одеяльце, что она вышивала для Саши? и тому подобное. Однажды вдруг она с чего-то спросила: приказал ли я поставить самовар? В другой раз сказала, что ветер любит деревья в их саду и потому он так налетает на них, шумит их ветвями, а иногда даже ломает деревья…

Лет пять Леночка прожила в лечебнице.

Я несколько раз также ездил в воспитательный дом узнавать о судьбе нашего сына. Сначала мне сказали одно, потом – другое и наконец, вероятно для того, чтобы отвязаться от меня, объявили, что Саша умер. Может быть, и в самом деле, – так. И благо ему!.. А может быть, он и теперь еще живет в работниках у какого-нибудь чухонца или у русского кулака? В таком случае хуже для него… Но я сделал что мог и чувствую себя более вправе, чем Пилат, «умыть руки»…

Однажды Лена больше обыкновенного разговорилась со мной и даже рассказала мне свой сон.

– Пришла ко мне женщина в такой белой, блестящей одежде… – рассказывала Леночка. – …Пришла и говорит мне: «Знаешь, где твой Саша? Хочешь, я проведу тебя к нему?» Я ужасно обрадовалась. И она повела меня куда-то, и я шла за ней, – и солнышко шло за нами, и птицы летели… А на земле, вокруг, все цветы, цветы… Вот и шли мы и пришли к какой-то двери. «Твой сын там, за этой дверью!» – сказала женщина. Я изо всей силы дергала, вертела ручку, трясла ее изо всей мочи, хватала ее зубами, стучала по ней кулаком, – ничего не могла сделать… Тогда женщина положила мне руку на плечо и сказала: «Надо подождать!..» И ушла от меня. Я осталась одна и заплакала… Тут с неба звезда покатилась и прямо – мне под ноги. В воздухе что-то блеснуло, точно пламя, – и я будто бы ослепла… вскрикнула и проснулась… И теперь еще у меня голова болит…

И Леночка с утомленным видом поднесла к виску свою бледную, исхудалую руку.

Леночка вообще была очень худа и бледна; стан ее согнулся, глаза казались мутными… Теперь она совсем, совсем не походила на ту барышню, которую я встретил у своих знакомых в святочный вечер лет шесть тому назад… Уход за ней, впрочем, был отличный.

Месяца через три или четыре, хорошо не упомню, доктор той лечебницы, человек очень милый и обязательный, известил меня о смерти Леночки. Я намеревался непременно быть на ее похоронах, мне хотелось посмотреть на нее – на мертвую, в гробу, но как на грех в этот самый день случилось заседание железнодорожного съезда, и мне пришлось, присутствовать там…

Ни разу я не видал Леночку во сне. А уж если бы увидал, непременно спросил бы ее, что она думает обо мне? Простила ли?.. То есть, собственно, в чем же?..

Все эти воспоминания – то смутные, то яркие – быстро промелькнули передо мной в тот святочный вечер, когда я – больной, один-одинехонек – сидел перед своим потухшим камельком.[8]8
  Камелек – «среднее между очагом и печью: огнище с открытым устьем (топкою) и прямым дымоволоком (трубою), без оборотов» (В. Даль); камин.


[Закрыть]
Да! Все прогорело и потухло… и от «дел давно минувших дней» остался только холодный пепел. И невольно мне подумалось: «А что, если бы Леночка теперь была жива и сын наш оставался с нами?..

Саше было бы теперь восемнадцать лет… Может статься, кроме него, были бы у нас еще дети… Леночка (ей было бы теперь 38 лет) подошла бы ко мне, обняла бы меня, поцеловала… И Саша – с ней рядом, высокий, такой же голубоглазый, как она, красивый, стройный…

Не велик человеческий череп, но какой в нем громадный мир, безграничный, бесконечный… И если на миг остановиться перед этим необъятным, загадочным миром и вглядеться в него, то он может внушить нам гордость Титана и восторг неописуемый, и в то же время он может повергнуть нас в отчаяние, в ужас и трепет. Лаборатория светлых помыслов, великих дум, поэтических образов, грациозных и прозрачных, как тончайшая паутина, могучая, страшная лаборатория самых чудовищных, злодейских замыслов, преступнейших посягательств на благо ближних, лаборатория безостановочно, лихорадочно, торопливо работающая и ежечасно, ежеминутно могущая моментально прекратить свою деятельность, погрузиться во мрак или совсем исчезнуть…

И удивительные несообразности, удивительнее всяких сказочных вымыслов, рождаются иногда в том тесном и таинственном пространстве, что заключается под нашей черепной чашкой. «Если бы то… если бы это…».

Я приподнялся в креслах.

Уголья в камине уже давно подернулись золой. Свечи на письменном моем столе догорали. Часы показывали четверть третьего. Вокруг меня было тихо, как в могиле… И вдруг мне пришла в голову поистине блажная мысль – дикая и нелепая – сходить теперь же на Фурштадтскую улицу и взглянуть на окна той квартиры, где девятнадцать лет тому назад я жил с Леночкой и где – почти месяц – погостил у меня Саша!.. Я подошел к окну и отворил форточку, чтобы узнать, какова погода… Меня обдало холодом.

Метель… Снег так и крутится в воздухе. Месяц, бледный, как мертвец, выглядывает из-за проносящихся по небу облаков… Я захлопнул форточку. Нет! Погода неблагоприятная для прогулки – особенно для человека с насморком и кашлем…

Когда я посмотрел в окно на месяц и быстро бежавшие облака, мне невольно подумалось: что-то теперь там, в том памятном сосновом лесу, где мы бродили по летним вечерам? Вопрос – по меньшей мере – странный… Там, конечно, теперь не цветут цветы и птички не поют… там сугробы снега, ветер печально воет, там холодно и пусто…

Все эти воспоминания и неуместные думы о том, что было и что могло бы быть, расстроили меня не на шутку. В моих комнатах, обставленных довольно комфортабельно, мне вдруг показалось так же холодно и пустынно, как в том сосновом лесу, занесенном снегом… Мне захотелось – к людям… Мне страстно захотелось, чтобы теперь кто-нибудь был со мной; мне хотелось слышать чей-нибудь приятный голос, веселый смех и шум, оживленный разговор… У меня ведь была жена, был сын, но я сам…

Я опять опустился в кресло, – крепко стиснул зубы и провел рукой по лицу… «Плачь, жалкий человек! Плачь!» – припомнилась мне в ту минуту одна чувствительная фраза из какого-то романа. Вот не терплю вечно ноющих и причитающих людей!.. Самозваные пророки Иеремии… «Жизнь для жизни мне дана!»[9]9
  «Жизнь для жизни мне дана!» – измененная строка из стихотворения А. С. Пушкина: «Дар напрасный, дар случайный, // Жизнь, зачем ты мне дана?» Ср. полемический ответ Пушкину митрополита московского и коломенского Филарета: «Не напрасно, не случайно // Жизнь от Бога мне дана…»


[Закрыть]
Вот это – так! Это я понимаю… Это значит: «Пиф-паф, тру-ля-ля!.. Смотрите тут, смотрите там…» Или как у Шекспира, – сколько помнится, в «Генрихе IV», – Сайленс говорит:

 
Будь что будет – все равно,
Были б девки да вино!
 

Я старался перевести свои мысли на другие рельсы и устремить их на «веселенькие сюжеты»…

Нет! Думы мои мчатся все по тому же направлению… Все как будто чего-то жаль, чего-то совестно… Но – если разобрать хорошенько – чего же мне совеститься? Не я первый и не я последний обманул женщину и подбросил своего ребенка в воспитательный дом!.. И чего ж мне жалеть? Положим, вокруг меня уж слишком тихо, пусто… А зато, с другой стороны, как спокойна жизнь холостяка… Разумеется!.. Но… Господи! Да что ж это? Отчего ж в этот святочный вечер вдруг напала на меня такая смертельная тоска?

Хоть уж поскорее прошли бы эти праздники…


1891


Печатается по изд.: Засодимский П. В. На большой дороге. Перед потухшим камельком. – М., 1960.– С. 40–77. (Вступ. ст. В. Путинцева.) Об этом рассказе Павла Владимировича Засодимского (1843–1912), известного писателя-народника, Л. Н. Толстой писал автору: «…прочел про себя и другой раз своим домашним, так он мне понравился. Это то самое искусство, которое имеет право на существование. Рассказ прекрасный, и значение его не только ясно, но хватает за сердце… Рассказ очень, очень хороший и по форме и по содержанию…» (Толстой Л. Н. Что такое искусство? – М., 1985.– С. 436).


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации