Текст книги "Киватель (пер. Н.Трауберг)"

Пэлем Гринвел Вудхауз
КИВАТЕЛЬ

Когда в кинотеатре «Сладостные грезы» пошел новый фильм «Мой малыш», у нас начались бурные споры. Четыре зрителя явились в «Привал рыболова» после первого же сеанса, и разговор, естественно, обратился к малолетним звездам.

– Я так думаю, – сказал Ром, – это все карлики.

– Да, говорят, – поддержал его Виски-с-Содовой, – на каждой студии есть специальный человек, который ездит по циркам. Найдет хорошего карлика – хапц! – и в Голливуд.

Почти непроизвольно мы обернулись к мистеру Маллинеру, как-то чувствуя, что этот кладезь премудрости даст окончательный ответ. Ответил он не сразу, сперва отхлебнул горячего виски с лимоном.

– Проблема эта, – сказал» он в конце концов, – волнует умы с тех самых пор, как малолетние полипы вошли в моду. Одни полагают, что ребенок не может быть таким противным, другие – что приличный карлик так низко не опустится. Но кто сказал, что карлики приличны? Сложный вопрос…

– Возьмем хоть сегодняшнего… – сказал Ром. – Этого Джонни Бингли. Чтоб мне треснуть, если ему восемь лет!

– В данном случае, – признал мистер Маллинер, – интуиция вас не подвела. Джонни пошел пятый десяток. Я точно это знаю, так как он играл важную роль в судьбе одного из Маллинеров.

– Ваш родственник – тоже карлик?

– Нет. Он – киватель.

– Кто-кто?

Мистер Маллинер улыбнулся.

– Нелегко объяснить мирянину тонкости кинопроизводства. В общих чертах, киватель – вроде поддакивателя, но ниже рангом. Поддакиватель сидит на совещаниях и говорит «Да». Ему вторят второй поддакиватель и третий, иначе – младший. А уж после них вступают в дело киватели. Есть и неприкасаемые, так называемые «запасные киватели», но их я касаться не буду. Мой дальний родственник Уилмот был кивателем в самом чистом виде. Конечно, он хотел подняться выше, особенно – когда влюбился в Мейбл Поттер, секретаршу Шнелленхамера, возглавлявшего корпорацию «Перфекто-Зиззбаум».

Огромную разницу в их положении смягчала любовь к птицам. Уилмот вырос на ферме, Мейбл начинала творческий путь, изображая птичье пение.

Общность интересов обнаружилась в то утро, когда, проходя мимо съемочной площадки, Уилмот услышал взволнованный голос своей богини.

– Конечно, это не мое дело, – говорила она, – но я просто потрясена…

– Ладно, ладно, – успокаивал ее режиссер.

– …что вы м н е объясняете про кукушек! Я куковала по всей Америке. Не говоря о гастролях в Англии, Австралии и…

– Я знаю, – вставил режиссер.

– …Южной Америке. Подождите, съезжу домой, привезу вам рецензии из…

– Знаю, знаю, знаю.

Мейбл выскочила с площадки, и Уилмот обратился к ней с почтительным умилением:

– В чем дело, мисс Поттер? Не могу ли я чем-нибудь помочь?

Мейбл тряслась от рыданий.

– Нет, вы послушайте! – вскричала она. – Они меня попросили озвучить кукушку, а этот неуч говорит, я неправильно произношу!

– Какая подлость!

– По его мнению, кукушка выговаривает «Ку-ку». Нет, вы представляете? Да всякий знает, что это «У-ку»!

– Естественно! Одно «к», два «у».

– Как будто у нее что-то с н’бом.

– Или с горлом.

– Ъ-ку, ъ-ку. Вот так.

– Именно.

Прелестная Мейбл с интересом поглядела на него.

– Вы их хорошо знаете.

– Я вырос на ферме.

– Меня просто мутит от этих режиссеров!

– И меня, – поддержал ее Уилмот и решился: – Мисс Поттер, а не зайти ли нам в буфет?

Она охотно согласилась. Так началась их дружба. Каждый день, улучив минутку, они сидели в буфете или на ступеньках какого-нибудь дворца. Уилмот смотрел на нее, а она, нежно сияя, как всякий творец в минуты творчества, выводила песню иволги или более грубой птицы «африканский канюк». Иногда, напрягая горло, она куковала «Ъ-ку, ъ-ку».

Однако на вопрос, согласна ли она стать его женой, она ответила: «Нет».

– Ты мне нравишься, – продолжала она. – Может быть, я тебя люблю. Но я не выйду замуж за холуя.

– За кого?

– За холуя. За раба. За пеона. Ну, что это – кивать Шнелленхамеру! Поддакиватель, и то противно, а уж киватель… По привычке Уилмот кивнул.

– Я горда, – продолжала Мейбл. – Я не довольствуюсь малым. Тот, за кого я выйду, должен быть царем среди людей… ну, хотя бы директором картины. Чем выйти за кивателя, я лучше умру в канаве.

Тут бы заметить, что при голливудском климате в канаве особенно не умрешь, но Уилмот вместо этого взвыл, как дикий селезень, и начал с ней спорить. Ничего не вышло.

– Останемся друзьями, – подытожила беседу она и, бросив «Ъ-ку», скрылась.

Человеку в такой ситуации остается один выбор – или уехать на Запад и начать там новую жизнь, или топить горе в вине. Уилмот и так был на Западе, а потому все больше склонялся ко второму варианту.

Как все Маллинеры, родственник мой практически не пил. Если бы любовные дела были в порядке, он удовольствовался бы пломбиром или молоком с солодом, но сейчас требовалось что-то другое.

Он знал, что на Голливудском бульваре есть место, откуда, если ты постучишься дважды и засвистишь «О ты, моя страна», выглянет усатая физиономия. Она скажет: «Да», ты ответишь «Мир и дружба», после чего тебе откроют путь к погибели. Поскольку это ему и требовалось, Уилмот часа через полтора сидел за столиком и чувствовал себя намного лучше.

Трудно сказать, когда он заметил, что напротив сидит еще кто-то. Во всяком случае, подняв в очередной раз бокал, он встретил чистый взгляд истинного Фаунтлероя, а точнее – того самого Джонни Бингли, которого вы, господа, сегодня видели.

Удивился он не очень сильно. На этом этапе человек не удивится и слону в костюме для гольфа. Но заинтересовался и сказал: «Здрасьте».

– Здрассь, – отвечало дитя, подкладывая льда в бокал. – Не говорите Шнелленхамеру, у меня в контракте особый пункт.

– Кому не говорить?

– Шнелленхамеру.

– Как пишется?

– Не знаю.

– И я не знаю, – признался Уилмот. – Но сказать – не скажу.

– Что?

– Да вот это.

– Кому?

– Ну, ему.

– А чего не скажете?

– Забыл.

Они помолчали; каждый думал о своем.

– Вы не Джонни Бингли? – поинтересовался Уилмот.

– Кто?

– Вы.

– Что?

– Бог его знает.

– Так чего надо?

– Моя фамилия Маллинер. Да. Маллинер. И все.

Собеседник то сплывался, то расплывался. В конце концов, его дело. Хочешь – расплывайся. Главное – сердце, я так считаю.

Мысли эти побудили сказать:

– А вы хороший парень.

– И вы.

– Значит, оба?<

...

конец ознакомительного фрагмента