Текст книги "Увидеть море"

Увидеть море
гештальт-роман
Павел Сергеевич Зайцев

«…но когда-нибудь закончится игра,

Придет последний час, ты проиграешь в споре.

И, как в кино, тебе захочется тогда

Купить текилы и увидеть море…»

© Павел Сергеевич Зайцев, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

* * *

Нас семьдесят два. Мы все разные. Разный возраст, профессии, привычки и характеры. Объединяет одно – все трупы. Нет-нет, никакой мистики. Пока мы ещё живы, но уже знаем, что это ненадолго

Ещё полчаса назад мы были разношерстной и пёстрой толпой: румяные от водки нефтяники с громким смехом и пошлыми шутками, чопорнолицые консультанты с неизменными айпэдами, раздраженные молодые мамочки с капризными детьми.

Сейчас в салоне пассажирского лайнера, совершающего перелёт Нижневартовск-Москва, сидят семьдесят два похожих друг на друга манекена. Осторожно поворачиваюсь и смотрю на пассажиров сзади меня. Одна и та же картина. Бледные лица. Плотно сжатые губы. Кто-то закрыл глаза, кто-то уставился себе под ноги, шевеля губами в беззвучной молитве.

Я думаю о том, как это будет. Из прочитанного об авиакатастрофах знаю, что при ударе о землю все кости в теле от давления моментально крошатся в порошок. Запомнился комментарий спасателя о том, что тела, найденные на месте крушения, очень сложно переносить. Как бурдюк с водой без ручек

Услужливое воображение тут же рисует картину – два МЧС-ника рывками пытаются забросить мой бесформенный обгоревший труп в грузовик, и меня охватывает паника. Дикий животный ужас. Если не взять себя в руки, то я закричу. Этого нельзя допустить. Видимо, это понимает каждый, поэтому тишина в салоне гробовая. Это только в голливудских фильмах в падающем самолёте все кричат и носятся по салону. В реальности, как оказалось, всё происходит совсем не так.

Мне тоже надо отвлечься. «Это будет не больно. Я ничего не почувствую. Секунда – и всё будет кончено». После этой мысли я успокаиваюсь. Становится не страшно. Только пальцы выбивают нервную дробь, и в голове стучат какие-то африканские ритмы.

В голову приходит мысль написать прощальную смс-ку родным и близким. Сейчас как-то отчетливо понимаю, что кроме родителей и, может быть, брата моя смерть ни для кого не станет трагедией. Что же написать? «Прощайте, мама, папа и Дима! Через несколько минут меня размажет по земле. Я вас любил»? Как-то глупо и пошло. И страшно.

Нет. Ничего писать не хочется. Теперь ясен смысл фразы «люди живут вместе, а умирают по одному». Завтра все мои друзья и близкие проснутся и вновь увидят рассвет. А я нет. И это обстоятельство уже разделило нас невидимой стеной.

В тридцать лет все-таки умирать не так обидно, как в восемнадцать. Все в жизни уже испытано. Я любил и мечтал. Успел разочароваться и в том, и в другом. Видел свет. Был женат, но не нажил ни семьи, ни детей.

Я – бесполезный путешественник во времени и пространстве, и в каком-то смысле такой конец логичен.

Последнее время часто повторял, что ничего не жду уже от будущего. Говорят, что мысли и слова способны материализоваться. Что ж, судя по тому, что сейчас со мной происходит, так оно и есть.

Почему же всё так сложилось? Где и когда я свернул не туда?

Откидываюсь на спинку кресла, и сцены из моей жизни мелькают перед глазами, как кадры цветного кино. Детский сад, школа, университет, переезд в Америку…

Так много было всего. Грустного и смешного…

Но… давайте, наверное, по порядку.

Эпизод 1: Жизнь после смерти

Я очень удачливый человек.

Ни разу в жизни не выиграл в лотерею. Когда что-то зависит от везения, заранее ожидаю полного провала и никогда не ошибаюсь. И все же, по крайней мере один раз в жизни, мне чертовски повезло.

В далеком 1977ом году, жарким августовским днем в городе Нальчике я родился, и… сразу умер (нет, везением это не назовешь). Весь синий и слабодышащий, не кричал, как другие младенцы, а лишь спокойно и укоризненно взирал на окружающую обстановку. Не знаю, что я увидел, но мне, очевидно, не понравилось – я закрыл глаза, и остановился сердцем.

Однако у акушеров были на меня другие планы. «Не можешь – научим, не хочешь – заставим». Таков был их девиз.

Младенец был оперативно откачан. Сердце забилось, и я вернулся в мир, чтобы спустя много лет докучать вам этим романом. В общем, так вышло, что, о жизни после смерти, в отличие от большинства умерших, я могу рассказать немало и это – большая удача!

* * *

Рос я хилым и чахлым. Беспрестанно валялся в больнице, истыканный уколами и опутанный капельницами.

– Его надо закалять! – сказал отец. Семейный совет решил сделать из меня маленького спартанца, и мать повела нездорового потомка «на спорт».

После того, как спартанца последовательно отверг большой теннис, плавание и фехтование, мама смирилась с мыслью, о том, что ребёнку нужно что-то попроще и отдала меня на футбол.

Сначала я даже обрадовался – какой мальчишка не любит футбол! Но эта попытка получилась самой печальной.

Тренер Георгий оказался садистом и мерзким типом. Тогда такого слова не знали, но сейчас его бы назвали «метросексуалом». Весь изящный ухоженный, надушенный он напоминал героя-любовника из мексиканских мыльных опер. Голосок имел тонкий, неприятный и скрипучий.

Как только мама ушла, он принялся издеваться над моей фамилией.

– Зайцев?! Хаха! Нет! Хаха! Ты у нас будешь Заяц! Хаха! Слышали? Все зовите его Заяц! Хахаха! – после такого «весёлого старта» я сразу возненавидел его и футбол вообще.

Когда я продемонстрировал фирменный дриблинг, один раз потеряв мяч, а другой упав на нём, и честно промазал по пустым воротам три раза из пяти, восторгу остроумного Георгия не было предела. Он разнообразил унижения, добавив к «Зайцу» эпитеты «Косой» и «Кролик». Наиздевавшись вволю над моей кривоногостью, он удалил «Кролика» с поля.

С тех пор мои тренировки заключались в том, что пока все играли в футбол, я «отрабатывал удар». Полтора часа бил мячом об стенку. Это было скучно и немного унизительно. Я чувствовал себя изгоем и с завистью посматривал на остальных ребят, которые весело носились по полю.

Наверно тренировок через двадцать я бы уже достаточно «отработал удар», чтобы мне позволили хотя бы изредка выходить на замену, но тут отец решил посмотреть на мои успехи и загубил, возможно, в будущем блестящую футбольную карьеру. Появившись без предупреждения, он наблюдал из-за сетки, как я «отрабатываю удар» под крики тренера: «Косой, ты чо там расслабился? Уши мешают? Хахаха!». После тренировки он отвёл остроумного метросексуала за угол «на пару слов». Через пять минут они вернулись. Под глазом у тренера наливался большой негламурный синяк, а сам Георгий был бледен и задумчив. У папы не было в детстве родителей, которые могли бы его защитить. Он вырос в детдоме, и шуток тренера не оценил

– На борьбу пусть ходит с Димкой, – решил отец, и я отправился на секцию греко-римской борьбы, где уже занимался старший брат.

Дима был гордостью семьи и примером для непутевого меня. Любимец учителей, неоднократный победитель городской олимпиады по физике и математике, чемпион города по этой самой греко-римской борьбе.

Борьбу он ненавидел.

Русских в секции греко-римской борьбы было лишь двое – я и он. Остальные были кабардинцы или балкарцы. Разговаривать они предпочитали на своих языках, да и, вообще, держались недружелюбно. Но, тем не менее, здесь я задержался на пять лет. Все благодаря тренеру – человеку душевному и не без педагогической жилки.

Из нашей секции вышло два чемпиона мира и три чемпиона Европы. Я, правда, никаких спортивных лавров не снискал, но свой момент триумфа был и у меня.

Случилось это через год тренировок.

Борцы занимались в одном спортивном комплексе с футболистами, и изредка играли в футбол, когда поле было не занято. Однажды график тренировок пересекся, нашего тренера не было, и уступить поле футболистам старшие борцы отказались. Футболистам было предложено сыграть на вылет. Кто выиграет, тот и займёт поле. Метросексуал-тренер громогласно обрадовался и всячески стал потешаться над этим вызовом, выкрикивая что-то вроде «Да мои орлы вас порвут! Бугага! И Кролика привели! Мухаха!». Футболисты громко и заискивающе ржали над шутками своего тренера, что было недальновидно.

– Десятиминутный матч, – объявил Георгий. – По итогам победитель забирает поле на остаток тренировки.

Мы победили со счётом 31—4.

Когда за первые две минуты нам забили четыре гола, центральный нападающий противника ушиб колено. Потом другой футболист ушиб голову. Потом ушиб лицо тренер футболистов. (Он выбежал на поле и пытался эмоционально провести арбитраж игрового эпизода). Потом мы просто стояли у ворот соперника и забивали голы по очереди, а футболисты грустно смотрели.

Мне тогда очень понравилось играть в футбол.

Эпизод 2: Русский стиль

Спорт и медицина переплелись в моей жизни тесным образом.

Я изнурял худое тело всевозможными спортивными дисциплинами, а в свободное от тренировок время лежал, сраженный хворями. Череда банальных коклюшей, ветрянок, корей и свинок изредка сменялась более солидными недугами, вроде болезни Боткина и хореи.

В погоне за укреплением здоровья я перепробовал почти все виды спорта. От рядовых до самых нетривиальных. Был на двух занятиях по ушу, по разу на каратэ и дзюдо, но самым запоминающимся оказалось посещение тренировки по «русскому боевому стилю». Чтобы понять, какие кривые дорожки судьбы завели меня в вертеп, где проповедовалось это спортивное мракобесие, нужно совершить геополитический экскурс в ту, уже достаточно далёкую, эпоху.

До конца 80х я и себе и представить не мог, что являюсь оккупантом и завоевателем. И только в постперестроечную пору выяснилось, что, несмотря на то, что все национальности равны, некоторые все же немного ровнее.

Класс мой представлял собой эдакую миниатюрную этническую модель СССР. Осетин, еврей, грузин, латыш, эстонец, молдаванка, русский, украинец, армянин, кабардинцы, балкарцы, и даже одна девочка «коряк» (насколько я знаю, данная национальность собирательно называется «коряки», и это что-то вроде чукчей). Никто на эту разницу внимания не обращал, не объединялся и не разъединялся по национальному признаку.

Однако мутный поток бурных девяностых принес в нашу тихую республику среди прочих бед и расцвет национализма. Всё разнообразие народностей куда-то спешно и благоразумно схлынуло сначала из класса, потом из школы и, наконец, из города. Из некабардинцев и небалкарцев в нашем классе остался только один недоумевающий «куда все подевались» русский я и девочка-коряк.

«Врагу не сдается наш гордый коряк!» – могли бы мы петь с ней, если бы у неё было чувство юмора. Но чувства юмора у неё не было. Она была страшно глупая и страшно страшная, но добрая.

На одежде одноклассников зазеленели исламистские значки и другие прибамбасы с арабскими иероглифами. В руках многих появились чётки. Конечно, ни о какой особой правоверности речи не шло – водка всё также пилась после уроков и успешно закусывалась нехаляльным салом, но в головах многих малых народов вдруг стало просыпаться национальное самосознание. Оно принимало как уродливые, так и комичные формы.

В девятом классе, следуя веяниям моды, родители перевели меня в из обычной школы в «лицей», и там на первом уроке истории родного края, я узнал, что кабардинцы являются прямыми потомками римлян.

На втором уроке, Хазир Абуевич, маленький неряшливый преподаватель этого предмета, с какими-то странными седовато-рыжими волосами, смело пошёл ещё дальше, рассказав, что на самом деле древние римляне являются потомками ещё более древних пра-кабардинцев.

Этот парадокс этнологии показалось мне весьма забавным, но, судя по реакции титульной аудитории, комизм лекции оценил лишь я и пара захихикавших балкарцев, впрочем, не могу поручиться, что они хихикали именно над этим, так как в большинстве случаев своим поведением уделывали заморских «бивисов» и «батхедов» и были веселы практически по любому поводу и без оного. Особенно веселящее действие производила на них (да и на большинство остальных «лицеистов» из близлежащих аулов) моя фамилия. Не прошло ни одной утренней переклички (а такая у нас была), чтобы я не порадовал товарищей.

Обычно это выглядело так:

– Карданов?

– Я!

– Алкáшев!

– Я!

– Калов!

– Я!

– Зайцев! … и мое хмурое «Я!» тонет в общем рёве веселья.

– За-а-айцев! – повторяет кто-нибудь сквозь спазмы хохота, и слёзы катятся из его глаз, потому что хохотать уже просто невозможно, настолько это смешная фамилия.

– За-а-а-айцевввв! – ревут здоровенные бородачи из далёкого села Бабугент.

– Гы-хы! Зайцев! Гы-хы! – утробно похрюкивают из под развесистых клювов балкарские «бивисы и батхеды». И даже дежурный учитель, с трудом сдерживаясь, похмыкивает в густые усы. Ну, очень уж смешная фамилия… «Зайцев»!

Не каждый раз, но хотя бы раз в неделю, какой-нибудь особо остроумный «лицеист» добавляет «Кроликов!», и это добивает даже самых невозмутимых грызунов гранита науки. Хохот уже охватывает всех, включая усатого преподавателя.

Вот в таком, вот, пространственно-временном континууме у моего товарища Бориса родилась идея записаться в подпольный клуб рукопашного боя «Русский Стиль». С Борисом мы познакомились в юридическом классе лицея. Помимо своего старинного русского имени он обладал яркой внешностью. Был высок, широкоплеч, голубоглаз, светловолос и кучеряв. Учился Борис на отлично, демонстрировал энциклопедические, как мне тогда казалось, знания по всем предметам и держался исключительно солидно, но вместе с тем располагающе. (Через много лет эти качества привели его в ряды депутатов одной из региональных российских дум, чему я не был удивлён).

– Убойная штука, – шепотом он поведал он мне на перемене. – Основана на старинной системе славяно-горицкой ратной сечи вятичей.

Столь замысловатое определение вызвало у меня лёгкий когнитивный шок, но так как ничего плохого или хорошего по поводу знаменитого боевого искусства я сказать не мог, то ограничился лишь сдержанным кивком и многозначительным взглядом.

«Наслышан», – выражала глубокомысленно-понимающая мина моего лица. Я не хотел ударить перед ним в грязь лицом – Борис был для меня непререкаемым авторитетом в области всего культурного. Он вытащил меня из глубин музыкального невежества, где я вместе с большинством своих периферийных сверстников, как невинный Адам в раю, наслаждался нехитрой смесью из Сектора Газа, Цоя и Сергея Лемоха, и дал вкусить запретного плода Металлики, Аморфиса, Каркаса, Слейера и Моторхеда.

На первую тренировку мы отправились вместе со старшим братом Димой, который к тому времени уже года три как сменил интересы с борцовских матов на водку и женщин и с энтузиазмом откликнулся на предложение восстановить форму в компании загадочных андерграундных славянских сечевиков.

Зал для тренировок находился в городской промзоне, и добраться туда через непролазные канавы и стаи нетолерантных одичавших собак – уже само по себе было испытанием. Сквозь мрачные коридоры полузаброшенного завода мы попали в импровизированный спортзал, где ковались будущие берсерки.

Основной контингент занимавшихся составляла молодёжь довольно тщедушного и «ботанического» вида, но среди них мелькала пара довольно матёрых адептов русского стиля. Пока я гадал, кто же из этих двоих является тренером, про ратные подвиги которого уже был наслышан от Бориса, от толпы разминающихся отделился самого жалкого вида дядька и просеменил к нам. Своей неказистостью этот тренер, наверно, выделялся бы даже на военном смотре сисадминов. Уж слишком непредставительно он выглядел. Около метра семидесяти ростом. Узенькие плечики, тонкие ручки и аккуратное круглое брюшко под впалой грудью. Тоненькие кривые ножки были в облипку обтянуты видавшими видами трико-алкоголичками с пузырями на коленках. Всю эту шаткую конструкцию лет тридцати пяти венчала большая неровная голова с одутловатым лицом и причёской а-ля «Привет Градскому от Летова».

– Ну что, парни, будем знакомы! Я – Данила. Заниматься хотите? – бодро пискнул он, переместившись в наш угол. Готовность «парней» тренироваться таяла с каждой минутой, но делать было нечего, мы уже все равно пришли, к тому же в зале было зябко и, чтобы окончательно не замерзнуть, не помешало бы подвигаться. После разминки все расселись по кругу и прослушали лекцию о том, почему «славяно-горицкая борьба» круче самбо, карате и бокса. Основными аргументами было то, что она древняя и то, что она русская. Не ограничившись словесными доводами, тренер вдруг вперил пылкий взгляд в моё полное здорового скептицизма лицо – он явно хотел подраться.

– Ты! Иди сюда! – Данила потянул меня в центр круга и, притащив откуда-то ржавый кухонный нож, стал ко мне спиной и приказал приставить тесак к его горлу.

– А теперь, попробуй перерезать мне глотку, – сварливо прогундосил он, после чего запрокинул руки назад, с силой вцепился мне в волосы и начал довольно безуспешно тянуть мою голову вниз и вбок.

В спортзале повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь агрессивным сопением дергающего меня за локоны сенсея. Я был обескуражен таким нетривиальным подходом к обороне против ножа и, скривившись от боли, продолжал стоять, держа нож у горла Данилы. Унизительная эта ситуация бы длилась ещё Бог знает сколько, но я, наконец, сообразил, что пора бросить нож на пол, после чего довольный Данила отпустил мою причёску и, приосанившись, горделиво обвёл взглядом учеников.

К моему удивлению в отличие от меня и моего брата все остальные ученики взирали на основного сечевика с глубоким почтением и вниманием.

– На самом деле ты бы просто не смог меня порезать, – снисходительно пояснил он мне. – Моя кожа в экстремальной ситуации становится, как камень. Достигается специальными упражнениями.

Приободрившись после «победы» надо мной, тренер, видимо, решил развить успех, и позвал в круг моего брата.

– Свиля! Тактика травы и ветра, – загадочно произнёс он и вдруг затрясся всем телом.

Сначала я даже слегка запереживал за него, заподозрив эпилептический припадок, но через несколько секунд хаотичные движения стали более упорядоченными и плавными, и он, довольно непристойно вихляя бёдрами, на цыпочках направился к моему брату.

– Толкай меня, – приказал он. Дима легонько толкнул тренера в плечо, после чего тот изогнулся в виде вопросительного знака, (это, как я понял, должно было символизировать траву на ветру) и с размаху агрессивно шлёпнул ладошкой по каменному плечу брата.

– Возвращаю энергию, – завопил он угрожающе.

Дима нахмурился и, резко выпрямив левую руку, толкнул тренера в грудь. Не ожидавший такой стремительной атаки тренер, несолидно взмахнул руками и неуклюже шлёпнулся на пятую точку.

Среди юных сектантов пронёсся неодобрительный ропот.

– Молодец! – вскочил с пола Данила, потирая ушибленную попу. – Ты вернул энергию. Быстро схватываешь!

На лице его играла поощряющая улыбка, но маленькие красные глазки загорелись недобрым огнём.

– Держи нож, – зловеще произнес он.

Дима взял в правую руку нож и вытянул перед собой в непосредственной близости от брюшка сечевика. На этот раз учитель не был настроен шутить. Резко схватив брата двумя руками за запястье, дёрнул, пытаясь выкрутить руку с ножом. Однако ничего не произошло, железная длань бывшего борца осталась на том же месте. Дима явно решил поиздеваться над тренером.

Покрасневший от натуги Данила дёргался из стороны в сторону, гневно тряся щёчками, но, то ли мой брат, действительно очень быстро схватывал древнее сечевое искусство славяно-горцев, то ли просто разница в физической подготовке была велика, но кончилось всё тем, что тренер позорно отпустил руку с ножом и затравленно уставился на брата, пытаясь восстановить дыхание.

– Та… так… нельзя… слишком жёсткий… любой удар тебя… сру… срубит. Надо… ги… гибче,

Дима меланхолично пожал плечами и вернулся к остальным ученикам.

– Ну, ладно, ты пока новичок, – заявил, отдышавшись, тренер, уже более уважительно поглядывая на брата. – Сейчас смотри, как надо гибко работать.

После этого на арену был вызван один из двух здоровяков и, на мой взгляд, начало происходить уже какое-то совершеннейшее порно. Заставив здоровяка, которого звали Сергей, раскинуться на полу, учитель разместил на его могучей груди своё сисадминское тельце и сообщил залу, что теперь «Сергей должен попытаться выбраться из-под него».

Дрыщи-ученики вокруг оживились, им явно было не в диковинку наблюдать это действо.

Сергей начал неловко ворочаться под тренером, который довольно точно скопировав движения бурдюка с …эээ… допустим, водой, стал бултыхаться сверху, изредка, приподнимаясь и вновь агрессивно плюхаясь на самые неожиданные места Сергея. Изредка он поворачивал голову к аудитории и комментировал полную неспособность Сергея выбраться.

– Позём! Пассивное сопротивление! Пассивное сопротивление! – возбуждённо вскрикивал он. – Я не трачу энергии!

После полутора часов таких занятий мы твёрдо решили, что здесь нас видят в последний раз.

– Однажды ко мне пристало трое здоровых хулиганов, и знаете, как я их победил? – решил нас попотчевать напоследок сенсейской мудростью Данила. Нам стало интересно, как «это» может победить кого-нибудь, да ещё в количестве трёх штук.

– Я убежал, – последовал ответ.

– Несомненно, – сказали мы.

Уже темнело и долгий путь назад, через ночную промзону казался особенно непривлекательным.